Гибель Соукоку

Каждый новый день, после смерти Чуи, наступал для Дазая одинаково – с головной боли и депрессии. Да и этот день не предвещал ничего нового. Но осязаемое чувство, что что-то изменится, придавало непонятного счастья. Он никогда не полагался на предчувствия (за что и поплатился), потому и принял это как данное. Звонок в дверь заставил Дазая окончательно встать и подойти к ней. Там, на пороге, его поджидал Гоголь, и глупо улыбался. – Ну что, герой романтик? Готов к великому возвращению твоего любимого? Честно, я очень удивлён, что Фёдор не воспринял в штыки наше предложение, хотя ты, чудак, даже этим заставил меня очень сильно ревновать. Но теперь я не определился кого именно. Он подмигнул Осаму и быстро прошмыгнул в квартиру, в которой закрыв нос рукой, пробубнил: – Мне нужны прищепка, свечи и кровь девственниц,– Николай повернулся к Дазаю и убедившись, что возымел эффект на того, добавил,– Шучу. Только прищепка. Или что-то, что может закрыть мне нос, так как удерживать его закрытым руками, во время воскрешения, я не смогу. А если не смогу – умру от "чудесного" амбре. Удивление на лице Осаму сменилось на снисходительную улыбку и он отправился искать хоть что-нибудь, что помогло бы Гоголю справиться с запахом. На самом деле, его удивляли их образующиеся около-братские отношения. То есть, они всё ещё понимали, что не друзья друг другу, но какая-то схожесть в мышлении, придавала взаимной симпатии. Найдя прищепку, которой никто из жильцов этой квартиры не пользовался (видимо её оставили здесь прежние владельцы и просто, не особо ища при выезде, она осталась), Дазай принёс её Гоголю в ванную. Тот осматривал тело Чуи и хмурился, что-то примеряя и рассчитывая, полностью выпав из мира. Осаму толкнул его в плечо, призывая к вниманию. – Вот,– он протянул прищепку,– Что-то не так? Гоголь нахмурился ещё больше. Он дотронулся до некоторых точек на теле Чуи и произнёс: – Не то, чтобы я был неуверен в своих силах, но яд, что использовал Дост, очень силён и мне придется очень сильно постараться. Иначе, либо он умрёт окончательно, либо проснется с абсолютно другой личностью. Дазай сглотнул неприятный ком в горле. Он не мог позволить, чтобы все его усилия пошли прахом, а потому был готов создать всевозможные условия для комфортной работы Николая, для этого и поинтересовался: – Что тебе понадобится? Я всё предоставлю, только попроси. – Собственно ничего такого. Только любые лекарства, что сможешь достать в аптеке, от простуды. Повисла неловкая тишина. – То есть, ты сейчас серьезно и не смеёшься надо мной, как с кровью девственниц? – Я на полном серьёзе. Чаще всего только эти лекарства и помогали мне в воскрешении с тяжёлыми случаями. – Что ж, тогда я быстро сбегаю в аптеку. А ты... Ну не знаю, начинай что ли. Гоголь только кивнул и приступил к своему делу. Он положил указательный и средний пальцы одной руки, на лоб умершего, а пальцы другой, на его грудь. Кончики их загорелись, показывая, что способность начала действовать. Глаза эспера закрылись и он начал произносить слова на неизвестном языке, будто призывая духов. Хотя возможно это так и было. Дазай, зачарованно наблюдал за этим, но потом отмер, вспомнив, что ему поручили и быстро выбежал на улицу, в аптеку. Там, у удивленной продавщицы, он купил чуть ли не все возможные препараты от простуды и поспешил вернуться в свою квартиру. В ванной комнате обнаружился Николай, который уже сидел молча, чуть склонив голову над Чуей. От его пальцев по телу Накахары проходили красные линии, пронизывающие кожу насквозь и будто бы светясь из-под неё. Дазай медленно подошёл к нему и положил, все что купил, на пол, не рискуя прикасаться. Ведь если он дотронется, способность Гоголя исчезнет и возможно, что-то важное разрушиться во вселенной. Всё может быть, поэтому поговорку "Кто не рискует – тот не пьет шампанское", в этой