Твоя реальность

Моника неумело махнула молотом. Было тяжело, неудобно, потому пришлось взяться слишком, на её взгляд, близко к концу древка, что нивелировало преимущество в длине оружия; более того – девушку ощутимо качнуло, и пришлось приложить усилия, чтобы не рухнуть. Куда уж там нанести вред – тут бы не убиться самой, а ещё нужно защититься от чужих ударов. – Не подходи! Алиса усмехнулась. – Браться за оружие стоит, только если готова пустить его в ход, убить.* Думаешь, сможешь? Или так и будешь махать? – Если потребуется – я удалю тебя из этой жизни,* – процедила Моника, и глаза её на миг вспыхнули золотом. Двачевская отшатнулась. Моника же напротив сделала шаг вперёд, но вынуждена была отпрыгнуть, чтобы не попасть под взмах тесака. Двачевская орудовала лезвием легко, грациозно и главное – с удовольствием. Правда, и в этих движениях ощущалась скованность – большая, чем простая осторожность. Алиса будто одёргивала себя, не давая сорваться и в безумии изрезать или покрошить соперницу. – Почему все так боятся смерти? – Девушка с нежностью провела пальцами по тесаку, любуясь солнечными бликами на сверкающей стали. – Это же всего лишь миг между отсутствием жизни и другим отсутствием жизни. Все так цепляются за знакомое? Хотят растянуть агонию? Надеются, что всё изменится? Моника фыркнула: перед ней красуются, с ней играют как с абсолютно неопасной, бесполезной. Манекен, чтобы было проще «примерить» брошенные слова. Кукла, которая не ответит, не собьёт. – Потому что с каждой смертью прекращает существовать мир таким, какой он есть.* Твой мир – будет разрушен, стёрт! А кто знает, что настоящее в сплетении реальностей и что – раздавит всех. Алиса закашлялась, встретив отпор. – И зачем тебе – эта реальность? – она усмехнулась. – Или другая? Впрочем, – она описала восьмёрку лезвием, – как сочетается эта теория с практикой? – Двачевская сделала медленный колющий выпад, от которого Моника заслонилась молотом. – Сначала вы, похоже, сделали ошибку, не добив Лену. Потом я, видимо, ошиблась с Машей. Но вот на Электронике всё стало криста-а-ально ясно. – Она дьявольски рассмеялась. – Голову с плеч!* Алиса сделала шаг вперёд и замахнулась, но тут же отступила, чтобы не быть сбитой резким ударом по ногам. – Кристально, значит! Три смерти, чтобы потом снова что-то решать? – Моника, морщась, выплюнула эти слова. – И что же сейчас – снова в раздумьях? Семёна вырубила, а со мной решила поговорить, чтобы выяснить, убить или предложить присоединиться? – Двачевская покачала головой. – Или просто – до кого дотянулась? Описав небольшую дугу по сцене, Алиса подобралась ближе к лежащему парню – на расстояние удара. Пришлось презреть безопасность и блокировать выпад уже древком, даже с угрозой лишиться пальцев. Пусть и в симуляции, пусть на каком-то чёртовом неправильном витке, но не хотелось умирать даже здесь. Дурной мир хуже доброй ссоры. Суровая жизнь лучше лёгкой смерти. – Кто бы ты ни была, он тебе дорог… – произнесла задумчиво Двачевская. – Кто ты и зачем здесь, я не знаю. Даже не знаю уже – стоит ли выяснять. После все этих… неправильных смертей. – Плечи Алисы вздрогнули, выдавая страх. – А вот с Семёнами уж как-то, а договориться можно: плавали – знаем. Моё тело, если можно назвать то, как я выгляжу здесь, а не там, в реальности, телом, а не аватаром, – это универсальная валюта. – Фу, как пошло. – Если ты играешь, приходится принимать правила, – Алиса улыбнулась со злобой и обречённостью идущего на казнь человека. В душе у Моники рос праведный гнев. – Или устанавливать их! Или обходить. В любом случае – не теряя себя. Ведь ты сама – это ядро того, что есть в твоей жизни. Алиса фыркнула. – Я не нуждаюсь в советах. У меня и так особо не было жизни, но и то, что её заменяло, у меня отняли, поместив сюда! М? Семён, застонав, встал на четвереньки, и Моника спешно прикрыла его от возможного удара. Даже рискуя не успеть среагировать и умереть от пронзённой тесаком груди, но Алиса не спешила атаковать, даже отступила на шаг. – Как будто попал под лошадь. Я теперь «О. Бендер».* Моника хмыкнула. – Итак, ты тоже настоящий человек, а не бот, – резюмировала японка. – Т-тоже? – удивились одновременно Семён и Алиса. – Аллилуйя! – выкрикнула Моника. – Как и ты, мы попали в «Совёнок». А теперь наконец, чёрт возьми, опусти оружие! – голос и руки девушки дрожали. Двачевская сделала ещё шаг назад. – И вам тогда будет проще меня убить? Как Машу и Электроника? Семён похлопал в ладоши. – Чего? – не поняла Моника. – Это «да»?! – зло выкрикнула Алиса и заслонилась тесаком. Вожатый положил ладонь на плечо Монике и вышел вперёд. – Думаю, мне ты доверяешь больше: я – знакомое зло. Почти родное. – Алиса наотмашь махнула тесаком. – Хоть и, возможно, умирала от руки одного из наших. Или не одного. – На Двачевскую будто вылили второй ушат холодной воды, она