Г. Лауб
— Вы что творите?! — прошипела я, отталкивая от себя гада белобрысого. Он не сопротивляясь отпустил меня и отступил на пару шагов, разводя руки в стороны, будто демонстрируя собственные «безобидные намерения». Быстрый первичный осмотр места, в которое переместил меня этот… драуг неупокоенный, дал достаточно информации, чтобы запаниковать ещё больше. Предположительно мужская, если учитывать серебристо-бело-золотое убранство и полный минимализм, спальня могла ужаснуть слишком большими размерами. Высокий потолок позволял разместить здесь кровать с балдахином (а я искренне верила, что они исчезли, выйдя из моды), которую я заприметила краем глаза. Стены разукрашены дивным, вычурным узором, и только большие окна, выпрыгнуть через которые не составит большого труда, радовали глаз в этом помещении. Как назло моя палочка осталась лежать в бардачке машины, поэтому причины для волнения в этой обители волшебников у меня имелись. Ещё и древняя магия, разлившаяся в воздухе, горчила на языке, оставляя дурной привкус. — Тут нам никто не помешает, — сложив руки на груди, улыбнулся Малфой. Мое воспалённое тревогой сознание легко перефразировало его слова: «Здесь никто тебя не услышит», и я с трудом сглотнула, вдруг ставшую очень вязкой, слюну. — Не сомневаюсь, — говорю хмуро, пытаюсь успокоиться. Ведь Люциус… мистер Малфой притащил меня сюда не затем, чтобы убить. Следственно и волноваться не стоит… Ведь у него нет причин на меня злиться? А что-то недоброе в его глазах это так, лишь мне чудится. — Вот только нам не о чём разговаривать, мистер Малфой, — говорю хмуро, а в груди нестерпимо ноет. — Неужели?! — он всё-таки злится, и взгляд серых глаз не предвещает приятной беседы. — А как насчёт обсудить твоё свидание с тем некромантом? Удачно съездила? Понравилось?! — Очень, — глупость творю, провоцируя Малфоя своей грубостью и откровенной ложью, вот только хочется задеть его за живое. Хочется, чтобы он понял, каково было мне, когда его жена заявилась в мой дом… Вижу, как его кулаки, ещё несколько минут назад мирного и спокойного, сжимаются. Он щурит глаза, уголки губ опущены, а статная фигура вся подобралась, словно опасный дикий зверь готовится к прыжку. Чувствую ликование, со всё тем же привкусом горечи на кончике языка и… Останавливаюсь. Делаю шаг назад, глубоко вдыхаю и выдыхаю. — Было ужасно, — признаю я, прикрывая глаза. — Но, мистер Малфой, какая вам разница? — спрашиваю, всё также с закрытыми глазами, и самой становится противно от дрожи в моём голосе. — Большая, — прерывистый ответ. — Алекс, — тихо и так тепло, что моё сердце не выдерживает. Оно и так слишком размякло в последнее время… Холод. Хоть на улице всё ещё стоит невыносимая жара, в доме холодно. Могильный холод, в такие моменты он всегда присутствует, пробирает до костей, вынуждая содрогаться всё тело. И от этого нет спасения: ни исправно работающее отопление, ни плед, ни горячий шоколад не помогают. А дом словно живёт собственной жизнью и зовёт меня в свои недра. Каждый шаг отзывается надрывным скрипом половиц, похожим на странную загробную мелодию. В первый раз эти звуки сильно били по нервам, словно раскалённым добела прутом, но сейчас я воспринимаю их совершенно спокойно. Практически не слышу, словно такой же обычный и привычный звуковой фон, как пение за окном птиц по утрам. Сами собой распахиваются двери с горящей в темноте багрянцем надписью:«Живым — вход строжайше воспрещен, Полутрупам — исключительно по приглашению, Мёртвым — всегда рады!»
