Ступени к вершине

«Легилименция — искусство чтения разума» — значилось на обложке тонкой книжицы, почти брошюры. Не самое ценное издание: выносить её из библиотеки не воспрещалось, но это и не удивляло. Способы, которыми легилименты считывают образы из сознания, разве что упоминались самыми общими словами. В основном же книжица давала даже не теоретический, а исторический обзор. Впрочем, в подробном прикладном руководстве Мелькор и не нуждался: кто, как не он, был непревзойдённым мастером осанвэ в Арде? Выражаясь терминами волшебников, он обладал врождёнными способностями легилимента — а талант в этом деле значил куда больше, чем опыт. Да и тысячелетиями опыта Мелькор не был обделён. Чтобы скоротать время перед уроком Защиты от Тёмных Искусств — и желательно во время него, — книжица как раз годилась. Обложку Мелькор обернул плотной бумагой, пряча название: легилименция в волшебном мире считалась крайне редким — даже исключительным — талантом, и обитателям Хогвартса незачем раньше времени знать, что Гарри Поттер к ней способен. Проникнуть в разум того, кто не ждёт нападения, гораздо проще — и гораздо меньше шансов наткнуться на барьер. — Всем добрый день! — с этим возгласом в класс вошёл Локхарт, сияющий до отвращения широкой белоснежной улыбкой. Вздохнув, Мелькор отвлёкся от чтения. Мало что могло соревноваться с занятиями Локхарта в бессмысленности. Поговаривали, что на первом занятии у одного из курсов Гриффиндора Локхарт выпустил каких-то мелких магических вредителей, но справиться с ними не смог и позорно сбежал из собственного класса, оставив студентов разбираться самостоятельно. Больше Локхарт к практическим занятиям не возвращался, и все курсы с первого по седьмой на Защите от Тёмных Искусств теперь разыгрывали сценки из его графоманских творений. Над неуклюжими попытками Локхарта скрыть свою некомпетентность потешалась вся школа, кроме разве что самых преданных его фанатов. Помимо прочего, Локхарт пылал каким-то нездоровым интересом к персоне Гарри Поттера: должно быть, жаждал приумножить свою и без того раздутую популярность за счёт славы Мальчика-Который-Выжил. Локхарт вечно пытался подстеречь Мелькора в коридорах, чуть ли не следуя за ним по пятам, так что ему приходилось пускать в ход все свои таланты, чтобы ускользать от нежелательных встреч и разговоров. На первом же — и пока последнем — занятии Локхарт попытался вовлечь Мелькора в свою идиотскую постановку, напоминающую плохой фарс, в качестве одного из главных героев. Причём с таким напором, что единственный способ, которым удалось его отвадить, — сослаться на неважное самочувствие и отпроситься в Больничное крыло. — Сегодня мы обсудим один из эпизодов, описанных в моём бестселлере «Год с Йети», — радостно объявил Локхарт. — Прошу вас достать свои экземпляры и открыть их на странице семьдесят девять. Представление, устроенное Локхартом на прошлом занятии, обещало повториться и на этом — впрочем, было бы странно ожидать иного. Студенты зашелестели страницами книг, тогда как Мелькор не стал даже притворяться, что копается в сумке: на так называемые «учебники» за авторством Локхарта он не считал нужным тратить ни место в вещах, ни силы. — Вот ты, Гарри. — Локхарт наградил очередной настолько лучезарной, что зубы сводило, улыбкой Мелькора, выбравшего парту в самом дальнем углу. — Выходи ко мне, поможешь провести наглядную демонстрацию. В намечающейся постановке Мелькору, очевидно, предназначалась одна из главных ролей — раз уж не самого Локхарта, то, видимо, йети. Наверное, Мелькор мог бы наступить на горло своей гордости, как поступал каждый день в этом набившем оскомину мире, позволяя себе только мелкие капризы. Но ещё одной причиной не подчиниться, помимо очевидного нежелания выглядеть посмешищем, были планы Мелькора на студентов — а участие в