Стендаль
«Он очнулся!» — это была единственная мысль в светлой головушке Гермионы Грейнджер с того самого момента, как умиротворенный карий взгляд ее глаз столкнулся с обжигающей бездной черных омутов. Стоило осознать эту, стрельнувшую в сознании словно молния, фразу и мозг сам собой выключился на пару минут, показавшимися бесконечностью. Дыхание замерло, сдавленное горячим комом в груди, и даже возможности прикрыть веки, чтобы сморгнуть выступившую на глазах влагу, не было. Только ледяное оцепенение и взгляд его черных глаз напротив. В следующее же мгновение девушка обнаружила, что сидит на профессорской кровати, сжимая виновника своего самого большого беспокойства в крепких объятиях и орошая его бледную широкую грудь градом слез. После минутной растерянности и с приходом шальной радости, Гермиону накрыла своего рода паника: «Что делать? Куда бежать? Кого звать?». Тело требовало действий, и в этот раз мозг девушки был кардинально согласен с ним, буквально силой вырывая ее из несмелых ответных объятий не менее растерянного зельевара. — Северус… — такое теплое, вопреки собственному значению, имя непривычно легло на уста, ведь Миона так давно не произносила его. — Подожди здесь, пожалуйста, я позову Сандру и… — легкая заминка, с пониманием, что не эти слова столь долго хотела… мечтала произнести она, когда Снейп очнется, но смелость куда-то самым подлым образом испарилась из гриффиндорского сердечка, — вернусь. Покинув комнату зельевара, Грейнджер на несколько секунд остановилась, смыкая веки и прикладывая ледяные ладони к пылающим щекам. Она с усердием истинной лучшей ученицы Хогвартса пыталась утихомирить сумбур в голове, что воцарился там после недавнего ступора. Но выходило это из рук вон плохо, особенно, когда тело запомнило осторожные прикосновения Северуса. Щеки предательски горели пламенем стыда и чем-то еще, не до конца признанным гриффиндоркой, из-за не вовремя всплывающих воспоминаний. Гермионе никак не удавалось уснуть той ночью, как бы она ни пыталась, вертясь в постели словно юла. Подушка казалась комковатой, одеяло тяжелым, а простыня всё время сбивалась. Просто то, что случилось сегодня, всплывало перед глазами, заставляя сердце бешено колотиться, разгоняя жар по всему телу. Но еще больше ей не давало успокоиться чувство смущения от собственного поступка. Казалось, ничто не предвещало каких-либо изменений, всё было как всегда, уж сколько недель подряд. Она приготовила всё к ставшей уже привычной, хотя и не совсем удобной для молодой девушки, ежедневной процедуре омовения профессора. Подостлала специальные одноразовые хирургические пеленки под тело Северуса, набрала два тазика теплой воды — один с мыльной, другой с чистой водой — взяла губку, фланелевые салфетки, пушистое полотенце и приступила к процессу мытья. И вот он лежит перед ней обнаженный, глаза прикрыты, его длинные пушистые ресницы (как оказалось!) лежат черным веером на бледных щеках, лицо спокойное и расслабленное, даже складка между бровей расправилась. Что Гермиону удивляло, так это то, что за всё время, пока профессор находится здесь, его ни разу не пришлось брить или стричь, потому что волосы совсем не удлинились. Шрамы стали менее заметны, а некоторые даже вовсе пропали. Время для него будто застыло или пошло вспять. Неужели такой побочный эффект дало то неизвестное проклятие? Вот уж не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Поневоле мисс Грейнджер хорошо изучила его тело. Надо признать — привлекательное тело. Не тощее, как многие могли предположить, а стройное и подтянутое, с четко прорисованными мышцами, только неестественно бледное. Как бы Гермиона ни смущалась, покрываясь румянцем, но ей нравилось смотреть на это тело взрослого красивого мужчины. Для нее он давно уже был красивым, вопреки мнению некоторых рыжих, которым стоило бы на себя посмотреть. Прикрыв причинное место фланелькой, чтобы не смущало, Гермиона взяла мыльную губку в руки и начала с лица. Откинула шелковистые смоляные пряди с высокого лба. Взглянув на гордый римский профиль, она невесомо провела кончиком пальца по спинке носа и тяжело вздохнула, опустив взгляд ниже. Приоткрытые тонкие и бледные губы Северуса, не сжимающиеся по своему обыкновению в тонкую линию и обозначающие крайнюю степень его недовольства… манили. А, собственно, чем черт не шутит? Девушка затаила дыхание и медленно наклонилась вниз, все еще сомневаясь в своей затее, она мягко накрыла теплым мужские губы собственными. Поцелуй получился