В любом правиле есть исключения, подтверждающие его. В данном случае таким исключением являемся мы с Умброй, который уже перешагнул запретную черту. Когда я делаю шаг следом за ним, складывается эфемерное ощущение, что шагаю в пропасть. В дверном проёме невыносимо сквозит, стоит лишь приблизиться и обратно дороги нет. Только вперёд, только в темнеющий зев бездны, раскинувшейся там, где раньше находилось левое крыло моего дома. Переход каждый раз занимает время по-разному. Иногда может казаться, что я целую вечность следую за сияющим во тьме силуэтом белого волка, а порой достаточно и десяти шагов, чтобы оказаться там. Там, где остановилось время. Там, где зимой расцветает сакура. Там, где летом можно увидеть северное сияние. Там, где нет места живым, а мертвые наслаждаются бытием, в ожидании… кто чего. Кто-то дожидается родного или просто любимого человека, кто-то завершает незаконченные дела из тех, что не требуют присутствия на земле. Здесь ты не расплатишься с банком, не сходишь на концерт любимой рок-группы. Но ты можешь вырастить дерево, посадив семя в землю и день за днём наблюдать, как оно прорастает, вытягивается и крепнет. Можешь наконец-то создать шедевр, будь он кулинарным или художественным и пусть всемирное признание тебе не светит, а твоё творение оценят лишь другие заблудшие души, здесь есть шанс обрести покой. — Александра, девочка моя! — радостный окрик и тонкие женские руки сжимают меня в крепких объятиях. Становится так тепло и радостно на душе, что хочется плакать, словно маленький ребенок. Горло сжало спазмом, поэтому я не в состоянии что-либо ответить. Просто отвечаю на объятия и смотрю на женщину, которая ни капли не изменилась с нашей последней встречи. Всё такая же прекрасная блондинка с чистым, словно летнее небо, голубым взором. — А обо мне забыли? — звучание этого голоса заставляет меня вздрогнуть, а затем горячая ладонь ложится мне на спину. — Дерек… — у меня вырывается сдавленный хрип, и я, уже не сдерживаясь, реву словно маленький ребёнок, одной рукой цепляясь за Одетт, другой не отпуская наставника. Мне снова страшно и горько, ведь если я их отпущу, они могут растаять словно дымка. В этот раз они уйдут навсегда. От них останутся лишь разлагающиеся в недрах земли тела и память, столь же тленная и недолговечная, как и всё в нашем мире. — Ну чего ты, — женские слёзы, они заразны. Вот только, если Одетт никогда не отличалась сильной выдержкой за пределами школы, то я… За всю мою сознательную жизнь, пожалуй, это третий раз, когда я позволяю чувствам столь явно выходить на явь. А чего стесняться? Мы стоим так долго, очень долго. Но приходит время разойтись, и тогда начинается пора разговоров, ни о чём и обо всём сразу. Каждый из нас говорит без умолку, стоит двум другим взять передышку, потому что каждый понимает, для некоторых — это последняя беседа. Мы сидим в беседке у дома — точь-в-точь похожем на родной дом Одетт и Дерека на земле — сад вокруг цветёт и пахнет, словно на улице поздняя весна. Одетт всегда любила это время года, была привязана к своему саду, поэтому нет ничего удивительного, что данный уголок после смертного мира выглядит именно так. Хотя, теперь неподалёку видна стена гаража — раньше, как бы мы с Одетт ни пытались воспроизвести здесь место, столь явно напоминающее о Дереке, все усилия были напрасны — и рай на двоих почти готов. — Мы можем сидеть здесь до тех пор, пока я не создам вечный двигатель, — с добродушной улыбкой оповестил нас Мортем, вольготно раскинувшись на лавке. Всё это время он вёл себя непринуждённо, не прекращая улыбаться (как давно я не видела столь радостную и искреннюю улыбку на его лице?) и не выпуская руку супруги из своей ладони. Возможно, учитель не заливался соловьём о том, как тосковал об Одетт всё это время, но достаточно было взглянуть на нежные и заботливые жесты, направленные в её сторону, чтобы понять абсолютно всё. И от этой трогательной картины, когда женщина раз за разом бросала ласковые взгляды на мужа, на сердце становилось всё легче и больнее одновременно. — Угу, или пока