Твоя реальность

На площади пара услышала звуки горна, настойчиво звавшего обитателей лагеря на ужин. Семён поморщился и схватился за голову. – Как же неудобно вышло, боже… – он вздохнул. – Будто не знаю ни расписания, ни… Моника положила ему ладонь на плечо. – Ты кое-что забыл. – М? Надо ид… Девушка улыбнулась. – Я, конечно, уже поняла, что у Жени биологический будильник синхронизирован с горном на приём пищи, но! У неё свои ключи, а если их забыла, у меня есть потрясающая идея. Сложив руки за спиной, она выгнула спину, лучась от радости. – Я так понимаю, ты не скажешь ничего пока что? Или это совет дня? – Именно – подожди! Оставив Ольгу разговаривать со Славей у лестницы, Семён и Моника забрались с обратной стороны крыльца, держась за огородку, и тихо зашли в столовую. Мест почти не оказалось, так что сели к Электронику и Шурику. – Вечер добрый, товарищи! – поприветствовал их Вожатый. – Приятного аппетита. – Спасибо, – Сергей кивнул. – И вам. – Как жизнь, как день? – решил спросить Александр. – И жизнь хороша, и жить хорошо,* – ответил Семён жизнерадостно. И припомнил, что Маяковский через два года после этой фразы застрелился. – Хорошо, но я знаю, как сделать её для всех лучше, – Моника подмигнула Сыроежкину. – Ни о чём не спрашивай, просто дуй за ещё одной порцией и… – Счастье есть, – усмехнулся Шурик. – А хорошо есть – ещё лучше!* – поддакнул Семён. Под злым взглядом Моники Электроник подскочил и буквально кинулся на раздачу. – …и стулом, – добавила японка. Так что когда кибернетик доставил к столу и нехитрую снедь, и «посадочную площадку», грянул гром. Женя была не просто недовольна, она была в ярости. – Хунта, мать твою, а ну иди сюда, контра белогвардейская! Решил меня закрыть в библиотеке? Ты, шутник наглый, мать твою, а? Я сама тебя закрою, наглец! И всю твою семью!* Семён закашлялся, а Моника спокойно положила девушке ладонь на плечо, за что получила гневный взгляд, который перенесла стоически и даже с улыбкой, после чего указала на стол. – А твой рыцарь уже о тебе позаботился – еду и место подготовил. Увы, принести ужин и свечи вам мы не успели. Библиотекарша опешила, переводя непонимающий взгляд с Семёна на Электроника, потом на еду, на стул, затем на Монику. Наконец махнула рукой. – Да вы издеваетесь… – со вздохом произнесла пионерка. – Семён, ты и закрыл меня тогда, чтоб меня не беспокоили и дали выспаться, да? Он кивнул. – Прости. – Женя покачала головой и наконец села за стол. Вожатый пожал плечами. – Как говаривал мой отец: если за хорошее дело тебе не настучали по башке, значит, бог не оценил. – Библиотекарша прищурилась. – Впрочем, ни в бога, ни в чёрта он не верит, зато литературы много читает. И ведь всё запоминает, цитирует абзацами, удивляюсь! Отпив компот, японка улыбнулась. – В общем, прежде чем ругаться, лучше всегда спросить. Cчитайте это первым советом дня от Моники – отношенческим. – Девушка сложила пальцы в сердечко. – И второй, любовный. Любовь может проявляться по-разному – не только в букетах и конфетах, но и в вовремя приготовленных стуле и порции ужина. Она наклонила голову, по-доброму улыбаясь, но из-за чёлки и освещения глаза на скрывшейся, затенённой верхней половине лица смог разглядеть только Вожатый. – Надеюсь, увижу вас на танцах. Шурик откланялся и покинул столовую, вскоре за ним последовали и Семён с Моникой, оставив Сергея в компании Жени. – Итак, – обратилась японка, – у нас есть несколько часов до концерта. И мне не терпится! – в ответ на вопросительный взгляд она уточнила: – Всё не терпится. Но это – в первую очередь. Может, начнёшь обучение телепортации? Или скажешь, что времени слишком мало? – взгляд из возбуждённого стал скорее просящим. Вожатый усмехнулся. – О! Скажу! Времени не просто мало – его прямо-таки нет! Девушка повесила