Ступени к вершине

— А тебе не кажется, что это как-то чересчур? — с сомнением уточнил слизеринец, кажется, пятикурсник; хотя коридор, по которому его неторопливо, словно прогуливаясь, вёл Мелькор, был совершенно пуст, слизеринец говорил вполголоса. — Я хочу сказать, Нерушимая клятва — это не то колдовство, с которым стоит шутить. После случая с кентавром многие студенты неожиданно загорелись желанием подружиться с Гарри Поттером: должно быть, почуяли, что упускают возможную выгоду, продолжая молча выжидать. К Мелькору обращались не только слизеринцы, которые видели в нём следующего Тёмного лорда и хотели стать первыми — а значит, самыми привилегированными — его сторонниками. Приходили и рейвенкловцы, жаждущие учиться боевой или даже тёмной — в конце концов, знания моральной окраски не имеют — магии, и редкие хаффлпаффцы, предпочитающие быть верными скорее могущественному, чем благородному волшебнику. Впрочем, все они, выслушав условия Мелькора, задавали один и тот же вопрос — и получали примерно один и тот же ответ: — Не кажется. Я ценю свои секреты и от своих союзников ожидаю того же. Кому, как не нам, слизеринцам, понимать, как важно обезопасить себя от предательства? А если ты считаешь мои дела шутками или играми, нам не о чем говорить. Конечно, далеко не всем хватало расплывчатых слов, но Мелькор умышленно не торопился декларировать свои цели — неважно, истинные или выдуманные, чтобы привлечь как можно больше людей, — потому как сейчас искал волшебников, которые последуют за ним самим, его личностью, а вовсе не взглядами. Он собирал тех, кто может войти в будущее ядро его сторонников. Одной Нерушимой клятвы, гарантирующей лишь молчание, разумеется, было недостаточно, чтобы безоговорочно доверять тем, кто согласился иметь дело с Мелькором и приходить на занятия, куда он приглашал всех — под предлогом, что слабые союзники ему не нужны; истинной же причиной было желание держать приближённых студентов под контролем. Пока события разворачивались в школе, большего не требовалось: на реальное противостояние скорее всего никто не решится, а регулярные встречи позволят отслеживать нежелательные идеи при помощи легилименции. — Секреты, значит? — недоверчиво хмыкнул слизеринец. — Не слишком ли много ты о себе возомнил, Поттер? — Если тебя не устраивают мои условия, ты всегда можешь отказаться, — благожелательно напомнил Мелькор; нужно было напомнить о свободе выбора: люди такое любят. Слизеринец фыркнул и ушёл. Что же, возможно, он пока и не станет примыкать к Мелькору — да и невелика потеря. Впрочем, кто знает: прежде чем скрыться за поворотом, слизеринец украдкой обернулся. Причинами настороженности товарищей Мелькора по факультету, пожалуй, были не только его условия, но и накопившиеся к концу учебного года претензии. Именно благодаря походу в Запретный лес, который стоил факультету — наполовину стараниями Снейпа — трёх сотен баллов, Слизерин остался без Кубка школы, уступив Рейвенкло, менее конфликтному и более старательному в учёбе: не спасла даже очередная победа в чемпионате школы по квиддичу. Впрочем, факультетские успехи в спорте частично сгладили ситуацию. Да и только слепой не заметил бы беспричинной неприязни декана Слизерина к Гарри Поттеру. Что самое забавное, Мелькор подозревал, что если бы его поймали только на прогулке по запрещённым местам — вроде бы намного менее резонансном, чем убийство, нарушении, — возмущения звучали бы куда громче: слизеринцы предпочитали назначать виноватыми неспособных постоять за себя неудачников, но никак не волшебников, владеющих тёмной магией. Ещё одним, на фоне прочего мелким, поводом для недовольства стал тот факт, что Мелькор позволял студентам другого факультета приходить в слизеринскую гостиную, исправно сообщая им пароль в день его изменения. Этими студентами, конечно, были хаффлпаффцы: Кевин и Маргарет, причём с последней Мелькор так же, как и почти полгода назад с Кевином, — и не менее плодотворно — успел пообщаться на тему их совместного будущего. Мелькор