Ступени к вершине

Драко исподтишка следил за Поттером — и ничего не мог с собой поделать. Случившееся на первом занятии Дуэльного клуба впечатлило многих слизеринцев, и Драко медленно, но неумолимо терял позицию лидера на собственном факультете. За считанные недели Поттер успел ещё и найти управу на самого дурацкого преподавателя Хогвартса: Локхарт, совсем недавно ходивший за Поттером по пятам, с некоторых пор оставил его в покое и чуть ли не шарахался от него, стоило им нечаянно столкнуться в коридоре. Если раньше Поттер считался на Слизерине прежде всего другом Драко, то теперь он вышел из тени — причём не приложив для этого заметных усилий. Всё чаще слизеринцы, чьи планы на будущее включали высокое положение в мире волшебников, между деньгами и влиянием Малфоев и магической силой Поттера выбирали второе. О Поттере шептались на переменах и по вечерам в факультетской гостиной, тайком пророча ему звание нового Тёмного лорда. Драко и сам видел, что Поттер неминуемо станет великим волшебником, но примыкать к нему не спешил. А ведь отец Драко — и нашёл же он что-то в Поттере летом! — посоветовал бы именно это. Если не можешь кого-то превзойти, стань его ближайшим союзником, его правой рукой — окажись как можно ближе к вершине иерархии. Но с какой стати Драко, чистокровному волшебнику и наследнику Малфоев, признавать над собой главенство жалкого полукровки? Впрочем, спрашивать отца, был ли чистокровным сам Тёмный лорд, Драко никогда не приходило в голову: слишком очевидным казался ответ. Вот только, понаблюдав за Поттером, Драко засомневался, что лишь чистота крови определяет способности мага. Возможно, чтобы стать могущественным волшебником, достаточно быть наследником старого магического рода, каковым являлся и Поттер. Да и, если Пожиратели смерти выбрали следовать за полукровкой, уступить Поттеру было бы не так обидно. И всё-таки... за Тёмным лордом шли ради идей, которые он отстаивал, тогда как Поттер, если расспросить его о взглядах, что-то, конечно, ответит, но обязательно недоговаривая. Драко не знал, куда Поттер способен завести последователей, а смутное подозрение подсказывало, что вовсе не к спокойной и безбедной жизни. Поэтому впервые в жизни Драко не написал отцу о важном событии в школе — о той самой дуэли Поттера. Он понимал, что отец непременно всё выяснит и без его помощи — не зря же Люциус Малфой входил в Совет попечителей — и настоятельно попросит наладить наконец отношения с Поттером. Но Драко был уверен, что от Поттера ждать беды, и потому влезать в это по собственной инициативе не хотел. Тем не менее просто оставить Поттера в покое Драко не мог, так что тихо подсматривал за ним, пытаясь то ли подтвердить неясные опасения, то ли нащупать слабое место соперника. Вот и тем субботним утром он задержался в спальне, заметив, что Поттер ещё спит. — Доброго утра, — неожиданно поздоровался тот; специально, что ли, поймал момент, когда Драко отвернулся? Отдёрнув полог, Поттер выглянул в спальню; ни в его тоне, ни во взгляде не было насмешки — только обычное высокомерие. Драко краем глаза заметил, что на руках Поттера нет перчаток. Вроде бы ничего странного: не носить же ему их по ночам — но после загадочной истории с Квирреллом Поттер тщательно прятал свои ладони от чужих взглядов. Так что теперь Драко жадно всматривался в его руки, не думая о правилах хорошего тона. — Почему стоишь? Подходи ближе, — пригласил Поттер, свесив ноги с кровати. Драко нахмурился: тут явно был какой-то подвох, но спрашивать у Поттера, какой именно — и выставлять себя идиотом — не хотелось. Драко вернулся к своей кровати и уселся на неё, осторожно посматривая на Поттера. Тот довольно хмыкнул и достал из-под подушки моток чего-то белого — кажется, бинтов. — Ты в последнее время особенно пристально за мной наблюдаешь, — как будто невзначай заметил Поттер. — Видно, что-то хочешь