голову. Вздохнув, она кивнула и с удивлением увидела ухмылку парня. – Так… На этот раз кивнул Семён. – На этом всё и основано. Времени – нет. Пространство – чисто гипотетическое. Всё – в голове. – Он постучал себя средним пальцем по голове. – А теперь скажи мне: сколько тебе нужно времени, чтобы дойти до Генды? Моника задумчиво промычала недолго, бросив озадаченные взгляды на памятник и Вожатого. – Пара минут? Семён ухмыльнулся. – Которые равны нулю, потому что времени – нет. Все события во всех лагерях одновременны. – Да, ты гово… – она поняла, – рил. Гениально! – Моника захлопала в ладоши. – То есть это не телепортация как таковая, а просто быстрая ходьба, а точнее нормальная ходьба при замершем мире! – она тряхнула головой. – Удивительно! – Она заметила, что Вожатый поднял палец в знак того, что ему есть что возразить или добавить, но решила закончить мысль. – И так можно без труда догнать даже убегающую Ульяну и с лёгкостью отобрать конфеты? Лицо Семёна просияло. – Возможно и очень удобно, – подтвердил он. – И мне нравится, что ты сама это придумала. – Вот такое я чудовище, – девушка развела руками. – Судя по всему, я могу уже не говорить, что такой способ перемещения, в отличие от телепортации, снимает ряд парадоксов. Вожатый прищурил один глаз. – Каких? – Ну, вращение Земли: а вот наш полигон статичен. И не нужно выжигать то, что было на месте переноса, решать вопрос с давлением, наличием материала, чтобы пересобрать организм, и так далее… Семён отмахнулся. – Ах, эти парадоксы! Я… читал об этих проблемах. Будем считать, что в рамках симуляции можно о них не думать. Моника хмыкнула. – То есть всё-таки существует не только «быстрый шаг», но и настоящий перенос? Семён смущённо улыбнулся и кивнул. – Сама заметила, что я не очень много без тебя ходил, и была права. Можно пропустить сам эпизод ходьбы, если ты находишься в исходной, промежуточной и финальной точке в один и тот же момент времени. Японка коснулась пальцем своего подбородка. – Но это ведь нарушает связь причины и следствия. Семён задумался, потом наконец высказал то, что выдало в нём практика – не теоретика: – Да и фиг с ними. Конечно, не все Пионеры были с ним согласны, но ему и Виоле было, если честно, плевать: работает – и ладно. Наконец Семён пожал плечами. – В общем, думаю, хватает первого и последнего звена цепочки. Моника наконец позволила себе улыбнуться. – Вам виднее, командир! – её глаза смеялись, и девушка положила руку Семёна себе на плечо. – Веди, что ли. А то что мне делать с этим знанием? – М-м-м. Ты удивишься, если я скажу, что до этого никого не учил телепортации? – Моника покачала головой. – И правильно. Не я первый, не я последний. – Он побарабанил по подбородку. – Наверное, начать действительно лучше с «мгновенного» хождения: оно тебе понятнее. Он не принял предложенную руку, печально покачал головой и положил ладонь на плечо девушки. – Но… – Так – мы будем гулять. – Он поднял лицо и улыбнулся. – Под ласковым заходящим солнцем, среди цветущей зелени… Приятно, но… в данный момент это не про нас. Вместо этого мы отправляемся из точки «А» в точку «Б», не тратя на это времени и не получая впечатлений от процесса. Моника кивнула: даже при отсутствии выбора должно быть выражено согласие или несогласие. Она вперила взгляд в ненастоящую бронзу ненастоящего памятника ненастоящего деятеля и сделала шаг. «Ничего этого нет. Лагеря нет. Расстояния нет. Времени нет. Я сейчас…» И запнулась о неровность дороги, но от падения удержали сильные руки Семёна. – Нет-нет-нет, – произнёс он обеспокоенно. – Настрой, вроде бы, хороший, но ты в него не до конца веришь. Видишь те блики на скамейке? Японка кивнула, но тут же поморщилась и вздохнула. – А их нет. Есть цель, есть я – и никаких препятствий. Никакого пути. Вожатый как-то грустно