Ступени к вершине

Многого о происхождении домовых эльфов Грейнджер раскопать не удалось. Впрочем, этого и следовало ожидать: одним волшебникам домовики были безынтересны, другие опасались лезть в дебри тёмной магии. Выслушав рассказ Грейнджер о неудачных поисках, Мелькор сочувственно покачал головой и сказал, что новых идей у него пока нет, а если появятся, он тотчас же ими поделится. Свою роль она выполнила, так что провоцировать её дальнейший интерес к делам Мелькора было незачем. Что до материалов, которые Грейнджер всё-таки нашла... Теории, в большинстве своём не выдерживающие даже проверку здравым смыслом, да ссылки на тома, либо упрятанные в Запретную секцию, либо и вовсе отсутствующие в школьной библиотеке. Правда, Мелькор — в отличие от Грейнджер — хорошо понимал, что ищет, а потому легко различал верные следы. И все они вели к ритуальной магии, самой загадочной и самой могущественной области здешнего волшебства — а значит, той, которую рано или поздно в любом случае стоило изучить. Единственная проблема заключалась в том, что ритуалы за редким исключением относились к так называемой тёмной магии. Мелькор подозревал, что именно поэтому Грейнджер даже не задумалась о попытке раздобыть пропуск в Запретную секцию. А сам Мелькор и подавно не хотел попасться на интересе к запрещённой магии: слишком во многом он уже дал себя заподозрить. С другой стороны, имелся у него на примете один человек, которому было бы уместно дать шанс доказать свою полезность — тот четверокурсник, в которого он за последние полгода вложил порядочно усилий и до сих пор не разочаровался. Эмоции Кевина — потребность в защитнике от обидчиков и одновременно том, кому можно довериться, желание быть кому-то нужным — были как на ладони и играть с ними не составляло труда. Пока Кевин верил, что каждый новый шаг делает по собственной воле, из него можно было вить верёвки. В этом Мелькор удостоверился вскоре после рождественских каникул, поставив подростка перед выбором: согласиться на безоговорочное подчинение или не рассчитывать ни на что, кроме обычных занятий — да и они, вздумай Кевин отказаться, очень быстро бы прекратились. В конце концов, не настолько Кевин уникальный и ценный волшебник, чтобы годами подталкивать его на свою сторону. Конечно, он пока не понимал, что значит по-настоящему принадлежать Мелькору и, как и задумывалось, мыслил в терминах обмена. Так что было бы нелишним дать Кевину то, чего он ждал, — тем более сейчас он в самом деле мог послужить замыслам Мелькора. После одного из занятий Мелькор остановил Кевина, собравшегося уходить, и попросил: — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. — Это... — Кевин напряжённо застыл, видимо, пытаясь сформулировать вопрос: он начал относиться серьёзнее к общению с Мелькором после их январской... договорённости. — Нет, наших занятий это не касается, — подсказал Мелькор. — Ты ведь хочешь показать себя в настоящем деле, не правда ли? — Я... — снова запнулся Кевин, но всё-таки нашёлся: — Да, точно. Что нужно сделать? — Сущий пустяк, — довольно улыбнулся Мелькор. — Ты возьмёшь для меня в библиотеке одну книгу из Запретной секции. За разрешением обратишься к Локхарту: передашь ему, что это моя просьба; как ты должен понимать, отказать он не сможет. Нерушимая клятва, которую Локхарт принёс Мелькору — и свидетелем которой выступил Кевин, — гласила, что он не может нанести прямой либо косвенный вред «Гарри Поттеру», пока тот хранит его тайну. Так что можно было обращаться к Локхарту, не рискуя получить ответный удар. А отказывать в мелких просьбах Локхарту было невыгодно: он не мог не понимать, что, разорвав соглашение, Мелькор потерял бы немного. — Хорошо, я понял, — после недолгих размышлений сказал Кевин. — Что за книга? Мелькор передал ему клочок пергамента с записанным названием и добавил: — Не показывай никому эту записку. Лучше всего будет запомнить её и уничтожить. Не хочу, чтобы кто-то знал, что я интересуюсь такой литературой. — Это тёмная магия? — настороженно спросил Кевин, взглянув на название. — А что, — усмехнулся Мелькор, — считаешь, я похож на того, кто делит магию на тёмную и светлую? — Нет, — стушевался Кевин, опустив взгляд себе под ноги: не иначе, вспомнил, как попал под Круциатус. Развивать тему Мелькор не стал — лишнее давление не пошло бы на пользу их отношениям — и вместо этого сказал: — Не переживай. Я уверен, что ты сделаешь