дурацких затеях Локхарта авторитету среди детей никак не способствовало. — Нет, — ровно ответил Мелькор и вместо того, чтобы встать с места, пододвинул к себе книжицу по легилименции. — Я, кажется, не расслышал, — озадаченно, с почти детской наивностью сказал Локхарт. Интересно знать, его непроходимая глупость была частью образа или обычным состоянием? — Я в этом участвовать не намерен, — отчётливо и громко объяснил Мелькор. — Я твой преподаватель, Гарри, — напомнил Локхарт; его улыбка несколько поблекла. — Доставай учебник и иди сюда. С одной стороны, обострять конфликт и дальше было бессмысленно: вытащить Мелькора к доске силой Локхарт всё равно не сможет. С другой — двенадцатилетние человеческие дети больше всего уважают отнюдь не тех, кто даёт отпор спокойно и уравновешенно, а наглых бунтарей. Мимоходом Мелькор отметил, что студенты притихли и смотрят на него, ожидая продолжения спектакля. — И учебника у меня, кстати, нет, — доверительно сообщил Мелькор и откинулся на спинку стула, с интересом ожидая реакции. — Тогда... — замялся Локхарт, картинно хмурясь, — мне придётся назначить тебе отработку. — Валяйте, — безразлично отозвался Мелькор, демонстративно изучая царапины на парте, словно они интересовали его больше Локхарта — что, кстати, не слишком грешило против истины. Видимо, осознав, что ничего не добьётся, Локхарт до конца занятия отвязался от Мелькора и только потом подозвал, чтобы назначить время и место отработки. После этого Мелькор было направился к выходу, не желая проводить в классе Локхарта ни единой лишней минуты, но в последний момент вспомнил о дочитанной за занятие книжице. Не то чтобы Мелькор ожидал узнать о Локхарте нечто удивительное: тот едва ли сумел бы скомпрометировать себя ещё больше, даже если бы захотел, — но попрактиковаться было любопытно. Сконцентрировавшись, Мелькор посмотрел в глаза Локхарта и на несколько мгновений встретился с ним взглядом. Реальность, как ни странно, превзошла ожидания Мелькора: то, что он откопал в сознании Локхарта, особого удивления не вызывало, но могло послужить превосходным рычагом давления. Да, похоже, нашёлся-таки способ избавиться от навязчивого внимания Локхарта. *** Северус не верил, что такое возможно, но факт оставался фактом: мальчишка Поттер находил способы выводить его из себя ещё сильнее, чем в прошлом году. В раздражающем поведении с Поттером мог конкурировать разве что Локхарт, получивший место преподавателя не иначе как по страшному недоразумению. Поттер расхаживал по школе так гордо и независимо, словно был единоличным её хозяином — совсем как двадцать лет назад его отец. Если мальчишка и унаследовал что-то от своих биологических родителей, это, без сомнения, были худшие качества Джеймса Поттера. И, будто бы мало устроенного Поттером в конце прошлого учебного года, Дамблдор вздумал рассказать мальчишке о том самом пророчестве, часть которого Северус когда-то подслушал и по глупости передал Тёмному лорду, тем самым погубив Лили. И это притом, что Северус сам до сих пор не знал полного содержания пророчества, довольствуясь отрывком. Впрочем, просить Дамблдора рассказать остальное Северус не осмеливался: злосчастное предсказание уже принесло ему достаточно бед. Только что-то подсказывало, что и Поттеру знание о собственной «избранности» на пользу не пойдёт. Да какая теперь разница? Дамблдор прислушиваться к аргументам не стал и настоял на том, чтобы поговорить с мальчишкой в первое воскресенье сентября — а Северусу ничего не оставалось, кроме как смириться. Локхарт тем временем не пожелал отдавать Поттеру звание главной сенсации Хогвартса и на второй же неделе учёбы явился к директору с идеей организовать дуэльный клуб. На словах — чтобы обучить студентов основам самозащиты, на деле — чтобы лишний раз перед ними покрасоваться. Дамблдор, видно, посчитал, что