дрожала, даже несмотря на то, что оружия в руках у Семёна не наблюдалось. – И всё же нам проще договориться. Так вот: у нас, кажется, сложилось некоторое недопонимание. И если каждый расскажет свою версию, до истины будет докопаться… Алиса вскрикнула и начала резать воздух беспорядочно. – Да стой ты наконец! Вожатый ухмыльнулся, пожал плечами, но всё же прекратил шагать. Опыт в общении с Алисами был, и понять, когда стоит тормознуть, Семён мог. А когда стоит перейти в наступление словами, а не действиями. – Итак, ты знаешь, что в местном хоррор витке не Мику, а Маша, но избила и повесила её. Алиса взорвалась от возмущения. – Что?! Да пока вы спали, она раскричалась, что всё неправильно, что этой твоей Моники здесь быть не должно, что одна из вас точно лишняя. Ну, и решила придушить соперницу, пока вы спали. Я ей прочистила мозги – начистила мордочку, так до людей лучше доходит. – Алиса усмехнулась и прекратила беспорядочно махать оружием. Семён кивнул. – И кровь на затылке оттуда же? – Конечно. Моника подала голос. – Так и оставила М… Машу избитой и расстроенной и ушла? – она прищурилась с недоверием. Алиса пожала плечами. – Ну, если бы Маша не передумала убить тебя, мы бы, в крайнем случае, лишились тебя. А тебя я вижу впервые, извиняй! Вожатый усмехнулся. Одиночкам плевать на тех, кто не входит в самый ближний круг, а уж на незнакомцев – тем более. – Ты ушла добить Лену. – Потому что вы, беспечные идиоты, оставили её одну! Хорошо хоть, трепались на входе – я услышала и спасла всех. Моника рассмеялась и крепче сжала молот. –А потом ты получила по наследству тесак. Мику повесилась от тоски, что она здесь лишняя. А Электроника ты убила так – за компанию? – слова напоминали змеиное шипение, а хитрая ухмылка больше бы подошла злодейке, планирующей заговор. – Чего?! – выкрикнула Алиса. – Семён крикнул, что убьёт Электроника, если тот отойдёт, а потом этот балбес меня увидел, отбежал. Я спряталась, потом отошла на странный шёпот… Вернулась – распишитесь, исполнено, труп без головы. Вожатый запустил пальцы в волосы и зарычал. – Лезвие блестит, потому что им никто не пользовался, так? – Двачевская кивнула. – А что за шёпот? Что-то типа «как дела?» замогильное такое? И кузнечики ещё стрекотали как ненормальные. Но ты никого не видела, так? Алиса вздрогнула. – Ну, да. А что? Вожатый усмехнулся. – Значит, Электроника убила не ты. Хорошо. И не мы. Значит, скрипт витка. Поэтому и срез такой невообразимо гладкий и бескровный. Ну, что? Мир, дружба, жвачка? Положите уже оружие. С чувством облегчения Моника бросила на сцену молот и выдохнула. Её примеру, чуть поколебавшись, последовала Алиса. – И вот мы договорились. – Наконец девушка улыбнулась. – Теперь всё будет хорошо. – Не обращая внимая на остальных, она села на край сцены и свесила ноги. – Нет, – раздалось за спиной сурово. Двачевская закашлялась, но смогла выдавить: – В смысле? – Ты не переживала первую ночь? – Ну, да. – Так вот, дальше – зомби. – …мать. – Выступили слёзы. – Поэтому у Электроника не было головы? – Угу, – беззаботно отозвался Семён. – Итак, что мы имеем? – он развёл руками. – Нас имеют! – усмехнулась Алиса. Если мир жесток, приходится приспосабливаться, меняться и даже пытаться получать удовольствие, ведь иначе зачем вообще жить? – Судя по тому, что я знаю о вас, вы будете играть на гитарах «Du hast»,* а мне встать за клавишные? – Моника кисло улыбнулась и посмотрела устало исподлобья. Вожатый пожал плечами. – Было бы неплохо, но нам сейчас это не поможет. – Будто нам сейчас может помочь хоть что-то… – напускная весёлость прошла, и Алиса положила подбородок на ладони. – Дорога из лагеря закольцована, так ещё и если пойдём днём – схватим солнечный удар, а если вечером – нас, видимо, схватят зомби. Потрясающе! – она истерически усмехнулась. – Выжила, называется. Кажется, я живу, чтобы сдохнуть.* Семён сел рядом, а Моника, опустившись, обняла рыжую за плечи. – Не переживай: мы все рождены, чтобы завтра сдохнуть. Но для смерти есть такое слово – не сегодня. – Он задиристо сжал кулак. – Если я правильно поняла суть этого лагеря, ты до него всё равно не жила, а нельзя отнять больше, чем есть, – произнесла Моника, хитро улыбаясь. Алиса кивнула. – Даже если и не жила, функционирование моих органов мне как-то нравится: привычно, знаете ли. А за это стоит уже побороться – пусть выкусят: я хочу жить дальше. Жить, а не тратить своё время на то, что жизнью не является. Жить, – она зло оскалилась и соскочила со сцены. – Мы должны показать всем, где раки зимуют. Ухмыльнувшись, Семён прыгнул следом и с довольной улыбкой поднял кулак. – Превосходно. «Я же не ревную?» – бросив взгляд на Вожатого с Алисой, с тревогой подумала Моника и спешно заняла место рядом. – Блин, за оружием стоит вернуться, – прокряхтел Семён. – А так красиво пошли в закат, как в фильмах, блин.