Where the water tastes like wine

В моей голове голоса Они появились там тихо, как лунные кратеры Но они громко спорят, и дело нередко кончается драками Они завывают,  треща и дрожа, как игла в борозде поцарапанной У них много общего, но я не слыхал еще двух одинаковых Я порой говорю их цитатами

(Серёжа) Ему удалось найти себе комнатку-пенал в доме, которому шла уже четвёртая сотня лет. На другом берегу высился привычный взгляду новострой, но здесь, в старом городе, выше второго-третьего этажа поднимались только острые шпили готических соборов. Особенно маленькими и аккуратными казались домики, которые выстроились вдоль береговой линии, обрамлённые цветными навесами и зонтиками многочисленных кафе. Эту открыточную пастораль нарушали только огромные океанские лайнеры, раз в неделю делавшие остановку у причала старого города. В первый же день после приезда, Серёжа почти час провёл на набережной, глядя на то, как один из лайнеров, белоснежный и неповоротливый, с каким-то очень поэтичным названием, снимался с якоря. Это был долгий процесс, который требовал участия не только членов экипажа, но и береговой службы. Одних якорей у корабля оказалось штуки три, а тросы, которыми он крепился к берегу Серёжа и сосчитать не смог. И поднимали их в неочевидной, но строгой очерёдности. Кирк, который не смог приехать сам, помог связями – в академию сомелье Серёжу, с его неоконченным высшим и сомнительной претензией на гражданство, приняли без вопросов. - Моим должникам в Европе счёта нет, старина, - говорил Кирк по телефону, пока Серёжа в полном душевном раздрае собирал вещи и заказывал билеты на самолёт, - Могу тебя и в Брюссель пристроить, и в Париж, но тебе же мосты подавай… Мосты и грязь. Мост в Бордо действительно был – подъёмный, через Гаронну. Не то, чтобы красивый, но достаточно необычный, чтобы хоть как-то отвлечь от воспоминаний о разводном через Неву, о родине, которую пришлось оставить. Грязи тоже хватало. Дома восемнадцатого века, при всей их безусловной красоте и исторической ценности, обладали неприятной особенностью покрываться вязкой чёрной плёнкой из пыли и бактерий, отчистить которую своими силами не удавалось. Для этого нужно было нанимать специально обученных людей, и платить им специально отмеренную сумму, а домовладельцы, в большинстве своём, идти на такое не хотели. Старый город утопал в грязи также, как он утопал и в туристах. Именно в туризме, во второй половине двадцатого века, Бордо нашёл свой новый рассвет. Не в розовом вине и козьем сыре, нет. В сфере услуг здесь работала большая часть населения, как местного, так и приезжих – открывались и закрывались магазины, кафе и рестораны сменяли друг друга, яркие вывески предлагали всё, от «خبز» и «carne», до «Antiquitäten» и «女孩». Люди, привыкшие к тому, что приезжие приносят прибыль, к иностранцам были особенно дружелюбны. Тряпке нравилось: ему вообще нравилось, когда с ним хорошо обращались. Птица, по больше части, молчал и баюкал крылья – вдали от дома они болели и отказывались летать. - Сегодня утром, тебя объявили в розыск по России и странам СНГ, - местную симку Серёжа купил прямо в аэропорту и успел всё настроить, пока ждал автобус, а Кирк любил разговоры больше, чем сообщения. Наверное потому, что почти никогда не оставался на одном месте достаточно долго, чтобы напечатать хоть мало-мальски длинный текст – всё время куда-то торопился, бежал, кого-то выслеживал, - За взлом банковской системы и утечку информации. Твои, конечно, всё отрицают. Особенно этот… Твоя лучшая подружка. Волков. Грудью стоит, говорит, мол, «Серёга не такой, он бы простых людей губить не стал». Что говоришь, старина? Простых ты и не губил? Ну-ну. «Простыми» тех людей, чьи данные Серёжа выложил в открытый доступ, не назвал бы никто, включая их самих. Это были богатые и влиятельные люди, которые недостаточно тщательно маскировали свои финансовые махинации. У Серёжи на таких был зуб – в приюте, где еды, одежды и бытовых мелочей всегда не хватало, часто звучали разговоры о ворах и мошенниках, которые богатеют на чужих несчастьях. Серёжа читал книги, играл с Олегом в «саечку» и раз за разом перебирал старенький ноут, который достался ему из третьих рук, но не слушать эти разговоры не мог. Детская обида на несправедливую жизнь очень рано заменилась на обиду взрослую – обиду на людей. Эту обиду и желание защитить мелких и слабых, таких, каким он когда-то был сам, Серёжа относил к эмоциям Тряпки – слишком много здесь было теоретики, слишком много сумбурных, бесполезных чувств. Птица такое не одобрял. Птица зарабатывал деньги, и делал это любым доступным способом, не считаясь ни с Серёжиной усталостью, ни с Тряпкиным очередным убеждением или идеологией. Именно он подтолкнул Серёжу на знакомство с Кирком – человеком непростым, опасным, но при деньгах. Каждый раз принимаясь за работу, Серёжа, на пару с Птицей, запихивали Тряпку в самый дальний уголок сознания и старались не думать о реках крови, которые Дети Святого Патрика проливают на ирландские холмы. В конце концов, не их это было дело. - Волноваться не о чем, старина. Твой отъезд я прикрыл, а когда ваши спохватятся, что ты за рубежом, по горячим следам идти уже будет поздно. Нет, запрашивать тебя никто не будет. Ваши не в таких отношениях с Евросоюзом, чтобы требовать выдачи своих преступников. Да и вообще, слишком мелкая ты сошка, чтобы с тобой серьёзно разбираться. Порыскают по поверхности, ничего не найдут и скоро забудут. Так что годика через три сможешь вернуться, если захочешь ещё, конечно. К тому моменту мы тебе и гражданство справим. Серж? Ты чего не отвечаешь? А, ты в печали… Ну, извини уж. Два года – это самое меньшее, до этого возвращаться будет просто глупо. Разве что с каким-нибудь государственным агентом под ручку, чтобы сразу неприкосновенность, но где ты такого найдёшь? Ладно, не расклеивайся. Обустраивайся пока, акклиматизируйся, заводи полезные знакомства. Как с жильём разберёшься – жди в гости, вырвусь, так уж и быть, на пару дней, составить тебе компанию. И я тебе там пару файлов на почту скинул, там мои бараны с кодом что-то намудрили. Разберёшься? Отлично. Серёжа знал, что Кирка в нём интересуют две вещи – его талант программиста и его задница. И то, и другое, было в его распоряжении. В их редкие – едва ли десяток, за пять лет знакомства, - встречи, слова «нет» для Серёжи не существовало. Он забывал его, заталкивал вместе с Тряпкой подальше, поглубже, позволял Птице взять над собой верх, а сам беззастенчиво получал удовольствие. У Кирка были колючие волосы, гибкое тело юноши, несмотря на то, что ему шёл уже четвёртый десяток, и постоянный любовник на родине, с которым, вроде, всё серьёзно, а Серёжа – Серёжа это «ну люблю я рыжих, есть грех», это сбросить стресс после долгого перелёта и долгих переговоров, это как покурить или выпить. Серёжу такое отношения Кирка устраивало – или это Птицу всё устраивало, а Серёжа просто соглашался, понимая, что большего просить не в праве. Тряпка скулил в самом тёмном углу Серёжиного сознания и ждал, пока страшный человек уйдёт – его, понятное дело, никто не спрашивал. Студенты сомелье были обязаны участвовать в общественной жизни города. Вариантов было много, от сортировки карт и флаеров в информационном центре, до уборки окрестностей Сент-Мишеля после очередного блошиного рынка. Серёжа, по совету знающих людей, выбрал трудозатратный, но окупаемый вариант экскурсовода. Бесплатные групповые экскурсии по городу проходили чуть ли не каждый день и брали своё начало у фонтана Жирондистов. Добровольные экскурсоводы не получали от города ничего, кроме благодарности, зато туристы нередко оставляли чаевые. В удачный день, с группы в двадцать человек Серёже удавалось собрать по сто с лишним евро. Это была приятная прибавка к зарплате второго официанта во второсортной пиццерии. Задания Кирка в последнее время не приносили ничего – деньги шли на оплату долга за перелёт и защиту, а остаток уходил на оплату жилья. Серёжа говорил на трёх языках и учил четвёртый – в бюро экскурсий такое уважали. Французский у него был пока ещё сырой, полулюбительский, с неплохим произношением и маленьким словарным запасом, зато английский прекрасный, отточенный в разговорах с Кирком и другими зарубежными коллегами. Русские группы Серёжа не водил, побаивался, да и не слишком их было много. Полностью русскоговорящая группа собиралась не чаще двух раз в месяц, и в таких случаях кого-нибудь да находили. Места, на которых можно было заработать деньги, в Бордо вообще не пустовали. Работа экскурсовода, так же, была прекрасной формой самообмана – из угрюмого растрёпанного эмигранта на два часа он превращался в бойкого всезнайку с улыбкой от уха до уха, и чем чаще, тем легче получалось, тем лучше удавалось не думать о том, что в Питере уже выпал снег, а Олежа Волков, вместе с другими, встретят этот Новый год без него. Тряпка наслаждался тёплой