так хотя бы можно проследить за тем, чтобы самодеятельность Локхарта нанесла наименьший вред, и дал добро. И всё бы ничего, но Северусу в этой истории оказалась отведена роль ассистента Локхарта. Конечно, кто-то должен был присматривать за студентами, азартно осваивающими боевую магию — а полагаться в этом деле на Локхарта было бы смехотворно, — но почему, скажите на милость, именно Северус? В назначенный день посреди Большого зала воздвигли дуэльный помост. Попробовать свои силы в искусстве дуэлей пришла чуть ли не вся школа. Северус считал, что напрасно: как и в любой стоящей внимания дисциплине, половина студентов будут безнадёжными, ещё треть — в лучшем случае посредственными, и только в головы оставшихся есть мизерный шанс вбить хоть что-нибудь. Показательный поединок — Северуса против Локхарта — закончился в пользу первого, едва начавшись. Уровень навыков Локхарта в боевой магии только утвердил Северуса в мнении, что свои растиражированные подвиги этот волшебник-недоучка совершить самостоятельно никак не мог. Однако у Северуса имелись и более содержательные проблемы, чем секреты Локхарта, одна из которых — по имени Гарри Поттер — наверняка тоже почтила Дуэльный клуб своим присутствием. Кстати сказать, у Северуса только что появилась идея, как извлечь из времени, потраченного на шоу Локхарта, хоть какую-то — а может статься, и вполне ощутимую — пользу. Изначально планировалось, что после короткой демонстрации студенты разобьются на пары и попытаются обезоружить соперника — или дотянуться до него каким-нибудь простым и настолько же бесполезным в боевых условиях заклинанием. Но что, если провести ещё одну показательную дуэль и вызвать на неё Поттера? Это казалось Северусу отличным поводом вызнать что-нибудь об истинных умениях мальчишки. Северус слепцом не был и прекрасно видел, что Поттер общается со студентами куда чаще, чем прежде и, похоже, стал уделять куда больше внимания своей репутации. А значит, шансов, что он ради конспирации позволит опозорить себя на глазах у всей школы, немного. Конечно, было бы странно ждать, что Поттер станет бросаться всеми тёмными проклятиями, какие знает; намного вероятнее, что он — как и сам Северус — останется в рамках школьной программы. Но, чтобы оценить приблизительный уровень, этого могло хватить. Тем более что участники демонстрационных дуэлей обычно выступают по очереди, чтобы у зрителей была возможность рассмотреть подробности — так что Северус тоже сможет понаблюдать за Поттером, не отвлекаясь на защиту. Да и мальчишка вряд ли упустит шанс покрасоваться перед публикой — причём скорее всего придерживаясь этих негласных правил игры, которые, без сомнения, знал: как ни прискорбно признавать, Шляпа отправила Поттера на Слизерин вполне заслуженно. — Мистер Поттер, — громко обратился Северус, легко отыскав мальчишку в толпе, — мне нужен доброволец для ещё одной учебной дуэли. Не хотите поучаствовать? Было бы правильнее вызвать Поттера на помост в приказном порядке, но Северус надеялся, что такая формулировка вопроса скорее сподвигнет Поттера вовлечься в соревнование. Прошло всего несколько секунд — ровно столько, сколько потребовалось зрителям, чтобы осознать, что Северус вознамерился сам стать противником Поттера, — прежде чем по залу прокатились беспокойные шепотки. По всей видимости, идея дуэли, пусть и учебной, между профессором и студентом, едва начавшим второй год обучения, особой поддержки не нашла. Впрочем, Северус широкой популярности среди студентов никогда не имел — и не сказать, чтобы к ней стремился. Локхарт недоумённо посматривал на Северуса, но встревать не решался. А Поттер, заслышав своё имя, вскинул голову, прищурился — то ли подозрительно, то ли просто задумчиво — и кивнул. — Разумеется, профессор. — Мальчишка не кричал, но странным