Путь святой бессмертной девы

      На счастье местных жителей, точнее, в большинстве уже жительниц, деревню не сожгли напрочь — сгорело только два дома, так что, когда демоны ушли, выжившие люди, освободившись и выждав пару дней, осмелели и принялись обустраивать свою разрушенную жизнь. Хоронили мертвых, лечили живых, чинили переломанное добро… конечно, задавались вопросом, куда пропали мучители, но в отсутствие какого-либо знака им оставалось только гадать и молиться, чтобы чудовища не вернулись.       А Шэнь Цинцю тем временем гадал, куда бы ему деть три десятка не самых маленьких туш.       Дело было даже не в сложности выкапывания могил — спереть в деревне лопату было несложно. А в странном поведении своего собственного тела: при мыслях о том, чтобы просто выбросить такую прорву мяса, ему делалось дурно и тоскливо. В последнее время он был постоянно голоден — и скромных даров весеннего леса явно не хватало. Шэнь Цинцю даже заподозрил у себя какую-то болезнь, но, так как не был целителем, а в остальном чувствовал себя прекрасно (ушли даже изнурявшие его в прошлом кошмары), то даже и не представлял, к чему такой симптом.       Не помогали даже самоуговоры о том, что эти демоны — людоеды, а есть тех, кто ел людей, может быть неполезно для ци и кармы. В очередной раз поймав себя на примеривании к туше вожака, Цинцю решил попробовать дать телу то, чего оно хочет. Пока не очнулся с куском сырого мяса в зубах, его надо хотя бы попробовать запечь. Но как? Демон — не курица, а когда этих демонов к тому же двадцать девять штук…       Но он глава Пика Знаний, или невежественный полукровка, в конце концов? Знания — это не только музыка и стихи, это… очень, очень много направлений, хранящихся как в обширной библиотеке, так и в голове Главы Пика — по сути, он сам был библиотекой, храня (даже если не умел применить) тысячи тысяч тайн.       И, что удивительно, ни Ло Бинхэ, ни кто-либо из предателей-заклинателей не попытались вытащить из него эти тайны. Даже Шан Цинхуа, помимо трусости известный скупостью и расчетливостью, не предложил обмен: знания на отсутствие мучений. Видит Небо, он бы согласился только для того, чтобы знания не пропали бездарно — но о возможности такого обмена заикнулся только Му Цинфан, да и того мигом заткнули гадюками зашипевшие жены полудемона — Цю Хайтан и Ша Хуалин. Нечего, мол, пытаться что-то получить от этого зерцала подлости, мерзавец только на то и годится, чтобы послужить игрушкой для их прекрасного и могущественного повелителя, а их любимый Ло Бинхэ в гнилых секретах не нуждается…       Ну и гуй с ними.       Ночи были теплы — поэтому он нанес на стены пещеры символы льда и стащил туда туши демонов, предварительно раздев и вымыв, и через пару часов они оказались проморожены насквозь. Вожака — самого крупного — он отволок подальше в лес, и провозился целый день, разделывая и очищая. К вечеру на запах крови пришел седой и тощий старый тигр — Цинцю не стал прогонять старика, оставив ему внутренности и кости.       «Что я делаю?» — подумал он, сидя у костра. Под ним, обложенные диким луком и обмазанные глиной, запекались куски демонического мяса. — «Я вообще в своем уме? Может, у меня началось Искажение, а я не заметил?»       Аргумент в пользу Искажения был веским — но в то же время Шэнь был уверен, что для такого поведения одного Искажения Ци недостаточно. В конце концов, он же не рвет трупы зубами, он вполне осознанно решил съесть демона, который еще вчера ел людей. Возможное нарушение небесных заповедей его не особенно волновало — больше беспокоили возможные последствия для здоровья.       «А что? — вдруг подумал он как будто бы не своим голосом. — Круговорот природы. Все в мире ест друг друга: из мертвых тел растет трава, траву едят жучки-червячки и коровы, их — люди и другие звери. Я просто сокращаю путь. Вряд ли это повредит больше, чем все то, что со мной уже происходило.»       Заклинатель почесал давно не мытую голову и подумал, что даже питаясь демонами, нельзя позволять себе одичать. Нужно будет обустроить место для мытья и стирки одежды, а еще в деревне можно стащить посуду и прочую утварь из опустевших домов.       Цинцю подбросил в огонь еще немного сухих веток, и устроился, полулежа на довольно удобной (после тюрьмы) подстилке из травы и мха. В темноте за кустами кружил старый тигр — запах мяса манил, но огонь пугал, к тому же он был уже сыт. А тот, что у огня — точно не добыча. Такой, пожалуй, сам кого хочешь сожрет.       Зверь ушел, а Шэнь Цинцю задремал у огня, в который раз — без сновидений.              Поедание демонятины никак не сказалось на его здоровье — точнее, сказалось, но явно не в худшую сторону. Шэнь Цинцю прекрасно отдыхал, работал, не чувствуя усталости, обустраивая себе жилье. Потоки Ци в его теле текли свободно и мощно — пожалуй, так хорошо он не чувствовал себя никогда прежде, и если бы не необходимость таиться, он мог бы в одиночку отстроить себе дворец. Но понимание, что с полудемоном, вооруженным Синьмо, ему не тягаться, заставляло быть осторожным.       