невесомым и увы, никакой ответной реакции не последовало. Снейп был все так же безучастен. А ведь мисс Грейнджер понадеялась, вдруг как в сказке о спящей красавице, только здесь спящий Принц (какая ирония!), от поцелуя он проснется и откроет свои глубокие темные глаза? Но видно зря надеялась. Вновь вздохнув, на сей раз печально, Гермиона принялась протирать влажной мыльной губкой лицо, шею и плечи мужчины. Порой она любила держать в руках и перебирать длинные изящные пальцы профессора, вспоминая, как виртуозно они подготавливали ингредиенты, нарезая их, бросая в готовящееся зелье. Перейдя дальше к груди и животу, Гермиона представила, как это прижаться к мужчине, положив голову на широкую грудь, обхватив его талию, перебирать пальцами тонкие черные волоски, припорошившие профессорскую грудь и уходящие узкой дорожкой по центру плоского пресса туда, ниже пупка. От этих фантазий по всему телу разлилось приятное тепло, которое затем сосредоточилось внизу живота и билось там маленькой напуганной рыбкой. Немного успокоившись, Гермиона перешла к бедрам и ногам. Длинным и стройным ногам. Стоило только ей отвернуться, чтобы снова промыть губку, как краем глаза заметила какое-то движение. Поначалу мисс Грейнджер даже не поняла, какое это было движение и где оно случилось. Но когда до неё дошло, то тёплые карие глаза округлились и стали похожи на совиные. Та фланелька, что покоилась на интересном месте профессора напоминала шатёр, так как произошло то, чего Гермиона и предположить не могла. И всё это при безучастном выражении лица спокойно спящего человека! Вдруг шатер дернулся, потом еще раз и фланелька сползла набок, являя взору ошарашенной девушки вздыбленный орган. От неожиданности губка из её рук выскользнула и смачно шмякнулась о пол. Гермиона судорожно сглотнула. Нет, не то, чтобы она никогда не видела и не знала какие эти мужские органы бывают. Не зря ведь её лучшими друзьями были мальчики. С теорией она познакомилась прочитав несколько книг о мужской анатомии и сексуальных отношениях, в жизни надо быть ко всему подготовленной, да еще разговоры соседок по комнате о своём сексуальном опыте… А практика и наглядное пособие у неё ограничивались только несколькими эпизодами. Один из них был, когда после принятия Оборотного Зелья при перемещении Гарри из дома Дурслей, ей срочно пришлось ковылять в туалет, чтобы избавиться от маленьких трусиков-стрингов, которые она одела на операцию, не подумав о последствиях. Впоследствии девушке пришлось усмирять взбунтовавшуюся, из-за своих неумелых манипуляций, плоть. Другой случился во время скитаний их золотой троицы в поисках крестражей. Выйдя однажды из палатки, чтобы сбегать в кустики, когда дежурил Рон, Гермиона случайно стала свидетельницей его самоудовлетворения. Гриффиндорское любопытство победило стеснение юной девушки и она досмотрела все до конца. Только вот возбуждённые отростки мальчишек выглядели как-то по-детски невинно, что ли. А здесь вид был внушительный, но не устрашающий… или все же немного пугающий? Придя немного в себя, Гермиона решила все же закончить процедуру купания профессора. Напоследок, вытерев насухо пушистым полотенцем вымытое тело, девушка уставилась на непокорный орган, что она так упорно пыталась игнорировать, но к которому взгляд возвращался сам собой. Он всё так же гордо топорщился, изредка подрагивая. Долго быть в напряжении вредно для здоровья, как знала Миона из медицинской энциклопедии, а значит с этим надо было что-то делать. Но как же ей укротить этого «слизеринского змея», не звать же, в самом деле, Сандру в столь щекотливой ситуации, не хватало еще, чтобы она глазела на её профессора! Ей и так достаточно плановых, в последнее время более редких, еженедельных осмотров. «Так, Гермиона, думай! Думай!» — мысленно уговаривала себя девушка. Вспомнилось, как Рон рукоблудничал, сбрасывая напряжение, незадолго перед тем, как бросить их с Гарри. Она до сих пор не могла полностью простить его малодушия, хотя он и вернулся потом. Интересно, кого он тогда представлял себе? Впрочем, это уже не важно, с Рональдом покончено и каждый пошел своим путем. Осторожно забравшись на кровать, Гермиона села верхом на колени Северуса и ухватилась за предмет мужской гордости, как за джойстик, под самую головку, которая была похожа на шлем-салад с выступающим гребнем по краям, а также отличалась своим темно-розовым цветом от остальной части органа. А ведь он ничего себе так в обхвате, удобно лег в руку, и на ощупь