38 - Песня о главном
2 августа 2021 г. в 06:29
Примечания:
Аквамариновый ангел - мод с Мику
Варга́н — музыкальный инструмент в виде свободно колеблющегося в проёме рамки язычка, приводимого в движение пальцем или дёрганием за нитку.
Закон Ома — эмпирический физический закон, определяющий связь электродвижущей силы источника (или электрического напряжения) с силой тока, протекающего в проводнике, и сопротивлением проводника
Варварские племена
«Коза́», также известная под названиями «рожки», «рога», «распальцовка», «подкова» — жест в виде мизинца и указательного пальца, выставленных вперёд, в то время как средний и безымянный прижаты к ладони. Жест по форме напоминает голову рогатого животного
Зашли в музыкальный кружок торопливо, чуть ли не вбежали, чему шедшая под руку с Вожатым Моника немало удивилась, но промолчала, лишь одарив парня растерянным взглядом, который тот либо не заметил, увлечённый дорогой, или проигнорировал. Хозяйки кружка на месте не наблюдалось, и японка обратилась к улыбающемуся Семёну.
– Но где Мику? Мы не опоздали? – спросила она, положив Вожатому ладонь на плечо.
– Вот! – он торжественно указал под рояль, где пионерка увлечённо работала тряпкой, абсолютно не заботясь о том, что юбка не прикрывает ровным счётом ничего.
Моника вздохнула и покачала головой.
– Тебе панцушотов в жизни не хватает, что ты решил здесь полюбоваться? – уточнила девушка с укором.
Наклонив голову, Семён хитро улыбнулся.
– Плохой вопрос: если я отвечу «да», неудобно станет нам обоим, – и придал лицу невинное выражение.
Моника подмигнула и ухмыльнулась, показав зубки, а затем облизнулась, отчего парня аж в жар бросило.
– А если я отвечу, что приняла это к сведению, то неловко будет только тебе, – стрельнув глазками, японка игриво провела пальцем по своей шее, а затем ниже – вдоль галстука, и Семён под смех девушки напряжённо сглотнул.
Наконец он покачал головой и кратко заключил:
– Потрясающе!
– Не думай, что я была такая же искушённая в жизни. Это я с тобой такая и сейчас. Находясь вместе в том, что вместо жизни и что мне начало нравиться, – Моника беззаботно тряхнула головой.
Семён как бы распробовал слово на языке.
– Вместо жизни. Если хочешь, могу сыграть одну песню с этим словосочетанием, раз уж мы в…
Девушка выставила перед собой ладонь.
– Вот этой – не надо: чувствую, она грустная. А вот про «следует жить» я бы послушала, – в ярких зелёных глазах снова была теплота. – Я ведь верно поняла, что это цитата из песни?
– Хочешь, с Микуськой тебе организуем концерт? – предложил Вожатый.
– Знаешь… хочу!
– Сейчас аккуратно её извлеку оттуда, – деловым тоном ответил Семён и начал опускаться на пол.
– Это же скрипт? Она не обратит на нас внимания, если непосредственно к ней не обратиться? – Кивок. – И ударится, если мы… – Кивок. – Заботишься. А ведь забавно: ты относишься с особой нежностью к Мику, Жене и мне. Одна добрая, наивная и болтает без умолку. Вторая злая, саркастичная и чаще молчит. И я – где-то посередине. Ой!
Семён обнял её за ноги.
– И все три – бесконечно одиноки. И каждой из трёх можем помочь только мы с тобой.
Он медленно начал поднимать голову, чтобы посмотреть явно смущённой девушке в глаза, но та взвизгнула и прижала юбку к ногам.
– И ведь я почти уверена: ты не нарочно! – Вожатый смущённо кивнул. Со вздохом он отпустил Монику и полез под рояль, где положил ладонь на макушку пионерки.
– Привет! – с нежностью поздоровался парень.
Голова автоматически подалась вверх, но сильная рука не дала обоим стукнуться.
– А-а-а! Кто тут? Ой! Прости…
Выбравшись и отряхнувшись, двое наконец встали перед ясны очи Моники.
– Привет! – ласково обратилась та.
– Ой! Привет-привет! А меня Мику зовут. Никто не верит, а меня правда…
Японка улыбнулась.
– А я – верю. Как и в то, что ты самая добрая и звонкая девочка лагеря.
Наклонив голову, улыбающаяся Мику прикрыла порозовевшие от смущения щёчки руками.
– Это так… – пионерка даже потеряла дар речи. – Это так мило. Но я хочу узнать и о тебе, а то неправильно: вы пришли, а всё обо мне.
– Я Моника, и я хочу записаться в музыкальный кружок, чтобы научиться как следует играть на рояле и радоваться жизни.
В глазах девочки на миг показалась тоска, а потом как-то резко растаяла, растворилась под напором счастья и энергии. Мику даже подпрыгнула на месте, подняв в воздух сжатый кулачок.
– Конечно! Конечно! У тебя всё-всё получится! Во всём! Точно-точно! – она улыбалась, искря задором. – Я помогу! Я играть на всём-всём могу, а ещё петь… – начала она, но осеклась, когда в поле зрения снова попал Вожатый.
– А я… Семён. Вместе мы «Фруктовый сад».
