// «Мы должны позвонить в полицию!» //
Точно. Зубы Чуи были стиснуты от напряжения, в основании его черепа медленно формировалась мигрень. Из-за этого. Не то чтобы у него было какое-то реальное намерение навредить Ацуши. Если уж на то пошло, это была помощь, что спасала маленького идиота от самого себя. И потому что, возможно...// «Мы оба знаем, кто он такой.» //
Это было то, что Анго сказал ему в тот день в полицейском участке — и боже, такое чувство, будто это было целую вечность назад, — и Чуя рычал в ответ, говоря детективу, что тот был неправ, что если они были друзьями, то он не должен говорить о Дазае в таком ключе, потому что босс Мафии всегда был разумным с Чуей, временами заботливым, даже если и рыжий всегда был слишком напуган возможным отказом, чтобы признать это. А, может, он просто не хотел, чтобы этот образ его бывшего любовника разбился вдребезги. Чуя хотел видеть человека, которым был Дазай рядом с ним, и говорить себе, что это был настоящий Дазай Осаму. Не жестокий преступник, который вскроет Ацуши горло за то, что тот донёс на него в полицию. Может, это был настоящий Дазай, может, так было всегда, а Чуя просто был трусом, избегая правды, которую он не хотел видеть, даже после сегодняшнего дня...// «Во сколько мне это обойдётся?» //
Он с дрожащими пальцами зажал рукой рот, пытаясь подавить вновь подступавшие слёзы. Чуя не был каким-то закоренелым хладнокровным преступником. Ему нравилось вести себя жёстко, и, конечно, он был циничен, но если он чему-то и научился сегодня, так это тому, что... он до сих пор был ребёнком. Глупым девятнадцатилетним ребёнком, которому впервые разбили сердце. И возможно, если бы он был нормальным ребёнком, он бы пошёл домой и сделал то, что должен был, когда ему разбили сердце: сел бы на диван, объелся мороженым и рыдал как не в себя, смотря грустные фильмы со своими друзьями. Это было то, что Чуя делал в последний раз, когда его бросили... хотя, в случае с его первым парнем, было сложно определить, кто кого бросил... Суть в том, что Чуя не был нормальным, и он не мог пойти домой раскисать. Отчасти потому, что он был не из тех, кто сидит и плачет, когда ему больно — если бы он был, то, вероятно, никогда бы не добрался до Йокогамы... И отчасти потому, что его друг был рядом с ним в отключке на тротуаре. Больше нет смысла депрессовать, стоя там с прислонившейся головой к уличному фонарю и ожидая, как его арестуют или поймают портовые мафиози со свидетелем, который хочет щебетать для полиции как грёбаная птица-синица. Нет, если Чуя хотел депрессовать, он мог, по крайней мере, сделать это, будучи продуктивным. Лёгкий ветерок слегка развевал его волосы, и он поднял голову, слегка прищурившись, оглядывая улицу. В этот момент было трудно думать дальше, чем на несколько шагов вперёд, но он как минимум знал, что ему нужно сделать перво-наперво — и это было убрать Ацуши с улицы. Так вот. Обычно в этот момент он просто доставал телефон и звонил Акутагаве, требуя, чтобы телохранитель приехал и отвёз его туда, куда ему нужно, но... но это больше не вариант, и Чуя... его кулаки плотно сжались по бокам. Чуя должен был доказать — самому себе, всем остальным, — что он может решить это сам. И, к счастью — в то время как было приятно позволять Дазаю заботиться о вещах (из-за одного только напоминания его горло сжалось, и он должен был внутренне отругать себя, потому что он не должен сейчас думать о боссе Мафии), Чуя не был лишён жизненных навыков. Некоторые из этих навыков менее лестны, чем другие. Первое правило по угону машин — одно из тех, что Чуя выучил, когда ему было семнадцать, — заключалось в том, что нельзя выбирать самую дорогую, это самый простой способ попасться. Поэтому, хотя "Ягуар", припаркованный на обочине перед отелем неподалёку, был заманчивым, Чуя пошёл не за ним. Нет, он перевёл взгляд на обычный, скромный тёмный седан, такой, какой есть почти у каждого рабочего человека в Йокогаме, и такой, который было бы трудно заметить, если бы вы не искали его намеренно. Тащить Ацуши к нему было нелегко, потому что, опять же, друг Чуи был намного тяжелее, чем тот выглядел, но они сделали это, и Чуя опустил его рядом с бордюром. Подросток издал тихий стон, перекатываясь на бок, и Чуя решил действовать немного быстрее, желая выдвинуться прежде, чем Ацуши сделает что-то глупое, например, позовёт на помощь. Поэтому он опустился на колени, развязывая шнурки своих ботинок. Прошла целая вечность с тех пор, как он делал это в последний раз, но он был уверен, что всё ещё помнит, и— Его взгляд метнулся к окну машины, и узел в животе немного ослаб от облегчения. Замок был на кнопке на двери — значит, сработает. По правде сказать, поскольку в этот день он был одет в свою собственную одежду, а не в дизайнерские шмотки, которые... которые ему подарил тот-кого-нельзя-называть, на нём те же шнурки, что он носил в старшей школе, так что люверсы были немного изношены, и ему было легко эти шнурки стянуть. Как только он снял их, на одном он завязал петлю, примерно на три четверти длины, далее привязал один конец к другому шнурку, и