всё в лучшем виде. — Правда? — с явственным недоверием в голосе переспросил Кевин. Неудивительно: Мелькор редко снисходил до похвалы, что и делало её ценностью, а значит, ещё одним оружием, призванным как можно крепче привязать к нему Кевина. — Разумеется. Разве стал бы я подходить к тебе в первый раз, если бы в тебя не верил? *** С наступлением весны студенты Слизерина всё чаще предпочитали проводить вечера не в сырости замковых подземелий, а на свежем воздухе, так что в факультетской гостиной было куда спокойнее, чем в холодное время года, и ничто не мешало заниматься своими делами. Устроившись в давно присвоенном кресле возле камина, Мелькор перелистывал выписки из библиотечной книги о ритуалах, которую Кевин принёс ему пару недель назад. Как Мелькор и рассчитывал, в книге нашлось много интересного — в том числе и полезного для воплощения его планов. Препятствием к использованию ритуалов был разве что тот факт, что они, в отличие от большинства заклинаний, обычно требовали материальных элементов, многие из которых были мало того что редки, так ещё и объявлены вне закона. Вот, например, кровь единорога — один из ценнейших ингредиентов для могущественных зелий и ритуалов. Волшебники считали, что тот, кто отнимет жизнь единорога, чтобы выпить его кровь — и таким образом спастись от неминуемой гибели — будет навеки проклят. О тех, кто прольёт кровь единорога, чтобы использовать в прочих целях, поверья умалчивали — что, впрочем, не мешало Министерству магии карать её покупку или продажу чуть ли не тюремным заключением. Добыть же такую редкость самостоятельно не позволял Надзор. С другой стороны, рядом со школой располагался Запретный лес, где наверняка обитало множество магических существ. Прежде Мелькор не интересовался местной фауной, но, возможно, пришло время проверить, не найдётся ли в ней чего-нибудь подходящего. Отложив записи, Мелькор осмотрелся в поисках Драко. Тот сидел поблизости, склонившись над пергаментным свитком с каким-то заданием. Мелькор не был удивлён: Люциус Малфой наверняка поручил сыну по возможности следить за Гарри Поттером. — У тебя найдётся свободная минута? — спросил Мелькор у Драко. — Чего тебе, Поттер? — лениво огрызнулся тот. — Скажи, в Запретном лесу водятся магические животные? Например, единороги. — Наверное, водятся, — пожал плечами Драко. — Не знаю точно. Неужели хочешь на них посмотреть? Я бы на твоём месте не стал ради этого соваться в Запретный лес. — И почему же? — без особого любопытства уточнил Мелькор. — Ну, знаешь. — Драко неопределённо махнул рукой. — Говорят, в Запретном лесу водятся оборотни. И акромантулы. Оборотни, конечно, были выдумкой: зачем людям, которые на единственную ночь в месяце оборачиваются волками, постоянно жить в лесу? Да и не в полнолуние оборотень не опаснее любого другого волшебника. — Акромантулы? — а вот о них Мелькор слышал впервые. — Гигантские пауки, — неуверенно ответил Драко, — вроде как. — А. Ясно, — скупо отозвался Мелькор, стараясь не выдать тревогу и отвращение. И почему из всех магических тварей именно гигантские пауки? Прошлое, вроде бы оставленное в ином времени и мире, продолжало наступать Мелькору на пятки. Это... злило, хотя и не удивляло. Судьбы валар неразрывно связаны с Ардой, и, пусть Мелькор смог обойти законы мироздания и проникнуть сюда, так просто разорвать эту связь он не сумел бы — да и не хотел. Впрочем, сейчас Мелькора занимали более насущные проблемы. И, насколько бы неприятные воспоминания ни навевали разговоры о пауках, местные животные никак не могли сравниться в опасности с порождением Пустоты. С другой стороны, разузнать об опасностях Запретного Леса было бы весьма кстати: в конце концов, Мелькору не хотелось поднимать лишний шум во время своей небольшой — но по-прежнему незаконной — охоты на единорогов. — Вообще-то, — задумчиво продолжил Мелькор, — у меня к тебе есть одна просьба. — И какая же? — попытавшись изобразить надменность, поинтересовался Драко. — Сможешь нарисовать примерную карту Запретного Леса и отметить, кто и где там живёт? Думаю, пары вечеров в библиотеке на это хватит. — А сам ты не справишься? — Боюсь, у меня сейчас недостаточно свободного времени, — наигранно вздохнул Мелькор. — И неужели ты откажешь своему однокурснику и другу в настолько простом одолжении? Шансы, что Драко не согласится, были минимальны. Сам он ничем не рисковал — в конце концов, нарушать школьные