нежный, шелковистый. Сделав пару качков вниз-вверх, она задумалась: «Правильно ли я поступаю, не будет ли это выглядеть, как насилие над беспомощным человеком? А с другой стороны, он же не может помочь себе сам!» Карие глаза неуверенно метнулись к столь же безмятежному лицу профессора, чувствуя, как ее собственные щеки пылают, а в горле пересыхает. Сделав несколько вдохов-выдохов, Грейнджер попыталась максимально успокоиться и вернулась к занимательному процессу. Добавив вторую ладошку к первой, которой прекрасно хватило места, Гермиона сделала еще пару возвратно-поступательных движений. Из щелки на головке выступила прозрачная вязкая капля секрета, которая все продолжала увеличиваться, пока стремительно не сбежала на тонкие девичьи пальцы. И тут Гермиона вновь вспомнила болтовню соседок по комнате в Хогвартсе, как Лаванда делилась с Парвати своим опытом орального секса, что это прекрасно снимает напряжение у парня и в этом нет ничего зазорного. Более того, Лаванде даже понравилось: «Мой Рончик-бончик, он такой вкусный!» — восхищалась она. «Что в нём может быть вкусного?» — недоумевала Гермиона, нервно передергивая плечами и чувствуя в тот момент только отвращение с неприязнью. Сейчас же девушка с интересом приподняла руку, покрытую вязким секретом, настороженно понюхала и… осторожно лизнула. Это оказалось любопытно. Запах напоминал морской и на вкус тоже солоновато. Неприятного ничего не было. «Итак, попробуем. Будем надеяться, что Северус меня за это не убьет» — все так же нервно и мысленно рассуждала Гермиона. Наклонившись, она обхватила темную головку губами, представляя себе, что это леденец с особым вкусом и начала слегка посасывать, одновременно двигая вверх-вниз руками. Прошлась кончиком языка по уздечке, по щелке, потом переместила одну руку еще ниже и обхватила ладошкой яички. Губы девушки заскользили по всей длине эрегированного мужского достоинства к основанию, в попытке принять его так глубоко, сколько это было в принципе возможно. Затем Миона вновь прошлась губами до самой головки, помогая себе рукой, мягко двигая ею. Под ладонью ощущалась заметная пульсация органа. При этом другой рукой она осторожно перебирала яички, это были странные, но приятные ощущения; в теплой, мягкой и нежной мошонке скользили два орешка. Гермиона повторяла и повторяла все свои манипуляции раз за разом, словно войдя в некий транс. Вдруг яички подтянулись и в рот брызнула теплая густая сперма. Девушка растерялась от неожиданности и замерла, а рот продолжал наполняться, пока не вышла вся порция мужского семени. С трудом проглотив немного вязкую жидкость, шокированный действиями хозяйки мозг нашел только такое решение, девушка попутно сдула щеки и выпустила «змея» на свободу. На языке ощущался необычный солоновато-сладковатый вкус с легким привкусом морепродуктов. Наконец-то этот взбунтовавшийся орган был покорен и медленно опадал, словно сдувавшийся шарик. Убрав следы бунта со «слизеринского змея» влажной салфеткой, она облизнулась, слизнув эти же следы со своих губ. На несколько минут прикрыв веки, в попытке осознать все произошедшее, Гермиона решительно открыла их вновь, чувствуя, как в груди замерло сердце, взглянула на лицо профессора. Оно было так же безмятежно, как и ранее, лишь веки слегка подрагивали, словно крылышки мотылька. Гермиона передёрнула плечами, словно наяву вспомнив, как в ту ночь была неуютна собственная кровать. Странным образом к тому пикантному эпизоду её жизни в воспоминаниях намертво прилипла именно бессонница, когда ночью она целиком осознала свой поступок, устремив невидящий взгляд к сокрытому во тьме потолку. Обдумывая собственные действия раз за разом, чувствуя запоздалый стыд и смущение. Но сейчас не было времени на всё это, когда в груди обжигающим комком пульсировала радость. За прошедшее время Гермиона с каждым часом, днём, неделей, месяцем теряла надежду на этот чудный светлый миг, когда её спящий Принц проснётся! Даже одергивать себя мысленно не хочется, потому что Северус не был «её»… Если верить рассказу Гарри, которым он поделился только с нею в качестве исключения и желания выговориться хоть кому-то (лучшей подруге!), сердце двойного шпиона принадлежало покойной Лили Эванс. Каким же странным образом можно начать испытывать подобие непонятной ревности к покойному человеку, когда даже ни разу не виделся с ним? Дверь поддалась на удивление легко, а возможно это Миона под действием эмоций, сравнимыми разве что со взрывной силой котлов Невилла, слишком