узнать. — А если и так, то что? — с вызовом спросил Драко, поборов глупое смущение. — Да ничего, — слишком уж спокойно и дружелюбно ответил Поттер. — Хочешь — смотри. Разложив бинты на постели, он наконец повернул руки так, чтобы Драко мог видеть ладони. Они, оказалось, были все в воспалённых — покрасневших, со слезающей кожей — следах, похожих на ожоги. Один из домовых эльфов Малфоев, наказывая себя, часто обжигался, так что Драко знал, как такое выглядит. Значит, и правда незаживающие — нанесённые тёмной магией — раны? От увиденного Драко почувствовал себя очень неуютно. А Поттер как ни в чём не бывало быстрыми и ловкими движениями бинтовал кисть руки, ухитряясь не накладывать повязку на суставы и сохранять подвижность пальцев. Молча следя за этими манипуляциями, Драко вдруг понял, что этими же обожжёнными руками Поттер мало того что выполнял обычные дела — выдавал чудеса магии на дуэльном помосте. Вспомнив, как однажды схватился за горячий котёл на зельеварении, Драко невольно поморщился. — Да как же это... — шёпотом выдохнул он. — Как есть, — отозвался Поттер, поднимая глаза, и загадочно добавил: — Могло быть хуже. А это... в каком-то смысле напоминание, что ничего не кончено. Драко не нашёл слов, чтобы ответить. Тем временем Поттер, закончив с ладонями, отложил бинты и надел привычные перчатки. — Узнал, что хотел? — холодно улыбнувшись одними губами, уточнил он. — Или жаждешь подробностей? А я предупреждал: задавая вопрос, будь готов услышать ответ. *** Кевин не был ни глупым студентом, ни бездарным волшебником, ему просто... ну, не повезло. Не повезло родиться в небогатой семье, не повезло не отыскать в школе друзей, достаточно близких, чтобы защищать его от всяческих нападок. А его мать — и тем более отец-маггл — связей в Министерстве магии не имели. Вот и получилось, что среди всего четвёртого курса Кевин оказался самой подходящей мишенью для издевательств. Его не избивали до полуобморочного состояния, ничего такого. Просто, случалось, вырывали вещи прямо из его рук — и ищи их потом по всему замку и прилегающей территории — или накладывали на него какой-нибудь относительно безвредный, но неприятный сглаз, оставляя Кевина добираться до хаффлпаффской гостиной или Больничного крыла — в зависимости от состояния — самостоятельно. Вот и сегодняшний день не задался: ещё поворачивая в безлюдный коридор, Кевин заметил, что два слизеринца следуют за ним по пятам. Сворачивать с маршрута было некуда, так что Кевин обречённо вздохнул, остановился у стены и бросил сумку на пол, чтобы уменьшить шансы, что хулиганов заинтересует её содержимое: переписывать эссе по зельеварению, на которое ушёл весь прошлый вечер, очень не хотелось. — Эй, Кевин, — окликнул его слизеринец повыше — Жан, сокурсник Кевина и известный заводила среди хулиганов. — Что скучаешь? — Хочешь, поможем развеять скуку? — присоединился второй; его имени и лица Кевин не знал: в сомнительных забавах он, видимо, участвовал редко, да и учился определённо не на четвёртом курсе. Но, стоило Жану вынуть из кармана палочку, откуда-то из-за угла донёсся размеренный стук каблуков. Слизеринцы чуть отступили и синхронно обернулись: проблем с преподавателями или слишком благородными гриффиндорскими старостами они явно не искали. Однако новым участником стычки оказался отнюдь не профессор и даже не старшекурсник, а небезызвестный Мальчик-Который-Выжил. — А давайте сыграем в другую игру, — предложил он, не сбавляя ход и поигрывая палочкой. — Двое на двое будет честнее, не находите? Гарри Поттер выглядел здесь... чужим. Как высокие сапоги с подбитой металлом подошвой не вязались с его ростом, но не выглядели на нём смешными. Как холодно-презрительное выражение не соответствовало его лицу ребёнка, но странно ему подходило. Так и весь Поттер смотрелся одним сплошным диссонансом с обстановкой Хогвартса, в то же время будучи