правила и идти в полный опасностей лес не ему, — тогда как его отец скорее всего требовал поддерживать дружбу с Гарри Поттером или на худой конец её видимость. — Подожди-ка... — прищурился Драко, — ты что, на самом деле хочешь туда пойти? — Как знать? Возможно, это чисто исследовательский интерес. Ну что, поможешь мне? — Не думай, что ты тут главный, Поттер, — процедил Драко, но после раздумий, как и ожидалось, скривился и добавил: — Ладно. Я займусь этим. Но ты будешь мне должен. — Как скажешь, — снисходительно улыбнулся Мелькор. *** Прошлогодние листья хрустели под ногами. Плотно сплетённые ветви, покрытые почти летней листвой, укрывали Запретный Лес так, что в чаще полумрак царил даже днём, что и говорить о вечерних сумерках. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о какую-нибудь корягу и не сломать одну из хрупких человеческих конечностей: использовать Люмос Мелькор не стал, опасаясь привлечь на свет местную живность. Для вылазки он выбрал вечер субботы: в тёмное время суток меньше шансов с кем-нибудь столкнуться и легче остаться незамеченным. Скрытый мантией-невидимкой, Мелькор пробирался к местам, где вероятность встретить одиноко блуждающего единорога особенно высока — так, по крайней мере, указывала схематичная карта, которую Драко составил главным образом на основе школьных учебников: Запретный лес, к счастью, оказался известным и потому хорошо описанным местом обитания магических существ. Не то чтобы Мелькор наслаждался ночными прогулками по лесу, полному опасных неразумных тварей, но он не доверял никому настолько, чтобы перепоручить поход за кровью единорога. Кроме того, жизни Мелькора ничего не грозило: случись нападение, он мог использовать Убивающее проклятие, от которого не защищено ни единое живое существо. Поиски долго не ладились, но Мелькор и не торопился: он намеренно вышел засветло, чтобы меньше отсутствовать во время отбоя. Впрочем, на случай, если придётся бродить допоздна, оставался Драко, который, случись переполох, будет покрывать отлучку Мелькора, поскольку сам в ней замешан — ради этого и затевалась просьба о помощи с картой. Мелькор, правда, сомневался, что кто-нибудь вообще поднимет шум: среди слизеринцев не было принято лезть в дела товарищей по факультету — поэтому Драко служил всего лишь подстраховкой. Прошло почти три часа, прежде чем среди лесных зарослей показалась белеющая в лунном свете грива. Чтобы не спугнуть долгожданную добычу, Мелькор подбирался к единорогу медленно, на каждом шаге перекатывая ногу с носка на пятку и чуть пригнувшись к земле. Оставалась самая малость... Мелькор достал кинжал, которым обычно нарезал ингредиенты на Зельеварении. Удивительно и смешно: волшебники умели определять, чья палочка наложила заклинание, но совершенно не преуспели в отслеживании обычного, маггловского оружия. Пока магглы искали на орудиях убийства отпечатки пальцев, волшебникам, похоже, попросту не приходило в голову, что кто-то в волшебном мире воспользуется настолько непрактичным, на их взгляд, инструментом. Мелькор снял мантию-невидимку, чтобы не запутаться в ней в самый неподходящий момент. Стоило сделать ещё пару осторожных шагов в сторону единорога, как где-то сзади раздался треск ломающихся сухих веток, и единорог, испуганно встрепенувшись и тряхнув головой, ускакал прочь. Мелькор застыл. Кем был пришелец? Человеком, обыкновенным зверем или кентавром — одним из обитающих здесь примитивных существ, похожих на помесь лошади и человека? На всякий случай Мелькор вернул кинжал в сумку. — Ты студент школы волшебников, — заметил низкий и мягкий голос. Мелькор нащупал в кармане мантии волшебную палочку и медленно развернулся. И правда, перед ним стоял кентавр, которого, судя по раздражённому топанью передним копытом, не радовала встреча с чужаком. — Да, — максимально нейтральным тоном подтвердил Мелькор. — А кто вы? — Меня зовут Хильдард. Мой народ издавна живёт в этом лесу. — Я... слышал об этом, — аккуратно ответил Мелькор. Нарываться на ссору он не хотел. — Значит, ты пришёл на нашу землю не по невежеству, — констатировал кентавр, не пряча свою подозрительность. — Тогда что понадобилось здесь человеческому ребёнку? Кентавр задумчиво посмотрел наверх, на зияющее чернотой звёздное небо, проглядывающее сквозь густую листву, и его лицо стало жёстче. Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Впрочем, теперь я узнал тебя. Кто бы мог подумать, что существо, о появлении которого нас предупреждали звёзды, будет прятаться под такой личиной? — О чём вы? — Пальцы Мелькора сжались на палочке чуть сильнее. Мог кентавр знать о его истинной личности, или это было совпадением — проявлением какого-нибудь суеверия? — Мой народ умеет читать в движении небесных светил предвестники будущего. А то, что я вижу сейчас... Ты выглядишь как человек, но это ложь: ты одновременно больше и меньше. Звёзды говорят, что на твоих руках больше крови, чем человек мог бы пролить за тысячу лет. — Не на этих руках, — не теряя самообладания, возразил Мелькор. Он продемонстрировал открытые ладони — палочку пришлось оставить в кармане, — как и всегда, затянутые в перчатки. — Не на этих, — согласился кентавр. — Но нашу суть определяет не тело, а душа. Нападать на детёнышей не в обычаях моего народа, однако я предвижу беды, которые ты принесёшь, и не могу остаться в стороне. Кентавр встал на дыбы — собрался затоптать? — и Мелькор выхватил палочку. Заклинание сорвалось с губ почти инстинктивно: — Авада кедавра! Наткнувшись грудью на озаривший ночь ярко-зелёный луч, кентавр упал на землю. Мелькор отрывисто выдохнул. Угроза жизни миновала, и пришло время решать, что делать дальше. Уничтожить тело? Этот вариант был лучшим, но требовал времени: чтобы применить заклятие исчезновения — Эванеско — к настолько крупному предмету, даже Мелькор нуждался в серьёзной концентрации. Осмотревшись, Мелькор попытался было приступить к делу, когда его остановил очередной шорох. Пришлось сделать перерыв: даже если понадеяться, что звук исходил от безобидного зверя, пока поблизости бродит кто-то неизвестный, с концентрацией ничего не выйдет. Шум всё приближался, и Мелькор, накинув мантию-невидимку, поспешно скользнул за массивный ствол ближайшего дерева. Спрятаться оказалось верным решением: незваными гостями были два кентавра. Они легко нашли погибшего товарища и, перекинувшись парой фраз, ушли за подмогой. Из короткого разговора стало ясно, что кентавры распознали в убийце волшебника. Будь свидетель один, Мелькор бы убил его или попробовал стереть ему память, однако с двумя можно было и не успеть справиться, не ввязываясь в стычку, — а там, привлечённые шумом, могли подоспеть и другие кентавры. Сохранить происшествие в тайне не удалось, так что единственное, чего Мелькор мог добиться, оставшись на месте убийства, — поимка с поличным, причём не людьми, а разъярёнными кентаврами, которые, учитывая примитивность их племени, возможно, способны и на самосуд. Не теряя времени, Мелькор двинулся в сторону школы. Не следовало тянуть с решением, возвращаться ли в замок — и если да, то как себя вести и что говорить. Поскольку речь шла об убийстве, виновником которого однозначно был волшебник, кентавры могли и наплевать на свою прославленную гордость и обратиться к магическим властям, и те начнут поиск преступника с Хогвартса. Гарантий, что однокурсники и соседи по спальне не выдадут отсутствие Мелькора в вечер происшествия, не было, а жить, в любой момент ожидая визита стражей магического порядка, — не самая приятная перспектива. С другой стороны... даже с человеческой точки зрения это убийство было самозащитой, да и жертва — магическое существо, а вовсе не человек. Стоит правильно повернуть дело, и оправдание неизбежно. Тогда как с единственной волшебной палочкой, на которую, к тому же, действовал Надзор, и полным отсутствием союзников вне школы Мелькор, пустившись в бега, не извлёк бы никакой выгоды. Конечно, не очень-то хотелось светиться в качестве фигуранта дела об убийстве, но и это при желании можно было обратить себе на пользу. Убедившись, что мантия-невидимка скрывает его с головы до ног, Мелькор продолжил путь. *** Альбус всегда знал, когда кто-то пытается попасть в его кабинет, — если, конечно, сам был внутри. Не всякий студент, нуждающийся в помощи директора, может знать пароль, так что одно из находящихся в кабинете магических устройств предназначалось именно для того, чтобы сигнализировать о приходе гостей. Тем вечером Альбус, как часто случалось ближе к окончанию учебного года — в конце концов, организация экзаменов требовала немалых усилий, — допоздна задержался на рабочем месте. Как только Альбус узнал, что кто-то ждёт перед каменной горгульей, охраняющей вход в кабинет, он впустил пришедшего мысленным приказом. Миновав заколдованную винтовую лестницу, в дверях появился