после поднёс их к углу дверцы автомобиля. В этом искусстве была небольшая ловкость рук, осторожно перемещая импровизированное устройство между дверью автомобиля и остальной его частью, позволяя петле опускаться всё ниже и ниже, пока та не опустится к язычку с замком... Чуя прикусил губу, его брови сосредоточенно нахмурились, пока он перемещал петлю ближе, используя одну руку на каждом конце шнурков, чтобы закрепить её на месте, туго натягивая, пока она не зацепилась за край маленькой пластиковой кнопки... И вот оно. Честно говоря, хорошо, что он всегда преуспевал в этих аркадах с краном, иначе это заняло бы целую вечность. Замок выскочил с мягким щелчком, позволив ему открыть дверь, и он использует кнопку на внутренней панели, чтобы отпереть заднее сиденье. И если он думал, что тащить Ацуши было трудно, то поднимать его на заднее сиденье было как целое упражнение само по себе. С горем и ворчанием пополам он упирался ногами в землю, подталкивая бёдрами, пытаясь затащить Ацуши внутрь (с тихими стонами протеста, которые были недостаточно громкими, чтобы кто-то мог их услышать, но это всё равно заставило Чую остановиться и оглядеться, чтобы убедиться, что поблизости нет других свидетелей, о которых ему нужно было позаботиться). Господи, он чувствовал себя грёбаным головорезом, или Кронком из "Похождений императора", где тот пытался вынести тело Кузко из города, шныряя вокруг, создавая свою собственную музыкальную тему. И да, возможно, Чуя не заходил настолько далеко, но он-таки нервно напевал себе под нос, искренне сомневаясь, что кто-то ещё в Портовой Мафии когда-либо был так взвинчен, совершая преступления. Что он и делал, господи, это было то, что прямо сейчас Чуя и делал, он совершал преступление— Бдыщ! Его голова резко дёрнулась в сторону, на щеке образовалось красное пятно, когда Чуя, стиснув зубы, вбил в себя немного здравого смысла. Сосредоточься. Обычно рыжий бы не стал заморачиваться чем-то столь экстремальным, но... он уже зашёл очень далеко, поэтому он наклонился над задним сиденьем, переворачивая Ацуши на живот, стараясь не чувствовать себя абсолютным чудовищем, когда заложил запястья своего друга тому за спину, используя шнурки, чтобы связать их. Это был простой узел а-ля наручники, тот, который прежде Чуя видел много раз с— Что ж, теперь это уже не важно, главное, что он знал, как это сделать, и ему пришлось потрудиться, чтобы затянуть этот узел потуже, дабы выбраться из него было нелегко. Наконец, Чуя вернулся к передней части машины — всё ещё будучи настороже, оглядываясь вокруг в поисках кого-нибудь наблюдающего, — и когда никто не появился, указывая на него пальцем и крича: "Сюда, офицер, сюда, вот преступник!", он расслабился, забравшись на водительское сиденье и вытаскивая из кармана пилочку для ногтей. Обычно он держал её под рукой, потому что маникюр, который он привык делать раз в неделю, стоит дорого, а ему нравилось держать ногти в хорошем состоянии между записями, но сейчас та служила совершенно другой цели. Чуя вставил пилочку в зажигание, осторожно, медленно двигая ею вверх-вниз, засовывая её глубже в щель, затем слегка повернул, продолжая, пока не почувствовал, как замок со щелчком сломался, и удерживая пилочку на месте, другая его рука залезла в карман куртки, вытаскивая маленький перочинный нож. Из-за того, что одна его рука занята, он должен был открыть лезвие зубами, аккуратно, чтобы не порезаться, и когда он вставил его в зажигание рядом с пилкой, то почувствовал, как внутри у него всё сжалось от нервов, потому что прошёл почти год с тех пор, как он делал что-то подобное. Что, если он не помнит, как это делается? Что, если его вот-вот поймают, и он сделал всё это впустую? И затем он окажется там же, где был прошлой осенью, застряв в комнате для допросов с Анго Сакагучи, но теперь, когда детектив попытается шантажировать его, на этот раз у того будут настоящие преступления на Чую. Два преступления. Похищение и угон машины. Господи, он будто в ГТА попал. Но всё это напряжение оказалось напрасным, потому что в конечном итоге, как только он погрузил нож достаточно глубоко, он смог повернуть его вместе с пилочкой, и центральная консоль автомобиля замерцала, когда включился аккумулятор, а затем— А затем с низким рокотом ожил двигатель, и Чуя съехал по сиденью, испустив тяжелый вздох облегчения. Что помогло ему выполнить первый шаг: найти машину для побега. Но теперь... Что ему, блять, делать теперь? Куда ему ехать? В городе не было места, где Дазай не нашёл бы его. Не то чтобы тот, скорее всего, сейчас искал Чую, но Гин рано или поздно доложит командованию, и как только она сделает это, Дазай узнает, что был свидетель, и тогда... И тогда на Ацуши начнётся охота, так что Чуе нужно вытащить этого идиота из Йокогамы — сейчас же. На одно мимолётное, глупое мгновение он подумал о том, чтобы отвезти Ацуши в Токио, домой, но... Чуя подался вперёд на сиденье, его живот скрутило от беспокойства, когда он вспомнил последний раз, когда он говорил с матерью, несколько месяцев назад —// «Я... не думаю, что это хорошая идея.» //.