много сил применила к её открытию. Ведь в этом доме стояли отнюдь не легкие сосновые, а надежные во все времена увесистые дубовые створки. Картина, представшая за массивной темной дверью, могла показаться забавной — склонившаяся миловидная зеленоглазая шатенка над симпатичного вида сероглазым и светловолосым мужчиной. Если бы последним не оказался Люциус Малфой. Встретившись на несколько мгновений с ожившим, теперь уже не в столь прекрасный момент, Пожирателем Смерти глазами, она поспешила отвести взгляд. Не хотелось показывать перед этим безжалостным, а именно таким считала Гермиона Грейнджер лорда Малфоя, монстром собственный страх. Поэтому и затравленное выражение лица, когда «метка», оставленная в подарок Беллатрикс Лестрейндж, на руке вспыхнула фантомной болью, девушка поспешила скрыть, думая о приятном. Именно стараясь никоим образом не смотреть на человека, присутствующего на пытках «грязнокровки» и наблюдающего за всем происходящим с каменным лицом, Миона оповещала Сандру Баскервилл об очнувшемся Северусе.💀†💀
— Мортем, какими судьбами?! — раздался полный веселья и смеха, как всегда бодрый голос местного донжуана. Радостным окликом мужчина лет тридцати восьми не ограничился, спрыгивая с небольшого огороженного помоста, отчего его каштановые кудри, скрученные словно маленькие спиральки и топорщащиеся во все стороны, забавно колыхнулись. В поистине медвежьих объятиях сжали несчастную меня, даже не потрудившись снять испачканные (надеюсь!) в земле перчатки, из-за переполняющих, я полагаю, его «королевское величество» положительных эмоций. Если же этот акт вандализма, с моей некромантской точки зрения, был совершен намеренно, нашего любимого жуковеда постигнет жутчайшее несчастье. В отличии от Астры и Джона, моя рука не дрогнет, когда я возьмусь за ревизию всех несанкционированных аквариумов с разной степени гадостью, что так бережно разводит Стэн, ревностно оберегая. В конце концов, это моя лаборатория. — Одной из бесконечного числа вероятностей, — ответила я на вопрос, впрочем зная, что подобным коллегу не пронять. И действительно, мужчина даже не замер, раздумывая, сразу задал уточняющий вопрос: — Ты к нам возвращаешься или ненадолго забежала? — разжав регулярно качаемые в спортзале руки, отступил на шаг Стэнли. — Второе, — проходя дальше в лабораторию и бросая взгляд на помост сбоку. Очередное устройство, несомненно дорогостоящее и совершенно точно не входящее в список первоочередных исследовательских, гордо возвышалось над миром и нами, убогими людьми, стоя на высоком столике. Вытянув шею от любопытства, я с облегчением заметила клочья самой обычной, на первый взгляд, земли и решила не трепать собственные нервы, уточняя, что такое интересное исследует наш любитель жуков, грязи и слизи. В памяти всплыл допотопного вида микроскоп, который раньше стоял на том месте и показывал довольно точные результаты, и мысленная жаба чуть не задохнулась от возмущения. Обожает доктор Скотт, самопровозглашенный «король лаборатории», расточительно относиться к средствам лаборатории. И, тяжелый вздох вырвался из груди, я готова прощать ему любые растраты, пока он заменяет в этом месте ботаника, минералога и энтомолога. Слишком ценный специалист и одновременно спонсор нашей больницы, чтобы не потакать его маленьким, иногда неожиданно необходимым, прихотям. Хотя половину больницы до сих пор передергивает от отвращения, стоит вспомнить, как Стэн выращивал гомункула в собственном организме… Странные они, лично меня эта картина умиляла. — Красавец, правда? — заметив мой интерес, горделиво расправил плечи шатен, сверкая невероятными серо-голубыми очами. И тут же скривился, вспомнив явно не слишком приятный эпизод, — Пришлось сцепиться с этим мелким безруким выскочкой… — Это ты о ком? — остановилась я, словно в мгновение ока превратившись в соляной столб, из-за чего Стэн, идущий за мной по пятам сквозь довольно большую лабораторию, чуть не снес меня со своего пути. А я все не припоминала здесь таких милых индивидуумов, даже не обратив внимание на столкновение. — Новенький, почти доктор, — скривился доктор Скотт, редко не находивший общего языка с людьми, изумляя меня до глубины души. — Твоя замена, — прозвучало ехидно, и я чуть ли не в голос застонала. — На мое место и аспиранта? — поморщилась я. — Никого лучше найти не смогли? — Что поделаешь, дефицит патологоанатомов, — хмыкнул «король». — Поэтому повторяю свой извечный вопрос: «Ты когда вернешься?» — Как только смогу, так