образом угадал громкость, достаточную, чтобы голос разносился по всем уголкам зала. Студентам почти не пришлось расступаться перед Поттером: даже находясь посреди толпы, тот исхитрялся сохранять какую-никакую дистанцию от окружающих. Должно быть, никому неохота стоять рядом с волшебником, который смотрит на каждого встречного сверху вниз, — и не думает этого скрывать. Пока Поттер шёл по залу и поднимался на помост, металлические набойки на его сапогах — какое всё-таки позёрство! — стучали по полу особенно громко. Студенты — в основном, как ни странно, слизеринцы — следили за мальчишкой, затаив дыхание. Подумать только: влип в неприятности, не проучившись в Хогвартсе и года, и стал местной знаменитостью. Поклон Поттера выглядел чем угодно, но только не проявлением уважения к сопернику. — Начинайте, профессор, — словно издеваясь, пригласил мальчишка и поднял палочку. Северус на подначку не поддался: его задача была поважнее словесной перепалки. — Готовьтесь, Поттер, — бросил он, становясь в атакующую позицию. Мальчишка особо напряжённым не выглядел, однако ловил внимательным, цепким взглядом каждое движение Северуса. Больше не растрачиваясь на лишние слова — на реальной дуэли он поскупился бы и на первое предупреждение, — Северус пошёл в нападение: — Экспеллиармус, — это заклинание Поттер должен был отбить без проблем, учитывая, что именно на нём только что погорел Локхарт, поэтому Северус не остановился и после короткой паузы выдал: — Инкарцеро. Силенсио. Комбинация отлично подходила для учебного выступления: ни одно из заклятий не несло опасности, но, попади оно в цель, противник был бы обезврежен. Северус хотел посмотреть, насколько Поттер силён в щитовых чарах — использовать их против заклинаний школьного уровня было бы очевидным решением, — но мальчишка поступил иначе. Широкими росчерками палочки и возгласами «Аднихило!» Поттер не отбил — уничтожил отправленные в него заклятия. Воздух над дуэльным помостом почти осязаемо завибрировал от растворившейся в нём магии. Заклинание это Северус, естественно, знал — как знал, почему большинство волшебников не тратит время, чтобы его освоить. Аднихило буквально аннигилировало любую магию, кроме отдельных проклятий, на своём пути, но могло уничтожить только заклятия, строго меньшие его по вложенной силе. На практике это ограничение не позволяло использовать его ни для снятия магических барьеров — они, как правило, содержали на порядки больше магической энергии, чем волшебник в состоянии сконцентрировать одномоментно, — ни тем более как боевое заклинание. Слишком сложно было всё рассчитать: вложить достаточно силы, чтобы защититься, и не переусердствовать, потратив слишком много времени и открываясь для следующей атаки — или уперевшись в предел своих магических сил. Последнее, к слову, при использовании обычных заклятий было невозможно. И всё-таки Поттер непостижимым образом — Северус, признаться, не сразу поверил своим глазам — избавился от всех заклинаний. Пусть они были не настолько сильны, чтобы студент не мог им противостоять, для точного использования Аднихило несколько раз подряд нужны были как тщательный контроль над своими действиями, так и экстраординарная способность тонко ощущать магию и ей оперировать. Волшебники в большинстве своём предпочитали не опираться на настолько зыбкие и ненадёжные материи и выигрывали заучиванием как можно большего числа заклинаний, требующих тонкой работы разве что в жестах и произношении. Впрочем, одно успешно выполненное заклинание, пусть и весьма впечатляющее, ни о чём не говорило. Северус кивнул Поттеру, показывая готовность защищаться. — Диффиндо, — ударил мальчишка; совсем простое заклинание, но использовать его на людях рисковали немногие — если, конечно, не нацеливались на убийство. — Ступефай, — Поттер тоже не стал