Чуе там не рады. Сосредоточься. Он оттолкнул эмоции — боль, страх, отказ, всё это кипело на поверхности после того, что произошло с Дазаем, — в сторону, далеко в сторону, пока они не стали больше похожи на раздражающее, а не подавляющее жужжание на задворках его сознания. Так, ладно, Йокогама, как и Токио, не вариант. Честно говоря, его лучшим решением, вероятно, было бы увести Ацуши далеко, туда, где, как можно надеяться, Дазай будет иметь меньше влияния, но Чуя не совсем мог придумать, где это могло быть. Может, Осака, но это казалось слишком близко, так что... Возможно, Киото. Из всех мест, которые Чуя видел на бумагах на кухне Дазая, что были разбросаны по всему кухонному острову, пока сам Чуя готовил завтрак, запихивая свои вещи в сумку, собираясь бежать на пары, — Киото, вроде, встречался реже всего. Но до туда всё равно нужно было ехать — дальше, чем Чуя когда-либо ездил — он вырос в Токио, ему не нужно было. И как только он доберётся до туда, ему понадобится где-то остановиться, а ещё деньги, чтобы заплатить за это. Конечно, у него всё ещё была чёрная карточка Дазая в заднем кармане, но тому было бы слишком легко отследить её, так что у Чуи по сути был только один вариант, который он смог придумать, чтобы получить немного наличных в ближайшее время. Он вытащил телефон, с трудом сглатывая при виде этого дурацкого брелока с мумией, стараясь не думать об этом, намереваясь пролистать свои контакты... но экран загорелся, и тогда это стало невозможно. На домашнем экране висело уведомление о сообщении. Оно не показывало текст, но этого и не требовалось — одного вида этого контакта, имени, смотрящего на него через подсвеченное телефонное стекло, было достаточно, чтобы ударить рыжего под дых, отправляя его мысли по спирали прочь от чего-либо продуктивного. Дазай, 17:55. А до этого был пропущенный звонок. Три пропущенных звонка. Дазай, 16:41. Дазай, 16:48. Дазай, 17:21. Он... Чуя с трудом сглотнул, его желудок с надеждой подпрыгнул, сердце пропустило три удара, а большой палец завис над этим контактом, готовый кликнуть, позвонить ему, просто услышать его грёбаный голос, потому что с тех пор, как он вышел из офиса босса Мафии, прошло всего два часа, и он хотел забрать все свои слова назад. Сказать: "Мне всё равно, кто мы друг для друга, мне всё равно, если ты никогда не будешь чувствовать то же самое, я просто хочу тебя." Но иногда, независимо от того, как сильно вы хотите кого-то, это не значит, что вы должны действовать в соответствии с этим. Потому что Чуя не мог просто забыть то, что сказал Дазай, как тот обращался с Чуей в течение последних нескольких недель. И даже если маленькая, слабая, отчаянная часть его была готова забыть, позвонить ему, умолять принять его обратно, сделать так, чтобы всё стало как раньше — У Чуи было слишком много самоуважения для этого. Или. Ну, может, и нет, но он пытался, и не позволять первому мужчине, в которого он когда-либо был влюблён, говорить с ним как с прост— секс-работником, казалось хорошим первым шагом в этом путешествии к любви к себе, или как там, блять, люди это называют... Но прежде чем Чуя успел начать ругать себя ещё больше, его телефон зазвонил. Очевидно, его сердце подпрыгнуло к горлу, и его первой надеждой было то, что это будет он, что, возможно, Чуя может просто ответить и узнать, было ли это извинением или, хотя бы, достойным объяснением, но— Входящий вызов: Акутагава. Оу. Он не смог удержать свою нижнюю губу, что надулась от разочарования, но он заставил себя не обращать на это внимания, проводя пальцем по экрану и поднося телефон к уху, заводя машину и отъезжая от тротуара. — Алло? — Ты в своём уме?! Рыжий напрягся, оборонительно поджав уголки губ, и выводил автомобиль в поток машин, держа телефон немного подальше от уха, потому что мафиози говорил громко, чужой голос рычал от негодования. — Послушай, всё не так, я... — начал Чуя, готовясь объясниться, что он не хотел похищать парня Акутагавы, но Ацуши не оставил ему выбора— — Какого хрена ты сделал с боссом?! Оу. Оу. Гин, видимо, ещё не вернулась. Это означало, что Акутагава не знал о нападении... и он не будет искать Ацуши. Пока что. Тогда... Какого хрена он несёт? — Я ничего не сделал, — ответил Чуя, слегка отклоняясь от своей полосы — как он и сказал, он водил немного, и он определённо не был достаточно опытен, чтобы говорить по телефону в пробке и делать это изящно. — Спроси у него, что сделал он, — его ответ прозвучал гораздо решительнее, чем он сам себя чувствовал. — Будто бы я могу просто, блять, спросить, — рявкнул Рю, его голос потрескивал на другом конце линии, пока Чуя ехал под мостом, но раздражение всё равно прослеживалось. — Я думал, ты поднимешь ему настроение— — Ага, ну... — Чуе потребовалось гораздо больше усилий, чтобы сохранить голос ровным, чем он был готов признать, — это больше не моя работа. — ...