сразу, — вздохнула я, измученная этим «извечным» вопросом, потому что стоило только мне появиться на горизонте и мужчина постоянно спрашивал об этом, не он один, к слову. — Вы, главное, присмотрите, чтобы с нашей лабораторией ничего не случилось и с новеньким, — легкая заминка, — будьте помягче. Он, кстати, где сейчас? — Обед, — пояснил друг, мельком взглянув на наручные часы. — Отправился питаться наверх, — возможно мой облегченный вздох был слишком громким, но Стэнли не стал комментировать это. Все мои товарищи прекрасно знали, как тяжело и волнительно переношу новые знакомства. Порой даже складывалось впечатление, что я боюсь всё и вся в этом мире, но в самой большой степени — людей. И с последним утверждением трудно было поспорить, я действительно недолюбливаю большую часть человечества, определяя её, как возможно враждебно настроенную. Но вот в первом правды не было, к остальным опасностям мира я относилась терпимо, и мне не было известно большинство фобий, к примеру, я не боялась высоты, змей, пауков, темноты, трупов. Незаметно для себя я очутилась в конце любимой и родной лаборатории, по которой, необходимо признать, сильно истосковалась сидя дома. Невзначай отмечала боковым зрением незаметные изменения, произошедшие здесь с моего последнего визита, чувствуя легкое смятение в душе. Правда, стоило толкнуть дверь, разделяющую, по большей части мою и Скотта, обитель от царства нашего компьютерного эксперта, а по совместительству талантливой художницы, которой уже как долгое время назад пора было взять декретный отпуск! В ином случае, ее муж вполне реально мог вынести мой многострадальный мозг постоянными жалобами по этому поводу. О том, что следователь Джонатан Эддингтон уже успел прописаться здесь, я вообще молчу в тряпочку. — Сандрочка! — радостный визг оглушил меня, а на удивление юркая и ловкая в своем нынешнем положении Астра, чуть не снесла меня обратно в зал. Приложив немало усилий, моя прекрасная персона сумела выстоять, не задохнуться в крепких объятиях миссис Эддингтон (словно это она, а не ее муж, была оборотнем) и даже как можно аккуратнее, чтобы, не дай мертвые, не задеть восьмимесячный с половиной живот, сжать подругу в ответных объятиях. — Привет, — тихо ответила я, ловя приветственный кивок напарника. Ну кто бы сомневался, что этот блохастый окажется здесь? К слову, окинув взглядом совершенно обычный изумительный упорядоченный беспорядок в кабинете, как бы намекающий, что хозяйка его и не думала забрасывать, поняла причину, побудившую Джона заручиться моим согласием, на принятие родов у Астры. Вполне возможно, что схватки у нашей неугомонной художницы начнутся именно в лаборатории, если она продолжит здесь появляться. Но с чего оборотень решил, что я окажусь неподалеку? Ведь заглядываю я сюда откровенно редко, хотя и стараюсь забегать в родную лабораторию, чтобы повидаться с товарищами каждый раз, выезжая за пределы дома. — Ты как? — весело поблескивая голубыми, словно лазурное море, глазами, поинтересовались у меня. — Хочу задать тебе тот же вопрос, — фыркаю, решительно не отвечая банальным «все хорошо». — Ну что ты здесь снова забыла, звездочка? — недовольно и грозно хмурюсь, специально полыхая зелеными глазищами на невинного белокурого ангелочка. Астра невольно отступает назад, как делает каждый раз, стоит кому-то насесть на нее. Девушка буквально сразу упирается спиной в гору мышц, выросшую позади нерушимой опорой, вызывая у меня невольную улыбку. И как тут играть роль сердитой и строгой поганки… в смысле, некромантки, когда они такие милые? — Или мне применить запрещенный прием и отправить вас в вынужденный декретный отпуск, раз вы сами не хотите его брать, миссис Эддингтон? — Она и так в декретном отпуске уже, — словно был не простым человеком, а самым настоящим некромантом с гнусным характером, сдал блондинку Стэн. — Значит поговорю с охранниками, — констатировала я, отмечая ужасную работу сотрудников, следящих за правопорядком и безопасностью. Собственно, сей прискорбный факт был известен мне преотлично, в ином случае, фиг бы я попала сегодня в лабораторию… — Сандра, — в тоне Астры послышались непривычные, капризные нотки, — я загнусь дома от скуки, а тут… — Трупы и не раскрытые убийства, — вздохнул Джон и так жалобно на меня посмотрел, будто мне под силу усмирить верткий характер его жены. — Есть предложение, — хмыкнул «король лаборатории», алчно сверкая глазами, а мое сердечко так неоднозначно ухнуло вниз, когда я встретилась с серо-голубыми