ты не создашь чертёж бесконечного небоскреба, — поддакнула Одетт, хитро взглянув на меня. Ведь всё это они придумали лишь затем, чтобы не бросать меня, больше их ничто не держало здесь. Они хоть сейчас могли отправиться на перерождение. — Не сто́ит, — я сжала руки в кулаки под столом, борясь с желанием упасть на колени и молить их остаться. — Это последний раз, когда я пользуюсь перекрёстком, — а если говорить проще, использую свой странный домик, чтобы попасть на пограничье, где души решаются на перерождение. — Ты уверена? — спрашивает Одетт. С виду, ей куда тяжелее прощаться со мной. — Да, — опускаю взгляд и тут же чувствую, как меня легонько ко́пают под столом. Вскидываю глаза и натыкаюсь на бирюзовый взгляд Дерека, в котором пляшут чёртики. — Вот так дети отказываются подавать стакан воды своим старикам, — качает он укоризненно головой, а я вспыхиваю, словно спичка: — Неправда! — говорю запальчиво, как ребёнок, хотя в их присутствии им я и являюсь. А потом, видя широкую улыбку Дерека и слыша серебристый смех Одетт, не выдерживаю и тоже смеюсь от души. С каждым мгновением, проведённым здесь, в компании самых родных людей, заменивших мне родителей, учителей и нянек, мне становится лучше и спокойнее. — Александра, расскажи, — с лукавой улыбкой обращается ко мне Одетт, и я не сомневаюсь, она в курсе всего, — с нашего последнего разговора ничего не изменилось? — и чтобы я не металась в догадках, уточняет, на гнев Дерека: — Парня ещё не нашла? — Какого парня?! — вместо меня возмущается учитель. — Маленькая она ещё! Ведь так, Александра?! — на меня переводят требовательный взгляд. — Да, — киваю быстро-быстро и чувствую, как предательски алеют щёки. Встречаясь с пронзительным взглядом Одетт, не выдерживаю и опускаю голову вниз, пряча лицо за, в кои то веки, распущенными каштановыми прядями. — И кто он? — вопросительно тянет Одетт. — Не стесняйся, Дерек и так ничего уже ему не сделает, — насмешливый взгляд на мужа, а мне опять не до смеха. Как на зло вспоминаю Люциуса, а затем его жену, всю такую утончённую «ледю». — Как это не сделаю? У меня протеже на том свете остались, — авторитетно заявляет он. — Ой, — вздыхает Одетт, — у Джона сейчас своих проблем по горло, — хоть каждый раз, а это случалось довольно часто, как приходила сюда, я рассказывала Одетт о всех новостях, она всегда всё знала наперёд. Ведь мёртвые могут следить за судьбами живых. — Чтобы твои прихоти ещё исполнять… Милый, принеси мне ещё чаю, пожалуйста, — вдруг ласково улыбнулась женщина, серьёзно взглянув на мужа. — Сейчас, — как бы Дерек не желал присутствовать при нашем разговоре с Одетт, он беспрекословно поднялся с лавки, закатив напоследок глаза и тем самым выразив своё недовольство. — Это излишне, — всё также, стараясь не смотреть на супругу учителя, произнесла я. Краем уха слышала, как она встаёт с лавки, а затем почувствовала движение совсем рядом. — Я так не думаю, — красивая, ухоженная и утончённая рука легла поверх моей руки, всё ещё слегка сжатой в кулак. — Александра, посмотри на меня, — попросила Одетт и мне не осталось ничего иного, как выполнить её просьбу. — Девочка моя, — если в устах дедушки Альбуса эти два слова звучали приторно сладко, что аж становилось отвратно, то Одетт всегда обращалась так ко мне с толькой какой-то непередаваемой нежностью, — выслушай меня, пожалуйста. — Тяжёлый вздох. — Рано или поздно, у тебя бы появилась своя собственная семья. Мы с Дереком всегда это знали и готовы были отпустить тебя в любой момент, хотя… Мортем никогда не хотел, чтобы ты взрослела, — тихо призналась Одетт, а у меня сдавило всё в груди. — Но я никогда не буду готова отпустить вас, — смотрю в небесные глаза Одетт. — И собственная семья… даже если бы она появилась, это не означает, что я забыла бы про