ограничиваться одним заклятием. — Конфринго. Северус защитился банальным Протего: в отличие от мальчишки, он не искал экзотических решений простых задач. Но вот выбор Поттера удивлял: все использованные им заклинания, кроме оглушающих чар, были не просто опасны для здоровья, а потенциально смертельны. Вокруг Поттера снова, хоть и не так ощутимо, как в прошлый раз, чувствовался след магии. Насколько же интенсивно мальчишка мог с ней взаимодействовать, если такое происходило всякий раз, когда он более-менее значительно вкладывался в заклинание? И среди студентов наверняка отыщутся те, кто мало того что тоже это заметит — расскажет остальным, что это говорит о возможностях Поттера как волшебника, пусть скорее будущих, чем нынешних. Смерив Поттера долгим задумчивым взглядом, Северус опустил палочку: на сегодня он выяснил всё, что мог, так что продолжать поединок было бессмысленно. — Это уже больше похоже на настоящую дуэль, — объявил Северус на весь зал, не упуская возможность позлорадствовать над Локхартом, выступление которого на фоне малолетнего Поттера, мягко говоря, блекло. — Теперь разбейтесь на пары и попытайтесь изобразить что-нибудь отдалённо похожее. А вы, Поттер, — добавил он после секундного колебания, — пока можете отдохнуть. Давать Поттеру шанс добавить себе очков в глазах публики было совершенно необязательно. *** Вернувшись в кабинет, Гилдерой Локхарт первым делом посмотрелся в зеркало. Придирчиво изучив своё отражение, он пригладил выбившийся из причёски локон и расправил складки на парадной мантии. Оставалось около пятнадцати минут до назначенной Гарри Поттеру отработки. Несмотря на популярность Мальчика-Который-Выжил, Гилдерой не воспринимал его как конкурента: чтобы надолго остаться в центре внимания, недостаточно ввязаться в загадочную историю. Разводить секретность имеет смысл, если нужно только привлечь публику, но такой интерес недолговечен: ничем не подкреплённые слухи иссякают слишком быстро. Правда, недавняя дуэль Гарри со школьным зельеваром показала, что мальчик не так прост, как кажется на первый взгляд. Он был из тех, кто не колеблется, прежде чем нанести удар — что делало его опасным волшебником. Такое Гилдерой замечал: как бы он проворачивал свои не очень-то законные дела в одиночку, если бы не понимал, с кем лучше не связываться? Гилдерой в какой-то момент даже засомневался, стоило ли назначать эту отработку — стоило ли пересекаться с Гарри чаще необходимого, — но успокоил себя тем, что второкурсник, каким бы талантливым он ни был, всё равно не чета взрослому волшебнику. Откуда-то из середины кабинета донеслось покашливание. Обернувшись на источник шума, Гилдерой увидел Гарри, как ни в чём ни бывало сидящего на его рабочем столе. — Гарри? Как ты?.. — Гилдерой непроизвольно приподнял брови, недоумевая: Гарри не мог пройти в кабинет незамеченным, а аппарация в Хогвартсе невозможна. — Пусть это останется моей тайной, — пожал плечами Гарри. — В конце концов, каждый из нас имеет секреты, которые хранит особенно трепетно. От последнего предложения у Гилдероя неприятно засосало под ложечкой. Могло ли Гарри быть известно о его небольших аферах? Нет. Конечно, нет. Да и откуда бы? — Ладно. — Гилдерой натянуто улыбнулся. — Тогда давай приступим к отработке. — Коллопортус, — произнёс Гарри, и замок в единственной двери в кабинете, щёлкнув, закрылся. — Ах, профессор, — наигранно вздохнул Гарри, — вынужден вам сообщить, что отработка отменяется. — О чём ты? — Гилдерой лихорадочно соображал, чем Гарри мог попытаться ему угрожать. — Я знаю, что вы скрываете. Мне известно, как вы присвоили себе чужие геройства, а потом получили за них славу и награды. Стирать память Мальчику-Который-Выжил, которого, несомненно, оберегал Дамблдор, было не лучшей идеей, но иного пути Гилдерой не видел, тем более что