Преподаватель

      Я всегда боялся смерти, так как не знал, что произойдёт после. Очень трудно осознавать, что в один момент ты испаришься, исчезнешь, не будет больше этих назойливых мыслей в твоей голове, не будет вообще ничего, в то время как планета не остановится, а солнце не перестанет светить. И мировые религии, казалось, были просто созданы для кого-то вроде меня, человека, который просыпается ночью в холодном поту и ни с того ни с сего начинает задавать себе нескончаемую череду экзистенциальных вопросов. Но ни одна из них не убеждала меня, и в такие моменты я начинал понимать столь ярую приверженность Джерарда к философии.       Мистер Уэй, которого мне всё-таки приходилось называть именно так в стенах университета, на одной из своих недавних лекций рассказывал нам про Декарта. В тот день мы совершенно выбились из нашего учебного плана, предполагавшего изучение философии двадцатого века, и преподаватель, всегда питавший особую любовь к рассказам о своих любимых деятелях, о которых, с большой вероятностью, никто в аудитории не хотел слушать, пустился в абстрактные размышления. Подобным образом он поступал только тогда, когда у него с самого утра было отменное настроение, то есть непозволительно редко, так что для меня эти моменты были на вес золота. Джерард говорил много, и в какой-то момент я заметил, что был единственным, кто слушал его с прилежным вниманием, сидя на первой парте и пытаясь уловить каждое слово, каждую полуулыбку и каждый взгляд, брошенный в мою сторону.       — Je pense, donc je suis, — сказал преподаватель, и моё сердце зашлось от того, насколько сексуально это прозвучало, хоть я и понятия не имел, что эти слова значили. — Cogito ergo sum. Или для тех, кто не знаком ни с французским, ни с латинским: я мыслю, следовательно, я существую, — мужчина ухмыльнулся и пронзительно посмотрел прямо на меня, а затем всё вокруг начало расплываться.       Я оказался окружён полной, совершенно идеальной тьмой, а в голове осталась лишь одна фраза, сказанная голосом Джерарда: «Я мыслю, следовательно, я существую». Мне хватило доли секунды, чтобы понять её значение, а затем я резко распахнул глаза, встретившись с почти невыносимой болью в голове, сухостью во рту, бешеным биением сердца, резкими запахами и темнотой, только на этот раз не такой кромешной, позволяющей увидеть некогда белый, а теперь уже серовато-чёрный с разводами и облупившейся краской потолок.       Я совершенно точно лежал, и теперь пружины впивались не только в мою задницу, но и в спину. К моему удивлению, руки оказались развязаны, благодаря чему запястья больше не саднили. Я попытался встать, но не смог, потому что голова моментально закружилась и адски заболела. В эту секунду на край койки присел Джерард и, нахмурившись, принялся вглядываться в моё лицо. С удовлетворением я осознал, что на мужчине не появилось никаких новых ран или синяков. По крайней мере, видимых.       — Ну и зачем ты это сделал? Видел же, что Люк был на грани. Он мог легко убить тебя, — укоризненно проговорил Уэй, но я, вместо того, чтобы внятно ответить, прохрипел нечто неразборчивое. Пить хотелось сильнее, чем показалось сначала.       Моё ужасное физическое состояние практически полностью нейтрализовало внутреннее беспокойство. Я всё ещё был охвачен страхом, под ложечкой до сих пор сосало, и в животе продолжал скручиваться нервный узел, но, стоило мне двинуть головой, всё уходило на второй план. Каждым миллиметром своего тела я желал, чтобы это закончилось как можно быстрее.       В очередной раз закрыв глаза, я глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Приложив значительные усилия, направленные на то, чтобы сосредоточиться, я смог выделить ряд важных вопросов, касающихся той ситуации, в которую попал. И на вершине пирамиды, сияя в лучах воображаемого солнца, стоял один: как к этому был причастен Джерард?       