Пожинающий

— Что это за место? — прошептала Кора, глядя с пригорка на огромное здание, больше похожее на самый обычный офисный небоскрёб. Небоскрёб… посреди пустыни. Голубые стеклянные панели облицовывали его силуэт, шпиль на крыше вонзался в небо. Всадник мрачно прокатился взглядом по всему строению, от первого этажа с широкими двойными дверьми и до последнего, где на самом верху в единственном окне горел свет. Спрашивать у него бессмысленно: два часа тряски в седле утомили её. Кричать ему в ухо было бы бесполезно, да и она сомневалась, честно говоря, что он человек и у него есть уши. Он повернулся к ней. Встретились их глаза, её — темные, и его — алые. И он снова отвернулся. Это офис, и здесь работают сотрудники. Их в подчинении немало, но все они — обычные люди, пока что занимающиеся обычными делами. Кому-то же нужно, чтобы зараза действовала и распространялась. Он задумчиво посмотрел на здание и вполоборота вновь — на Кору. Пойдёт ли она с ним или останется здесь? Все зависит от того, захочет ли сама. Он бы хотел пойти прямо сейчас… но нужно дождаться ночи. Ночь все расставит по местам, ночью сюда возвращаются другие сотрудники. Те, которые ездят по пустыне в поисках него. Он незаметно проскользнёт внутрь вместе с ними, незаметно притворившись одним из них. Для этого нужна подготовка. И тогда… — Чего же мы ждём? — недоуменно спросила девушка, но всадник терпеливо приподнял вверх указательный палец, а затем, заведя мотоцикл, отъехал с открытой местности за каменистое плато, прячась в тени рыжих скал. Оба сошли с мотоцикла, и всадник откатил его подальше, а сам осторожно выглянул. Нет ли за ними слежки? Все спокойно. Кора, обняв себя руками, стояла близ него и тревожно смотрела на небоскрёб, качая головой. — Нам нужно туда? Он щёлкнул пальцами, показал большой палец. Вот именно. — Не похоже это место на хорошее, — пробормотала Кора, выглядывая исподтишка. — Здесь чувствуешь себя так, словно за тобой… Она запнулась и сжалась, не договорив, как ребёнок, испугавшись, что произнеся свой страх вслух, она привлечёт к себе его внимание. Но спутник ее обошёл, сунув руки в карманы, вгляделся в ее лицо горячими алыми глазами. -… словно оно следит за мной. — Призналась Кора и поджала губы, замолкая. Кто знает, пожал плечами Парень. Может, и следит. Оно сюда явилось не из вашего мира, может быть, из моего — и то из тёмной его глубины. А потому ручаться не следует, возможно, все это здание — живой и чуждый организм. Он был собою крайне доволен, ведь ему удалось быстро найти нужное место. Кора смотрела на то, как он ныряет в складки темного плаща и раскладывает все свое оружие по земле. Садится на корточки, что-то подсчитывая. Задумчиво проводит рукой по подбородку и считает снова, палец наводя на каждый пистолет. Успокоившись, он поднимает два глока, довольно всматривается в них, а затем убирает в кобуру. Запнувшись, Кора подошла к нему со спины, и подумав, робко опустила ладонь на плечо. Он даже не вздрогнул. Только понимающе протянул руку, садясь удобнее и усаживая на руки ее. Холодные руки каким-то тихим, извиняющимся жестом обвили его шею. Она медленно спрятала лицо на темно-сером плече, так близко к груди, что она бы услышала в странной тишине стук сердца. Но в груди тоже было тихо… Есть и пить не хотелось почему-то, хотя она не делала ни того, ни другого уже давно. Почему — он знал, но сообщить не желал. Или думал, что нет уже никакого смысла, потому что шанса тоже нет? Греясь и наслаждаясь неземным, обжигающим теплом и пряча руки у него в руках, она спросила: — Ты же не пойдёшь туда в одиночку? Конечно нет. Я уверен, ты пойдёшь со мной. Так он ответил бы, если бы способен был говорить. Но он промолчал, лишь опустив яркие глаза на Кору. — Я должна пойти