Моника непонимающе посмотрела, а Мику на секунду задумалась.
– Вообще, в рифму будет скорее «Большой паслён», «Наткали лён», «Морозный трон» или «Синхрофазотрон», но группу, в принципе, можно всё равно назвать так, как больше нравится.
– Вообще, это было почти как слоган из рекламы, но… какая разница? – Вожатый беззаботно отмахнулся. – Как не любить такого аквамаринового ангела?* – обратился он к Монике.
Та обняла пионерку за плечи и, кивнув, подтвердила:
– Любить-любить.
По щеке Мику скатилась слеза счастья: неужели хотя бы в эту смену она не будет одна?
Подпись в обходном – простая формальность, а вот запись в клуб, зафиксированная на бумаге… пионерка даже прижала к груди подписанный листок, улыбаясь, и замерла, а Моника счастливо и почти по-матерински смотрела на неё. Тишину нарушил Семён.
– А ты не против устроить небольшой концерт, так сказать, по просьбам трудящихся?
– Ой! Могу, а когда? А что нужно? Подобрать песни, принести и подключить… – начала прикидывать Мику.
– Стой. – Пионерка перевела дыхание и перестала суетиться. – Сейчас одну песню сможем сыграть и спеть для Моники?
Мику тревожно поджала губы.
– Я могу петь или играть… – Он кивнул. – Но не одновременно. И если знаю песню.
Вожатый пожал печами.
– Знаешь же «Диалог у новогодней ёлки»? Левитанский, Никитины…
Девушка радостно закивала.
– Конечно!
Моника улыбнулась: как же они волнуются и стараются – для неё.
– Я могу играть на гитаре и петь, а ты виртуозно играешь на флейте… – Переведя взгляд с Мику на Вожатого, японка, подмигнула последнему, после чего тот смущённо поправил галстук, но от комментариев воздержался. – Сможешь между своим репликами сыграть…
– Я не уверена, что это тот инструмент, который нужен. Я думаю, больше подошла бы скрипка, но я могу и...
– Хм, – Семён пожал плечами.
Моника подняла палец.
– Думаю, руководитель музыкального кружка и мультиинструменталист лучше определит, на чём играть.
На этот раз пожала плечами Мику: в общем-то, она могла исполнить свою партию на чём угодно, хоть на варгане,* правда, такового в клубе не наблюдалось.
– Два против одного за скрипку. Почему, собственно, нет? Чукча гитарист, чукча не композитор! – усмехнувшись, Семён развёл руками.
Пионерка удивлённо вытянула губы.
– О-о-о! А ты чукча?
Вожатый улыбнулся.
– Ну, дедушка, когда пьяный был, говорил, что он чукча, но кто б знал. Так, кое-что обсудить, Мику.
Он подошёл, и после непродолжительного шёпота двое пошли за инструментами и, вернувшись, начали неуверенно переминаться с ноги на ногу перед Моникой, стараясь успокоиться.
– Ладно, что ли? – усмехнувшись, вожатый начал играть мелодию.
Лицо парня тут же приняло довольный и сосредоточенный вид, примерно та же метаморфоза произошла и с Мику – следы тревоги испарились, уступив место делу, головы, сердца и воздух в клубе заняла музыка.
— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
В ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
Этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же всё это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует? — Следует жить,
Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько зиме ни кружить,
Недолговечны её кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
Руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
И карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
И — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
Слёзы счастья текли по щекам, а Моника аплодировала.
Её переполняли мысли и чувства, но в целом они складывались в простенькую и гениальную, как U=IR,* формулу: «Я буду жить».
После кратких аплодисментов от двери послышался голос.
– Ну, вы и придумали: летом петь про зиму, хотя… – девушка отмахнулась. – Не про зиму же, а про жизнь, про душу песня. – Наклонив голову, Двачевская улыбнулась. – Я, собственно, за гитарой, – объяснила она.
Мику кивнула.
– Конечно, бери, Алиса. Я её даже поднастроила.
Та благодарно кивнула, а когда поравнялась с Вожатым, тот заговорил.
– А хочешь, забабахаем совместный концерт к концу смены? Прямо с номерами. И Ольге не дам тобой рулить – облезет.
Алиса потёрла подбородок.
– Звучит… интересно, – протянула она.
Моника сложила ладони в сердечко перед грудью.
– Соглашайся. Давай наполним эту смену музыкой. Давай разожжём сердца. Давай.
Семён усмехнулся.
– …сожжём диван на сцене! – добавил он.
Алиса выпучила глаза и даже открыла рот от удивления, сначала улыбнулась, а затем покачала головой.
– Кто ж нам разрешит?!
Вожатый с наклоном головы ухмыльнулся.
– Я. И когда диван уже горит, запрещать его приносить и сжигать – уже поздно.
Двачевская кивнула с задорным блеском в глазах.
– Я в деле.
– А вы уверены… – начала Мику.
Моника вздохнула и покачала головой.
– Вы странные вандалы, но я в деле: это лучше, чем грустить.
– Ты практически прямым тексом сказала, что ты лучше, чем готы, вандалы и гунны,* – подмигнув, Вожатый пальцами-пистолетами указал на японку.
После секундного замешательства она рассмеялась и показала рокерскую «козу».*