чарами Забвения он владел в совершенстве. Только вот Гарри красноречиво направлял палочку на Гилдероя, а с его губ готово было сорваться какое-нибудь гадкое заклинание — в том, что Гарри способен поступить так с преподавателем, Гилдерой, к сожалению, не сомневался. — Даже не пытайтесь, — ледяным — спокойным, но странно зловещим — тоном отчеканил Гарри. — Стоит вам только задуматься о том, чтобы поднять палочку, как я об этом узнаю — и отреагирую менее сдержанно, чем вам хотелось бы. Знаете, как много способов причинить волшебнику боль, не оставив серьёзных следов? Или предпочитаете справедливость: чтобы я поступил с вами так же, как вы намеревались со мной? Только забыть, боюсь, придётся не только наш милый разговор. Будет жаль, если вы разучитесь держать ложку или, допустим, позабудете своё имя — вместе со своими свершениями, да и всей своей личностью. — Ты так не поступишь... — машинально возразил Гилдерой, поражённый невозмутимостью Гарри: как можно было говорить о подобном так, словно это в порядке вещей? — И что же меня остановит? — поинтересовался Гарри, не опуская палочку. — Никто не сможет рассказать о произошедшем и обвинить меня. Вы ведь сами знаете, как это устроено. А подозрения... Меня в этой школе подозревали и в худшем, но я по-прежнему здесь. Гилдерой нервно сглотнул. Неужели его так легко загнали в угол? И кто? Двенадцатилетний школьник, год назад впервые взявший в руки палочку. Да откуда Гарри вообще узнал секрет, который Гилдерой скрывал долгие годы — и ни разу не оставлял свидетелей? Возможно ли, что Гарри владел легилименцией? Иного объяснения Гилдерой не находил. А ведь он хотя и не был мастером окклюменции, но определёнными навыками обладал: в конце концов, как и чары Забвения, это была магия разума. И если Гарри не просто прочитал разум Гилдероя, но и остался незамеченным, то что вообще можно было ему противопоставить? — Чего ты хочешь? — наконец выдохнул Гилдерой. — Пара пустяков, — беззаботно отозвался Гарри, но бдительности не терял. — Для начала отменить ваши идиотские отработки, естественно. У меня есть дела поинтереснее, чем тратить свои вечера на вас. И участвовать в ваших нелепых представлениях я тоже не буду. Попытаетесь хоть что-то от меня потребовать, и возвращаться к этому разговору мы не станем. Ваши тайны просто станут достоянием общественности в тот же день. — Что ещё? — хрипло спросил Гилдерой: не мог же Гарри затеять всё это, только чтобы отделаться от докучливых заданий. — Пока ничего. Но это в любой момент может измениться. — Откуда мне знать, что ты не нарушишь условия сделки — не расскажешь всё, даже если я свою часть выполню? — Ниоткуда, — развёл руками Гарри, откровенно веселясь. — Откажетесь — и сегодня же потеряете свою репутацию и хорошо если не свободу. Согласитесь — получите шанс спасти всё, что имеете и цените настолько, что готовы были неоднократно преступить закон. Гилдерой молчал непозволительно долго. Он знал, что согласится — хотя бы чтобы выиграть время и спокойно подумать над тем, как выпутаться. Но всё это безумие застало его врасплох настолько, что голова отказывалась думать даже об этом. — Кстати, — снова подал голос Гарри, — если вам покажется хорошей идея подкрасться ко мне в пустом коридоре и наложить-таки чары Забвения, подумайте как следует, прежде чем воплощать её в жизнь. Вы ведь догадались, как я узнал ваш секрет, не так ли? Останетесь в школе — я узнаю его снова. Впрочем, до визита к вам я записал всё там, куда дотянуться вы не сможете, так что и побег спасёт вас разве что от Азкабана. Гилдерой почувствовал себя загнанным в тупик. И что же это получалось, угрозы, которыми Гарри щедро разбрасывался в начале разговора, предназначались только для того, чтобы Гилдерой не воспользовался чарами Забвения немедля? Как странно: для этого хватило бы