Гарри Поттер. Он выглядел обеспокоенным и запыхавшимся, словно после долгого бега. — Профессор Дамблдор... — выдохнул Гарри, — мне нужна ваша помощь. — У тебя что-то случилось? — озабоченно спросил Альбус: было непросто вообразить ситуацию, в которой Гарри, обычно недоверчивый и отчуждённый, попросил бы у него поддержки. — Да. Я... — судя по выражению его лица, Гарри очень аккуратно подбирал слова, опасаясь выдать лишние сведения, — сегодня вечером ходил в Запретный лес. История становилась всё загадочнее: если он так легко признался в нарушении школьных правил, на то наверняка была веская причина. — И что же ты там делал? — Любопытство, — уклончиво ответил Гарри, пожав плечами, и невозможно было понять, насколько он честен. — На самом деле это не имеет значения. В лесу я наткнулся на кентавра. Мы немного поговорили, и... я правда не могу объяснить, почему это произошло, но он на меня набросился. — Что случилось потом? — жёстче, чем намеревался, спросил Альбус, уже догадываясь об ответе — и о том, почему Гарри решился к нему обратиться. — Я подумал, что кентавр пытается меня убить — и по-прежнему считаю, что не ошибался. Я испугался за свою жизнь, — Гарри понизил голос и украдкой осмотрелся, будто проверяя, не подслушивают ли их разговор, — и использовал Убивающее проклятие. К величайшему своему сожалению, Альбус не удивился. Однако больше тревожило другое: Гарри уверенно смотрел прямо перед собой, и ни в его голосе, ни в выражении лица Альбус не замечал раскаяния или хотя бы сожаления. Отнять чужую жизнь, чтобы защитить свою — может быть, и не самый благородный поступок, но по-человечески понятный. Но одно дело, когда его совершают, считая меньшей из двух зол, и совсем другое — считая единственно верным решением. Впрочем, закон был на стороне Гарри, да Альбус и сам понимал, что судить за намерения, а не действия, неправильно. Случившееся было лишним поводом внимательнее присматривать за Гарри — но не более того. Вот только слишком много накопилось таких поводов... От этих размышлений Альбус чувствовал себя безумно уставшим. — Я обязан сообщить об этом происшествии в Министерство, — наконец сказал Альбус. — И, если ты был со мной искренен, тебя ни в чём не обвинят. Однако я попрошу тебя на время отдать мне свою палочку. Есть способы узнать, какое колдовство ей совершили последним, и их вполне могут применить, чтобы проверить твою версию событий. Чтобы не казалось, что ты пытаешься скрыть этот магический след, лучше будет пока не пользоваться волшебством. Не то чтобы Альбус действительно считал это необходимым, но его интересовала реакция Гарри. Тот ощутимо колебался: не желал оставаться безоружным, или что-то недоговаривал? — Как скажете, профессор. — Он смерил Альбуса подозрительным взглядом и, помедлив, положил палочку на директорский стол. — Надеюсь, вы правы. *** Ещё не пришёл рассвет, а на Слизерине только и говорили о том, что Поттер отправился в Запретный лес и прикончил там кентавра, который то ли на него напал, то ли просто ему не приглянулся. Впрочем, судьба полуразумного магического существа Драко не волновала, а волновали причины, стоявшие за походом Поттера. Чтобы свести воедино вопросы о местах обитания единорогов и ночные события, не нужно было большого ума. И если раньше Драко никак не мог сообразить, чем Поттера заинтересовали единороги, то теперь, когда стало известно, что тот совершил убийство — причём наверняка не без помощи тёмной магии, — его осенило. Торопливо разложив письменные принадлежности, Драко набросал короткое письмо и от волнения едва не поставил в конце кляксу на пол-листа. Всё, что он хотел сообщить отцу, поместилось в одном предложении: «Он искал кровь единорога». Драко не догадался об этом раньше только потому, что кровь единорога использовалась в тёмной магии высшего порядка, и невозможно было поверить, что второкурсник — пусть и кто-то вроде Поттера — на такое замахнётся. И всё-таки другого разумного объяснения не находилось. Драко понимал, что, если окажется публично замешан в этом деле, отец этого не одобрит, и умышленно не упомянул ни одного места или имени. Будучи членом Совета попечителей, отец быстро узнает о произошедшем и поймёт, о чём речь, — а обвинить на основании этого письма никого и ни в чём нельзя. Конечно, Драко не думал, что найдётся волшебник, который осмелится перехватывать переписку Малфоев, но в некоторых вещах осторожность