омутами. — Неееет… — мой протяжный стон никто не услышал. Поэтому, направляясь в соседний отдел, чтобы перекинуться парой слов с доктором, чье имя до сих пор не было мне известно, я совершенно не волновалась. Мой мозг будто впал в ступор и из этого шокового состояние не спешил выходить, когда я мазнула взглядом по табличке на двери «доктор Элиас Ластерли», оповещала доктора о пробуждении больных, выслушивала его рекомендации и обсуждала, сколь восхитительное виски хранится у меня в доме. Все это делалось словно за пеленой безразличия, укрывшей мою психику, как защитный барьер, стремящейся оградить от потрясений. А они, потрясения я имею в виду, были. Стоило подумать только, сколько денег придется вложить в новые гаджеты, кои предложил закупить наш жуковед… В подобном состоянии я и отправилась домой, попутно заехав в супермаркет и скупившись на месяц вперед, хотя зная жизнь, уже на следующей неделе вновь поеду в магазин за продуктами. И только на подъезде к дому, меня отпустило и накрыло разом. Бессмысленный взгляд уступил место шальному, а мозг вскипел от тысяч мыслей, вдруг заметавшихся в нем, словно трудолюбивые пчелки в улье. Тихо рассмеявшись, я выдохнула. Все финансовые проблемы и их решение лучше отложить на тот момент, когда я полностью вернусь на работу. А сейчас с ними пусть разбирается аспирант, пока я отдыхаю дома и пишу тихонько докторскую в своем укромном уголке… половине дома, полностью отгороженной от незваных гостей.💀†💀
Тяжелый выдох сам собой вырвался из его груди, а взгляд темно-серых глаз устремился в потолок, будто в попытке обнаружить там ответы на все мучившие его вопросы. Он все еще плохо осознавал все происходящее с ним здесь и сейчас, но и все случившееся (как оказалось!) несколькими месяцами ранее расплывалось в памяти, прячась за туманно-дымчатой пеленой. Тем не менее, несказанно приятно было полностью осознавать «себя», как полноценную личность, с прошлым, настоящим и будущим. Почему-то это понимание, что он — лорд Люциус Малфой, дарило странное спокойствие, разливающееся теплом в груди. Жаль только, сжатый, какой-то скупой рассказ зеленоглазой ведьмочки, а именно так окрестил про себя склонившегося над ним сегодня с утра «ангела» Малфой, ясности мыслям и полного понимания ситуации не дал. Пообещав ответить на все-все его вопросы, темноволосая ведьмочка спешно ретировалась, чтобы не сказать прямо — сбежала. Александра… Сандра, именно так обратилась к незнакомке пресловутая Героиня Войны, он запомнил. Дивно было очнуться от всепоглощающего беспамятства, представляющегося ему одним черным провалом в жизни, как порой бывает со сном у смертельно уставшего человека, и обжечься яркими искрами в насыщенного зеленого цвета глазах совершенно незнакомой и крайне изумленной, если не сказать напуганной, девушки. С виду, когда взгляд сумел на мгновение оторваться от зеленых изумрудов ее глаз и пробежаться по остальному светлому образу, молодая, примерно возраста Драко, девушка с темными (то ли темно-русыми, то ли каштановыми — в помещении со скудным ранним освещением трудно было определить точный цвет) волосами и тонкими, оттого и трогательными, чертами лица. Миленькая — такое определение подобрал Люциус, будучи самую малость очарован моментом. Поэтому и начал выдавать какую-то дичь и чепуху, вводя ведьмочку в полнейшее недоумение. Впрочем, к тайному сожалению мужчины, эмоции на бледном личике виднелись недолго. Это случилось в одно быстрое мгновение, словно Сандра натянула на себя фарфоровую маску. Зеленый, такой яркий и живой, взгляд, затрагивающий что-то внутри, похолодел, подернулся ледяной коркой, застывая, становясь чуть ли не мертвым. Малфой мог сравнить это с солнечным днем, когда на сочную ярко-зеленую траву набежала вредная тень, перекрывая доступ теплым лучам. Но он забывается, слишком много места в его мыслях заняла эта юная особа. Лучше прислушаться к себе, чтобы почувствовать щемящее чувство ликования в груди, потому что все хорошо, он жив, относительно здоров и полон сил! Вот только… Только сейчас его посетило нормальное человеческое и отцовское беспокойство, взрываясь небольшой, но очень мощной бомбой в голове. Теперь перед всеми вопросами, которые ранее вертелись у него в голове, первоочередным стало беспокойство о Драко. Еще вспомнился Северус, который тоже находится здесь, под присмотром гриффиндорской выскочки. По крайней мере, именно так когда-то отзывался о мисс Грейнджер профессор Зельеварения, с усмешкой на губах вспоминает