французской осенью. Мысли о родине, от которой он ничего хорошего, кроме плохого не видел, его не занимали – в кои-то веки жизнь стала спокойной, размеренной и почти нормальной. Птица чах, терял перья и заставлял Серёжу каждое утро просматривать прогноз Питерской погоды. - Мы улетели зимовать на юг, - говорил Серёжа, положив руку на грудь, где под рёбрами, в унисон его собственному, билось невидимое, ненастоящее сердце Птицы, - Если хочешь ещё раз увидеть наше гнездо, то переживёшь эту зиму, понял меня? Ведёшь себя хуже Тряпки, смотреть противно. А сам спотыкался, сбивался с мысли, когда на непринуждённое «Where are you from?» в ответ получал произнесённое с сильным акцентом «Russia». Группа за группой, одни лица сменялись другими. За пару недель Серёжа научился определять, с кем можно шутить на любые темы, а с кем нужно держать лицо. Научился также и выбирать людей, открытых к диалогу, чтобы перекидываться с ними короткими фразами и не давать никому скучать. К середине октября он уже знал, какие рестораны бесплатно нальют экскурсоводу, если он ненавязчиво прорекламирует их туристам, а потому мог рассказать не только про исторические достопримечательности города, но и вполне современные рестораны и бары. Это оказалось весьма полезным – туристы суждению гида очень доверяли и после экскурсий часто приходили с просьбой записать им пару названий. Та суббота ничем не отличалась от предыдущих, разве что день выдался особенно тёплым и при этом не слишком солнечным, в самый раз для прогулки. Группа набралась разношёрстная, было видно, что всё это туристы из разных мест. Были здесь и несколько бодрых пожилых итальянок, и американская пара с сыном подростком, и паренёк-японец с большим фотоаппаратом. Из привычной глазу толпы туристов выбивались только двое – взрослый мужчина в кожаной куртке и парень помладше, года на два-три младше самого Серёжи, в строгих прямоугольных очках. Русских Серёжа определял мгновенно, не опираясь при этом ни на какую логику. Это мгновенное, безошибочное узнавание зарождалось где-то внутри, загоралось ярко, как спичка, и быстро затухало, под страхом быть узнанным. - My name is Sergiy and I’m a sommelier student. Yeah-yeah, the guy who never swallows. That’s me. Над шуткой посмеялись – можно поставить галочку в графе «шутки ниже пояса». - So, before we start, I’d like you guys to say something about who you are, where you from and all this stuff. ‘Cause we’re all in this together, it’d be nice to get to know each other, right? So, let’s start with you, shall we… * Пара русских отвлекала его, выбивала почву из-под ног. Было что-то неправильное в этом его мгновенном интересе, в прямом, безоговорочном осознании того, что если кто-то из них сейчас предложит ему поебаться, то он ответит согласием. Было что-то правильное в том, как Тряпка и Птица встрепенулись в унисон, заинтригованные. Сколько Серёжа себя помнил, редко на кого они смотрели с таким единодушием. Птице нравился опасный, непредсказуемый Кирк, Тряпке – знакомый до мелочей, надёжный и понятный Олежа Волков. Серёже нравились только деньги и компьютеры. До этого момента. Младшего звали Димой и говорил в основном он – у него был беглый английский чуть выше уровня ЕГЭ и приятный, заинтересованный тон, а ещё он улыбался, когда задавал вопросы, чуть-чуть, одними глазами. Серёжа знал этот тип людей, которые из зануд вырастали в красавчиков, и только к двадцати пяти начинали осознавать свою привлекательность. У таких людей всегда было что-то недоверчиво-восторженное в глазах, ожидание одновременно подвоха и праздника. Они быстро учились держать себя в руках и говорить заученными фразами, но в чужих руках терялись и соглашались на любое безумство. У Димы были длинные ресницы, длинные ноги в тонких кедах, и длинный цветастый шарф, три раза обмотанный вокруг шеи. Он был весь какой-то длинный, состоящий из комбинации острых углов и плавных линий – недавний подросток, у которого, наверное, борода растёт клочками и похмелье ещё щадящее. Старшего звали Игорем. Это имя Дима произнёс вполне по-русски, потому что перевести его на английский не представлялось возможным. Серёжа даже посочувствовал ему немного – Сержей и Демитриев в европейских языках хватало, эти имена не так резали слух. У Игоря было длинное лицо с бровями вразлёт и тонкими, плотно сжатыми губами. Ему было явно за тридцать, но джинсы, кожанка и общая расслабленность молодили его. В других обстоятельствах, Серёжа мог представить его человеком, отдающим приказы, человеком, который носит на поясе кобуру. - And now, when you’ve seen the opera house, I’d like you to turn around and face Bordeaux Le Grand Hotel, one of the most famous five-star hotels in whole France. It’s not only famous for its luxurious rooms, but also for the open roof top, which has a scenic view of the entire city. On the rooftop there is also a bar, and you don’t have to be a hotel guest to go there, so if you have a free evening and the weather is clear – I highly recommend you to give it a shot.