решил, что пришло время представить публике первых кандидатов в свои самые доверенные лица. Само собой, из занятий с ними он также перестал делать тайну. Но чужаки оставались чужаками, и их частые появления в слизеринской гостиной восторга не вызывали. Впрочем, слизеринцы смирились, и однажды — Мелькор в этом не сомневался — установленное им положение вещей станет для них привычным. *** Вопреки обыкновению, в купе Хогвартс-экспресса Мелькор ехал не один: его сопровождал Драко Малфой. На этот раз долгие два месяца летних каникул обещали быть продуктивными, тем более что направлялся Мелькор вовсе не в дом номер четыре на Тисовой улице: похоже, Люциус Малфой наконец дозрел до идеи лично пообщаться с Гарри Поттером и прислал ему приглашение провести остаток лета в своём особняке. Мелькор не отказал, рассчитывая найти в лице отца Драко первого взрослого союзника. Подростки во многих смыслах удобны, однако положиться на них можно не во всём. Правда, незадолго до отъезда из замка Мелькору пришлось выдержать не самый приятный разговор с Дамблдором, который откуда-то разнюхал о его планах на лето — не то чтобы это удивляло, если учесть, что секрета из них никто и не делал — и, конечно, категорически их не поддерживал. Старик напомнил о кровной защите и даже расщедрился на новые сведения: оказалось, что защита распространялась не только на самого Мелькора, но и на дом Петунии — как на жилище согласившейся приютить Гарри Поттера родственницы его матери. Мелькор терпеливо выслушал россказни о любви, якобы древнейшей и чуть ли не самой могущественной из доступных человеку сил — неужели Дамблдор в самом деле верил в эти ребяческие глупости, место которым разве что на страницах сказок? — и спокойно возразил, что никакой ритуал не способен создать абсолютный щит. Не говоря уже о том, что польза от магии, которая калечит того же, кого защищает, сомнительна. Да и кто в здравом уме после недавних событий посчитал бы Мелькора совершенно беспомощным и беззащитным? Предсказуемо не нравилась Дамблдору и компания, которую Мелькор выбрал на это лето, — ещё вопрос, не больше ли, чем отказ поддерживать таинственные защитные чары. Старик был непонятен, а потому непредсказуем. Мелькор с самого начала подозревал, что он далеко не всегда озвучивает свои истинные мысли, но проверить не мог: поверхностным усилием проникнуть сквозь защиту разума — видимо, умело поставленную — не удавалось, так что незаметного вторжения не выходило. Вот и оставалось во время каждого разговора словно ходить по краю, подбирая осторожные формулировки. Разумеется, было ещё и пророчество, которое пока играло исключительно на руку Мелькору, сохраняя какой-никакой кредит доверия Дамблдора. Но интуиция подсказывала, что, стоит старику выяснить, кто на самом деле скрывается за личиной Гарри Поттера, все предсказания тут же потеряют значение — и Дамблдор превратится в, быть может, самого опасного врага Мелькора среди местных волшебников. За окном мелькали однообразные пейзажи — ни единого повода отвлечься. Лишь опостылевший мир посредственностей, большинство из которых было не намного ценнее пыли и грязи под ногами Мелькора. Необходимость считаться с их мелкими интригами, вникать в их глупые разборки раздражала сама по себе. Пусть люди были слабы и хрупки, а значит, легко подчинялись, в этом мире Мелькор оставался чужим — и твёрдо намеревался однажды вернуться в Эа, чтобы наконец занять положенное место повелителя Арды. — Поттер, — позвал Драко, вынуждая Мелькора неохотно прервать размышления. — Что-то не так? — Тот всем своим видом демонстрировал незаинтересованность в беседе. Драко, разумеется, был недоволен тем, что Мелькор не позволил его друзьям занять это купе: одного попутчика было более чем достаточно. Впрочем, теперь, когда у Мелькора появился прямой выход на Малфоя-старшего, причин заботиться об отношениях с его наследником стало куда меньше. — Ты и правда думаешь, что можешь вот так просто наводить свои порядки на Слизерине? Мелькор пожал