вас! Я… мне всегда хотелось, чтобы у моих детей были такие дедушка и бабушка, как вы с наставником, — говорю искренне то, о чём так давно думала, мечтала. — Алекс… — от моих слов Одетт расчувствовалась, ведь раньше я никогда не говорила ей об этом. Всегда боялась обидеть этими словами, как-нибудь задеть намёком на то, что собственных детей и внуков у неё быть не может. Боялась признаться в этих мыслях, пока не стало слишком поздно, а все страхи превратились в незначительную ерунду. — Ты готова, девочка моя, готова, — она поправила мне волосы, — И мне тоже очень бы хотелось понянчить твоих ребятишек… Но мы не об этом. Нам нужно обсудить кое-что другое, в ином случае, мы действительно задержимся здесь до того времени, как Дерек не создаст вечный двигатель. — Я не хочу говорить о Малфое… это ерунда, — посмурнела я. — Если это причиняет тебе столько боли, это не ерунда. Ты ведь умная девочка, всегда такой была, Александра. — И в этот раз я поступила как умная девочка, — смотрю на Одетт жалобно, надеясь, что она согласится со мной. — Нет, — жёстко, но для моего же блага, по всей видимости, как в детстве, произнесла она. — Умные девочки разговаривают, порой дискутируют, а не бегут от сложностей. — Но зачем понапрасну сотрясать воздух? Здесь и так всё предельно ясно, у Люциуса есть жена, а со мной он просто развлекался, — опять привкус горечи во рту. — Ты в этом уверена? По глазам вижу, что нет. Ты лишь мучаешь себя неведением. И даже если всё это правда, ты будешь ещё очень долгое время съедать себя вопросами: «А что, если я ошиблась?» и сожалениями. — И что делать, — громко сглотнула, — если… если я всё же окажусь права? — Просто разойтись с человеком, который не сумел оценить самую лучшую девушку в мире. Но лучше подумай, что произойдёт, если ты скажешься не права, — лукавая улыбка, словно Одетт знает что-то, чего не ведаю я. И это возможно, вот только она вряд ли расскажет мне, если не сделала сие сразу. — И мне станет легче? — с надеждой, но не веря, уточняю. — Не сразу, но со временем все сожаления пройдут, боль утихнет. Ты ещё очень молода, девочка моя, и успеешь встретить своего мужчину. Главное, не закрывайся в своём милом домике на сто замком, ведь взломать их довольно трудно. — Я подумаю над твоими словами, — говорю тихо, но серьёзно. Уже сейчас знаю, что вряд ли сама заинициирую разговор с Малфоем, но может не буду препятствовать, если он захочет поговорить? — Кому ещё чая и кексов? — весело осведомился Дерек, вторгаясь в беседку. Ему явно надоело выжидать, когда мы наговоримся о своём, о женском. — Мне, — радостно улыбнулась Одетт, а я лишь с тоской вздохнула, живым здесь кушать нельзя, если они хотят вернуться в свой мир. Мы ещё долго сидели то в беседке, то уходили в гостиную, когда на дворе начало темнеть. Усталости никто не чувствовал, сон не был нам необходим, и мы просто старались насладиться тем временем, что ещё осталось у нас. Но оно стремительно убывало, и когда к нам явился Умбра — хранитель перехода и настоящий хозяин моего дома — мне показалось, что прошло всего лишь пару часов. Время пролетело быстро, незаметно, и его было слишком мало. Так всегда бывает. — Александра, помни, если кто-то пристаёт — бей промеж ног не раздумывая! — напутствовал меня Дерек, — И армию нежити призывай, не мелочи-ай!.. — Одетт двинула ему локтем под рёбра. — Проживи жизнь так, чтобы ни о чём не жалеть, хорошо? — с намёком, понятным лишь нам двоим, улыбнулась женщина. — А вы о чём-то жалеете? — вдруг, даже для самой себя неожиданно, поинтересовалась я. — Кроме того, что не сможем поплясать на твоей свадьбе? — ухмыльнулся Дерек. — Нет, малышка, ни о чём. — Мы прожили замечательную жизнь, — Одетт с улыбкой посмотрела на мужа, а затем вновь вернулась ко мне, — и в большей степени благодаря