Люциус. Он с трудом уговаривает себя не вставать с постели, хотя скопившаяся за период долгой «спячки» энергия в теле заставляет его ерзать на кровати, словно ребенка. Слишком уж настойчивой была ведьмочка в желании не дать ему подорваться с постели, слишком убедительно рекомендовала оставаться в лежачем положении. Хорошо хоть разрешила переворачиваться с боку на бок и… Об этом он предпочитал не думать. Слишком унизительным представлялось сие для него — аристократа, лорда, волшебника, дементор возьми, взрослого и самостоятельного мужчины! Правда, вот незадача, в отсутствие очаровательной ведьмочки Люциусу Малфою все-таки захотелось посетить здешний санузел. И специальное корыто (или как назвала его Сандра «судно») для этого случая, случая когда тебе можно сходить только под себя, спасло положение сильно. А ведь он с трудом, побледневший от гнева и негодования, с потемневшими от этих же эмоций глазами, дослушал предложение девушки, как именно он в ближайшем будущем будет посещать уборную. Прикладывая немало усилий, недовольно поджимая и так достаточно тонкие губы в оскорбленную линию, молча выслушал девчонку. Сама виновница его немого негодования ничего унизительного в хождении под себя явно не видела, говорила спокойно, сухо и уверенно, словно в этом не было ничего такого ужасного. Пожалуй, только отсутствие издевательства в словах Сандры и позволило мужчине скептически дослушать ее, нервно кидающую взгляд на наручные часы, и даже насмешливо согласно покивать в ответ на вопрос, все ли понятно и сумеет ли он справиться один. Последнее предположение вызвало новую бурю негодования, но мужчина сдержал и ее. Слишком принципиальная Александра категорически игнорировала любые вопросы «не по делу». Пришлось Люциусу смириться и ждать. Дождался. Дождался момента, когда мочевой пузырь обещал, что все его содержимое найдет целых три способа выбраться из аристократического тела. Малфой отказывался думать о всех трех способах, потому что даже самый очевидный его не устраивал. Тогда он попытался подняться с кровати, сперва очень уверенно приподнимаясь на руках, затем пытаясь свесить ноги вниз и чуть не падая, от резко разлившейся слабости по всему организму. Точнее, он упал, ослабевшие руки позволили ему беспрепятственно рухнуть на мягкую подушку, но сам момент «падения» мужчина просто не осознал, переживая навалившуюся на сознание волну удушающей тьмы. С трудом осознав себя лежащим в постели, Малфой еще добрые три минуты приходил в себя, чувствуя как желание сходить в уборную, на мгновение исчезнувшее, накатило с тройной силой. Еще две отчаянные попытки самостоятельно встать с постели положительных результатов не дали. Растратив на них большую часть своего запала и энергии, он с трудом вспомнил все указания Сандры и небрежно выполнил их, с невероятным наслаждением наконец-то исполнив свое заветное желание. Во время всей этой смехотворной со стороны, но он бы заавадил любого, кто посмел бы улыбнуться, глядя на эту ситуацию, сцены ему смертельно не хватало волшебства. Он ведь мог избежать всех своих, в основном моральных, мучений будь у него палочка. О ней, родимой, тоже следовало поинтересоваться у Сандры — требование вернуть, в этом случае, для Малфоя было синонимом к «поинтересоваться». Поэтому не было ничего удивительного в безразличном ответе девушки, ближе к вечеру навестившей его: — Нет, — прозвучало резко и совершенно категорично, а в зеленых глазах мелькнула тень усталости. — Почему? — хотел так же бесстрастно уточнить Малфой, сурово сведя брови на переносице, но прозвучало излишне эмоционально и капризно. Последнее заставило Сандру недовольно поджать губы, но больше свою негативную реакцию она ничем не выдала. — Мистер Малфой, пока мы понятия не имеем, что за заклинание поразило вас и мистера Снейпа. Нам неизвестно, как вы сейчас отреагируете на магию, и вполне возможно, что вы вновь погрузитесь в непробудный сон, поэтому я не имею права давать вам в руки волшебную палочку. Тем более, в моем доме, — скорее для себя, чем для Люциуса произнесла последнюю непонятную фразу девушка. — Мисс Баскервилл, мы с вами оба взрослые люди, — раздраженно процедил мужчина. Его очень сильно раздражала вот эта спокойная манера речи и каменное выражение лица собеседницы. — Я понимаю риск и… — И как взрослые, рассудительные люди мы понимаем, мистер Малфой, — не дала ему закончить Александра, — что наличие палочки слишком соблазнительная возможность воспользоваться магией. Возможность, — пауза, чтобы