Что это значит? — Именно то, что я сказал, — проворчал Чуя, протягивая руку, чтобы нажать кнопку и включить радио, заглушая тихое, сонное ворчание Ацуши, когда машина врезалась в ухабы на дороге, из-за чего голова того ударялась о бок задней левой двери. — Я ухожу. — Ты не можешь просто уйти— — О-о, — Чуя горько рассмеялся, и в уголках его глаз защипало от слёз, которые он отказывался отпускать, потому что не хотел снова начинать плакать. — Ты будешь удивлён, я в этом эксперт. — Чуя— — Серьёзно, — он продолжал фыркать, перемещаясь на следующую полосу, ведя машину к автостраде, ведущей из Йокогамы, — драматично уходить — это то, что я делаю лучше всего. Из кофейни. Из приёмной дантиста. Магазина канцтоваров. Чёрт, даже ветбольницы... — Послушай, — Чуя не мог видеть Акутагаву, но он мог чувствовать раздражённый хмурый взгляд, даже с расстояния в десятки километров, — Я понимаю, что ты не совсем знаком с тем, как ведётся бизнес, подобный нашему, но когда я сказал, что ты важен для него, это означает, что ты имеешь большое влияние на эмоциональное состояние этого человека, и в Мафии это может стать проблемой— — Ага, ну... — голос Чуи наконец дрогнул, и он на мгновение отвёл телефон от лица, чтобы шмыгнуть носом так, чтобы Рю не услышал, и поднес его к уху с прерывистым вдохом. — Я для него ничего не значу, хорошо? Он—// «Я привёл тебя сюда не потому, что хотел поговорить.» //
Чуя тяжело сглатывает, его горло сжимается от печали. — ...он очень ясно дал это понять. На три долгих секунды воцарилась тишина, что достаточно долго, чтобы Чуя начал надеяться, что Рю просто забьёт, и он сможет спокойно продолжить своё федеральное преступление— — Почему ты такой?! — П... — Чуя подвис, его челюсть упала от потрясения. — Прошу прощения?! — Ты всегда так делаешь, — пробормотал Акутагава, и Чуя почувствовал, как у него начали вставать волосы на затылке, он готов яростно обороняться. — Ты реагируешь своими эмоциями, а потом принимаешь крайние меры, не обдумывая всё до конца. "Да, — Чуя взглянул в зеркало заднего вида, уставившись на парня Рю, развалившегося на заднем сиденье со связанными за спиной руками, — ты даже не представляешь". — Ну, не то чтобы я могу бросить его, — начал оправдываться он, потому что ну правда, он не мог, — мы даже никогда не были вместе— Акутагава оборвал его прежде, чем он успел закончить предложение. — Почему, — его голос, огрубевший от гнева, сумел проникнуть под кожу Чуи именно так, как надо, заставив его глаз дёрнуться, — Почему, мать твою, ты такой сущий ужас? Наконец, Чуя почувствовал, что его терпение лопнуло. — А ну слушай сюда, уродец, — прорычал Чуя, действуя в основном на ярости и адреналине, выезжая на шоссе из Йокогамы, используя больше силы, чем нужно, из-за чего Ацуши со стоном проехался по заднему сиденью. — Подойди-ка к зеркалу, посмотри на причёску, с которой ты выходишь на улицу каждый божий день, а потом назови меня ужасом ещё раз! Последовало молчание, потому что это оскорбление, казалось, по-настоящему ударило довольно сильно, заставив бывшего телохранителя Чуи замолчать. И обычно Чуя почувствовал бы себя плохо из-за этого, потому что он знает, что Акутагава немного комплексует из-за чёлки — но не сейчас. — Почему ты—? Чуя оборвал его, прежде чем тот успел закончить, делая глубокие, успокаивающие вдохи. — Слушай, мне некогда, но... не волнуйся о Дазае, — вполголоса сказал он, прикусывая внутреннюю сторону щеки, — он будет в порядке без меня, я обещаю. С этими словами он закончил разговор, кликом оборвав яростный ответ Рю. Блеск. Блеск. Он сопротивляется желанию приложиться головой о руль, потому что сейчас это было бы не очень хорошей идеей, но... Боже, он просто хочет позвонить— Нет. Он не собирался быть настолько слабым. Поэтому, вместо того, чтобы позвонить единственному человеку, с которым он действительно хотел поговорить, Чуя открыл свои контакты. У него было всего два номера на быстром наборе: один из них был Дазай, а другой... — ...Чуя? Всё хорошо? Наконец, он позволил своему голосу сорваться. — А-анэ-сан? Мне... мне очень нужна помощь.___________________________