Даже после всего, что произошло, я не изменил своего отношения к нему. Мне определённо было о чём подумать, но, поразмыслив совсем немного, я решил отложить всё на потом. Ничего плохого не случилось бы, если бы я вернулся к этому позже, когда выберусь. Если выберусь. В тот момент мне было слишком плохо и страшно, чтобы отдаляться от Уэя. В районе груди до сих пор появлялось то самое трепетное, лёгкое чувство, когда я смотрел в его глаза, а затем, при одном лишь воспоминании о словах, сказанных мужчиной с невозмутимым спокойствием, это чувство словно прибивали кувалдой, и оно сменялось на что-то тяжелое и ноющее, но при этом по-мазохистски сладкое.       На мою щёку опустилась рука и невесомо погладила её большим пальцем, что заставило меня вздрогнуть.       — Перестань закрывать глаза, — прошептал родной голос, и я повиновался, сразу же встретившись с пристальным взглядом Джерарда, который чуть наклонился надо мной так, чтобы мне не пришлось напрягаться.       — Джи, что… — звук моего голоса показался каким-то чужим: слишком хриплым и низким.       Мужчина будто понял меня с полуслова и легко кивнул головой, а затем убрал ладонь, заставив меня еле заметно поморщиться, встал и принялся измерять комнату шагами, чуть придерживаясь за бок.       — Да, полагаю, ты хочешь знать, что произошло, — сказал он так, будто собирался начать читать мне лекцию, как в университете. — На самом деле, ничего особенного. Ты потерял сознание, Айзек проверил твой пульс, а затем они ушли. Сейчас этих двоих вообще нет в здании. Я подслушал, и они говорили о том, как много им нужно сделать в городе. Где-то недалеко находится ещё один человек, который теоретически должен наблюдать за нами, но эта дверь слишком плотно закрыта, так что я уверен, что он даже не будет к ней подходить, чтобы нас проверить. Наверное, ты также хочешь знать про верёвки? Так вот, это просто ловкость рук, — мужчина криво улыбнулся. — Но, если мы услышим, что кто-то идет сюда раньше положенного, нам снова придётся сесть так, будто мы связаны, — в итоге, Уэй остановился, облокотившись спиной о дверь, и устремил свой задумчивый взгляд куда-то в потолок.       — Джерард, откуда ты их знаешь? — выдавил из себя я и, несмотря на боль, повернул голову так, чтобы лучше видеть своего преподавателя.       Я был совсем не против того, что боль стала неотъемлемым атрибутом последних суток или двух. Как бы шаблонно это ни звучало, но, чем сильнее она была, тем меньше я думал о том, как же страшно и плохо мне было внутри. Боль полностью заполняла моё сознание, туманила взгляд и становилась единственным спасением, потому что, когда больно, на всё остальное уже плевать. Мне показалось, что Джерард моментально уловил это. Я плохо видел его глаза в темноте и мог всё себе просто придумать, но готов был поклясться, что они смотрели на меня с холодом и, возможно, презрением.       — Длинная история. Давай поговорим обо всём, когда это, — Уэй развел руками, — закончится?       — Нет, не давай. Ты сам говорил, что нас, возможно, убьют. С чего ты взял, что мы сможем выбраться? — я поднялся на локтях, не обращая внимание на то, что это движение вызвало во мне еле сдерживаемое желание блевануть.       — Потому что я решил. Если я что-то решил, значит, так и будет, — процедил Джерард, будто я усомнился в его силах и этим оскорбил.       — Хорошо, а если я не захочу с тобой больше разговаривать? — с вызовом кинул я и теперь уже полностью принял сидячее положение, тяжело при этом дыша и поставив ноги на пол. Всё вокруг кружилось.       — Не захочешь? Ты уверен, Фрэнки? — на лице мужчины появилась самодовольная улыбка. Мы оба знали, что я блефовал.       И именно в этот, самый неподходящий момент я почувствовал, как к горлу снова начала подбираться тошнота. Попытка остановить позыв сразу же провалилась, и я, схватившись ослабевшей рукой за край койки, начал извергать из себя что-то похожее на желчь, хотя чувствовалось это так, будто все мои органы стремились вырваться наружу. Джерард удивительно быстро оказался рядом и одной рукой почти заботливо собрал мои отросшие волосы, чтобы они не падали мне на лицо и не пачкались в той болотистого цвета жидкой субстанции, которой меня тошнило. Другой он принялся успокаивающе гладить мою спину, при этом совершенно ничего не говоря. Когда всё закончилось, Уэй тоже сел на койку и, без тени отвращения на лице вытерев своей ладонью мой рот, притянул меня к себе, заставив положить голову ему на плечо. Мужчина продолжил приобнимать меня, и я закрыл глаза, чувствуя себя совершенно обессиленным.       