Преподаватель

      Я всегда ненавидел Старбакс. Честное слово, просто терпеть его не мог. Но больше всего меня раздражал тот, что находился на Бродвее, потому что очереди из студентов там были просто адские, особенно если через тридцать минут начинались занятия в Колумбийском, который располагался практически через дорогу. И каждый раз я совершал одну и ту же ошибку, заходя туда именно в это время, а потом злился на себя, нетерпеливо поглядывая на каждого, кто общался с кассиром больше одной минуты. Обычно чёрный чай был моим универсальным выбором. Но в дни, когда я спал от силы пару часов, меня мог спасти только кофе. Первый понедельник после каникул был именно таким, поэтому я, только через добрые двадцать минут забравший свой латте на безлактозном молоке с ванильным сиропом, вышел из дверей кофейни и направился на первую пару. По иронии судьбы, в новом расписании на это время мне поставили философию.       В тот день, когда мистер Уэй пришёл к моей семье на ужин, мы последний раз выходили с ним на контакт. Он не появлялся на горизонте, не звонил и не писал, будто ничего не произошло. Всё это время я слишком много думал о его словах, действиях, да и вообще о нём. В какой-то момент мне это окончательно надоело. Но когда я запретил себе мысли о преподавателе, они начали появляться в моей голове с удвоенной частотой. Пришлось сдаться и признать, что этот человек плотно засел в сознании и не собирался никуда уходить.       Какое-то время после нашего последнего разговора я был зол и напуган. Слова мистера Уэя не имели для меня никакого смысла, что бесило, и я начинал судорожно додумывать и достраивать догадки, которые звучали как минимум пугающе. Мой страх особенно обострился, когда я решил поговорить, пожалуй, с единственным человеком в этом мире, который наверняка знал всё о моём преподавателе. В тот вечер я находился дома совершенно один: родители уехали к своим друзьям, обслуживающий персонал получил выходной, и наш особняк стал казаться огромным, пустым и пугающим. Майки ответил буквально после второго гудка и сразу же начал тараторить что-то про свои незабываемые каникулы, новую девушку и то, как сильно он не хотел бы снова выходить на учёбу. Но когда я задал свой контрольный вопрос, он резко замолчал и дольше положенного ничего не говорил, пока, видимо, не собрался с духом.       — Фрэнк, я же предупреждал тебя, — голос друга стал звучать напряжённо. — И вообще, я не могу с тобой разговаривать о Джерарде. Если он узнает, что я его обсуждаю, а этот псих всегда всё в итоге узнает, то будет грёбаный апокалипсис. Он превратит мою жизнь в ад.       — Майк, да ничего он тебе не сделает, ты же его брат, — сказал я, уже сам до конца не веря своим словам, особенно если учесть все те безумные теории о мистере Уэе, которые я успел построить.       — Ты совсем не знаешь Джерарда, — на другом конце трубки вздохнули.       — Да что с ним не так? Ты говоришь, будто он монстр какой-то. Он что, бьёт тебя, Майк? Лучше скажи, если да! — скорее всего, я звучал очень взволновано, потому что мой собеседник начал говорить тоном, которым обычно отговаривают людей от суицида.       — Нет, Фрэнк. Конечно же нет. Ничего такого. Он просто… — Майки замешкался. — В общем, это не важно. Давай не будем это обсуждать, хорошо? Правда, прости. Надеюсь, в итоге всё будет хорошо, друг. Кажется, мне пора идти, — парень положил трубку, как всегда, не дождавшись ответа.       После этого разговора моё воображение разыгралось ещё сильнее. Но уже где-то через неделю напряжённых размышлений, я пришёл к тому, что вряд ли мистер Уэй может сделать мне действительно что-то плохое. Мужчина оказался прав: я был наивным и не собирался идти никому жаловаться на то, что происходит, потому что мне было слишком интересно узнать, что он хочет. К тому же, мистер Уэй мог завести меня с пол-оборота, и всё это время я не переставал вспоминать те пикантные моменты между нами, невольно начиная фантазировать о большем. Из-за этого я, сам не замечая, стал закрывать глаза на его двусмысленные реплики маньяка-сталкера, убеждая самого себя в том, что понимаю ситуацию неверно. Вопреки всем тревожным звоночкам, меня продолжало тянуть к преподавателю, что было не совсем здоровым. Я не знал, что он на самом деле за человек, но, возможно, мы стоили друг друга.       