плечами с совершенно невинной улыбкой. — Думаешь, что можешь водить кого попало в нашу гостиную? — продолжил распаляться Драко; очевидно, высказаться он хотел давно — и наконец осмелился выплеснуть кипящее негодование. — Что можешь нарушать правила, наплевав на баллы факультета и проигрыш заучкам из Рейвенкло? Что имеешь право указывать наследникам чистокровных семей так, словно владеешь всей школой? Ты зря считаешь, что слизеринцы будут молча терпеть твои выходки. — Видишь ли, Драко, — заговорщически понизил тон Мелькор, — я не делаю ничего, чего бы мне не позволили. Если бы слизеринцы действительно хотели — и могли — в чём-то мне воспрепятствовать, они бы так и поступили. Вот, например, ты сам... Конечно, тебе обидно, что я занял место в факультетской иерархии, которое ты считал своим по праву, но подумай вот о чём: даже с Крэббом и Гойлом за спиной ты не нападёшь на меня ни с палочкой, ни с кулаками — потому что знаешь, что проиграешь. Просто потому что недостаточно силён и усерден в учёбе, чтобы со мной соревноваться. Драко нахмурился и сжал ладони в кулаки — но за палочкой не полез и с места не поднялся. — Вот видишь, — почти примирительно заметил Мелькор. — Как только речь заходит о реальном противостоянии, никакое высокое происхождение не гарантирует победы. — Знаешь, что... — медленно процедил Драко, отвернувшись к окну. — Многие слизеринцы называют тебя будущим Тёмным лордом и верят, что однажды будешь править магической Британией. Но мне на это плевать. Я лично думаю, что ты всего лишь выскочка-полукровка, возомнивший о себе невесть что. — Я знаю, — совершенно искренне сообщил Мелькор. Пожалуй, реакцию Драко можно было счесть забавной: он словно пытался что-то сказать, но так и не придумал, что именно, — и застыл с неловко приоткрытым ртом. Видимо, ситуация, когда им не восхищаются и его не ненавидят, а просто игнорируют, была настолько непривычной, что подходящего ответа его разум не выработал. В конце концов Драко демонстративно фыркнул и до самого Лондона не делал попыток завязать разговор. *** Из приоткрытого окна доносились восторженные детские вопли и периодический свист рассекаемого воздуха: Драко хвастался своими талантами к полётам на метле перед парочкой дальних родственников Малфоев, которых решили перед поступлением в Хогвартс поближе познакомить с влиятельной роднёй. Мелькор со вздохом отложил занятный обзорный труд по Тёмным ритуалам и позвал домового эльфа — видимо, независимо от расстояния слышать хозяина или того, кому их отправили служить, домовикам позволял очередной недоступный волшебникам магический трюк, — чтобы приказать закрыть окно. Надо заметить, особняк Малфоев оказался весьма приятным местом. Быть может, слишком претенциозным — но чего ещё ожидать от семьи, которая воспитала своего наследника так, словно деньги делали его центром мира? — и тем не менее комфортным. Самым полезным открытием стала библиотека. Пусть и сам дом, и находящаяся в нём книжная коллекция были относительно новыми, а немногочисленные старинные редкости появлялись здесь разве что в качестве символов богатства, так что поиск раритетов не имел смысла — истинная ценность заключалась в ином. Малфои не просто не брезговали томами, посвящёнными тёмной магии, а, похоже, целенаправленно их собирали. Знания, которые искал Мелькор — и которые в Хогвартсе прятали под замок, — в библиотеке Малфоев были доступны в избытке. А благодаря отсутствию скрупулёзной библиотекарши, бдительно следящей за каждой взятой книгой, можно было позволить себе куда большую, чем в школе, свободу в изысканиях. Конечно, оставалось семейство Малфоев, которое тоже наверняка не отказалось бы сунуть нос в дела Мелькора, но Люциус и без того догадывался о его интересах, а Драко ни шагу не сделает без позволения отца. Небольшим подспорьем стало открытие, что несовершеннолетние могут колдовать в домах волшебников: в таких местах было слишком много магии, в том числе нечеловеческой, чтобы Надзор мог определить автора слабого заклинания. Для