привлечь внимание мрачного, как сыч, пациента, — ставшая несомненно у вас привычкой, как у любого взрослого волшебника. — То есть, и у вас такая привычка имеется? — фыркнул волшебник. В комнате воцарилось молчание, тяжелое, давящее на психику со всех сторон. Хозяйка дома не спешила его нарушать, задумчиво глядя в серые глаза и явно размышляя над ответом. — Нет, у меня нет такой привычки, — и действительно, при желании чем-то занять руки, она доставала мобильный, а не вечно оставленную в комнате или кабинете палочку. Но от такого ответа мужчина лишь скептически усмехнулся, явно намекая на лживость данной информации и готовясь, это было видно по потемневшим глазам, отвоевывать свою волшебную палочку. Тем более, сама девушка, как казалось, дала ему мощный аргумент в споре. Но… — К слову, с чего вы решили, что у меня имеется палочка? Этот риторический вопрос ввел в ступор аристократа, чем не преминула воспользоваться юная некромантка. Подойдя к кровати, под кардинально меняющимся мужским взглядом, она без спроса и брезгливости вытащила судно, чтобы затем вынести его в ванную комнату. В доме не просто старого, а действительно древнего типа уборные и ванные имелись в каждых апартаментах, как и две комнаты: связанные с собой гостиная и спальня, имеющие также прямой выход в коридор и как приятный бонус, санузел при спальне. Слив все содержимое судна в туалет, девушка сполоснула водой посудину, дабы неприятный запашок не разносился по комнате, и вернулась к пациенту. Вышла из-за двери и с трудом не споткнулась на ровном месте, под полным жалости и снисхождения взглядом. Именно такое выражение было, даже не замаскировано, в серых очах мужчины. И стоит признать, Сандре куда больше по душе был его буравящий, гневный взгляд, нежели это и… участливый голос: — Сквиб? — уточнил этот сноб, заставляя глаза некромантки гневно вспыхнуть колдовским пламенем. Неприятное воспоминание детства кольнуло девушку, но более унизительной была неприкрытая жалость аристократа. Она запомнит этот момент, хорошо запомнит — некроманты существа совершенно не злопамятные, но злобные и противные до ужаса, и память на чужие прегрешения у них хорошая, а вот на собственные деяния плоха. Поэтому отомстят, забудут, опять отомстят, снова забудут, потом воскресят и еще несколько раз отомстят. — Нет, — улыбнулась беззаботно Сандра, предвкушая. Самую малость привыкнув к человеку, в его компании она может позволить себе куда больше, чем при первой встрече. Хотя все равно, стоит очутиться в людном месте, начнет теряться, прятать и отводить глаза, отстраняясь от всех разом или цепляясь за одну единственную, самую близкую особу в окружении. — Это все ваши вопросы, мистер Малфой? Мне бы хотелось навестить еще мистера Снейпа. — Постойте, — остановил мужчина ее прохладным, ровным голосом. Потому что ведьмочка, как оказывалось, была простой маглой. Либо обманывала его и что было более неприятным, Люциус так и не смог определить. — Я бы хотел увидеться с сыном, — на последнем слове голос блондина потеплел, да и взгляд стал более мягким. Правда метаморфозы продержались недолго, сменяясь оттенком болезненного отчаяния. С середины комнаты на него вновь взирали два бесчувственных изумруда. Он уже знал точный ответ Сандры, видел по глазам, столь же безучастным, как когда он требовал отдать ему палочку. Пухлые губы разомкнулись, готовясь объявить его маленький приговор и, наверное, свершить первую мизерную месть за его магическое высокомерие: — Я подумаю, — проговорила Дамблдор после отчетливой мимолетной заминки, опуская взгляд. Люциус выдохнул, даже не заметив, как затаил дыхание в ожидании ее слов. — Пожалуйста, — приложив действительно титанические усилия, тихо попросил Малфой. Как же редко можно услышать это слово из его уст, и Сандра, кажется, это поняла. — Х-хорошо, — голос дрогнул из-за внутреннего недовольства на саму себя, а женские плечи как-то сами собой поникли. — Я подумаю, как организовать вашу встречу самым безопасным образом… в ближайшее время, — девушка так и не оторвала глаз от пола, чтобы не встретиться со слишком выразительным взглядом, полным благодарности, слишком чувствительного после пробуждения мужчины. — Что-то еще? Или можем продолжить беседу, когда я вернусь с ужином? — Нет, спасибо, — искренне выдохнул Люциус, надеясь в тайне, что его удостоят взглядом. Не удостоили. Быстро ретировались за дверь, не оборачиваясь, и поминай, как звали. И вновь у них не получилось конструктивного диалога.