Кап. Кап. Кап. Тяжёлые, большие капли воды падали ему на лоб в медленном, мучительном ритме. Его торс наклонился вперёд, будучи удерживаемым только цепями на груди, приковывающими его к стулу, руки скованы за спиной. — Я... — его челюсть отвисла, на щеках виднелись едва заметные крапинки щетины, что были влажные от постоянного капания воды над головой. Должно быть, труба протекает или что-то в этом роде, но он слишком устал, чтобы думать об этом сейчас. — Я больше ничего не знаю. Белая тряпка натянута на окровавленные костяшки — длинные, толстые пальцы с золотыми кольцами, что испачканы следами их совместного времяпрепровождения. Тёмные глаза всматривались в его лицо, не показывая ни капли жалости. У Дазая не осталось ни грамма жалости, задержавшейся у него под языком. Доброта — это маленькое, хрупкое семечко внутри человека — то самое, что прежде Дазай искоренил множество раз, вырывая его из груди, как сорняк, что-то, что могло вызвать слабость, трещины в земле под его ногами. Но, неким образом, он позволил ему вырасти снова. Только для того, чтобы избавиться от него, разорвать в клочья единственную вещь — единственную хорошую вещь в его жизни пятью простыми словами. Теми, которые ему не стоило говорить. Теми, что он не имел в виду.// «Во сколько мне это обойдётся?» //
Дазаю не чужда жестокость. Его путь к успеху пролегал через кладбище, большинство заговоров, оставленных позади, принадлежали его друзьям. Кое-что из этого он до сих пор носит с собой. Другие воспоминания он может отбросить, не задумываясь. Но выражение лица Чуи, когда Дазай сказал это? То неописуемое горе, будто его симпатия была маленькой, хрупкой вещью, и Дазай чувствовал, как под его пальцами трескаются стеклянные грани. Дазай сомневался, что когда-нибудь сможет это забыть. Его рукава были закатаны до локтя, обнажая плотные мускулистые предплечья, в то время как босс Мафии медленно, неторопливо обходил мужчину. Его пленника. Хотя, будем честны — его грушу для битья сегодняшнего вечера. Никто из подчинённых не наблюдал слишком пристально, они не хотят — не смеют. Никто не хотел встречаться глазами с Дазаем, когда он становился таким. Раненый зверь, мечущийся, беспокойный, жестокий. И в большинстве случаев он становился таким из-за чужой неудачи. С этим, хотя и пугающе, можно было справиться. Нарушитель мог быть наказан — или, в некоторых случаях, устранён, — и босс вновь обретал хладнокровие, его эмоции переходили в нечто близкое к спокойствию. Но не было никаких признаков того, что что-то подобное происходит прямо сейчас. Дазай откинулся назад, вслепую нащупывая стакан виски позади себя, сидя на стальном, металлическом рабочем месте — словно нездоровая игра с инструментами, которые многие мужчины держат в своих гаражах, но Дазай, ну... Вместо того, чтобы быть использованным для создания вещей, его инструменты, как правило, использовались для их разборки.// «На этом всё, Дазай.» //
Его зубы скрежетали, подстраиваясь под медленный, болезненный ритм стука в висках, костяшки пальцев выступали из-под кожи от того, как крепко он держит стакан, поднося его к губам для долгого, медленного глотка, наслаждаясь жжением, которое обожгло его горло на пути вниз, оседая в груди. — Видишь ли, — произнёс он медленно и уверенно, растягивая слова, — мне всё равно, что ты знаешь, — после ещё одного глотка стакан снова опустел, и тот без дальнейшего использования полетел в голову русского, с грохотом разбившись о его висок. — За последние несколько часов ты не сказал мне ничего такого, чего я не мог бы получить от посредника, — его голос упал до низкого рычания, которое могло бы звучать более естественно для раненого животного, а не человека, который явно контролировал ситуацию, за исключением— — Босс, — раздался у него за ухом голос Хироцу, тихий, но... осуждающий, и Дазай нахмурился, потому что командиру Чёрных ящеров не было нужды отчитывать его вслух, чтобы мафиози услышал порицание. Не играй со своей едой. — Если... Если я тебе не нужен, тогда просто— Дазай даже не поднял глаз, вытащив пистолет из кобуры на бедре, направив его между глаз пленника, прежде чем нажать на курок. БЭНГ! Стул с грохотом рухнул на пол, кровь медленно потекла из человека — серебряновласой русской крысы по имени Иван, — его широко раскрытые и невидящие глаза смотрели вперёд, навечно застыв в ужасе. — Это было обязательно? Единственным ответом Дазая было пожатие плечами, когда он слегка покачивающейся походкой подошёл к тележке с алкоголем у дальней стены, выискивая новую бутылку — открытую он уже допил. — А вы бы предложили отпустить его? Нет, не предложил бы — и они оба это прекрасно знают. Как только кого-то спустили в глубины штаб-квартиры Портовой Мафии, в недра подвалов, где они проводят большую часть своих пыток — никто никогда не возвращается обратно. — Ты же знаешь, как это делает людей... пугливыми, — Хироцу всегда первым указывал на это, и Дазай никогда не мог сказать, что тот был неправ, — когда они видят тебя таким. Таким. Не так уж сильно отличается от того, каким был Дазай после захвата власти над Портовой Мафией. Поведение, которое дало ему репутацию, которую он сохранил и по сей день. Прозвище "мясник Йокогамы" Дазай получил не случайно — он его заслужил. Даже пару лет назад он всё ещё носил на себе этот уровень насилия, как вторую кожу, маску жестокости, которую мог идеально надеть на своё лицо, скрывая под ней любые следы человечности. Пока не стал меньше похож на человека, а больше на демона. В последнее время он успокоился — многие винили в этом то, что ему перевалило за тридцать, говоря, что бывший демон-вундеркинд, бешеный пёс Мори устал с возрастом, — особенно с тех пор, как он встретил Чую. Чуя. Мысль о нём обвилась вокруг горла Дазая, как петля, сжимаясь всё туже и туже каждый раз, когда он был вынужден вспомнить, что сделал, как почти что фактически слышал, как разбилось сердце мальчика. В этом был смысл. Дазай был разрушителем, всегда им был. Как мог кто-то такой молодой, кто никогда не был частью такой жизни, иметь дело с кем-то вроде него? Кем-то, у кого никогда не было нормальной семьи, кем-то, у кого даже не осталось отца, чтобы чувствовать себя отвергнутым. Человек, который не мог просто сказать, что он имел в виду, будучи настолько недоверчивым, что ему пришлось превратить всё в испытание. И конечно, Чуя потерпит неудачу, потому что тот даже не знал, что делает Дазай. — Знаешь, — голос Хироцу действовал как колокольня, предупреждая о том, насколько все остальные в комнате были обеспокоены поведением Дазая, — в старые времена бывший босс— Командир замолчал, когда рука Дазая метнулась в сторону, быстрая, как змея, крепко вцепившись в его рубашку. И когда Дазай посмотрел на него, его глаза, казалось, почти горели агрессивным оттенком красного, лишь частично скрытым спутанным хаосом диких тёмных волн. — Не надо._________________________
Бип. Бип. Бип. Его веки были сонными и тяжёлыми, сопротивляясь ему, когда он хотел открыть их, пытаясь приспособиться к ярким флуоресцентным лампам над головой, погружавшим всю комнату в стерильное свечение. Что..? Его голова с усталым глухим ударом упала на подушки. Он не будет предпринимать никаких попыток вспомнить — в этом нет необходимости. Осаму знал, что произошло. Он просто не хотел вспоминать об этом. — Посмотри на себя, соня. У него внутри образовалась свинцовая яма, писк кардиомонитора медленно ускорился, и его глаза снова открылись — на этот раз резко. Доктор не удостоил его взглядом, тот просто опустил голову, спокойно перелистывая страницы карты мальчика. — Мы не ожидали, что ты выкарабкаешься. Они... Взгляд Осаму, казалось, опустился, хотя он этого не хотел, и перевёлся к его рукам, выставлённым над больничными одеялами. Покрытыми... с каких это пор они... покрыты... ...Бинтами? — Доктор Мори? — внимание мужчины на мгновение отвлеклось, его голова отвернулась от Осаму, и он начал обсуждать результаты анализов, которые они взяли этим утром, с медсестрой, дежурившей на его этаже, их голоса были тихими и приглушёнными, едва слышными за низким гулом аппаратов. Они не... ожидали, что он... — Осаму, — он всё ещё помнил блеск фар, горящих напротив лобового стекла, словно вспышка, так близко, почему они были так близко? — Осаму, держись! Но он не мог, не хотел, потому что выбросил руку, пытаясь защитить... пытаясь спасти— — Где... — его голос был низким, грубым, и он не хотел думать о том, как долго он мог пробыть без сознания. — Где... Шуджи? — ... — доктор не ответил ему сразу, тот улыбнулся медсестре, когда их разговор закончился, вежливо кивнув ей, прежде чем она вышла из комнаты, раздвижная дверь закрылась со стерильным шипением воздуха. — ...