волшебником до мозга костей. И точно так же неожиданно открывшиеся в Дуэльном клубе дарования Поттера мало кого оставили равнодушным. Поттер и прежде оказывался в центре внимания, но теперь о нём говорили буквально все. Даже старшекурсники поговаривали, что его стоит не опасаться, конечно, однако принимать в расчёт — и не задевать без веской причины. Кстати, начнись сейчас потасовка, Кевин готов был поставить на Поттера. Слизеринцы, привыкшие нападать на беззащитных и не имеющие ни умений, ни реакции Поттера — шутка ли, выстоять против Снейпа пусть на учебной, но всё же дуэли, — вполне могли проиграть ему в прямой схватке. А Кевин, начнись такая драка, добавил бы и от себя. К хулиганам у него накопился немалый счёт. Слизеринцы, впрочем, были того же мнения: молча переглянувшись, они, не сговариваясь, развернулись и пошагали прочь. — А с тобой, Кевин, закончим как-нибудь в другой раз, — неохотно бросил Жан напоследок. Поттер неспешно приблизился, изучающе осмотрел Кевина и протянул ему руку. — Гарри Поттер, — насмешливо — конечно, кто не знал его имени? — представился Поттер. — Кевин Торнтон. — Кевин ответил на рукопожатие; ладонь Поттера, затянутая в перчатку и предположительно раненная, тем не менее обладала твёрдой хваткой. — И... спасибо. — Да пока не за что, — таинственно отозвался Поттер. — И часто с тобой сокурсники таким образом... развлекаются? — Случается иногда, — без энтузиазма признал Кевин. — А ты никогда не думал, как себя обезопасить? Скажем, найти себе союзников. — Думал, конечно, — огрызнулся Кевин: да что обласканный вниманием Мальчик-Который-Выжил мог понимать в его проблемах? Впрочем, помнится, в прошлом году Поттер и правда влип в историю с хулиганами. Но тогда дальше первого нападения дело не зашло, поскольку он заделался приятелем Драко Малфоя, друзей которого обижать обычно не рисковали: противопоставить связям Малфоя-старшего большинству было нечего. Так что же, Поттер считал, что дружба с ним защитит Кевина от нападок? Нет, переходить дорогу самому Поттеру студенты действительно поостерегутся, но настолько далеко его авторитет не распространялся. У Поттера не было ничего, кроме личной силы, — никакого влияния в мире волшебников. Даже если однажды оно наверняка появится, щепетильничать с гипотетическими будущими интересами Поттера станут далеко не все. — Не думаю, что это сработает, — тихо и понуро сказал Кевин; на секунду он поверил, что постоянная беготня от хулиганов может закончиться — и тем обиднее было разочарование. — Что, если я говорю о чём-то большем, чем имитация дружбы? — словно читая мысли Кевина, вкрадчиво поинтересовался Поттер. — На какое-то время должно сработать и это. Дальше... что, если у меня есть, чему тебя научить? Чтобы ты мог постоять за себя сам. Идея была неожиданной: какими это, интересно, знаниями вчерашний первокурсник мог поделиться с Кевином? Да только правда в том, что Поттер, не побоявшийся выйти на дуэль против Снейпа, уж смог бы дать отпор паре четверокурсников — в отличие от Кевина. Так что здравое зерно тут имелось. — А тебе-то в этом какой интерес? — недоверчиво спросил Кевин, вспомнив, что говорит со слизеринцем. — В общем, никакого, — отмахнулся Поттер, явно что-то недоговаривая, и, смерив Кевина очередным пристальным взглядом, добавил: — Но есть одно условие. Видишь ли, я берегу свои секреты, так что настаиваю, чтобы ты принёс Нерушимую клятву. О неразглашении того, чем мы будем заниматься. А значит, потребуется третий человек, которого приведёшь ты. Ему в наших занятиях участвовать необязательно, но мне не нужно, чтобы эту историю обсуждала вся школа, так что аналогичную клятву должен принести и он. — Ты шутишь, — вырвалось у Кевина. Одна из самых серьёзных магических клятв, нарушение которой грозит смертью — и ради каких-то дополнительных занятий? — Ни капли, — заверил Поттер; и действительно, на