настоящих экспериментов с магией этого, разумеется, не хватало, но и бытовые заклинания делали жизнь легче. Мелькор прислушался, не доносится ли шагов из коридора, и вернулся к чтению. Нынешнее лето определённо выдалось не худшим в его «человеческой» жизни. Осталось дождаться, пока Люциус Малфой не решится поговорить с гостем о делах: учитывая прозрачность цели приглашения в особняк, это было лишь вопросом времени. *** Люциус издали наблюдал за Поттером весь год — после их знакомства в книжном магазине. Хотя Драко на удивление бестолково справлялся с элементарным поручением рассказывать обо всём важном, что происходит в Хогвартсе, Гарри Поттер был личностью масштабной, так что слухи о его похождениях в любом случае расходились далеко за пределы школы. Мальчик, несомненно, был талантливым и перспективным волшебником — его блестящее выступление на учебной дуэли служило лучшим тому подтверждением, — но только ли? Скрытность Поттера, разумеется, частично объяснялась его интересом к запрещённой магии, и долгое время Люциус считал, что имеет дело с обыкновенным ребёнком, который однажды станет сильным волшебником — и который, как и все дети, под ненавязчивым руководством умелого взрослого может усвоить нужный взгляд на мир, сам того не заметив. А потом случилось убийство кентавра. Удивляло вовсе не то, что двенадцатилетний ребёнок додумался использовать Убивающее проклятие, а то, что ему это удалось. Большинство детей в этом возрасте не настолько хорошо понимают, что такое смерть, чтобы быть способными осознанно желать её своему врагу. Разве что Мальчик-Который-Выжил вырос в условиях, вынудивших его рано повзрослеть — этим же могли объясняться и странности его поведения во «Флориш и Блоттс», и закрытость характера. Только вот было ещё письмо, которое Драко прислал после происшествия с кентавром. Кровь единорога... По мнению Люциуса, тот, кто заинтересовался этой субстанцией настолько, что рискнул попытаться её добыть, должен или вконец отчаяться, или быть самоуверенным до невозможности. А на отчаявшегося безумца Поттер при всей своей необычности не походил. Части этой истории никак не желали складываться в единую картину, так что Люциус решил посмотреть на Поттера поближе, для чего пригласил его на каникулы в свой особняк: мало кто отказался бы провести лето в доме богатой чистокровной семьи, и Поттер исключением не стал. Одного этого, впрочем, чтобы прояснить ситуацию, не хватило — а скорее наоборот. Поттер не выглядел травмированным ребёнком, прячущимся под маской взрослого. Ненамеренное притворство такого рода могло на первый взгляд казаться убедительным, но в конечном итоге было очень поверхностным. Люциус кое-что в этом понимал: в конце концов, устроенная Тёмным лордом война закончилась не так давно — и оставила без счастливого детства в том числе и некоторых наследников чистокровных семей. А Поттер вовсе не перенял взрослые манеры и привычки, не понимая их смысла; в его действиях чувствовалась осознанность. Итак, похоже, Поттер действительно был старше, чем выглядит: за двенадцать с небольшим лет жизни он не успел бы набрать достаточно опыта, чтобы по-настоящему повзрослеть. И единственным сколько-нибудь здравым — хотя и невероятным даже по меркам волшебников — объяснением, которое мог предложить Люциус, было то, что перед ним вовсе не Гарри Поттер, а кто-то, занявший его место... возможно ли, что завладевший его телом? Но на такое способна разве что тёмная магия высших порядков, и то не факт. Мог ли Тёмный лорд пережить давнюю Хэллоуинскую ночь, вселившись в свою последнюю жертву? Если так, отчего не оповестил об этом Пожирателей смерти? Люциус поддерживал общение почти со всеми из них, кто остался на свободе, так что новость не прошла бы мимо него. Проверка, не забыли ли они своего повелителя и его идеалы? Идея не приходилась Люциусу по вкусу — и, кроме того, был один эпизод, который в неё не укладывался: та самая стычка с хулиганами, которую Драко на первом курсе использовал как повод, чтобы