ситуации можно отбросить куда подальше. Если он сделает всё аккуратно, то в последующем, возможно, сможет выпить любимого вина Чуи с ним же, а не какое-то шампанское, которое он даже не любит. Мысли метались туда-сюда и одна сбивала другую. В голове творился полный бардак, а потому Дазай решил выйти проветриться. Хотя бы в соседнюю комнату. *** Гоголь, со всё ещё закрытыми глазами, поднял первую попавшуюся пачку какого-то лекарства и распаковав её, вложил в рот Чуи две таблетки. Прошло уже полчаса с того момента, как он приступил к воскрешению, а по статистике примерно после этого времени, труп оживал. Вот и теперь, тело под пальцами налилось теплом, нехарактерным для мертвеца, а веки мелко задрожали. В этот самый момент, Дазай решил вернуться, дабы проверить как обстоят дела. Увидев медленно возвращающегося к жизни Чую, он чуть было не совершил ужасную ошибку – кинувшись к тому, он пролетел в паре миллиметров от Гоголя, которого, если бы коснулся, потерял все возможности на второй шанс. Николай же, только открыв глаза и заметив такое неподобающее отношение к своим трудам, только шикнул и чуть-чуть отстранился, чтобы дать безумно влюблённому, взять в руку, руку объекта его любви. Чуя открыл глаза и непонимающе заозирался по сторонам. Он схватился за борт ванны, в которой лежал, не замечая рядом с собой никого – ни своего спасителя, ни Дазая. Осаму же сильнее обхватил его руку и со щенячьей преданностью посмотрел на его лицо, пытаясь уловить хоть каплю узнавания. Когда же Чуя посмотрел в сторону парней, окруживших его, он мелко вздрогнул. Постепенно испуг сменился на спокойствие, а на его лице появилась улыбка. – Вешалка для бинтов, что случилось? Почему я в ванне, а тут находится неизвестный мне человек. Что ты уже успел натворить? Он удивлённо посмотрел на то, как Дазай спокойно выдохнул и приблизил своё лицо, ко всё ещё сжимаемой руке. Так же выдохнул и Гоголь, довольный тем, что смог пополнить свою копилку удачных воскрешений ещё одним "сложным случаем". – Эй, я вообще-то к тебе обращался. Что случилось?– повторил свой вопрос пораженный Накахара и почувствав слезы Дазая, текущие по его руке, добавил – Неужели это я что-то натворил? – Нет нет нет! Это я во всём виноват!– полувсхлипнул, полувскрикнул Осаму,– Если бы не я... Всё было бы хорошо. – Нет, это не так, дурак. Это Фёдор всё задумал, а он всегда выполняет то, что хочет. Если бы не ты, Чуя так продолжал лежать в морозильной камере нашей старой базы, – произнёс Николай, про которого уже, казалось все забыли. – Что? Ничего не понимаю. Причём здесь Фёдор? Дазай, объясни мне, что произошло в конце то концов,– он попытался отдернуть свою руку и когда у него это наконец получилось, он положил её на голову Осаму, поглаживая. Все они так сидели около десяти минут и так возможно продолжили бы, если бы Чуя вдруг не схватился за голову и не застонал от боли. Дазай встрепенулся и испуганно посмотрел на парня, который постепенно начал отходить от ужасной боли, что неожиданно обхватила всю его голову. Когда же Чуя полностью отошел, перестав корчиться, его взгляд наполнился осознанием. – Я же умер... Никто не ответил на это, а потому он беспокойно заметался в ванне, попытавшись выбраться, при этом проговаривая: – Дазай! Как ты... Что ты наделал? Почему я жив? Я всё вспомнил! Ведь я умер... Как ты оживил меня? Наконец выбравшись из ванны, он накинул на себя первое попавшееся полотенце и вошёл в гостиную. Там он свалился на диван и тупо посмотрел перед собой. За ним вышли, сначала Гоголь, а потом присоединился и Дазай, приведший себя в относительный порядок. – Я... Чуя, как только я узнал о возможности вернуть тебя, больше не мог думать о чём-то другом. Надеюсь ты простишь меня за то, что я для этого сделал... Но я не мог поступить иначе. В ответ Чуя поднял свой взгляд на Осаму, о чём-то подумал, а потом