***
— Бля! Как ты напугал меня! — Подскакиваю на кровати, испуганно хватаясь за края одеяла. Любой фильм ужасов отдыхает. Спросонья я и долбануть могу ненароком. Эдди стоит столбом рядом, но на кровать не садится, пялится сверху вниз. Сколько он уже здесь находится? — Ты толстовку свою забыл у меня. На отъебись бросает в меня кофту и отходит подальше. Я его больше трёх недель не видел и не слышал, а тут он сам припирается, да ещё и по такому помпезному поводу. Толстовка, серьезно? И он увидел, что я забыл её только сейчас? Последний раз я у него был, когда он прямым текстом поставил ультиматум - либо закрываешь рот насчет моей самостоятельности, либо вообще не показываешь носа. Догадаться не трудно, что выбрал я. Тянусь к телефону на столе и едва не ругаюсь матом. Семь утра. — Блин, еще бы ночью припёрся, Эдди. Суббота же. Какого хуя? Каспбрак рассматривает мою комнату в общаге с интересом, будто в музее ходит, хотя здесь всё как у всех. Две кровати, два шкафа, два стола и стула. Всё по два, для нас с Биллом. Правда, его половина чище, сразу видно. Я даже не успел облагородить свою часть, никаких фото в рамочках или любимых книжек на полках. Как-то похуй почему-то. — Меня твой сосед по комнате впустил. Билл, кажется. Эдди всё ещё делает вид, что обижается. Что мы с ним на иголках, но в то же самое время... сам пришел ведь, первый сделал шаг. Интересно, ему вообще хоть капельку меня не хватало? — Такое ощущение, что ты вчера сюда въехал. Полки пустые, стены голые. Ты ведь любитель завесить всё своими постерами. Он даже не представляет, сколько раз я сбрасывал его номер телефона в последнюю секунду, уже когда оператор почти соединил нас. Сколько раз ноги сами чуть не вели в его дыру, к нему домой. Как меня ломало за эти три недели тишины. Я, блять, будто марафон пробежал, героем себя ощущаю, что сдержался. А сейчас, когда, наконец, смотрю на него, таким придурком себя чувствую. И ради чего, собственно говоря, было это ребячество? Что кому я хотел доказать? Эдди неуютно. Когда для приличия он рассмотрел уже всё, что мог, и теперь занять себя нечем, не может мне даже в глаза глянуть. Я молчу, и ему охуеть, как дискомфортно. — Я пойду, наверное. Извини, что разбудил. Едва не бежит к двери, и меня будто кипятком ошпарили, так резко дёрнуло к нему. Отбрасываю одеяло, подскакиваю к выходу и почти что перед носом закрываю у него дверь. Успел в последний момент. Тем не менее, ему меня не хватало. Это стопроцентно, блять. В груди сразу так тепло стало, и камень с шеи словно сняли, дышать почему-то в разы легче. Я сам не свой был последний месяц и теперь понимаю, почему. — Эй, куда ты собрался? Нависаю над ним, и он кажется таким маленьким, совсем крохотным. Опустил глаза вниз, будто я его родитель и отчитываю за разбитую вазу. Первый шаг самый сложный. Переломать свою блядскую гордость и рискнуть пойти на примирение. Он оказался смелее в этом. Стоит, рассматривает свои кроссовки (охуеть, интересное, наверное, зрелище), и чёлка падает на глаза, так и норовит протянуть руку и убрать упрямые надоедливые прядки с лица. Зарос, как пёс бродячий. Мы нихуя не умеем извиняться. Что он, что я, ведём себя, как два полудурка. Никогда не знал, как разрулить подобный конфликт. Я осторожно придвигаюсь к нему ближе, хотя из-за разницы в росте всё равно кажется, что нависаю над ним как громовая туча. — Не хочешь позавтракать вместе? Тут рядом есть недорогая кафешка. Не знаю, что ещё сказать, поэтому неловко, совершенно по-животному, блин, прислоняюсь