подружиться с Поттером. Люциус, увы, не мог причислить себя к ближайшим соратникам Тёмного лорда, но знал, что никакая конспирация не заставила бы того терпеть издевательства подростков. И всё-таки даже если Поттер был не Тёмным лордом — а тогда кем? и как это вышло? — он определённо принадлежал к той же породе гордецов, не имеющих привычки позволять кому-либо собой помыкать. Та же история с кентавром доказывала, что Поттер готов давать сдачи. Так почему он не защитился от обидчиков? Неужели не умел? Не был знаком с простейшими заклинаниями? Если на мгновение отбросить нелепость самого сравнения, то мог ли Поттер оказаться взрослым магглом в теле волшебника? Нет, в доме Люциуса, полном магии, он вёл себя так, словно волшебство — абсолютно естественная и неотъемлемая часть его жизни. Так кто же он, волшебник, вынужденный учиться колдовству с нуля? Люциус не мог понять, с кем имеет дело — и это беспокоило. Ему совершенно не улыбалось опираться на домыслы и действовать наугад, не чувствуя твёрдой земли под ногами. Единственное, что оставалось, — пообщаться с Поттером напрямую. Люциус вовсе не ждал от него полной искренности, но надеялся отыскать хоть какие-то недостающие детали. Вернувшись с очередного — и удивительно бесполезного — заседания Визенгамота, Люциус отправился прямиком в малую гостиную: где искать Поттера, сообщили домовые эльфы. Тот, как оказалось, вольготно расположился в кресле во главе стола. Словно это Поттер — хозяин дома, а Люциус — гость. Случайность? С показной неохотой Поттер оторвался от чтения и отложил книгу, на обложке которой Люциус успел рассмотреть название — «Трансфигурация сложных механизмов». — Мистер Малфой, — ничего не выражающим тоном сказал Поттер. — Мистер Поттер, — кивнул Люциус. — Вижу, вам пришлось по душе гостеприимство моей семьи. — Незачем тратить наше общее время на светскую болтовню. Вы хотели что-то обсудить, — вопроса в этих словах не прозвучало. — Что именно? Люциус недовольно прищурился. Ему не нравилось, как Поттер пытался распоряжаться им в его же доме и как перехватил инициативу в разговоре, но желание докопаться до истины — и выяснить, сулит ли она выгоду — победило. — Ни о чём особенном. Однако мне интересно, каким образом второкурсник Хогвартса смог применить Убивающее проклятие. — Вы в самом деле хотите знать именно это? — разочарованно переспросил Поттер, лениво склонив голову набок. — В конце концов, Непростительные — равно как и многие другие боевые заклятия — не требуют ни высокой точности, ни огромных затрат магии. Допустим, только поступивший в Хогвартс студент на такое не способен, но спустя без малого два года обучения... почему нет? Ну что, ваше любопытство удовлетворено — или вы всё-таки хотели задать иной вопрос? Неужто боитесь его озвучить? — насмешка в голосе Поттера была почти осязаемой. — Это предположение оскорбительно. — Как скажете, — не скрывая веселья, согласился Поттер; выдержав паузу, он откинулся на спинку стула и как ни в чём не бывало, спокойно и по-деловому, продолжил: — Позвольте мне начать вместо вас. Так вот, вы, мистер Малфой, заинтересованы моей личностью, потому что надеетесь найти зацепки, которые позволят мной манипулировать. Не то чтобы я вас осуждал... в конце концов, я — Мальчик-Который-Выжил и просто перспективный молодой волшебник. Ваше желание сделать меня своей фигурой на игровой доске предсказуемо. — Вы... — запнулся Люциус; он допускал, что Поттер окажется настолько проницательным, но не ожидал от него такой прямоты. — Вы слишком категоричны. — Нисколько, — отмахнулся Поттер и, со скрипом отодвинув стул, поднялся на ноги. — Вам лучше оставить мысли о том, чтобы мной управлять. Остальное, впрочем, можно и обсудить. — Остальное? — настороженно уточнил Люциус; он начинал подозревать, что от Поттера может исходить реальная угроза. Для этого ощущения не было конкретных причин, но Люциус привык доверять чутью, которое не единожды вытаскивало его из неприятностей. — То, что я действительно готов вам