Он расширил и углубил пещеру, используя знаки, начертанные на листьях бамбука, чтоб укрепить своды, как некоторые животные используют слюну. После подумал: а чем он хуже лис и барсуков, имеющих по нескольку выходов в своей норе, и продолжил дело. Мясом он был обеспечен, лес поставлял орехи, плоды и ягоды, съедобные клубни и грибы, и Цинцю понемногу осваивался с новым хозяйством, запасался едой на зиму, перешивал краденую одежду, правил инструменты и продолжал совершенствование.       Жизнь людей в деревеньке так же наладилась — пусть выжившим и пришлось тяжело, но они справились, да и возделанные поля и огороды теперь кормили гораздо меньше народа. Ко времени жатвы оправились все пострадавшие, и о нападении напоминали лишь пустующие дома да пара пепелищ на окраине.       Похоже, эта местность была глухим углом: за все время пребывания здесь заклинатель сумел узнать о том, что в этой деревне ведут дела лишь с парой соседних селений, расположенных в двух и трех днях пути, обычно, ради свадеб и продажи собранных в лесу лекарственных трав. И демоны неведомо, как забрели в этот край, должно быть, сбившись с дороги. Сюда даже сборщики налогов не добирались, а учитывая то, что творил в мире его злосчастный ученик, может, и не доберутся. Как знать, существует ли вообще Поднебесная страна, как страна, а не как разбитая на мелкие осколки чашка? И жив ли еще Сын Неба, жива ли его кровь? Цела ли Великая Столица, или и ее постигла участь Цанцюн?       Мысли об этом наполнили сердце Шэня странной печалью поздней осени, несмотря на жаркий полдень на исходе лета. Казалось бы — всегда плевать ему было на то, кто сидит на троне, и тогда, когда он мальчишкой подыхал от голода на улицах, и тогда, когда он сделался могущественным Бессмертным Владыкой. Но когда он подумал о том, что Запретный Город будет уничтожен, а тысячелетний род Золотых Драконов прекратит свое существование, он ощутил… неприятие. Как будто разрушены будут не только стены и убиты не просто люди — уничтожены будут те сказки о героях, подвигах и приключениях, которые он слушал в детстве. Пусть и не верил он в них, но тогда в его жизни было слишком мало хорошего, чтобы не цепляться за каждое зернышко интересного, красивого и необычайного среди беспросветности и отчаяния.       Печально, когда рушится то, что считалось незыблемым.       Заклинатель поразмышлял над тем, стоит ли ему выйти к людям, чтобы получше узнать новости и может быть, во что-нибудь вмешаться, но героический порыв угас, не возникнув: если в темнице мысли о мести не дали ему сломаться, то здесь, в тихом лесу, не испытывая никакой нужды, он думал — а зачем?       Месть? Она, к сожалению, не воскрешает мертвых. Если бы смерть ублюдка воскресила Юэ Ци, он бы подумал. Но боль потери давно ушла, и все, что мог сделать Шэнь Цинцю для своего избыточно сентиментального брата, это отыскать его прах и провести погребальные обряды.       Однако прямо сейчас ему не хотелось покидать свой лес, теряя едва обретенный покой в душе и стабильность в жизни ради костей, которым уже ни холодно, ни жарко. К тому же — осень на пороге, скоро пойдут дожди, а затем и зима придет. Пережидать ее лучше в надежном месте, а не в дороге или, того хуже, среди незнакомых людей, среди которых любой может оказаться слугой полудемона.       Так что, отдача долга мертвому подождет до следующего лета.       В качестве обещания самому себе Цинцю изготовил бамбуковый шест и принялся тренироваться с ним — пусть это оружие далеко не заклинательский меч, однако и сам он ныне лишь таящийся в лесах беглец. Крепкая палка подойдет ему больше, к тому же, Сю Я все равно утрачен, и неизвестно, удастся ли хотя бы вернуть обломки, а любой другой клинок будет не лучше посоха.       Когда подступающая осень зябким холодком проскользила по земле, у него были теплая одежда и изобилие в кладовых, и его Золотое Ядро, казалось, и впрямь делалось все сильнее… было немного жаль отсутствия многих привычных вещей: музыкальных инструментов, книг и принадлежностей для каллиграфии. Но жизнь и помимо этого была необычайно хороша. Он легко засыпал и спал по-прежнему без кошмаров, легко просыпался, выполнял домашнюю работу, гулял по лесу, любуясь красотой природы и жалея лишь об отсутствии бумаги, кисти и туши, чтобы создавать картины. На прогулках его повадился сопровождать старый тигр, и Цинцю, не особенно доверяя своим (всегда недостаточно развитым) чувствам, подозревал, что в звере каким-то образом пробудилось духовное начало. Возможно от близости заклинателя? Хотя, с его-то силами… скорее всего, причина была в поедании демонических потрохов.       А впереди была зима, обещавшая стать не хуже, чем лето.