** Дима смотрел вокруг блестящими глазами и улыбался каким-то своим мыслям. Серёжа засмотрелся на него, а затем, неожиданно, столкнулся взглядом с Игорем, который (или Серёже это показалось) улыбнулся ему понимающе. Крылья Птицы, полинялые и почти безжизненные, зашелестели перьями. С тех пор, как Кирк приезжал к нему в начале сентября, у Серёжи никого не было. Он не нашёл пассию, ни постоянную, ни временную, в основном потому, что не искал – сначала совсем не до того было, потом стала мешать разборчивость. Кирк всё-таки, несмотря на все свои недостатки, был исключительно красивым мужчиной, Птица не согласился бы на меньшее. Нерастраченную сексуальную энергию приходилось запивать прекрасным французским вином, задавливать долгими пробежками и короткой дрочкой в душе. Тряпкин скулёж задавить, бывало, сложнее – он очень скучал по возможности почувствовать рядом с собой тепло чужого тела. Серёже иногда казалось, что Тряпка уже согласен и на Кирка, лишь бы не спать больше одному. - So, our guided tour has come to its inevitable end. Thank you all so much for your attention, I hope you all enjoyed the hell out of it. Now I’ll take you back to where we started… And in case any of you would like to try out some of those wine places – I’m free this evening.*** Эту шутку он позаимствовал у своего предшественника, индийского студента, который год назад закончил академию, а теперь работал в небольшом винном магазине и раздавал приезжим студентам советы по выживанию. По его словам, гида приглашают бухнуть после экскурсии в лучшем случае один раз за всю карьеру, но если уж приглашают, то это обязательно будет что-то фееричное. К фонтану Жирондистов шли неторопливым шагом. Серёжу благодарили за экскурсию словами и деньгами, задавали дополнительные вопросы. Несколько человек, пришедших порознь, сбились в кучку и во всю трепались о чём-то своём – возможно у Серёжи на глазах началась история вечной любви или хотя бы прекрасной дружбы. Только двое русских, Игорь и Дима, шли немного поодаль и о чём-то говорили, тихо и сосредоточено. Они подошли тогда, когда остальная группа уже разбрелась по площади вокруг фонтана, а Серёжа сдал управляющему турами казённую табличку и бейджик с именем. - Спасибо за экскурсию, - сказал Игорь и протянул ему свёрнутую бумажку. Серёжа по цвету понял, что это десятка, но так растерялся, услышав русскую речь, что даже не нашёлся с ответом, - И мы тут с коллегой, - он слегка кивнул на Диму, который стоял рядом, засунув руки в карманы и совершенно искренне, не скрываясь нервничал, - Хотели бы пойти выпить в какое-нибудь приличное место. Так что, если ты действительно свободен этим вечером, может быть присоединишься? - Почему бы и нет, - услышал Серёжа собственный голос, и порадовался, что быстро соображающий Птица взял дело в свои руки, - А твой, - он сделал паузу, чтобы акцентировать внимание на этом слове, - Коллега тоже хочет, чтобы я присоединился? – он скрестил руки, чтобы придать себе уверенности и хорошенько встряхнул Тряпку, который явно собирался закатить нервную истерику. - Боже мой, хочу конечно! – Дима выдохнул это с такой обезоруживающей искренностью, что Серёжа не смог не улыбнутся, - Ты… Можно ведь на ты? - Можно, - милостиво разрешил Серёжа, отметив про себя, что Дима явно смотрит на него как на старшего. Это… Льстило, а ещё заводило. Настолько же, насколько заводило то, как Игорь щурился на солнце и пах кожей и куревом, - А если не секрет… Вы как поняли, что я русский? Я же, вроде, не говорил. - Рыбак рыбака, - Игорь пожал плечами, - Но ты хорошо вписываешься. Если не приглядываться, не поймёшь. - А ты, значит, пригляделся? – Серёжа не собирался флиртовать настолько открыто, настолько сходу, но следить за языком и одновременно шипеть на Птицу с Тряпкой, чтобы они вели себя прилично, получалось плохо. - А я – пригляделся, - согласился Игорь.