предложить, — объяснил Поттер, медленно обходя стол и приближаясь к Люциусу. — То, что нужно вам на самом деле. Давайте поговорим об этом, — мягко предложил Поттер — не так, как говорят те, кто считает себя хорошим человеком: в этой мягкости чувствовалась затаённая угроза. — В конце концов, зачем-то вы выбрали на прошлой войне сторону лорда Волдеморта. — Я находился под заклятием Империус, — оборвал его Люциус; отработанная за десять лет ложь сорвалась с губ почти автоматически. — И как, понравилось? — с жутковатым, нездоровым любопытством спросил Поттер — но, как и в прошлый раз, почти мгновенно вернулся к обычной манере разговора: — Вам незачем лгать, мистер Малфой: я не ваш враг. Впрочем, если желаете, эту часть я тоже могу озвучить вместо вас. Политические интриги, финансовые махинации — всё, что призвано сохранить и упрочить ваше положение в обществе, не приносит вам удовольствия, не так ли? Почему вы вообще должны считаться с интересами министерских чиновников, вместо того чтобы занять положенное по праву рождения место в мире — и спокойно жить вместе с женой и сыном в своё удовольствие? Люциус — впервые за долгое время — чувствовал себя растерянным. Слова Поттера звучали складно, но что-то с ними было не так... Они были слишком правильными. Поттер не излагал свои идеи — он говорил ровно то, что Люциус хотел услышать. Банальная попытка нащупать точки соприкосновения? Возможно. Но слишком удачная, чтобы основываться на догадках. Люциус знал только одного волшебника, который мог прочитать намерения собеседника как открытую книгу до того, как о них было сказано хоть слово. Этим волшебником, разумеется, был Тёмный лорд — а причина его неестественной проницательности заключалась в... Глаза Люциуса расширились от удивления. Нет, невозможно. Талант к легилименции — редкость, и ещё большая редкость — легилимент, способный воспользоваться им незаметно. Люциус украдкой посмотрел на Поттера гораздо внимательнее, чем прежде, — и наткнулся на его пристальный взгляд. — Вы правы, мистер Малфой, — кивнул Поттер. — Легилименция относится к числу моих талантов. По спине Люциуса пробежали мурашки. Если Поттер действительно мог читать его разум... Люциус коротко мотнул головой. Поттер заметил его сомнения и решил на них сыграть — а значит, просто-напросто блефовал. — Вижу, вы мне не верите, — тем временем продолжил Поттер. — Но вы можете убедиться сами в любой момент. Готовы рискнуть? Предложение — как и прозвучавший в нём вызов — было очевидно. Если сосредоточиться на конкретном образе, настоящему легилименту не составит труда вытащить его из разума. Поверхностные мысли, как известно, считывать легче всего. Вопрос был только в том, чего добивался Поттер. Поднимал ставку в надежде, что Люциус её не поддержит? — Не бойтесь, — очередная подначка от Поттера, — от этой проверки вы ничего не теряете. Это было правдой. В такой, контролируемой, ситуации Люциус раскроет только те сведения о себе, которые посчитает нужным. А в том маловероятном случае, если слова Поттера — не блеф и не обман, об этом, конечно, лучше знать. — Хорошо, — холодно сказал Люциус. — Можете попытаться угадать, о чём я думаю. Он выбрал волшебные шахматы, выставленные в одной из витрин его домашнего кабинета — на вход туда были наложены запирающие чары, за целостностью которых присматривали домовики, так что Поттер не мог там побывать, — и припомнил их образ так точно, как мог. Не то чтобы Люциус внимательно рассматривал шахматные фигуры: единственной деталью, которую память отчётливо воспроизвела, был почти незаметный скол на чёрной королеве, из-за которого покупка обошлась дешевле, чем могла бы. Поборов иррациональную тревогу, Люциус посмотрел в глаза Поттеру. Тот не дрогнул, и его лицо приобрело сосредоточенное выражение. — Значит, шахматы, — уверенно сказал Поттер. — Из вашего кабинета — где я, безусловно, никогда не был. Люциус торопливо разорвал зрительный контакт и инстинктивно шагнул назад. — Да ладно вам, мистер Малфой, — вздохнул Поттер. — Раз уж