поднялся, подошёл к нему и обнял, уткнувшись в шею. Дазай остолбенел, но вскоре сам ответил объятием и поглаживанием по таким родным рыжим прядям. Такое знакомое, близкое сейчас тепло, не только физическое, а душевное, вновь объяло их. Гоголь стоял в сторонке и умиленно смотрел на парочку. Поняв, что его компания давно уже не нужна, он собрался на выход, но Чуя, заметив его, ускользающего, как преступника, с места преступления, высвободился из объятий и использовал смутную печаль на дверь, заблокировав её. Николай остановился и повернулся к нему. – Что такое? Не хотите чтобы я уходил? Как мило,– придурковатая маска вновь появилась на нём,– Извините, но я думаю мне пора. Мой босс меня заждался,– улыбка растянулась на всё лицо. – Кто. Он. Такой?– зло прищурившись, поинтересовался Накахара. – Он тот, кто тебя спас. Без него, тебя сейчас не было со мной,– Дазай подтянул Чую обратно к себе, но тот всё ещё прожигал злым взглядом Гоголя. – Какой хороший отзыв, Дазаай. От умиления сейчас лопну. К сожалению я вижу, что тебе не верят. Так что пожалуй представлюсь сам. Николай Гоголь, очень приятно, эспер со способностью воскрешения,– он сделал театральную паузу,– Работаю на Фёдора Достоевского. Глаза Чуи заволокла ярость и он перенес свою способность на говорившего, но Дазай не дал совершить ошибку, дотронувшись до него и испарив её. Николай же ещё сильнее улыбнулся-оскалился. – Ожидаемая реакция. Только стоит услышать на кого я работаю, благодарность за спасение улетучивается, сменяясь злостью. Скоро начну плакаться в подушку от этого,– он поднес ко лбу руку тыльной стороной и изобразил истинную трагедию. – Извини его конечно, но ты мог бы вообще не упоминать Федора сейчас? И если хочешь идти, уходи. Спасибо за то, что помог, но твоё актерствование ничего не даст. Гоголь обидчиво фыркнул и поспешил уйти, чтобы Чуя, который по виду вот-вот был готов свернуть ему шею, не совершил желаемого. Осаму с Накахарой остались наедине и вновь обнявшись, заплакали от счастья. Дазаю за такое относительно небольшое количество времени пришлось пережить очень многое. А Чуе... Наоборот пробыть всё это время в загробном мире. И вот, наконец они снова вместе. Переосмыслили все свои отношения, осознали то, что могут всего лишится. А ведь до этого они даже не задумывались об этом. – Я всё ещё хочу узнать, как ты всё это провернул, но сейчас я очень хочу спать. Не каждый день пробуждаешься от смерти. Осаму кивнул и сопроводил, всё так же обнимая, Чую в их спальню, в которой до сих пор пахло смесью запахов гниения и дезодоранта. Не обращая на это внимание, но с мыслями о том, что потом обязательно спросит, Накахара лег на постель и как только его голова коснулась подушки, сон тут же накрыл его. Осаму наблюдая такую прелестную картину, просто улыбался, а глупое счастье, что сейчас наполняло всю его грудь, не давало уснуть. Да и не хотелось. Хотелось только продлить этот момент на вечность, чтобы не задумываясь о проблемах, просто сидеть и наблюдать за тем, как спит любимый тобой человек. Раньше он и не задумывался о такой чепухе. Зачем? Ведь он бесстрастный и бесчувственный исполнитель мафии, которого смогли полюбить. А ему, будто бы в дань, пришлось отдать и своё сердце полюбившему. Сейчас же всё его мировоззрение поменялось. Вот как на человека может влиять гибель любимых. Как он считал до этого? Любовь – глупость, недостойная на существование. Слабость. Что-то вроде наркотика, только зависимость проявляется не от бесчувственного вещества, а от такого же зависимого человека. Взаимное уничтожение. А возможно это так и было, просто теперь подсев, Дазай ни за что не захочет слезать со своего "нарКОТика". Ведь он всегда хотел умереть? Так пусть эта смерть будет такой. Смерть от любви. Хоть она и будет долгой, но зато самой лучшей. Нужно внести этот вариант в справочник самоубийств для чайников.