Казалось, мы сидели так вечность. Джерард — задумчивый. Я — уставший. Оба молчаливые. Холод пробирал до костей, не давая заснуть или расслабиться. У меня заложило нос, оповещая о закономерно нагрянувшей простуде. Горло саднило, но было сложно понять, из-за чего: жажды, болезни или недавнего инцидента. Привкус во рту был особенно мерзким, но избавиться от него не представлялось возможным.       Я начал размышлять о выкупе. Не было окончательно ясно, он ли стал причиной похищения, но думать так было легче всего. Хотелось знать, что происходило там, за стенами этой импровизированной тюрьмы. Знал ли уже отец? Обратился ли он в полицию? Готов ли он был отдать столько денег, сколько от него требовали? Просочилась ли информация о случившемся в прессу? Я лишь надеялся, что нас ищут, что нам готовы помочь, что нас не бросят просто так.       Где-то год назад я случайно подслушал разговор матери и отца. Уже собираясь уйти и не вмешиваться в их личные дела, я услышал то, что приковало меня к тому месту, на котором я стоял. Вполне серьёзно они планировали второго ребёнка. И их затея казалась более чем реальной: мама была моложе папы и легко могла выносить и родить здорового малыша. Со временем я забыл о том, что услышал, потому что мать так и не забеременела. Но теперь тот разговор снова всплыл в моей памяти. Что если я им больше не нужен? Что если у них получилось зачать ребёнка? Это бы значило, что у семьи Айеро появится новый наследник. Второй шанс вырастить кого-то «нормального». Был ли отец готов так легко забыть обо мне?       — Джерард, зачем ты провоцировал Люка? — спросил я, желая заткнуть свои навязчивые депрессивные мысли.       — Надеялся, что он разозлится и случайно выдаст ценную информацию о том, где мы находимся или какие у них ближайшие планы. Как видишь, не вышло, — по голосу преподавателя никак нельзя было определить, как он к этому отнёсся.       — Люк ведь бил тебя, но ты всё равно продолжал… — я зажмурился, потому что речь причиняла сильный дискомфорт.       — Верно. Я не боюсь физической боли, бывало гораздо хуже, — сказал мужчина совсем без сожаления.       — Хуже? Это как? — спросил я неуверенно, так как не знал наверняка, хотел ли слышать ответ.       — Не забывай, что я рос в неблагополучной семье, в которой никому не нравился. Например, однажды мой пьяный дядя прижёг мне пальцы раскалённым утюгом за то, что я «опять начал умничать». Хорошо, что мама сразу отвезла меня в больницу, и теперь от этого недоразумения не осталось следов. Зато тогда я несколько недель ходил с перевязанными руками и мне это почему-то казалось крутым, — Джерард хохотнул так, словно только что рассказал милую историю из своего детства.       Я, превозмогая своё ужасное состояние, поднял голову с плеча мужчины и, нахмурившись, уставился на него. Преподаватель с немым вопросом посмотрел на меня в ответ.       — Это всё ненормально, понимаешь? То, что с тобой происходило, и твоя нынешняя реакция. Это совершенно не забавно, так почему ты смеёшься? — я бегал глазами по лицу Джерарда, надеясь уловить хоть какой-то ответ, потому что мужчина продолжал молчать, теперь уже отрешённо глядя куда-то сквозь меня. — Скажи мне хоть что-то…       — Вижу, тебе лучше. Это значит, мы можем начать выбираться отсюда, — Уэй намеренно ушёл от темы, полностью проигнорировав мои слова. — И нам лучше поторопиться, пока Айзек с Люком не вернулись. Прошло достаточно много времени с того момента, как они ушли. Эти двое уже могут быть где-то в здании. То, что мы ничего здесь не слышим, не является стопроцентной гарантией.       Я глупо моргнул, ошарашенный такой быстрой сменой темы и решительностью, с которой Джерард начал меня инструктировать.       — Джи, я не понимаю… — пролепетал я практически одними губами, и мужчина, положив ладони на мои щёки, уверенно посмотрел мне прямо в глаза.       — Я знаю, что тебе хреново. Я понимаю, что ты едва можешь стоять на ногах. Но тебе придётся взять все свои силы в кулак и делать то, что я буду говорить, если хочешь, чтобы всё закончилось. Ты понял меня? — я слабо кивнул, и он продолжил. — К сожалению, сейчас даже я не могу просчитать, что будет происходить. Это всё — один большой форс-мажор, так что принимать решения придётся очень быстро. Твоя задача — слушать меня и держаться.       Убрав руки и оставив меня полностью без поддержки, Джерард встал, направился к стене, у которой находились старые доски, и принялся ощупывать одну за другой. Я внимательно следил за его ловкими движениями, не решаясь ничего сказать. Выбрав одну недлинную доску с торчащим с одного конца ржавым гвоздём, мужчина замахнулся ей и со свистом рассёк воздух.       — Эти дебилы даже не догадались вынести отсюда потенциальное оружие, — он усмехнулся и взглянул на меня, видимо, ожидая похожей реакции, но, не найдя поддержки в моём лице, лишь с улыбкой покачал головой.       С каждым разом Джерард пугал меня всё сильнее. Я ждал, надеясь получить от него хоть одну нормальную, человеческую реакцию, но снова и снова преподаватель лишь демонстрировал высшую степень безразличия и пренебрежения к происходящему. Мне становилось не по себе, словно я смотрел фильм ужасов, где кровожадная кукла с пришитой улыбкой убивает ребёнка, которому её купили. Безжалостный, тяжёлый взгляд, фарфоровая кожа и холодная улыбка — в этот момент Уэй был словно та самая неживая кукла, которой чуждо всё человеческое.       — В общем, план такой. Сейчас я начну кричать, что тебе плохо, что нужна срочная помощь. Человек, оставшийся в здании, пойдёт проверить, что происходит. Он не ожидает, что у нас развязаны руки, так что будет неосторожен. Когда откроется дверь, я ударю его по голове, заберу оружие и телефон и мы побежим как можно быстрее. Тебе придётся очень сильно постараться. Я надеюсь, что у тебя произойдёт выброс адреналина, и всё пройдёт чуть легче. Сейчас мы на девятом этаже, я считал ступеньки, когда нас поднимали. Это значит, что выпрыгнуть из окна не получится и придётся спускаться по лестнице. Если поймёшь, что теряешь сознание — дай знать, я понесу тебя. Если это действительно то здание, о котором я думаю, выходов здесь несколько. Мы пойдём направо, потому что голоса всегда слышны слева. Так мы минимизируем ненужные встречи. На этом этапе всё понятно?       Я кивнул. В очередной раз меня начало мутить из-за вновь накатывающей паники. Только теперь я осознал, что Джерард действительно собирался бежать. И у меня, похоже, не было никакого выбора: он всё уже продумал.       — Отлично. Теперь о рисках и слабых местах моего плана. Во-первых, я могу ошибаться по поводу того, где мы находимся. Это бы сильно осложнило ситуацию и, возможно, обрекло бы наш побег на провал. Во-вторых, даже если я прав, остаётся ряд значительных сложностей. Скорее всего, Кингз Парк обнесён забором из железной сетки. В нём должны быть дырки, но их необходимо будет найти, чтобы выбраться. Это займёт время, которого у нас катастрофически мало. К тому же, здание находится на отшибе. Если мне не изменяет память, рядом есть несколько дорог, но я очень сомневаюсь, что они оживлённые. Чтобы добраться до жилого квартала, придётся преодолеть некоторое расстояние, которое тебе может оказаться не под силу. Как только мы выберемся на улицу, я вызову 911, и, наверное, мне всё-таки придётся потащить тебя на себе. В-третьих, я не знаю наверняка, сколько здесь человек. Судя по тому, что я слышал, их трое. Но может быть и гораздо больше. Будем надеяться, что нет. Думаю, это всё. Начнём?       Готовый вгрызаться зубами в любую возможность выбраться, Джерард был непоколебим. Я смотрел на него и думал о том, что никогда в жизни его не пойму, что мы сделаны из совершенно разного теста. Я чувствовал себя слабым и никчёмным трусом, мне захотелось заплакать. Лечь лицом на грязный матрас и залить его своими слезами, а затем заснуть и всё забыть. Но я не мог себе этого позволить, необходимо было держать себя в руках.       — Начнём, — прохрипел я и тяжело, прерывисто вздохнул.       В эту же секунду Уэй истошно заорал что-то про то, что я кровоточу, умираю и что мне немедленно необходима помощь. Выглядел он при этом совершенно невозмутимо, стоя сбоку от двери в полной боевой готовности. Я же пытался справиться с резкой болью, пронзившей мою голову из-за столь громкого крика. Через несколько минут мне предстояло бежать, а я даже не был уверен, что смогу твёрдо стоять на ногах.       Джерард замолчал ровно перед тем, как огромная железная дверь скрипнула и с трудом открылась. Дальнейшие движения преподавателя были резкими и точными. Такими, словно он тренировал их на протяжении долгого времени. Один глухой удар, и грузное тело незнакомого мужчины свалилось на бетонный пол. Ещё секунда, и Уэй обшаривает карманы своей жертвы в поисках необходимых предметов. Ещё десять, и Джерард держит в руках телефон и, самое главное, внушительных размеров пистолет, с сомнением глядя на похитителя, лежащего у его ног, а затем засовывает оружие за пазуху. Ещё двадцать, и преподаватель хватает меня за запястье, грубым движением поднимая с койки и начиная тянуть за собой в светлый коридор: за окном уже день.       Через каждые преодолённые нами полметра я начинал думать, что вот теперь-то точно рухну на землю. Но я не падал, продолжая нетвёрдо переставлять ноги в жалком подобии бега. Всё вокруг кружилось, слабость тянула меня вниз, звуки шагов отдавались эхом не только по всему зданию, но ещё и в моей голове. Я отчаянно цеплялся за руку Джерарда, полностью ему доверяя. Он что-то негромко говорил, но я почти не разбирал слов, сосредотачиваясь на глубоком дыхании, позволявшем оставаться в сознании.       Внезапно Уэй остановился, и я несильно врезался в спину мужчины, сразу же схватившись одной рукой за его рубашку и сжав её в кулаке, а второй облокотившись о собственные колени, тяжело дыша. Я не знал и не хотел знать, почему мы встали, но решил использовать эту передышку по-максимуму.       — Тихо, там шаги, — шикнул Джерард, и моё сердце моментально ушло в пятки, а ноги начали подкашиваться.       Мы замерли в надежде, что неизвестный каким-нибудь магическим образом обойдёт нас стороной, но он приближался, и становилось абсолютно ясно, что, если мы продолжим путь к нужной лестнице, встречи не избежать. Не мешкая, Уэй махнул рукой в обратную сторону, давая мне понять, что необходимо вернуться назад и обойти. Но мы даже не успели двинуться с места, когда из-за угла появился Люк.       Я открыл рот, словно собирался закричать, но не смог произвести ни звука. Полсекунды промедления, и оба мужчины достали пистолеты, наставив их друг на друга.       — Что тут… — только и успел сказать Люк перед тем, как раздался громкий выстрел, и Джерард расслабил напряжённую руку с оружием.       В голове невыносимо зазвенело, и я машинально опустился на колени, закрывая уши ладонями, но понимая, что звук отныне находился внутри моей черепной коробки. Параллельно с этим я, словно в замедленной съёмке, увидел тело блондина, падающее спиной на пол и больше не двигающееся. Это был первый раз, когда я видел смерть, что моментально заставило меня потеряться в самом себе. Через секунду меня снова вырвало желчью.       Когда я поднял голову, то встретился со стальным взглядом Джерарда, в котором сгустилась какая-то невероятная жестокость, какой я ещё ни разу у него не видел. Лицо Уэя стало грубым, тонкие черты исказились и выглядели странно.       — Вставай, нам надо идти, — мужчина с силой дёрнул меня за предплечье, ставя на ноги, а затем толкнул в спину, отчего я запнулся и снова чуть не упал, но всё-таки начал ковылять в сторону трупа, сдерживая рвотные позывы и стараясь не цепляться за него взглядом, что выходило особенно плохо.       Стоило мне дойти до того самого поворота, из-за которого появился Люк и где теперь лежало его бездыханное тело, как дуло уже другого пистолета упёрлось мне в висок. Это был Айзек, видимо, всё это время прятавшийся за углом. Схватив за шкирку, мужчина притянул меня к себе и, закрыв своё тело моим, вышел на середину коридора, в то время как Уэй уже был на готове. Я чувствовал громкое дыхание Айзека над своим ухом и не смел даже пикнуть, боясь, что с минуты на минуту лишусь жизни.       — Джерард, лучше опусти пистолет. Айеро больше не нужен нам. Его отец отказался от сотрудничества, и я без проблем могу прямо сейчас вынести коротышке мозги, — противно протянул похититель, но на лице Джерарда не дрогнул ни единый мускул, а рука с оружием даже не думала менять положения. — Ну, давай же! Сколько там ты его трахал? Месяц? Два? Шесть? Неужели тебе на него настолько плевать? Если опустишь пистолет, я позволю уйти вам обоим, — в этот момент Айзек с ещё большей силой вжал дуло мне в висок, отчего я болезненно простонал, умоляюще смотря на преподавателя.       А затем Джерард совершенно без эмоций нажал на курок, и раздался ещё один оглушительный хлопок, эхом разнёсшийся по всему зданию. Я готов был поклясться, что почувствовал, как пуля пролетела в сантиметре от моего лица и вошла в плоть человека, стоявшего за моей спиной. Я резко выдохнул, и тело Айзека навалилось на меня. Не выдержав веса, я рухнул на землю, оказавшись прижатым к ней трупом мужчины. Что-то тёплое и вязкое начало растекаться по моему затылку, и я моментально понял, что это была чужая кровь. Зажмурившись, я постарался не думать ни о чём и прямо сейчас потерять сознание, но теперь мне никак не удавалось этого сделать. Я будто онемел и стал недвижимым человеком-овощем, осознающим происходящее вокруг, но неспособным на это отреагировать.       Всё остальное происходило как в тумане. Преподаватель оттащил мёртвое тело вбок и перевернул моё на спину, а затем принялся легко бить меня по щекам и что-то говорить, пытаясь привести в чувство. Но я молчал, продолжая видеть перед собой его безжалостное, жестокое лицо с пустыми, холодными глазами в момент, когда он нажал на курок. Мне было страшно, и теперь я не знал, кого боялся больше: оставшихся похитителей, о которых мы могли не знать, или Джерарда Артура Уэя.       Не надеясь, что я сам встану и пойду, мужчина взвалил меня на плечо, словно мешок, и направился в сторону выхода, иногда покачиваясь: всё-таки я был не самой лёгкой ношей. Уже на улице, благодаря сильному, ледяному ветру, я быстро пришёл в себя и попросил поставить меня на ноги. Прогноз преподавателя оказался верным: нас действительно держали в Кингз Парке. От здания мы оба полу-бежали самостоятельно, вскоре добравшись до ближайшей пустынной дороги.       Из-за холода я не чувствовал рук и ног, меня сильно трясло, голова невыносимо болела и кружилась, я воспринимал всё вокруг так, будто находился под наркотиками, а ещё почему-то заложило уши. Обессиленно плюхнувшись на замёрзшую землю на обочине, я молчаливо помотал головой, давая понять, что не могу идти дальше. Джерард озабоченно оглянулся, видимо, понимая, что сам нести меня тоже не сможет. Мы всё ещё не знали, ищут ли нас. Оставалось надеяться на чудо.       И оно произошло. Вдалеке показалась маленькая точка, ставшая через несколько минут небольшим красным Опелем. Уэй, выпрыгнув на середину дороги, начал широко размахивать руками и умолять остановиться. У водителя не осталось выбора, и вскоре мы сидели в тёплом, пропахшем сигаретами салоне, слушая тихий джаз, и Джерард спокойно, подобно тому, как вёл светские беседы, отвечал на целую лавину вопросов взволнованного мужчины почтённого возраста, находящегося за рулём. Для моего преподавателя будто бы ничего и не произошло.       А я забился в угол к окну, притянув к себе колени и уткнувшись в них лбом. Мои глаза были закрыты, в сознании продолжали возникать страшные образы только что произошедшего: лицо Уэя, чужая кровь на затылке, громкие хлопки, тяжесть трупа на моей спине, навсегда потухшие глаза двоих мертвецов. Я всё ещё дрожал, чувствуя себя загнанным, грязным, до сих пор находящемся в опасности животным. Поверить, что всё закончилось, не получалось. Слёзы потекли градом, и я был рад, что продержался достаточно долго, чтобы теперь их никто не видел.