я дал вам знать, что владею легилименцией, очевидно, что я успел выяснить всё, что хотел. Задумайтесь сами, сколько раз за последние три недели вы смотрели мне в глаза во время совместных обедов и ужинов. Люциус потянулся к палочке: слишком много у него было секретов, которые, всплыв на свет, в лучшем случае лишат его политического влияния, а в худшем — отправят в Азкабан. — Не глупите, — резким и ледяным — до ужаса напоминающим Тёмного лорда — тоном приказал Поттер. — Если вы хоть как-то навредите Мальчику-Который-Выжил, пока он у вас гостит, от обвинений вам не отвертеться. С другой стороны, разве я дал хоть один повод подозревать меня во враждебных намерениях? Если бы я планировал воспользоваться вашими тайнами, то не стал бы вас предупреждать. Если бы хотел вас шантажировать — уже выдвинул бы условия. Однако я предупредил вас о своих возможностях в знак доброй воли. Отступив ещё на полшага, Люциус немного расслабился: слова Поттера звучали здраво. Но тогда зачем нужен был этот спектакль? Только чтобы повести переговоры с позиции силы? В готовность бескорыстно пожертвовать преимуществом Люциус не поверил ни на мгновение. — Не переживайте так, — посоветовал Поттер. — Редкий окклюмент может поддерживать защиту разума постоянно, а вам неоткуда было знать о моих способностях заранее. На самом деле вы не первый, кто на этом попался. Ну что, если мы сошлись на том, что враждовать нам пока незачем, давайте поговорим о делах. Не дожидаясь ответа, Поттер отошёл к столу и, отодвинув ближайший стул, как ни в чём не бывало уселся прямо на столешницу. Жест мог показаться ребяческим, но Поттер держался слишком уверенно — и исхитрялся смотреть на Люциуса будто свысока, хотя стол почти не добавлял ему роста. — Насколько я понимаю, вы хотите что-то мне предложить, — сдержанно заметил Люциус, окончательно вернув самообладание. — Вы правы, — из тона Поттера пропал лёд; его место заняла спокойная глубина, ещё более чужеродная для детского, не успевшего сломаться, голоса. — Мой план — установить... скажем так, новый порядок в магической Британии — и, возможно, не только Британии. Волшебники, очевидно, сильнее магглов: мы можем пользоваться их изобретениями, тогда как они к магии не способны. А значит, было бы справедливо, если бы мы не прятались, поддерживая Статут о Секретности, а получили заслуженную власть над магглами. — Хотите продолжить дело Гриндевальда? — Отчасти. Видите ли, Гриндевальд кое в чём ошибался. Впрочем, нет... скорее Гриндевальд жил в иное время. Он считал, что магглы опасны, что Статута недостаточно, чтобы от них защититься. Тогда как я говорю, что Статут больше не нужен, потому что магглы слабее нас. Их больше — но они же изобрели оружие, которое делает численное превосходство намного менее важным. Не стану вдаваться в подробности, но оружие, о котором я говорю, способно убивать миллионы и, что самое занятное, не требует сложной электроники, а стало быть, прекрасно совмещается с магией. И магия же защитит нас от ответного удара со стороны магглов: как именно, я пока ответить не готов, но это лишь вопрос времени. Значит, Поттер собрался воевать маггловским оружием. Положим, Люциус кое-что слышал о разрушительной силе технологий магглов, так что эта часть на выдумку не походила. Стало неуютно: Люциус не питал к магглам тёплых чувств и, бывало, наслаждался их страданиями, но даже ему никогда не пришло бы в голову назвать их массовое уничтожение занятным. Тогда как Поттера, похоже, не волновали ни масштаб замысла, ни число возможных жертв. Был ли он безумцем, погрязшим в фантазиях? Поттер... нет, некто живущий под его именем выглядел так, словно верит в свои слова — словно абсолютно в них убеждён. В его взгляде — помимо необычной остроты, присущей легилиментам — светилось нечто чуждое и даже пугающее. Это могло быть игрой воображения, но Люциусу показалось, что в Поттере есть что-то от стихии, которая и не может задумываться о разрушениях, которые несёт — такова её природа. Если Поттер считал себя