К концу каникул я в определённом смысле начал скучать по мистеру Уэю, что поставило жирную точку во всех моих раздумьях. Инстинкт самосохранения отключился окончательно, и теперь, окутанный морозным утром Нью-Йорка, я со стремительно остывающим кофе в руке спешил на пару к преподавателю, опаздывая на десять минут, но думая лишь о том, что наконец снова смогу с ним встретиться.       Не стучась, я распахнул дверь аудитории и тут же встретился глазами с мистером Уэем, сидевшим за преподавательским столом и словно поджидавшим меня всё это время. Класс был совсем пустым, что удивило, потому что до этого я несколько раз проверял расписание.       — Если бы ты не опоздал, то знал бы, что ваш поток забрали на собрание. Прямо сейчас там рассказывают про твои выпускные экзамены, — он словно прочитал мои мысли.       Мужчина говорил расслаблено, а вот я, наоборот, напрягся. Видеть его снова оказалось странным. С одной стороны, его внимательный, испытующий взгляд давил, вызывая желание где-нибудь спрятаться. С другой, маленький дьявол на плече напомнил мне, как в этой же самой аудитории всего пару месяцев назад мистер Уэй первый раз разрушил барьеры, призванные разделять студента и преподавателя.       — Тогда мне, наверное, нужно идти? — я словно спросил у него разрешения.       — Нет, никуда ты не пойдешь, — преподаватель встал со стула и облокотился о край своего стола, скрестив руки. — Закрой дверь. На защёлку, конечно. И подойди сюда. Нам надо поговорить, — его тон был практически приказной.       — На защёлку? Это ещё зачем? — я с недоумением взглянул на мистера Уэя, который, чуть наклонив голову, смотрел на меня исподлобья. И столько в этом взгляде было немого, но однозначного «потому что я так сказал», что мне просто ничего не осталось, кроме как подчиниться. Почему-то в этот момент я чувствовал, что забиваю гвозди себе в гроб. Но ситуации, в которых я почти добровольно ничего не решал, были настолько естественны для моей жизни, что эта не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Раньше их создавал мой отец, теперь на его место временно встал мистер Уэй.       Закончив с замком, я развернулся и нерешительно направился в сторону преподавателя. Когда я подошёл на расстояние, которое было чуть меньше положенного, и остановился, мужчина протянул руку и, коснувшись своими пальцами моих, взял стакан кофе, который я до этого момента крепко сжимал в ладони. Сопротивляться я, конечно, не стал.       За то время, что мы не виделись, волосы мистера Уэя едва заметно отросли. С первого взгляда могло показаться, что они были растрёпаны немного неряшливо, но, если присмотреться, можно было заметить, что каждая прядь была вдумчиво уложена определённым способом, создавая эдакую небрежную причёску. Мужчине очень шло. А затем я представил, как утром преподаватель с серьёзным лицом скрупулёзно придавал своим волосам нужный вид, и это показалось мне забавным и даже милым. Я слабо улыбнулся, что не скрылось от внимания мистера Уэя.       — Нравятся мои волосы? — спросил он, посмотрев мне прямо в глаза.       — Как вы… — я помедлил, и преподавать воспользовался этой паузой.       — Ты как открытая книга, Фрэнк. Всё написано на лице, — мужчина пожал плечами. — В любом случае, скажи мне вот что. Зачем ты звонил Майку и пытался что-то обо мне разузнать?       — Мистер Уэй, я просто пытаюсь понять, что происходит, — я покачал головой, мысленно проклиная Майки за то, что тот растрепал всё своему брату.       — Хорошо, — томно улыбнувшись и поставив на стол мой кофе, преподаватель протянул свою руку и кончиками пальцев погладил меня по бедру, заставив вздрогнуть. — Давай договоримся. Ты больше не будешь пытаться ни у кого обо мне разузнать, а я честно отвечу на некоторые твои вопросы?       Теперь его ладонь покоилась на моём бедре и, если честно, это было всё, о чём я мог думать в тот момент. Поэтому вместо того, чтобы дать внятный ответ, я лишь неуверенно кивнул, и, словно реагируя на это, как всегда холодная рука мистера Уэя медленно двинулась вверх и, нырнув под мой джемпер, оказалась чуть выше ремня джинсов, на этом остановившись. Его большой палец начал медленно гладить мою кожу, что было немного щекотно, но до абсурда приятно. Что было бы, если бы этот человек начал по-настоящему ко мне приставать? То, как он действовал на меня, пугало.       — Верное решение, Фрэнк. Приезжай сегодня к восьми часам вечера ко мне. Я пришлю тебе адрес по смс, — голос мистера Уэя как всегда звучал очень спокойно и уравновешенно. Интересно, было ли хоть что-то, что могло пошатнуть это железное спокойствие. Мои щёки, в то же время, залились краской.       Если подумать хорошенько, ситуация складывалась странная. Вот стоял я - человек, которому никак нельзя было заводить интрижки с мужчинами. Человек, чья жизнь оказалась предопределена на долгие годы вперёд. Человек, возможно, в силу возраста не понимавший, что с ним происходит. И вот напротив меня он. Так близко и так далеко. Человек, о котором я, по факту, ничего не знал, которого все называли «опасным» или «манипулятивным». Человек, имевший, кажется, тысячи лиц и моделей поведения. Человек, иногда так сильно напоминавший мне отца. Человек, чья рука находилась где-то рядом с моим животом, хотя она, и это абсолютно точно, никак не должна была там оказаться. Как это получилось? Почему я так хотел, чтобы это продолжалось?       Мы оба застыли, молча смотря друг на друга. В какой-то момент я шумно выдохнул, что заставило преподавателя хищно улыбнуться.       — Ты так смущаешься, когда возбуждён. Я ведь почти ничего не делаю. И опять эти глаза оленёнка Бэмби. Как будто специально пытаешься меня завести.       — Вы позвали меня сегодня к себе, потому что вы хотите…       Брови преподавателя резко поползли вверх. Он усмехнулся.       — Знаешь, Фрэнк, игра — неотъемлемая часть человеческой культуры. Я бы сказал, в каком-то смысле её базис. Мы играем почти везде. В бизнесе, в юриспруденции, в политике, в искусстве и даже здесь, в университете. Мы воспринимаем эти игры серьёзно, самозабвенно им отдаёмся, но не стоит забывать, что это всего лишь игры. У нас с тобой сейчас тоже происходит игра. Так что воспринимай это соответствующе, ладно? И не задавай глупых вопросов. Ведь никто никогда не знает, чем и в какой момент игра закончится. Знаешь, почему я попросил тебя закрыть дверь? — мистер Уэй пристально посмотрел в мои глаза, ожидая ответа, и я помотал головой. — Потому что нельзя знать наверняка, какой ход придётся делать следующим.       — Мы как будто о шахматах говорим, — пробормотал я себе под нос.       — Не люблю пускаться в метафоричные описания, но да, это очень похоже на шахматы. А теперь, — преподаватель убрал свою руку так же неожиданно, как и положил её, — тебе пора идти. А мне — работать.       Я несколько раз моргнул, не до конца понимая такую быструю смену настроения, а затем в очередной раз молчаливо кивнул. Уже в дверях, собрав все кусочки разрознённых мыслей, я обернулся и спросил:       — Кстати, о работе. Отец сказал мне, что вы…       — Прибереги свои вопросы до вечера, ладно? — в своей типичной манере перебил меня мистер Уэй, уже усевшийся перебирать какие-то бумаги и даже не подняв глаз. В руке он держал стаканчик моего кофе.       — Это свидание? Очень похоже на свидание, — протараторил я, и сердце в этот момент пропустило один, а может и два удара. Преподаватель всё-таки посмотрел на меня. Его лицо было абсолютно непроницаемым, невозможно было сказать, что у него на уме. Хотя, конечно, когда вообще мне это удавалось?       — Можешь называть это так, если хочешь. Но я не могу сказать, что рассматриваю нашу встречу именно в таком ключе, — сказав это, мистер Уэй снова уткнулся в бумажки, всем видом показывая, что мне надо уходить.       До самого вечера я был весь на нервах, не переставая думать о том, что мне нужно спросить, и действительно ли преподаватель честно ответит на мои вопросы. Это сделало меня рассеянным, и пока я не подъехал к дому и не заметил в зеркале заднего вида уже знакомую мне BMW, то не обратил внимание на тот факт, что за стенами университета за мной начал следовать всё тот же мужчина, что и раньше. Как только я вернулся из Лос-Анджелеса, это началось снова. Где бы я ни был, чудесным образом рядом оказывалась одна и та же чёрная машина и её водитель с фотокамерой. Конечно, я сразу же записал номера и связался с отцом, который в очередной раз мне не поверил, сказав, что я либо всё придумываю, либо за мной просто следуют репортёры. Мне казалось, что ситуация начала выходить из-под контроля, и каждый выход из дома сопровождался жёстким приступом паранойи. Я словно начинал медленно сходить с ума. Можно бы было пойти в полицию, но как бы я доказал там свою правоту?       BMW начала следовать за мной и тогда, когда я наконец выехал к мистеру Уэю. Он жил всего лишь в паре кварталов от меня, так что я мог бы пройтись и пешком, но после того, как мне начало казаться, что за мной ведётся слежка, я предпочитал передвигаться исключительно на машине. Сделав несколько жалких попыток оторваться, что в условиях вечерних пробок Нью-Йорка представлялось маловозможным, я наконец оказался около дома своего преподавателя и, не теряя ни секунды, быстро вылетел из машины и забежал в нужный подъезд. Краем глаза я успел заметить, что BMW припарковалась на другой стороне улицы.       Мистер Уэй жил на втором этаже одного из тех самых старых, уютных домов, которые мне всегда так сильно нравились. Дверь он открывал мучительно долго. Хотя, может, мне всего лишь так показалось, потому что желание скорее оказаться в безопасности полностью овладевало мной. Не знаю, насколько квартира моего преподавателя, как и он сам, могли считаться безопасными, но в тот момент явно были гораздо меньшими из двух зол. Туда я, по крайней мере, приехал добровольно.       Мистер Уэй появился передо мной в чёрных узких джинсах и свободной тёмно-синей рубашке. Может быть, это была его обычная домашняя одежда, но я увидел в этом что-то новенькое. Преподаватель заметил, что я разглядываю его, и улыбнулся одними уголками губ, а затем пригласил внутрь. Квартира мистера Уэя оказалась просторной, минималистичной, выполненной в серых тонах и двухэтажной. Весь первый этаж занимали совмещённые гостиная и кухня, находившаяся на небольшом возвышении, а на второй мне подняться не удалось, но я предполагал, что именно там располагались спальня, ванная комната и, возможно, что-то вроде кабинета.       Преподаватель пригласил меня сесть за круглый деревянный кухонный стол, а сам отошёл к плите и начал там с чем-то возиться. Вскоре передо мной стояла тарелка со спагетти болоньезе, которые пахли просто удивительно, и бокал с, как упомянул преподаватель, красным Кабарне Совиньон. Хозяин квартиры ограничился лишь вином.       — Вы сами это готовили? — поинтересовался я, за обе щеки уплетая, пожалуй, одну из лучших паст в моей жизни.       — Я живу один, приходится уметь готовить, — пожал плечами преподаватель и сделал маленький глоток, продолжая наблюдать за мной.       Через десять или пятнадцать минут тарелка была пуста, первый бокал вина выпит, и я чувствовал себя как никогда расслаблено. Возможно, именно этого и добивался мистер Уэй, но я, конечно, не был против.       — Ну что, начнём нашу сессию вопрос-ответ? — наконец спросил преподаватель, вальяжно откинувшись на стуле и закинув ногу на ногу.       — Хорошо, почему вы позвали меня к себе? Мы ведь могли пойти куда угодно, — за весь день я придумал огромное количество, как мне казалось, каверзных вопросов, которые не терпелось уже задать. Учитывая тот факт, что благодаря вину я перестал нервничать, в моей душе проснулось какое-то подобие азарта, поэтому я улыбнулся и немного наклонился через стол к мистеру Уэю, которого, к слову, мой первый вопрос никак не удивил.       — Потому что у меня очень много работы в этом месяце, и я не планирую тратить время на поездки или походы куда-то, — пожал плечами преподаватель.       — Хорошо, тогда почему вы тратите время на меня? — в этот вечер я был настроен как никогда решительно.       — У нас с тобой выходит неплохая игра, — мужчина сделал ещё один глоток вина и довольно прикрыл глаза.       — И что на кону? — я вопросительно вскинул брови и ещё сильнее наклонился над столом, вглядываясь в лицо человека, сидящего напротив меня.       — Ты.       Так просто, так сложно. Конечно, это было ожидаемо, мистер Уэй уже говорил что-то подобное, но почему это звучало настолько странно? Я понимал, что, даже если спрошу, что это значит для него, внятного ответа всё равно не получу. Вряд ли объяснять мне такие вещи входило в правила его «игры». А отец был прав, он игрок. Но чем это закончится для меня?       — О чём ты задумался? Что в твоей голове прямо сейчас? — видимо, я молчал слишком долго, и преподаватель это, конечно, заметил.       — Думаю, не разрушите ли вы мою жизнь этим всем, — сказал я саркастично, от чего мужчина усмехнулся, что насторожило меня. — Вам приходилось рушить чью-нибудь жизнь?       — Все мы рано или поздно в определённом смысле рушим чью-то жизнь, Фрэнк. Не бывало у тебя такого, что кто-то был влюблён в тебя слишком сильно, а тебе было всё равно? — я отрицательно покачал головой. — Это не сильно меня удивляет, ты ещё совсем молодой. В любом случае, однажды это произойдёт, и ты поймёшь, о чём я говорю. Отвечая на твой вопрос: да, приходилось.       — И что вы чувствовали при этом?       — У нас тут что, сеанс психотерапии? Я ничего не чувствовал. Не пытайся меня анализировать. Думаю, тебе совсем не понравится то, что происходит у меня в голове, — мистер Уэй пристально посмотрел мне прямо в глаза, и я понял, что это действительно не лучшая тема для разговора.       — Отец сказал, что вы предлагали мне работу в вашей компании. Зачем вам это? И почему вы пошли к нему, а мне ничего не сказали? — я прищурил глаза.       — Я не спросил тебя, потому что ты ничего не решаешь. Я хочу, чтобы ты работал у меня, потому что это может тебя спасти от влияния твоей семьи.       — И почему вы вообще хотите мне помочь?       — В моей жизни был человек, который подтолкнул меня в правильном направлении. По некоторым достаточно эгоистичным причинам, которые я не буду озвучивать, у меня появилась потребность сделать то же самое для кого-то ещё.       — В таком случае, почему я? — мне казалось, что я нахожусь на верном пути и вот-вот дойду до того, что пытаюсь понять уже очень давно.       — В каком-то смысле, это просто совпадение. И, вдобавок, я уже говорил, что ты мне кажешься любопытным.       Мистер Уэй встал из-за стола и, всё ещё держа бокал в руке, прошёл в другой конец помещения, где стояла высокая тумба с виниловым проигрывателем. Рядом возвышался достаточно больших размеров шкаф, выполненный из светлого дерева, который полностью был заполнен пластинками. Пробежавшись по ним своими длинными изящными пальцами, мужчина выцепил одну и ловко поставил её в проигрыватель. В комнате раздались тихие первые звуки, сила которых с каждой секундой медленно начала нарастать.       — Знаешь, что это? — поинтересовался преподаватель, на что я ответил отрицательно. — Это «Золото Рейна», первая опера из цикла «Кольцо нибелунга». Думал, ты любишь Вагнера, — мистер Уэй застыл над проигрывателем, словно впитывая музыку. — Слушаю его, когда хочу почувствовать в себе силу. Это удивительно, насколько музыка может влиять на само наше нутро. Существует такая точка зрения, что Гитлер настолько сильно был вдохновлен Вагнером и его идеями, что во время войны не до конца осознавал, что идут реальные сражения, и воспринимал всё как какую-то постановку. Не могу сказать, что согласен с таким объяснением, но это отличная иллюстрация того, о чём я говорил сегодня раньше. Так много в нашей жизни — просто игра.       — Зачем вы мне это всё рассказываете? — я нахмурился, не понимая, к чему он ведет.       — Твой отец хочет, чтобы ты научился думать как я. Предвосхищая твои вопросы, он мне этого не говорил. Я сам догадался и готов поспорить, что прав, — всё это время мистер Уэй продолжал стоять спиной ко мне, из-за музыки ему приходилось говорить громко, чтобы я его услышал, так что выглядел он в определённой степени кинематографично. — Считаю эту затею глупой, потому что ты никогда не сможешь думать и видеть мир как я, что нормально и работает так же в обратную сторону. Мы слишком разные. Но я могу дать тебе некий инструментарий, который при правильном использовании позволит произвести впечатление на твоего отца, и он от тебя отстанет. Ты же этого хочешь? Свободы и уважения с его стороны?       Я задумался. Конечно, он был прав. «Свобода и уважение» звучали очень заманчиво, хотя всё, о чем говорил мистер Уэй, было каким-то слишком далёким для меня. Все эти игры и Вагнеры, на тот момент я мало понимал, как это может помочь, но то, что он рассказывал, звучало как минимум интересно. И всё же меня не покидало ощущение, что преподаватель просто пудрил мне мозги.       Мистер Уэй наконец-то развернулся ко мне. На улице уже давно было темно, а в комнате достаточно уютно, потому что включённые лампы, находившиеся на стенах, а не на потолке, транслировали слабый тёплый свет. Лицо преподавателя было освещено лишь частично и в полумраке выглядело ещё более красивым. Я вздохнул от осознания того, что хотел бы к нему прикоснуться прямо сейчас. Встав со стула, я спустился в основную часть гостиной и подошёл к окну, задумчиво в него посмотрев. Моя машина всё также была припаркована на обочине, а на другой стороне дороги всё также стояла машина моего преследователя.       И тут ко мне вернулась моя параноидальная тревожность. Я резко отвернулся от окна и пристально посмотрел на преподавателя, который в этот момент, как мне показалось, немного напрягся.       — Мистер Уэй, скажите, только честно, вы следите за мной? Вы платите этому человеку на чёрной BMW, которая сейчас находится напротив вашего дома? — спросил я взволнованно.       Мужчина нахмурил брови и тяжело взглянул на меня, а затем два раза хлопнул в ладоши и весь свет в комнате погас.       — Нет, Фрэнк, не слежу и ничего об этом не знаю. Отойди от окна, только не дёргайся, — сказал он со спокойствием удава.       Я мгновенно подчинился и прошёл в середину комнаты, не зная теперь, куда себя деть. Мистер Уэй медленно приблизился, положил руки мне на плечи и посмотрел прямо в глаза, словно пытался загипнотизировать. Возможно, он делал это, потому что в тот момент я выглядел напугано, что не совсем соответствовало действительности. Я просто нервничал.       — А теперь расскажи, что происходит. Мне нужны факты, — серьёзно сказал преподаватель, так и не меняя своего положения.       — Да тут и рассказывать нечего. Просто этот человек уже, может, пару месяцев следует за мной с камерой. Отец не верит и думает, что это всё бред. Иногда мне и самому так кажется, но это ведь странно. Он может оказаться не просто папарацци. Если честно, я не знаю, что мне делать.       — Я понял тебя, — мистер Уэй понимающе кивнул и убрал руки с моих плеч, но отходить не стал. — Посмотрю, что смогу сделать. Если боишься, можешь остаться сегодня у меня, я всё равно всю ночь буду работать.       — Спасибо вам, — тихо сказал я, думая о том, что это был один из тех редких случаев, когда мой преподаватель повёл себя абсолютно противоположно моему отцу. И это подкупило. И успокоило. И заставило думать, что всё как-то решится. Мы оба замолчали, и квартиру полностью захватили попеременно поющие на немецком низкий мужской и высокий женский голоса, раздававшиеся из проигрывателя.       Момент казался интимным и очень важным. Не исключено, что таким его делала темнота в симбиозе с музыкой, но мне захотелось растянуть его примерно на вечность. Мистер Уэй, возможно, испытывающий такой же душевный трепет, уверенно сделал шаг, практически полностью сокративший расстояние между нами. Невесомым движением, сбившим дыхание, он прошёлся кончиками пальцев по моей скуле и губам, спустившись к подбородку, и мягко, но настойчиво надавил на него так, что мне пришлось немного приоткрыть рот.       Мы были просто невыносимо близко. Я не смел пошевелиться, боясь всё испортить. Мистер Уэй же, наоборот, прошептав что-то совсем невнятное, медленно наклонился ко мне и, немного помедлив, создавая между нами почти физическое напряжение, коснулся своими мягкими губами моих шершавых. Я думал, что взорвусь. Разлечусь на множество микроскопических частиц и никогда больше не смогу собраться обратно. Незамедлительно ответив, возможно, чуть более нетерпеливо, чем нужно было, я всем телом прижался к мужчине, неловко смяв руками рубашку на его спине. Мистер Уэй запустил пальцы в мои волосы и, тем самым контролируя разгорячённые порывы с моей стороны, продолжил медленно терзать мои губы, едва их посасывая, медленно проходясь по ним языком и не давая углубить поцелуй. Я изнывал, желая всего и сразу, но чувствовал, что должен повиноваться, полностью отдавшись сладкой пытке. Каждым движением преподаватель давал мне это однозначно понять. И только когда я издал изнемогающий возбуждённый стон, мистер Уэй, словно сам не в состоянии больше держаться, проник языком ко мне в рот, едва коснувшись нёба и заставив издать ещё один стон, только теперь более смазанный и приглушённый. Я, окончательно потеряв голову, залез руками под рубашку мужчины, хаотично водя ладонями по голой спине своего преподавателя и желая стать ещё ближе. Нас отделяло только два тонких слоя моей и его одежды, и я уже был готов от них избавиться, если бы в один момент мистер Уэй не взял меня за плечи, отодвигая от себя.       Мы оба тяжело дышали. Мой взгляд был туманным, а мысли спутанными. Чувствовалась небольшая слабость во всём теле. И я совсем не понимал, почему мы только что остановились. В темноте я различил, как показалось, довольную улыбку мистера Уэя, который лёгким движением убрал мне за уши растрепавшиеся волосы.       — Ты очень нетерпеливый, Фрэнки, — он первый раз за всё наше знакомство назвал меня уменьшительно-ласкательным, от чего я шумно выдохнул и хотел снова податься вперёд, но преподаватель мягко меня остановил. — Мне нужно работать. Спальня на втором этаже справа. Туалет и ванная комната, если понадобятся, слева. Свет включается двумя хлопками, но сначала задёрни шторы. Не пытайся открыть дверь напротив кровати, тебе туда не надо.       Мистер Уэй отошёл от меня и направился к проигрывателю, наконец-то выключив музыку. Квартира погрузилась в тишину, нарушаемую только моим прерывистым дыханием, которое я всё никак не мог успокоить. Преподаватель снова посмотрел на меня.       — Фрэнк, серьёзно, иди.       Мистер Уэй застыл на месте, дожидаясь, когда я покину комнату. Мне не оставалось ничего другого, кроме как послушаться. На каждый мой шаг по лестнице приходилось несколько ударов бешено бьющегося сердца. Произошедшее несколько минут назад снесло мне голову, и теперь с этим нужно было как-то мириться. Ложиться спать было слишком рано, поэтому мне предстояло ещё несколько часов находиться наедине с мыслями. Для меня это стало точкой обратного отсчёта.