тоже, — заявила она. Ожидаемо, подумал Парень. — Я не могу остаться здесь одна. И не могу оставить тебя одного — там. Он кивнул и ничего не сказал. Чем яснее звучат в ней эти мысли, тем ближе конец всего. Что поделать. Он огляделся и вздохнул. Целый мир сгорит в агонизирующей сутолоке, а он будет сожалеть о жизни одного человека? Но ведь будет. Он это знал так же чётко, как знал, кто такой и зачем сюда пришёл. Ночь надвигалась на пустыню. Багрово-синее небо стремительно темнело. От земли поднимался холод. И Кора жалась к Парню, сообразив, что он может согреть её. — Когда мы закончим здесь, можем спасти моего брата? — спросила она с надеждой. Он посмотрел на неё в ответ. То, что я сделаю здесь, и так спасёт его. Всё будет конечно, моя дорогая. Тебе не придётся никуда спешить. Я разворошу осиное гнездо. Он промолчал, но Кора странным образом поняла его — не зная сама, как, ведь он молчал. Поджав губы, она посмотрела на небоскрёб. Он был как башня Саурона из ее любимой книжки. Смотрел на мир незримым оком. Вот оно, показалось ей, на самой вершине, где торчит огромная антенна. На миг ей почудилось, что от ее шпиля исходит странный свет: неземные волны, уходящие в небо и куполом накрывающие мир. Неужели она их видит, подумал про себя Парень и сел за каменистую насыпь. Сколько они ждали ночи? Может, час, а может, больше. Бледнели кожные покровы девушки, которую Парень спасал, но спасая, уничтожил. Она становилась всё тише и всё холоднее, и наконец слабым шёпотом попросила: — Зябко… отогрей меня. Конечно, он отогреет. Просто это будет последним, что она почувствует. Ведь что это за дело — связываться с Мессией, с космическим ничто, с чёрной дырой, с мета-материей. Она коснулась сердцевины смерти и не осталась целой. Он был слишком близок с ней. Не нужно было контактировать так долго. Для неё даже минута — это уже очень долго, Парень, ты же это знаешь. Он даже не моргнув обвил её за талию руками. Ладони были такими большими, что одна легко легла ей на поясницу и покрыла целиком. Кора мягко таяла в закатной пустыне, из неё выходила жизнь. Она потянулась пальцами к его шее под плащом и медленно прильнула грудью к груди. — Это конец? — понимая всё и чувствуя энтропию каждой клеточкой слабого тела, прошептала она. Гай смог только кивнуть. Он смотрел поверх её макушки, чувствуя, как плечи и спину Коры сотрясают горькие рыдания. Должно быть, тяжело умирать, когда ещё несколько часов назад тебе казалось — всё впереди. Ты можешь говорить сколько угодно о торжестве человеческого прогресса и разума над чувствами и сердцем. Ты можешь сколько угодно менять направление своей жизни: оно всё равно привело тебя сюда. Закатное небо разверзлось багровым, отчего земля показалась иссушённой. Глубокие трещины были похожи на морщины на старческом лице. Эта планета. Эта планета так стара. Гай прикрыл глаза. Он не помнил, сколько сотен тысяч лет прошло с тех пор, как она зародилась из крохотного скопления газа и пыли, сколько флёровых слоёв накидывали космические облака поверх него, чтобы образовалась ледяная сердцевина, а потом, потом что-то зажгло её и сделало невыносимо горячей. Сердцевина обрастала видимыми или неосязаемыми слоями. Окружённая множеством оболочек, она спряталась ото всех, согревая одиноким огоньком Землю — в бескрайнем космосе та казалась совсем малышкой. Гай не помнил, сколько времени минуло с тех пор. Но он помнил бесконечный цикл жизни, возобновляемый на этой упорной планете, и страдания, удушливой чёрной волной исходившие от неё. Помнил, как следил за ней и сонмом чудовищных смертей. Предыдущая порождала следующую. Змея кусала косулю, а после её треугольную голову мозжил о камни орлан. Орлана подстреливал охотник. Охотника убивал другой человек. Одно неспособно