лишней не бывает. *** Из галереи на пятом этаже, куда можно было попасть по единственной лестнице и только по четвергам, выпадавшим на чётное число, открывался живописный вид на двор замка. В погожий июньский день студенты, утомлённые зубрёжкой, группками расселись прямо на подстриженных — с помощью магии, не иначе — газонах. Мелькору нравилась возможность наблюдать отсюда за всем, что происходит, не опасаясь быть потревоженным случайным волшебником: очень уж мало студентов знало об этом месте. История с кентавром привлекла к персоне Мелькора так много внимания, что временами он уставал от окружавшей его толпы. По школе ходит самый настоящий убийца — как же такое пропустить? Студенты высказывали самые разные эмоции — от молчаливого презрения до страха и восхищения, — но равнодушным не остался почти никто. А вот с точки зрения закона всё оказалось даже проще, чем Мелькор ожидал: кентавры, как выяснилось, посчитали ниже своего достоинства регистрироваться в Министерстве магии в качестве разумных существ — а значит, убийство одного из них юридически не отличалось от убийства дикого зверя, причём не отнесённого к редким. Единственная причина, по которой авроры вообще явились в школу и устроили разбирательство, — использование студентом Непростительного заклинания. Но и тут придраться формально было не к чему: ни показания Мелькора, ни расплывчатые свидетельства кентавров — авроры не поленились навестить их и расспросить — не противоречили версии самозащиты. Да и применение Непростительных к животным, если речь не шла об очевидных злоупотреблениях, никак не регламентировалось. Впрочем, не сказать, чтобы это расследование прошло для Мелькора совсем гладко. Нож — единственное материальное свидетельство, что в Запретный лес его привело не праздное любопытство, — он ещё по пути к Дамблдору оставил в Выручай-комнате, на одной из гор барахла, которое многие поколения студентов, видимо, точно так же хотели припрятать. А вот остаться без волшебной палочки, пусть и на короткий срок, было неприятно: слишком уж незащищённым Мелькор себя почувствовал. Конечно, в критической ситуации он обошёлся бы и чем-то вроде стихийного выброса, но без палочки добиться конкретного результата не в элементарных бытовых заклинаниях даже тренированным волшебникам удавалось редко. Поэтому, как только появилась возможность — незадолго до завтрака, — Мелькор поймал Кевина в холле и попросил ненадолго одолжить его палочку. Тот пусть и был не в восторге, но отказать всё-таки не сумел. Так или иначе, собственная палочка вернулась к Мелькору следующим же утром — аккурат к началу очередной учебной недели. И теперь о произошедшем напоминали лишь любопытные взгляды, которыми студенты провожали Мелькора, завидев в коридоре. Мантия-невидимка, к счастью, позволяла при необходимости оставаться незамеченным, а в остальном оказаться в центре внимания было очень кстати. Даже если половина студентов теперь не сомневалась в том, что Гарри Поттер — будущий тёмный маг, с теми, кого это отталкивало до отвращения и ненависти, долгосрочных дел Мелькор иметь всё равно бы не смог. В то же время власть над умами остальных никогда не повредит. Тем более мало кто решится бросить вызов студенту, к исходу второго курса способному на Непростительные, — а значит, искать сторонников можно будет куда свободнее. Наблюдая, как внизу копошатся студенты с их детскими заботами, Мелькор улыбался. Он уже завладел их вниманием, и, пожелай он к ним обратиться, они выслушают. А подчинить того, кто готов слушать и слышать, — вопрос времени. — Вот вы где, Поттер, — раздался со стороны входа в галерею знакомый язвительный голос. Стараясь не выдать удивление от появления Снейпа — или скорее от того, что не заметил его прихода, — Мелькор какое-то время не двигался, делая вид, что ничего не услышал, а потом с демонстративной неспешностью повернулся к нежеланному собеседнику. — Вы чего-то хотели, профессор? — нарочито-скучающе поинтересовался Мелькор. — Ничего особенного, — не поддался на провокацию Снейп. — Просто мне удивительно, что в такой погожий день вы проводите время в помещении, да ещё и настолько уединённом, вместо того чтобы отдыхать на улице с однокурсниками. — Не очень люблю лето и солнечную погоду, — честно ответил Мелькор и, облокотившись на резные каменные перила, вернулся к созерцанию пейзажа. — Вот как, — скептически хмыкнул Снейп. — А по вашему поведению