тому, что в ней была ты. — Я вас очень люблю, — чувствуя, как Умбра подталкивает меня куда-то назад, честно призналась я. — А мы тебя… Береги себя!.. Образы Дерека и Одетт начали растворяться, словно в тумане. Смахнув со щёк текущие градом слёзы, я повернулась на сто восемьдесят градусов и, чеканя шаг, пошла за волком. Мой милый мальчик уверенно шёл вперёд, освещая своим силуэтом путь во тьме. Пограничье миров отпускало меня с неохотой. Раз за разом, как я покидала это место, становилось всё труднее делать шаги обратно домой, в свой мир живых. Я уже не единожды бродила туда-сюда, исчезая из поля зрения родных и близких, пугая друзей. Но каждый раз попытка пересечь границу между мирами становилась всё труднее, словно отнимая у меня не жизнь, а волю. И лишь Умбра не позволял мне остановиться, порой возвращаясь ко мне, и рыком заставлял двигаться вперёд. Образ коридора моего дома всё чётче вырисовывался перед моим взором, я чувствовала, как он зовёт меня. Словно живой, пропитанный странной магией мёртвых… Я вновь застыла на пограничье, содрогнувшись всем телом. Мне приходилось думать об этом раньше, но сейчас воспоминания о тех тревогах особенно сильно бьют по нервам, заставляя почувствовать себя последней тварью. Ведь обращаясь ко мне чуть меньше года назад, волшебники надеялись, что в моём доме у Люциуса и Северуса появится шанс выжить. Как бы не так! Соглашаясь на транспортировку Малфоя и Снейпа сюда, я почти что подписывала им очень вероятный смертный приговор. Повезло, что магия некромантов не добила мужчин, а помогла им восстановиться в разы быстрее. Вот только это не умаляло моего поступка. Раньше мне было всё равно на будущих пациентов, сейчас же во мне зашевелилась совесть. До входа в наш земной мир я практически доползла. Рухнула обессиленная на пол коридора, видя перед собой лишь безнадежную разруху. Сил подняться не было. Я просто не успела оправиться от всего, прошло слишком мало времени. Случись этот диалог спустя неделю… нет, лучше месяц, я бы вела себя совершенно иначе. Вспомнила бы разговор с Одетт, проанализировала его и согласилась бы побеседовать с Люциусом нормально. Как двое взрослых людей. Осознала себя, лишь сидя на полу и спрятав лицо в ладонях, пытаясь совладать с эмоциями и не дать им выйти наружу. Рискованно это для некромантов, а точнее для окружающих некроманта существ. — Что с тобой? — беспокойный голос и тёплое дыхание совсем рядом. — Ничего, — голос тихий, хриплый. — Мистер Малфой. Нет, Люциус, — всё-таки нахожу в себе силы перешагнуть обиду, — ты хотел знать, как прошло моё «свидание», если это можно так назвать, с Ричардом? — я отняла ладони от лица, чтобы встретиться с расплавленной сталью глаз Малфоя. — Хорошо, оно прошло отвратно. Сперва, не успев доехать даже до города, мы попали в ДТП… или аварию, если эти слова тебе что-то говорят. Моя машина врезалась в дерево, чтобы не врезаться в странного паукообразного монстра. Как выяснилось позже, это была просто попытка похищения меня любимой. Затем на спасение явился мой наставник, Дерек, если ты его помнишь, — в глазах Люциуса мелькнуло сочувствие. Видимо, Джон действительно успел рассказать кое-что моим бывшим пациентам, — и выручая меня из передряги он умер. На этом и на трупе самого Ричарда моё крайне «удачное» свидание закончилось, я полагаю. — Извини, я не хотел… напоминать тебе об этом, — вопреки скользящей в голосе неловкости, глаза Люциус не отвёл. Дико хотелось спросить, закончен ли на этом разговор, но я сдержалась. — Ничего страшного, — чистая правда, Дерек и Одетт скорее всего отправились на перерождение, перед этим наконец-то увидевшись вновь. Мне больше ходу на пограничье нет, или я рискую больше оттуда не вернуться, слишком уж неохотно тот мир отпускал меня домой. — А ты как? — глупый