было прервать другое, жизнь и смерть были скованы одной цепью и шли рука об руку. И это было справедливо, пока человек не начал парад гибельных открытий. Атомная бомба, динамит, автомат Калашникова, радиация, полёт в космос, космонавт сгорел в ракете, в искусстве призывали убивать. Смерть! Торжество смерти! Неудивительно, что эта энтропийная зараза однажды обрела форму в лицо KILL Inc. Они нашли способ сделать её повсеместной и контагиозной. Внесли смерть и жажду крови в подкорку мозга, отпечатали приказом Жги Жри Покупай Убивай у старых и молодых, и те послушно брели за призывами — элегантное современное стадо. Гай не мог сочувствовать Коре. Он не знал, сколько времени существовал — и было ли во Вселенной время, когда его создавали. Но знал, что проявить милосердие способен. Она плакала уже навзрыд. Поняла наконец: всё кончено. Руки становились прозрачными, дрожащие губы — тоже. Тонкие пальцы и сухие, как ветки ненапоённого дерева, кости под стеклянной кожей выглядели красиво: Гай залюбовался. Он любил смотреть на зарево пожара, на гибнущие закаты и на красивое умирание. Кора умирала действительно красиво. — Мой брат, — прошептала она, но голос не дал звука. Она переставала существовать в этом мире, таяла в больших тяжёлых руках, не чувствуя собственного веса. — Помоги ему. Гай не кивнул. Он не стал говорить ей, что подлинный Мессия всегда занят претворением подлинной цели, а не спасением — второе совершается случайно и походя. Уложив её на камни, он присел рядом, опустившись коленом в пыль. Взгляд у Коры стал бесцветным, волосы сплелись с тонкими редкими травинками на сухой земле. Небо разожгло последними красками, оно было слишком ярким — огненной бездной и сияющим багровым шаром, который закатывался за горизонт. Спи, дитя. Сегодня правосудие сожжёт этот мир. Ты уйдёшь раньше всех, ты уйдёшь милосерднее остальных. Годы и события, пролетевшие перед глазами, стали бессмысленной цепочкой случайностей, которая привела и пристегнула её к странному созданию, застывшему напротив. Быть может, всё в жизни было для того, чтобы она смогла увидеть его? — Кто ты такой? — голос сошёл с шёпота почти до беззвучной мольбы. Простая просьба умирающего — в ней нельзя отказать. Гай заколебался и взялся за край капюшона. Солнце померкло, и мир вместе с ним погрузился во мглу. Тучи потухли, небо стало иссиня-фиолетовым, с чёрными краями. Он снял капюшон с головы — скопление обсидиановой космической энергии с протуберанцевыми и радиоактивными вспышками под подвижным чёрным облаком, густым, как тьма. И в самом её сердце горели неугасимым пламенем алые глаза, вытянутые к дымным вискам. Заключенные в бесплотное тело звёзды, сожранные Поглотителем — бесконечное число уничтоженных по воле Создателя галактик — взглянули бездной в ответ на Кору. И выдохнув, она в последний раз ощутила, как его руки крепче сжали её плечи. Сознание было готово упасть в колодец, стёртое навеки. Гай привлёк её к себе, поднял, удерживая за талию и под затылком большой ладонью. Мгла под его плащом трепетала и тянулась к худенькому силуэту, вбирая его в себя и растворяя. Запахнув Кору плащом и вжимая себе в грудь, он чувствовал, как она сливается с ним, слабая крохотная звёздочка, вспышка где-то там, слева, в сердце темноты. Теперь я буду здесь навсегда? — тревожно зашептал напоследок её голосок. Там, под его кожей, она пульсировала и угасала. Гай встал на ноги, оставив на камнях и в пыли всё, что от неё осталось — жалкие лоскуты грязной, окровавленной одежды. Он разжал руки и отпустил тряпки, которые стискивал до тех пор, держа в ладонях человека. Выпрямившись, он посмотрел на небоскрёб. Он знал, что с темнотой правосудие покарает их, и он приложит к тому руку. Теперь — вдвое охотнее. За себя и за Кору.