можно заподозрить, что вы что-то задумали... особенно если вспомнить о вашей репутации. Мелькор понимал, что при всём желании не сможет ещё сильнее испортить впечатление, сложившееся о нём у Снейпа, и решил поддержать игру. Кроме того, нашёлся замечательный повод выплеснуть раздражение от неожиданной встречи, напрочь испортившей настроение. — А вы, готов поспорить, очень хотели бы знать, что именно я задумал. — Мелькор открыто ухмыльнулся. — Разве не так? Попытка вывести Снейпа из равновесия, похоже, увенчалась успехом: он зло прищурился, готовый выплюнуть какое-нибудь оскорбление. — Поверьте мне, Поттер, — каждое слово будто сочилось ядом, — однажды я выясню, кто вы на самом деле. И тогда ваша безнаказанность быстро закончится. — Рано или поздно, полагаю, выясните. Что до остального... Кто я, чтобы судить? — После короткой паузы Мелькор издевательски расхохотался. — И действительно, кто? — Мальчишка, — сквозь зубы прошипел Снейп, развернулся и, не оборачиваясь, бросил: — Сто пятьдесят баллов со Слизерина. Именно столько с вас за похождения в Запретном лесу снял директор, не правда ли? Видимо, за прошедший месяц вы так ничему и не научились. *** — Этот экзамен был ужасен, — пожаловался Рон, едва выйдя из класса Трансфигурации. — Ты так думаешь? — рассеянно спросила Гермиона, погружённая в мысли о том, какие разделы Истории магии стоит повторить перед завтрашним экзаменом. — Теоретическая часть была легче, чем я ожидала. Правда, я потратила довольно много времени на второй параграф тридцать восьмого вопроса... — Да получишь ты свой высший балл, не переживай, — закатив глаза, отмахнулся Рон. — Это мне наскрести бы хоть на «удовлетворительно». — Если бы ты учил Трансфигурацию весь год, а не спохватился за неделю до начала экзаменов, твои результаты могли быть гораздо выше, — заметила Гермиона. — Я не могу, как ты, целыми днями думать только об учёбе, — фыркнул Рон. — И вообще, хватит об этом. Лучше скажи, что ты думаешь о... — он оборвал фразу на середине. Проследив за взглядом Рона, Гермиона увидела неподалёку от входа в Большой зал Гарри, тихо обсуждавшего что-то с парой слизеринцев со старших курсов. — О, вот и твой друг, — неприязненно прокомментировал Рон. Он недолюбливал Гарри ещё на первом курсе, считая слизеринцев — в особенности тех, кто общается с Драко Малфоем — потенциальными тёмными волшебниками, и после недавнего происшествия окончательно уверился в своей правоте. — Ты вроде хотела с ним поговорить. — И ты не станешь меня отговаривать? — с подозрением уточнила Гермиона, за последний месяц выслушавшая немало нотаций от остальных гриффиндорцев. — Я уже понял, что это бесполезно. Ты не успокоишься, пока не поговоришь с ним сама и не убедишься, что лучше держаться от него подальше. — Ладно. Тогда иди на обед сам, а я... — Гермиона неуверенно взглянула в сторону Гарри; она не больше прежнего хотела врываться в компанию слизеринцев, но за последнее время ни разу не видела его иначе как во время очередного разговора — словно по коридорам он передвигался невидимкой. — Я скоро подойду. И Гермиона осталась один на один со своими мыслями. В первый раз услышав об убийстве кентавра, она просто не поверила своим ушам — но прибывшие в школу авроры развеяли все сомнения. Гарри — тот, с кем она совсем недавно искала способ помочь домовым эльфам — убил разумное существо. И, если самые жуткие слухи не лгали, использовал Непростительное заклинание. Гермиона не знала, почему Гарри пошёл на подобное, однако прекрасно знала, что для Убивающего проклятия требуется нечто большее, чем желание защитить свою жизнь или холодный расчёт. Если Гарри в самом деле на такое способен... Гермиона мотнула головой. Она должна была сначала услышать, что скажет он сам, и только потом составлять мнение. Возможно, как и при сентябрьском разговоре, он не посчитает нужным делиться подробностями, но Гарри, по крайней мере, не заслуживал того, чтобы о нём судили, основываясь на чужих домыслах. Понимая, что лучшего случая не представится, Гермиона подошла к Гарри, проигнорировав старшекурсников — те, как она успела заметить, недовольно переглянулись, но промолчали, — и прямо сказала: — Нам нужно поговорить. — Это срочно? — спокойно встретив её взгляд, спросил Гарри; в его манере поведения не было ни превосходства, ни насмешки. — Если нет, мы можем встретиться через пару дней и пообщаться в более комфортной обстановке. Ты