поджал губы, но кивнул. – Это как программа. Есть «go to», есть я. Что ж… Enter. Шаг. Шаг. Шаг. Шаг. Шаг. Памятник всё ближе. Ни единого звука. Ни единого запаха. Кожа не чувствовала тепла. Моника скосила взгляд и увидела, вокруг лишь серый, лишённый красок застывший мир. Девушка ойкнула и вздрогнула, после чего её крепко прижал Семён. Нежно провёл ладонью по спине. И с любовью посмотрел в глаза. Его же глаза наполнялись теплом и огнём заходящего солнца. – Всё-всё, хватит, – твёрдо произнёс Вожатый. – Ты усвоила не только технику, но и… – …и то, почему ты этим не пользуешься. Почему не учил меня этому. Почему не очень хотел, чтобы я это увидела своими глазами. Так? Он пожал плечами. – Существовать в искусственном мире и обладать всеми вытекающими из его ирреальности силами ты уже умела. Я хотел и хочу, чтобы ты жила. Человек – это канат между животным и сверхчеловеком;* и оборотная сторона этого в том, что сверхчеловек – уже не человек. Моника водила пальцами в воздухе, будто нажимая на клавиши фортепиано. – Кажется... Сверхчеловек Ницше не связан рамками, а в его жизни нет цели. – Наконец она спокойно выдохнула. – Мы ведь не такие? У нас есть цели – что в лагере, что за его пределами. – Девушка с улыбкой наклонила голову. – Не так ли? Семён кивнул. – Если даже до встречи с Мододелом я не желал жить вечно, потому что не видел внятных «как» и «зачем», то теперь и подавно. Мне действительно нужно жить с кем-то, для кого-то. Стрела без цели теряет смысл.* Японка кивнула. – С эгоистических позиций, мне должно быть это очень приятно, но для твоего блага… Вожатый положил палец поверх губ Моники. – Спасибо. Но с этим разберёмся позже. Моника кивнула. – Семён, Моника? – наконец обратилась Славя, когда «запретные» темы отзвучали. – Может быть, поможете с оформлением площади к танцам? Вожатый покачал головой. – Прости, – кивнула японка, – но даже с периметром не поможем: дела. – В ответ на вопросительный взгляд пионерки добавила: – Концерт в конце смены сам себя не приготовит. Славя пожала плечами и отвернулась, после чего пара спешно покинула площадь и остановилась уже на подступах к музыкальному клубу. – Сём… Гулять так гулять? Расскажи уже и о втором способе перемещения. Я так поняла, он более… щадящий, что ли. – Присядем? И они заняли лавочку, после чего можно было приступить к объяснению. Семён снял с себя пионерский галстук и положил на колени, затем аккуратно развязал галстук Моники и разместил поверх своего. Вожатый провёл вдоль прошитого края. – Эта метровая длина – длина смены. Прочертил линию от угла примерно до центра основания. – Поперечные волокна – пространство. Здесь бы Семён предпочёл работать с квадратом, а не треугольником, но, как говорится, бери что дают. Ну, не было в пионерском галстуке заложено единство с октябрятами: с комсомольцами и членами партии было, а с октябрятами – не было!* Да и определённый символизм всё же был! Куда ты денешься в начале пути – в лагерь или по дороге без конца? И конец смены, по-хорошему, связан только с остановкой. Вожатый начал вести пальцем вдоль края, затем зажал кусочек ткани между большим и указательным пальцами и прижал к точке где-то ближе к центру треугольника. Отпустил первый кусок ткани, взялся за второй и соединил с «финальной точкой». Дальше манипуляции были также на редкость нехитрые: Семён завернул свою кисть с вытянутым пальцем в галстук и начал касаться произвольных мест второго треугольника. – Ну, как-то так. – И пожал плечами. – Можно попасть в любой момент и любое место любого из лагерей, потому что… – …всё находится в одной точке времени и пространства, да-да, – отозвалась Моника уже устало. Даже странно: тебе рассказывают о чудесах, а ты – не в восторге. Как минимум – не диком. То ли сказывался опыт существования в ненастоящем