вопрос, но в кои то веки молчание убивает меня. — Как… жена? — этот вопрос задать труднее всего, но он же является самым важным. Кульминацией нашего разговора, я бы сказала. — Думаю, отлично, — хмыкнул Люциус, вдруг хитро улыбнувшись, — слышал от Драко, что во Франции у неё куча новых ухажёров. — Что, прости? — подавившись воздухом от такого ответа, посмотрела я на Люциуса круглыми глазами. — Что слышала. Бывшая миссис Малфой вернулась к родственникам во Францию, получив от меня подпись на развод. Я особо против не был, хотя меня возмутил раздел имущества… — в этот момент Малфой смотрел словно сквозь меня, а лицо его немного скривилось, — но чтобы не затягивать процесс, пришлось согласиться. Хотя, даже это не помогло избежать шумихи в прессе, в конце концов, не каждый день великие аристократические роды нарушают законы предков… — он продолжал о чём-то говорить, но все слова проходили мимо меня. — Развод?.. — вычленила я единственное важное для меня слово, осоловелым взглядом смотря на мужчину. — Но зачем? Почему?! — и радостно на душе, и страшно услышать ответы на свои вопросы. Ведь если я стала причиной развала чужой семьи — это… катастрофа, ужас просто. — Если откровенно, то всё начало идти к нему ещё до моего антимагического проклятия, — успокоил моё колотящееся сердце Малфой. — Правда, гоняясь за бывшими соратниками, я не обращал на это внимание. А пока я «невесть где» пропадал, Нарцисса успела даже найти наш брачный контракт и подать на развод… Как сказал Драко, — мрачно ухмыльнулся Люциус, как-то незаметно перенеся мою увлечённую его объяснениями тушку на кровать, — её сильно опечалило известие о моём обнаружении и добром здравии. — Кошмар, — поддержала я, всё таким же бессмысленным взглядом смотря на него. Переварить всё услышанное было до беспредела тяжело, а когда всё же удалось… Мне стало стыдно. Очень стыдно. Настолько, что я даже попыталась выбраться из объятий Малфоя. Вот только он отпускать меня был не намерен. И ни одна отговорка, что я забыла плиту с утюгом дома выключить, что у меня машина незапертая стоит в лесу, не помогли мне выбраться из Малфой-мэнора до вечера следующего дня.💀†💀
Они очутились в небольшой комнате, половицы которой тихо скрипнули под их весом. За всё то время, что Северус провёл в доме Дамблдор, его собственное жильё отсырело и пришло в полную негодность для жилья. По влажным стенам раскинулся грибок, где-то начала протекать крыша, а некоторые окна выбили соседские детишки хулиганы, не найдя иного развлечения. Защитные чары истощились, а в комнатах собрался сантиметровый слой пыли. Затхлый запах в комнатах не позволял нормально дышать, а на шторах и занавесках виднелись немалые просветы, оставленные прожорливой молью. Еда, оставленная когда-то давно на столе, испортилась, испуская противный смрад, а в холодильник Снейп ещё долго не отваживался заглянуть. За полторы недели профессор не успел привести дом в порядок, но верхний этаж, а в частности спальная комната, выглядел очень даже прилично. Именно сюда переместил он Гермиону, хотя позже обязательно пожалеет об этом поступке, так думала часть его сознания, сохранившая ещё здравый смысл. Другая, куда более активная и большая часть сознания не желала и секунды тратить на размышления, наслаждаясь мгновением и девушкой, находящихся в его руках. — Мне нравится такая благодарность, — Гермиона вздрогнула, встретившись с решительным, жадным взглядом Снейпа. Её ожидания и умозаключения рассыпались вдребезги, и это было прекрасно. Почти так же прекрасно, как руки, скользящие по её телу и стягивающие мешающую одежду. Гермиона не успевала за водоворотом чувственности, в который погружал её Северус. Она вновь потянулась к его губам, таким манящим, что порой снились ей в особенно жаркие летние ночи. А