не возражаешь? — Хорошо. — Под взглядами слизеринцев Гермиона чувствовала себя неуютно и, по правде говоря, была только рада возможности отложить тяжёлый разговор. — Когда тебе удобно? — Пока не могу точно сказать. — Гарри странно покосился на окружающую их компанию. — Как появится возможность, попрошу кого-нибудь сообщить тебе место и время. Через три дня, как раз когда у второго курса закончились экзамены, к Гермионе подошёл незнакомый хаффлпаффец и передал записку от Гарри — или, по крайней мере, написанную его почерком. Гермиона опасалась, что какой-нибудь свидетель их договорённости может устроить злой розыгрыш, заманив её в малообитаемую часть замка, но, похоже, подвоха не было: местом встречи Гарри назначил библиотеку. Гермионе пришлось обойти почти все книжные стеллажи, прежде чем заметить, как Гарри, привлекая внимание, машет рукой из одного из дальних углов читального зала. Начинать разговор было неудобно и даже немного страшно. Хотела бы Гермиона знать, чего боялась больше: узнать правду — или остаться в неведении. — Привет, — не придумав ничего лучше, сказала она. — Давно мы с тобой вот так не говорили, да? — ровным голосом спросил Гарри, задумчиво проведя пальцем по корешкам книг на ближайшей полке. — Что ты хотела обсудить? — Я хотела... — И почему, несмотря на абсолютно мирный и дружелюбный настрой Гарри, каждое слово давалось Гермионе с таким трудом? — Мне нужно спросить тебя о том случае с кентавром. Ходят всякие слухи, но я хочу услышать всё от тебя, — вот он, момент истины. — Скажи, это правда, что ты использовал Убивающее проклятие? — Кентавр пытался меня убить. Я защищался. — Я спрашивала не об этом, — с нажимом напомнила Гермиона. — Ты действительно применил... Аваду кедавру? — слова заклинания она произнесла почти шёпотом. — Да, — словно само собой разумеющееся ответил Гарри, не отводя взгляд. Внутри Гермионы как будто что-то треснуло. Будь это любое другое заклинание — пусть бы и тёмная магия, — можно было бы подумать, что Гарри не до конца понимал, что делает, и не осознавал последствий. — Но почему это настолько важно? — должно быть, заметив реакцию Гермионы, продолжил он. — Ты же понимаешь, что главное не то, какими заклинаниями мы пользуемся — главное, зачем. — Это не... — голос Гермионы предательски дрогнул. — Это ложь — и ты не можешь этого не знать. Непростительные заклинания названы так не зря. Убивающее проклятие требует от волшебника не просто готовности убить ради какой-то цели, а желания самого убийства. Нужно ненавидеть кого-то настолько, чтобы наслаждаться его уничтожением. — Ты не совсем права, — мягко возразил Гарри. — Для Убивающего проклятия вовсе не нужна ненависть. Вспомни о том, что случилось со мной в детстве. Неужели Волдеморт мог ненавидеть беспомощного годовалого младенца? Чтобы кого-то ненавидеть, нужно считать его... может быть, не равным, но хотя бы личностью. — Но разве ты не понимаешь? — К горлу Гермионы подступил ком. — Если ты искренне желаешь смерти тому, кого даже не ненавидишь, это ещё хуже. — И что? — тихо поинтересовался Гарри, не теряя самообладания. — Да, я действительно испугался за свою жизнь настолько, что пожелал несчастному кентавру смерти — и потому смог с первой попытки наколдовать Убивающее проклятие. Ты осуждаешь меня? Считаешь, что каждый, кто на такое способен — тёмный волшебник? Гермиона чувствовала лишь пустоту — даже отчаяние, с которым она пыталась достучаться до Гарри, куда-то улетучилось. Наверное, именно это называлось разочарованием. — Нет, — безжизненно ответила Гермиона. Дело было не в том, что Гарри совершил убийство: пусть кентавры, как и люди, поддавались и Оглушающим чарам, и многим другим безвредным — но достаточным, чтобы остановить — заклинаниям, не каждый способен трезво мыслить в опасной ситуации. Гарри отказывался понимать, что желание убить ради самого процесса, каким бы оправданным оно ни было, справедливым быть не может, — а Гермиона не находила в себе сил для продолжения спора. Помнится, при первом настоящем разговоре с Гарри она сказала, что близкими друзьями им не стать — и кто бы мог подумать, насколько правдивыми окажутся эти слова? Непонимание, вставшее между ней и Гарри непробиваемой стеной, происходило не из противоречий между факультетами и не просто из разницы в точках зрения — оно было чем-то большим, для чего Гермиона пока не подобрала имени. — Нет, — повторила она, — не считаю.