мире, то ли ещё не отпустила тоска после того, как увидела «Совёнок» серым и недвижимым, то ли рассказ о чудесах, теория не могли возбудить в ней азарта. И всё же пытливый ум сформулировал сразу несколько вопросов. – А что будет, если ты встретишься с самим собой? Вожатый улыбнулся. – Ну, это обычно называется… – он наигранно завёл глаза вверх, – «встреча». – И всё? – И всё. Никаких парадоксов и аннигиляции. – Но если ты научишь себя и прошлого… – Моника соединила указательные пальцы. Семён пожал плечами. – Первосменник всё равно ничего не запомнит при переходе на новый виток, а наши… я не знаю – то ли учить особо нечему, то ли параллельность всё сглаживает. Мододел предположил, что есть некий «первоначальный Семён», основа всех других Семёнов и Пионеров, коих по лагерям развелось много, что можно взаимодействовать с некоей «нулевой параллелью», дать ему знания, накопленные за десятилетия, а потом завещать сделать то же со своими…* И знаешь, такие идеи ни к чему не привели. Японка вздохнула. – Ты практик. – Он кивнул. – А если, допустим, кто-то проникнет на первую неделю и убьёт меня там? Я не попаду дальше – две моих новые недели и все дальнейшие отменятся, аннулируются? – Вожатый помотал головой. – То есть останусь. Но если всё действительно параллельно, то как определить, какая точка финальная, какая из копий – последняя и влияет на всё?! – На лице Семёна было замешательство. – Ты вроде как справился с «Голосом». – Кивок. – Но был ли это финальный вариант, а не вредитель за тридцать смен до последней версии себя? Тут Вожатый выдохнул. – Вот с чем просто! Через консоль можно узнать число витков данного аватара и его связь с исходником… Девушка отмахнулась. Ответа она не получит, как минимум от Семёна. – Получается, в одно времени и месте может быть сколько угодно… – она замялась на выборе слова – «тебя», «меня» и «пионеров», – аватаров? Кивок. – Можно сказать, я и моя армия теневых клонов. Моника усмехнулась. – Думаю, тебе и твоему характеру бы больше подошла другая техника.* Оба кивнули. – С такими силами и возможностями действительно можно сделать почти невозможное. Ну, или брать по две порции обеда, причём из любого дня. Вожатый нежно улыбнулся. – Хоть три. Моника взлохматила его волосы, смеясь. – А теперь можно к технической стороне вопроса? Кивок. – Вспомни свои ощущения… например, в домике после пробуждения. Кровать. Запах. Освещение. А потом попробуй отделиться мыслью от тела – того, какое оно сейчас, под заходящим солнцем на лавочке. Вспомни то место, вспомни те ощущения. Ты должна надеть на себя те ощущения как сарафан.* Японка закрыла глаза. Вспомнить, даже если память ненадёжна. Вспомнить, чтобы проложить мост между двумя мгновениями. – А я заменю себя прежнюю? Семён почесал щёку. – Не заменишь. Как раз же говорили о нескольких аватарах. Пожалуй, я плохо поставил задачу. Новичку трудно попасть в нужную минуту, если не час. Проще – пространство. Давай пройдёмся до той ёлочки. И вот они уже изучали аромат, то, как лежат тени, насколько в тени прохладнее, чем на солнце... – Вроде бы запомнила, – неуверенно произнесла Моника. – Тогда прошу на лавочку назад. Не успела девушка занять своё место рядом с Семёном, как тот бесцеремонно лёг. – Эм… – Ты, конечно, прости, но ведь ты не планируешь ни отдыхать, ни засиживаться, так что… – он усмехнулся. – В общем, закрой глаза и вспомни, как там, под ёлкой, пойми, что ты уже не здесь, а именно там. Глаза часто закрываю даже я: зрительные образы мешают сосредоточиться. И слуховые… – Вожатый обратил внимание на едва слышимую мелодия, доносящуюся из окна. – Ну, зато можно сильнее захотеть быть не здесь. И, заложив руки за голову, накрыл лицо так и не повязанными галстуками. Обиженная Моника закрыла глаза. «Не хочешь сесть со мной? Как угодно! Да я