Боюсь, он не справился. В кино они постоянно показывают горе. Внезапное отсутствие музыкального сопровождения, снижение насыщенности цветов на экране, медленный, расширяющийся взгляд ужаса, слегка приоткрытые губы, глаза, полные слёз. Они никогда не объясняют, как это ощущается. Тёмная, расширяющаяся пропасть, которая открывается внутри вас в пределах одного мгновения. Под вами больше нет почвы, и вы падаете, падаете, падаете... — Мои глубочайшие соболезнования, — продолжал мужчина, — но, к сожалению, ты единственный, кто выжил. Е...динственный... У горя нет звука. Нет формы, массы или какой-либо осязаемой поверхности, за которую вы можете держаться, отталкивая его. Но у горя есть гравитация. Тяжесть, которая вытолкнет весь воздух из ваших лёгких, давя до тех пор, пока не вытеснит из вас жизнь. И сейчас она сокрушала Осаму. — Я... — его губы с трудом выговаривали слова, сухие и потрескавшиеся. — Они не... должны были... Они не должны были умереть. — Знаю, знаю, — вздох Мори привёл его в бешенство, словно личная трагедия Дазая была всего лишь маленькой, незначительной оплошностью. — Но Йошида погиб при столкновении. Ты ведь этого хотел, не так ли? Его отчим... он... Карта с тихим стуком упала на стол рядом с больничной койкой, будучи выброшенной без лишних раздумий из пальцев Мори. — Я полагаю, — изгиб его губ, образовывающий почти что жуткую маску Хэллоуина, сымитировал улыбку, которая расползалась по его лицу немного слишком широко, — Мы заключили сделку. Четырнадцать лет — это, конечно, немного рановато, но они всегда делают исключения. Глаза Осаму поднялись к потолку, его голова пульсировала и болела из-за света, и в первый, но не в последний раз, далеко не в последний — ему бы хотелось, чтобы он тоже не выжил. Он полагал, что был реалистом, заключая сделку с Мори — что последствия будут непомерно высокими, но риск бездействия будет гораздо более серьёзным. Но... тогда он ещё не знал. — Добро пожаловать в Портовую Мафию, Дазай. Боги и ангелы могут дать вам надежду... Но тот, кто сдерживает свои обещания, — это дьявол._________________________
— Мне всё... — рычание, вырвавшееся из горла Дазая, было достаточно агрессивным, чтобы заставить остальных в комнате отпрянуть, отступив от босса с плохо скрытым выражением страха, но Хироцу стоит твёрдо, его лицо бесстрастно. — Мне всё равно, что сделал бы мой дядя, — утверждение заканчивается низким рокотом, его дыхание прерывистое и неровное. Взгляды, которые бросали на него остальные — трудно было понять, то ли они жалеют его, то ли нет, или, может, не доверяют, — в любом случае, босса Мафии это возмущало. На что они смотрели? С ним всё было хорошо, он держал себя в руках, он— — Сэр? В комнате воцарилась тишина, не осталось никакого движения, кроме этой тупой трубы, капающей на безжизненное тело Ивана, распростёртое на полу. Кап. Кап. Кап. Пальцы Дазая прижались к вискам, медленно потирая их круговыми движениями, пытаясь успокоить себя, когда он спросил, с трудом выдавив слова сквозь стиснутые зубы: — Что там? Выражение лица Гин было тем, что поразило его — оно было бледным и осунувшимся, когда она хваталась за дверной косяк, явно тяжело дыша из-за спешки. — Было совершено нападение, — Дазаю было всё равно, по барабану, не сейчас, не тогда, когда он— И тут он вспомнил. Гин не было в силовом отряде. Не на этой неделе. Она была— Внезапно это чувство вернулось. Холод. Разверзшаяся пропасть внутри него расширялась, пока не достигла границ его обзора. Падает, падает, падает. — Где... — его голос был таким дрожащим, таким неровным, что поразил всех в помещении, включая его самого. Он прочистил горло, пытаясь снова, не упустив из виду пристальных взглядов, — Где он? — Мы устранили нападавшего, — медленно объясняла Гин, — Я должна была обезопасить место преступления до прибытия правоохранительных органов, Чуя вышел из переулка, и он должен был вернуться в свою квартиру со своим спутником, чтобы мы могли— — Его спутником? — Ацуши Накаджима, — её ответ был поспешным, она быстро выговаривала слова, пытаясь добрать до конца отчёта, словно у них не было времени, — но он так и не появился, и... мы не знаем, где он. — ...