его лице не было и тени веселья. — Заметь, что клятва не принуждает тебя ни к каким действиям — и не мешает развернуться и уйти, как только ты посчитаешь нужным. Так чем ты рискуешь? Незачем отвечать прямо сейчас. Как надумаешь, приходи со вторым человеком — и я буду считать это согласием. А если выберешь до самого выпуска быть удобной жертвой для хулиганов — воля твоя. *** Первые несколько дней после абсурдного разговора с Поттером Кевин ломал голову над тем, что это вообще было — и как Поттер мог подумать, что кто-то на такое поведётся. А потом отыскал знакомую с пятого курса Хаффлпаффа — тоже не слишком удачливую в отношении хулиганов, — чтобы ненавязчиво спросить, не интересны ли ей занятия с самым загадочным студентом Хогвартса и имеет ли она что-то против Нерушимых клятв. Слишком велик был соблазн попытаться разорвать замкнутый круг, который год отравляющий Кевину жизнь. Знакомая — по имени Маргарет Холл — не была в восторге от идеи, но помочь согласилась и вроде бы даже захотела пообщаться с Поттером сама. Они вызнали у семикурсников о месте, где можно было бы позаниматься, не переживая о случайных свидетелях, — называлось оно Выручай-комнатой, — и начались самые странные уроки в жизни Кевина. Да и уроками происходящее назвать было сложно. Зато теперь Кевин видел, почему Поттер так заботился о том, чтобы сохранять всё в тайне. Таким Поттер, должно быть, не представал ещё ни перед кем. Он не учил Кевина запрещённой магии — они вообще тратили не так много времени на изучение новых заклинаний. Но то, о чём Поттер говорил — и как... «Рассматривай любое заклинание как боевое. Думай о том, как обратить его себе на пользу: ранить врага, покалечить, убить — и будь готов воплотить это в жизнь», — сказал Поттер в первый же день. Сначала Кевин хотел возмутиться тому, насколько легко Поттер говорит о таких вещах — а затем вспомнил выступление самого Поттера на дуэли. Значит, вот в чём была причина его уверенности? В готовности применить насилие, если не нанести увечье? Выходит, именно этому качеству Поттер решил научить Кевина в первую очередь — и, может, не ошибался. Поттер временами показывал Кевину, как колдует сам, но никогда не практиковался вместе с ним — и говорил, что, когда придёт время для спаррингов, хватит и Маргарет. А пока занятия оставались индивидуальными, Поттер с какого-нибудь неизменно появлявшегося в Выручай-комнате по его воле возвышения наблюдал за Кевином. Вечно недовольный, Поттер требовал повторять заклинание, пока идеальная точность не доводилась до автоматизма, и, насколько это возможно, оттачивать контроль над вложенной магией. «Если твоя цель — вызубрить как можно больше заклятий, — говорил Поттер, посмеиваясь, — иди в библиотеку, а не ко мне». Иногда на одно заклинание уходило несколько часовых занятий — учитывая, что встречи с Поттером проходили дважды в неделю, немалый срок. Но возражать Кевин не смел: Поттер ясно дал понять, что, если его решения начнут оспариваться, уроки немедленно закончатся. Кевин не был готов так просто бросить занятия, ради которых пошёл даже на Нерушимую клятву. Кроме того... Поттер смотрелся в странной роли наставника, величественно наблюдающего — и командующего — свысока, настолько естественно, что вызывал невольное восхищение. И Кевин, к собственному удивлению, начал верить, что, будучи на стороне Поттера, сможет защититься не то что от школьных хулиганов — от чего угодно. Где-то в первой декаде декабря Кевин поймал себя на мысли, что ждёт очередного занятия с нетерпением и давно не считает эти встречи пустой тратой времени, от которой не может отказаться из слабости. Оказывается, вот чего не хватало Кевину: того, кто указал бы ему, куда двигаться. И Поттер, более чем выдающийся волшебник, подходил для этого как нельзя лучше. Впрочем, однажды Поттер поделился намерением взять Нерушимую клятву с — кто бы