и нацеленной на него палочки. Значит, Гарри блефовал... или просто получал от происходящего удовольствие, наслаждался страхом и беспомощностью Гилдероя? Святошей Гилдерой не был отродясь, но даже для него такая логика выглядела порочной, иного слова не подобрать. — А если вздумаете использовать против меня мою же угрозу — попытаетесь любимыми чарами заставить меня забыть самого себя, — как ни в чём не бывало продолжил Гарри, — обнаружите, что с большей частью моих воспоминаний сделать ничего не можете. И ничто не помешает мне отомстить вам, чего вы, поверьте, не захотите. Или рискнёте проверить? Смотря в глаза Гарри — хотя этого, как запоздало подумал Гилдерой, делать не стоило; ну да что теперь поделать, — не верить было трудно. В них светились и твёрдая убеждённость, и удовольствие от терзаний Гилдероя, и что-то ещё, имени чему Гилдерой знать не хотел. — Твоя взяла, — беспомощно признал он. — Отлично, — другого Гарри, очевидно, и не ожидал. — Так и знал, что могу рассчитывать на ваше благоразумие. *** В очередной раз Северус приходил к Дамблдору с вопросом о Гарри Поттере, надеясь, что хотя бы теперь его воззвания к здравому смыслу будут услышаны. Он расхаживал туда-сюда, наворачивая круги по директорскому кабинету: слишком кипела в нём беспокойная злость. — Поттер опасен, — заявил он, останавливаясь, — и мы обязаны что-то предпринять. — Почему ты так полагаешь? — устало спросил Дамблдор. — Вы ведь слышали, что я во время дуэльного клуба вызвал мальчишку на дуэль? — резко спросил Северус и, не дождавшись ответа, продолжил: — Сейчас он владеет боевой магией как минимум на уровне пятого курса. Готов поспорить, практическую часть СОВ он мог бы сдать хоть сегодня — и это только начало его второго года обучения. Вы хоть представляете, чего он способен достигнуть к совершеннолетию? И насколько опасным он способен стать, — хотелось добавить Северусу. Юным гением он Поттера, конечно, не считал: по рассказам преподавателей, мальчишка уделял мало времени теоретическим заданиям, да и к дисциплинам, напрямую не связанным с магией, таким как травология или астрономия, интереса не выказывал, так что его успех сверхъестественным не был. Пусть мальчишка был вовсе не ребёнком и мог в какой-то форме учить магию и прежде — хотя Северус до сих пор окончательно не примирился с этой теорией, слишком похожей на маггловскую фантастику, — для того, что происходило на дуэльном помосте, требовались не только знания, но и недюжинный талант. — Значит, ты считаешь, что способности Гарри к волшебству — это преступление? — мягко уточнил Дамблдор. — Осмелюсь напомнить, что не только будущий Тёмный лорд показывал выдающиеся результаты в возрасте Гарри. Среди успешных студентов Хогвартса были и я, и ты сам. — Не считаю. Но речь не об обычном второкурснике, вообще не о ребёнке. О волшебнике, которому предсказана сила, чтобы победить Тёмного лорда, и намерения которого у нас нет ни единой причины считать благородными. — Но и обратное доказать ты не можешь, — заметил Дамблдор. — Есть кое-что ещё, — поразмыслив, добавил Северус. — Считайте это моими обычными предубеждениями, но во время дуэли я увидел в Поттере готовность убивать, причём далеко не только ради защиты собственной жизни. И, чтобы это заметить, не нужна была никакая легилименция. Это не доказательство, тут вы правы, — желчно усмехнулся Северус, — но неужели вас не беспокоит, что среди студентов бродит потенциальный убийца? — Не думай, что я не вижу тревожных знаков, — веско сказал Дамблдор, — однако судить кого бы то ни было за ещё не совершённое преступление я не собираюсь. Я говорил это не раз и повторю столько, сколько понадобится. — Рано или поздно вам придётся признать, что мальчишка опасен. — А вот этого, Северус, — Дамблдор словно вмиг постарел на десять лет, — я и не отрицал.