Прости? — вопрос был задан так мягко, так аккуратно, что даже Гин вся сжалась, её поза съёжилась под пристальным взглядом Дазая. — Мы... Простите, сэр... но у нас нет информации о месте нахождения Чуи Накахары. Это было почти забавно, то, как — в мгновение ока — жизнь могла расставить Дазаю его приоритеты. Больше никаких внутренних споров, никакого самобичевания, никакой траты времени. Одна вещь, что имела значение — единственное, что имело значение, — это найти его. Даже если он не хотел видеть Дазая, и боже, мужчина мог бы понять, если бы тот не хотел... — Сэр— — Я хочу, чтобы передовые группы разделились на отряды по пять человек, прочесывая город сектор за сектором. Хироцу? Выкрик его имени, казалось, привлёк внимание старшего мужчины, и он шагнул вслед за Дазаем, следуя за тем из подземелий Портовой Мафии, передвигаясь по коридору, ведущему к лифтам. — Сэр? — У вас ещё есть связной в отделе уголовного розыска? — чужая голова медленно наклонилась в сторону, пытаясь вспомнить, и затем он кивнул. — Позвоните ему, — решительно скомандовал Дазай, внезапно протрезвев, и когда он вошёл в лифт, то поднял руку, прежде чем кто-либо ещё смог присоединиться к нему. — Я хочу, чтобы он был здесь в ближайшие тридцать минут. — А если он не сможет добраться сюда так быстро? — У него нет выбора. — Сэр, — начала протестовать Гин, делая шаг вперёд, когда двери начали закрываться, и остановилась, как только её босс бросил на неё предупреждающий взгляд, — куда вы? Ответ Дазая был немедленным, хотя и запинающимся: — Искать мою... — он остановился, его брови разочарованно нахмурились, — ...искать его. Двери с тихим звоном закрылись, и он остался один, прислонившись спиной к прозрачной стеклянной стене лифта, наблюдая, как медленно меняются цифры, указывающие нижние этажи здания, когда он поднимался наверх. Бывают моменты, когда вы можете решить, держаться за что-то или отпустить. Дазай...// «Не трогай меня!» //
...он правда думал, что этот момент уже упущен. Он мог бы попытаться убедить себя, что его пальцы не дрожали, когда он вынимал телефон из кармана, даже не глядя, поднося его к уху — потому что у него был всего один номер на быстром наборе, в любом случае, — ожидая. Когда он пытался позвонить раньше, он, как минимум, слышал несколько гудков, прежде чем его переводили на голосовую почту. Это указывало на вероятность, что рыжий просто не видел, или же видел, но не хотел отвечать, только вот... — Привет, это Чуя, извини, я пропустил твой звонок, — это был тот же торопливый, скучающий голос, который тот всегда использовал, когда делал что-то, чего не хотел делать, какую-то обыденную мелочь, насчёт которой он предпочёл бы не заморачиваться. И просто услышав это сейчас, грудь Дазая наполнилась безграничной нежностью и тоской, — ты знаешь, что делать. На этот раз звонок перешёл прямо на голосовую почту, свидетельствуя о том, что телефон даже не был включён, когда был совершён звонок. И Дазай знал, что тот не разрядился, он сам его купил, он знал, как долго работает батарея в этой штуке. На другом конце линии раздался тихий гудок, и Дазай закрыл глаза, его пальцы крепко сжимали телефон, пока он пытался восстановить хоть какое-то самообладание, пытаясь не думать о худшем, что могло произойти. И он даже не собирался оставлять сообщение, его голос был хриплым от отчаяния, прежде чем он повесил трубку: — Проклятье, парень, просто перезвони мне. Его большой палец нажал на кнопку "Завершить" с чуть большей силой, и... Дазай знал, что ему не всё равно. Он сказал себе это. Что он знал об этом с самого начала, а Чуя был просто ничего не замечающим маленьким дураком, который не видел, что между ними всё серьёзно, что то, что у них было... это было чем-то иным. Но сейчас он чувствовал себя идиотом. Чёрт, это даже несправедливо, потому что даже он не осознавал всей глубины этого, пока не вошёл в двери лифта, думая только об одном, и чуть не сказал: "Искать мою детку". Двери разъехались в сторону, открывая вестибюль, мир снаружи и все опасности, которые пришли с ним, и Дазай понял. Он уже сказал это, очень давно, мимоходом, как будто это не имело большого значения, даже не осознавая правды, стоящей за этим.// «У тебя на поводке лидер Портовой Мафии.» //
Это было больше, чем забота, больше, чем очарование, больше, чем отвлечение или даже увлечение, и когда он понял, как отчаян он был в отношениях с молодым человеком, то всегда интерпретировал это как поиск спасательного круга в шторм, поиск причины, но... Но сейчас Дазай знал. Он был влюблён в Чую Накахару.