чем-то подобным... Правда в том, что, если бы вопрос, следовать ли за Тёмным лордом, возник сейчас, Люциус мог выбрать остаться в стороне — и не рисковать жизнью и благополучием ради эфемерных надежд. Вот только, если начнётся полноценная война, ограничиться молчаливой поддержкой одной из сторон, как многие чистокровные семьи поступали во времена Тёмного лорда, не получится. Действительно ли Поттеру хватит могущества, чтобы развязать такой конфликт? — Ничего подобного не удалось ни Тёмному лорду, ни Гриндевальду, — напомнил Люциус. — Что заставляет вас думать, что вы сможете их превзойти? Поттер расхохотался так, будто его повеселило само сравнение. Отсмеявшись, он убрал за ухо упавшую на лицо длинную прядь волос — похоже, стрижку он не жаловал — и ответил прежним размеренным голосом: — А на этот вопрос, боюсь, вам придётся ответить самостоятельно. Свои планы я озвучил — остальное решать вам. Могу добавить лишь одно: как вы наверняка заметили, чистота крови мне безразлична, но если вы не хотите иметь дело с магглорождёнными... что ж, будучи моим союзником, вы сможете себе это позволить. — А что ваша... гм, подруга Грейнджер? Неужели она разделяет ваше отношение к магглам? — Я бы посоветовал вам не лезть в мои личные дела... — прохладно, хотя и не угрожающе сказал Поттер. — На этот раз я отвечу: всё, что мне по-настоящему требовалось, я от неё уже получил, так что её точка зрения не имеет значения. Однако впредь — если, конечно, вы решите стать моим союзником — я рассчитываю, что вы не будете ставить под вопрос мои отношения с другими волшебниками. Итак, что скажете? Готовы иметь со мной дело? — Вы должны понимать, — медленно, как бы придавая каждому слову вес, ответил Люциус, — что участвовать в настолько рискованном предприятии, не убедившись в шансах на успех, было бы опрометчиво с моей стороны. — Я не прошу немедленного ответа. Можете ещё подумать и понаблюдать — но не слишком долго, — усмехнулся Поттер. — Рано или поздно ваша ценность как союзника уменьшится, и тогда мои условия станут менее выгодными. Не поймите превратно, я не пытаюсь угрожать, но исхожу из тривиальных соображений о пользе. — Это всё, что вы хотели мне сказать? — помолчав, уточнил Люциус. — Если так, то я вас оставлю: есть дела, которые требуют моего внимания. Он успел мало того, что отойти к выходу, так ещё и положить ладонь на дверную ручку, когда Поттер его окликнул: — Есть ещё кое-что, мистер Малфой, — Поттер говорил мягко, но с оттенком высокомерия, словно демонстрируя, что он хозяин положения — и разговор закончится только тогда, когда ему будет угодно. — Небольшая просьба. — И какая же? — обернувшись, нейтрально поинтересовался Люциус; он тщательно скрывал бессильное раздражение: показывать слабость в присутствии легилимента не стоило. — Не могли бы вы найти инструктора, который согласится обучить несовершеннолетнего аппарации? Это, конечно, не совсем законно, но для аппарации палочка не нужна, а значит, проблем с Надзором не возникнет. О финансах не беспокойтесь: у меня есть доступ к сейфу Поттеров в Гринготтсе. Полагаю, вам — с вашими связями — найти подходящего человека не составит труда. И последнее: не уверен, насколько это распространённая практика, однако я бы хотел, чтобы инструктор согласился на стирание памяти. Лишним людям совершенно незачем знать, на что способен Мальчик-Который-Выжил, а на что — нет. Позволить применить к себе Обливиэйт и забыть, кого учил, — на это согласится не каждый. И, конечно, обойдётся всё в немалую сумму. Впрочем, если Поттер желает тратить деньги на параноидальные глупости, зачем его останавливать? Не лучше ли воспользоваться случаем и продемонстрировать расположение к Поттеру, оказав ему мелкую услугу, которая, к тому же, самому Люциусу почти ничего не стоит? С другой стороны, Поттер не должен был считать, что всякая его просьба незамедлительно исполнится, словно приказ или закон. Поэтому Люциус, напустив на себя высокомерный вид, перед уходом бросил: — Посмотрю, что можно сделать.