лбом к его виску, и в нос сразу врывается личный, "порошковый" запах Эдди. У меня даже колени чуть задрожали, так отвык от этого, что хочется вдыхать снова и снова. Каспбрак чуть вздрагивает от моего посягательства на его личное пространство и поднимает в конце концов голову. Блядские, блядские глаза. На секундочку я забываю, что вообще у него спрашивал, и когда он смотрит открыто, прямо мне в лицо, стоит больших усилий выдержать этот взгляд. Кажется, только через этот зрительный контакт мы высказали друг другу всё, что накопилось почти за месяц.***
Все нормальные люди ещё спят, одни мы с Эдди как драсьте, заказывали крепкий кофе (ему без сахара, уточняю у бариста), булочки и омлет. В кафешке едва слышно играет ненавязчивая музыка, и когда я подхожу к нашему столику, несу наш заказ, Эдди задумчиво сидит, подперев голову ладошками. — Чего пригорюнился? Поддеваю его коленом под столом и с аппетитом нападаю на булочку. Такая мягкая, что рассыпается в руках, и Эдди с ужасом смотрит, как я слизываю крошки с пальцев. "Это совсем по-дикарски, если что". — Меня с работы турнули. Ещё неделю назад. Кофе застывает в моих руках, так и не успеваю отпить его. — С той самой, на которой тебе копейки платили? Так радуйся. Ты немного потерял. Эдди "обнимает" ладошками свою горячую чашку и таким уютом от него веет, что-то необъяснимо родное в его чертах, нотках поведения, казалось, совершенно привычных. Или это меня просто кроет, потому что соскучился по нему. — Эти копейки квартиру мне оплачивали. А сейчас даже на эту "халупу", как ты её называешь, мне не хватает. Я ёрзаю по диванчику и опускаю глаза вниз. Он сам начал снова поднимать эту тему. То, из-за чего мы поссорились. Своего мнения я не поменял, ему там не место в том лягушатнике. Поэтому молчу. Вряд ли его поддержит то, что я даже рад, что так вышло с этой квартирой. И то, что я могу помочь с деньгами, тоже держу при себе. Знаю, что взбесится только, но не возьмет. Замкнутый круг. — И что думаешь делать? — нахожу самый безопасный вопрос. Эдди трёт усталые красные глаза и отхлёбывает, наконец, свой кофе. К еде так и не касается. — Сейчас пить кофе. Потом с тобой хочу провести этот день. Сходим, погуляем? Удивлённо поднимаю брови, но Каспбрак как ни в чем ни бывало, пьёт напиток и, как мне кажется, спокоен как удав. Странно. — Подожди, а с квартирой-то что? Где жить ты будешь? Эдди вздрагивает плечом, мол, забудь, и качает головой: — До конца месяца хватит денег. А там что-нибудь придумаю. Но ей звонить не буду. Это я уже и сам понял. Интересно, что сказала бы его мама, если узнала бы в каких условиях по ее вине приходится жить её сыну? По-прежнему считала бы его "неблагодарным куском дерьма"? Эдди отщипывает от своей булочки, ест для приличия, хотя уверен, ему кусок в горло не лезет. — Рич. Странным, необъяснимым блеском загораются глаза Каспбрака, и я узнаю старый-добрый взгляд, а-ля "а сейчас время хуйни". — Что? — У тебя номер той девушки остался? Ну, по вызову. Эдди удивительный человек. Может кувыркаться со шлюхой всю ночь, но "шлюхой" назвать девушку у него язык не повернётся, застесняется весь. Внезапно мне очень захотелось убрать от него ногу из-под стола, как-то перестать касаться, закрыться. Как бы мне хотелось сказать, что нет. Но я так соскучился по нему. И мне так нужно снова быть нужным, полезным. Как наркотик какой-то. И его уставший, растерянный взгляд действует на меня как приказ к действию. — Есть кое-что получше. Я пожалею об этом. Это уж точно.