рядом с тобой не буду стоять! Воздухом с тобой одним дышать не буду!» Покой — это ложь. Есть только страсть. Через страсть я познаю силу. Через силу я познаю мощь. Через мощь я познаю победу. Через победу мои оковы рвутся. И Великая Сила освободит меня. Поджав губы, японка зло посмотрела на самодовольно лежащего Семёна и бросила ему в бок сорванную шишку. – Ай! – он вскинул руки, беспорядочно замахал ими и, ничего не видя под галстуками, решил перевернуться. Кончилась эта затея плохо – он рухнул с лавочки. – Ранен и убит, – хрипло произнёс Вожатый, встав на четвереньки. Моника бросилась к нему и наконец поняла, что рядом с лавочкой не было ни резкого елового запаха, ни, тем более, шишек. – Прости! – выпалила девушка. Поднявшийся Семён кивнул. – Нормально: сам виноват, что разозлил. Но… даже зная тебя (а ты умнее, сообразительнее, внимательнее меня), я бы назвал столь скорый успех… неестественным. Моника пожала плечами. – Ну, это да: ты виноват, но… я тоже виновата. – Вожатый обнял её. – И увидишь, сейчас, осознанно, получится хуже или не получится. – А ты хочешь сейчас продолжить? – Раз уж начала! – Моника подбоченилась, посмотрела задиристо и улыбнулась. Перемещаться по своей воле действительно было непросто: нужно было не только осознание возможность телепортации и свою к ней причастность – нужно было даже по-новому взглянуть на собственные мысли. Воспоминания и желания теперь – нечто большее, мост между текущей точкой и конечной. Сколько девушка ни морщилась, ни хваталась за виски – всё было тщетно. Даже шагать в нужном направлении, надеясь ощутить на долю секунды вместо почвы заветное ничто – без результата. Но должно же у неё получиться. Ведь уже один раз вышло! Даже без усилий. Семён нежно положил девушке ладони на плечи. – Успокойся: всё хорошо. Как говорят у нас в таких случаях, не корову проигрываешь. Но могу предложить ещё один вариант, если «сарафан» не помогает. Девушка хмыкнула. – Всё от того же Мододела? Вожатый кивнул. – Я принял участие в том его представлении. Мы полагали, что это финальный акт перед готовностью покинуть лагерь, но чел решил иначе. Отказался выйти из автобуса. Не суть. В общем, он представил лагерь как сеть координат с четырьмя осями – длина, ширина, высота и время, а потом настраивал… м-м-м, – Моника смотрела с интересом, – что-то типа своих внутренних часов. – Заданная точка. Да, это интересно. – А для разницы между витками, разными лагерями он использовал цвет как дополнительный маркер координаты. Девушка покачала головой. – Сложно. Семён пожал плечами. – Конечно! Может быть, поэтому в нашей реальности так никто не может. Моника улыбнулась. – Нашей реальности… – протянула она нежно. – Парень тоже улыбнулся, но тут же сглотнул как-то натужно. – В горле пересохло? – Он кивнул. – Ладно, присядь и закрой глаза. Я сейчас. Что за прихоть – заставлять закрыть глаза? Но хуже бы это точно не сделало. Семён даже накрыл закрытые веки ладонями. «Библиотека там. В ней стол Жени. Там чайник. С водой. Не очень тяжёлый», – подумала Моника с улыбкой, покачивая рукой, будто взвешивая тот самый чайник. Подушечки пальцев коснулись не ладони, а ручки, отчего японка взвизгнула. Рассинхронизировавшиеся органы чувств доносили информацию порциями, будто выстроившись в очередь. В нос ударил знакомый приятный запах книг. Женя беззвучно махала руками и разевала рот. Наконец до ушей донеслось бурчание библиотекарши. – Прости, Женя. Я уже всё… И исчезла, испустив пучок серебристых искр. Пионерка покачала головой. – Безобразие. Хоть бюстик Ленина выноси.* Сыроежкин, ждавший, когда можно будет повести свою даму на танцы, всё ещё ошарашенно смотрел на то место, где возникла и почти тут же исчезла Моника. – Это… – прошептал он. – Антинаучно? Скорее мираж. Не обращай внимания. Он кивнул.