мог подумать? — Локхарта и попросил Кевина стать тем, кто скрепит ритуал. Кевин не отказал: очень уж любопытно было узнать, что за дела связывают этих двоих. И самым удивительным обстоятельством оказался вовсе не секрет Локхарта, а тот факт, что Поттер — легилимент. Понимать, что человек, наедине с которым Кевин проводил по паре часов каждую неделю, способен читать мысли, было жутковато. Да и общее впечатление о Поттере: поразительный контроль над магией, недоступный для Кевина даже после всех тренировок, восприятие волшебства как такового, которым Поттер делился редко и неохотно — и которое, казалось, невозможно вычитать в учебнике, — и теперь легилименция... И откуда всему этому взяться в двенадцатилетнем волшебнике? Впрочем, ребёнка в Поттере Кевин давно не видел. А сам Поттер на заданный вопрос снисходительно отвечал: «Возможно, ты узнаешь. Однажды». В общем, на обещание его слова не тянули. А Кевин — это могло быть игрой воображения — так и слышал продолжение фразы: «...если ты меня не разочаруешь». *** В библиотеке было шумно: расслабившиеся в преддверии рождественских каникул студенты пришли доделать последние задания, но занимались скорее болтовнёй. Даже библиотекарша была не слишком настойчива в требованиях соблюдать правила. В последнее время Мелькор приходил сюда нечасто, но ему нужно было подобрать материалы для занятий со студентами, которым предложил помощь в борьбе со школьными хулиганами. Самозащита, конечно, была лишь наживкой, чтобы завлечь студентов, которые в перспективе станут первыми настоящими сторонниками Мелькора в этом мире. Неуверенный подросток, от которого Мелькор в сентябре отпугнул хулиганов, был вовсе не случайным выбором. Этот Кевин по природе был ведомым и, сам того не осознавая, нуждался в сильном руководителе. Все эти подробности Мелькор выяснил, поговорив со старшекурсниками — они общались с ним охотнее, чем прежде — и прибегнув к легилименции. Так что ничего удивительного, что Кевин размышлял над предложением Мелькора недолго и меньше через неделю явился, притащив с собой подругу. Она, как Мелькор и надеялся, своим характером мало отличалась от Кевина: в конце концов, подобное тянется к подобному. Оба студента были хаффлпаффцами, что позволяло ожидать от них преданности. Впрочем, Мелькор всё равно взял с них магическую клятву: не только во избежание предательства, но и чтобы им, уже согласившимся на настолько радикальный по меркам волшебников шаг, было сложнее отступиться потом. Так или иначе, планы Мелькора начали продвигаться, пусть и невыносимо медленно. Кроме того, Кевин помог ему окончательно решить вопрос с Локхартом, от которого теперь можно было не опасаться удара в спину. Один раз запугать Локхарта удалось, но кто знает, на что он пойдёт, со временем немного осмелев? А Нерушимая клятва гарантировала его бездействие. Конечно, двух несчастных студентов в качестве последователей было недостаточно. Только вот где взять ещё? Пока что возможности Мелькора прицельно искать — и обрабатывать — подходящих кандидатов среди старших курсов были очень ограничены. А однокурсники... С год назад Мелькор подумал бы о Гермионе Грейнджер, чья шевелюра как раз виднелась за одним из библиотечных столов. Но прошлый год ясно показал, что девчонка слишком цепляется за свои драгоценные нормы и авторитеты. Подчинить таких, как она, конечно, можно — но для этого приходится их ломать. А какой интерес ломать настолько уязвимых существ, как человеческие дети? Разве только чтобы причинить боль их родителям. Кстати, о детях и родителях: оставался ещё Драко Малфой. Посредственный волшебник, сам по себе он не был нужен Мелькору, но вот Люциус... ценил ли он своего сына настолько же, насколько Драко был привязан к нему самому? Если так, это могло бы послужить отличным рычагом давления. Посмотреть бы на семью Малфоев поближе — и прояснить этот момент.