он наслаждался этим поцелуем, словно изнывающий от многолетней жажды странник живительной влагой. Снейп целовал её, проникнув языком в рот и лаская, надавливал на затылок, перехватывая инициативу. Гермиона не видела, лишь слышала, как её футболка и лифчик с тихим шорохом падают на пол, пока Северус осторожно укладывал её на кровать. Он опустился сверху, приникнув губами к её обнаженной груди. Посасывая нежно-розовые вишенки сосков, Северус начал стягивать штаны с Гермионы, не встречая сопротивление. Куда ей сопротивляться, когда всё тело горит и требует большего? Её пальцы зарылись в его густые тёмные волосы, ероша и путая их. — Севе… А-ах! — не выдержав, застонала девушка, когда мужские пальцы проникли под трусики и принялись играть с набухшим горошком клитора. С трудом удерживая контроль над своими действиями, Гермиона попыталась подтянуть мужчину ближе к себе. Её руки беспорядочно мечась по спине профессора, медленно и упорно стягивали наскучившую черную футболку. А тем временем он ласкал её шею, целуя и покусывая. Звякнула пряжка ремня его брюк, упав вместе с ними на пол, и вот Гермиона имеет удовольствие наблюдать всё напряжение мужчины, обтянутое тёмной тканью трусов. Сглотнув, девушка улыбнулась, встретившись с чёрным голодным взглядом. Её собственные трусики висели где-то на уровне лодыжек и достаточно было одного движения, чтобы они упали на пол к остальной одежде. Новый головокружительный поцелуй и горячие мужские ладони скользят по телу Гермионы, когда её ногти оставляют неглубокие царапины на его спине. Море поцелуев, порой мягких, заставляющих утонуть в нежности, а подчас страстных, распаляющих кровь до состояния лавы. Гермиона не сразу осознала, что последний оплот одежды был снят, а сама она обхватила Северуса ногами и руками, пытаясь теснее прижать его к себе, будто боясь потерять. Её промежность непроизвольно тёрлась о напряжённый мужской пах, а глаза и громкие стоны словно молили о большем. И Северус откликнулся на эти мольбы, прикусив кожу на молочно-белом плече, он одним плавным движением вошёл в неё, такую влажную и горячую. Распалённое ласками податливое девичье тело радостно откликнулось, туго обхватывая его мужское достоинство. Северус хотел двигаться медленно, хотел доставить своей партнёрше как можно больше удовольствия, но долгое воздержание давало о себе знать. Каждое движение всё быстрее и резче, и это полностью устраивало Гермиону, подающуюся ему навстречу при каждом толчке. Наслаждение с каждым мгновением затягивало её в свою пучину, словно в вязкое болото, и она с готовностью тонула вместе с ним. — Северус!.. — громкие стоны превратились в гортанный крик и девушка выгнулась, принимая мужчину особенно глубоко. Мышцы её лона запульсировали, ещё более плотно обхватывая его. В карих глазах потемнело от наслаждения, и лишь в мгновение высшего удовольствия в мозгу словно взорвался фейерверк, перекатываясь по позвонку и тысячью искорками наслаждения пробиваясь по всему телу. Гермиона обмякла под Северусом и он, не имея больше сил сдерживаться, сделал последний, самый глубокий толчок. Замерев на несколько мгновений, он почувствовал небывалую эйфорию и облегчение и тяжело опустился рядом с Гермионой, боясь придавить её своим нелегким телом. Она повернулась к нему и, несмотря на распалённое состояние собственного тела, прижалась к Снейпу. Её лицо уткнулось в плечо Северуса, вдыхая его аромат. Струйки тёплой спермы щекотали внутреннюю часть её бёдер, но гриффиндорка не особо обращала на это внимание, чувствуя, как тонкие мужские пальцы пересчитывают её позвонки. От этих прикосновений побежали мурашки. — Как же я надеюсь, — тихо выдохнул Северус, — что это не сон. — Я тоже, — Гермиона приподняла лицо, встречая полный безмолвного понимания взгляд чёрных глаз.