***
В его комнате ничего не поменялось. Она не сдвинула ни фигурки на столе, не сняла ни одной фотокарточки со стены. Я будто попал снова в одиннадцатый класс, когда укуренный валялся в кровати Эдди и считал точки на его потолке. Дежавю жестоко било по мозгам, и пока я рассматривал снова и снова то место, где появлялся чаще, чем у себя дома, Эдди внизу разговаривал с мамой. Мне было неловко им мешать, поэтому я только обрадовался, когда Эдди повёл меня к себе и попросил подождать здесь. Я всё прислушивался, когда же крики и ругань донесутся снизу, но было спокойно. Жуткая тишина, настолько неподходящая им двоим. — Ты голоден? Можем пойти перекусить куда-то. Вздрагиваю, когда слышу голос Эдди за своей спиной. — Можно, — согласно киваю. Интересно, а почему дома не поесть? — Как она? Каспбрак подходит ближе и неожиданно, без предупреждения обнимает меня за плечи. Я даже глаза расширяю от удивления. Какого чёрта творится у него в душе? Эдди прижимается ближе и тепло, жар его тела тут же передаётся мне, разгоняя кровь по венам. Он ничего не говорит, просто молча утыкается носом мне в шею, и чувствую, как резко подскакивает мой пульс. Такой странный жест благодарности непонятно за что. — Ты чего? — шёпотом спрашиваю его. — Не думал, что это будет так сложно. Давай куда-нибудь выйдем прогуляемся. Отлипает от меня и отнимает руки. Что это был за порыв, мне остаётся только гадать, потому что сам Эдди мне его не объясняет. Без слов отходит от меня, раскрывает свой старый шкаф, чтобы переодеться, и меня едва не сносит от осознания острого, такого мучительно-приятного – мы уже не те Ричи и Эдди, что были здесь когда-то. Не те Тозиер и Каспбрак, которые запирались в тайне ото всех и распивали алкогольные напитки, купленные благодаря поддельным документам. Я уже не тот Ричи, который круглосуточно думал лишь о вечеринках, и Эдди не тот парень, который на пушечный выстрел к себе не подпускал, не доверял ни единой личной мысли.***
— Блядский Дерри, ты только посмотри на это. Нихуя не меняется. Люди в баре косятся в нашу сторону, хотя мы ничем особо не выделяемся, не привлекаем внимания. Единственное, что бросается в глаза - мы сидим рядом за одним столом. Но неужели уже этот факт кажется странным для жителей этого города, что два парня пьют вместе за одним столиком. Ни наша одежда, ни причёски, ничего, что отличало бы нас от остальных. Они как животные за версту чуют чужаков и не принимают никого, кто не из их "стаи". Я даже заскучал по многолюдному потоку Нью-Йорка, где каждый может затеряться в океане из людей. — Да похуй на них. Лишь бы не трогали, — вливаю в себя остатки пива и поддеваю Эдди ногой. Уже невыносимо оттягивать эту неприятную тему. — Как с мамой прошло? Эдди перестает, наконец, пялиться на незнакомцев, и встряхивает головой. — Говорит, есть подозрения на рак. Нужно пройти хуеву тучу анализов, чтобы знать наверняка. Я очень надеюсь, что она всего лишь драматизирует. Это очень в её духе. Самой себе поставить диагноз и загоняться по этому поводу. — Блять, — одними губами произношу и кладу ладонь на его руку. — Может ещё обойдётся, Эдди. Преждевременные прогнозы очень часто ошибочны. — Так странно снова видеть её. Она приняла меня слишком спокойно, будто между нами ничего не произошло, и я просто вернулся её проведать. Эдди задумчиво водит пальцем по моей ладошке, витая в своих мыслях, а я не могу избавиться от противоречивого чувства, будто подвох какой-то есть, но пока что в упор его не вижу. Хитрый манипулятивный ход? Или ей и правда херово, что не до распрей с сыном? Тут слышу покашливания за нашей спиной, но игнорирую их. Возможно, это моя паранойя, и эти "намеки" не связаны с тем, что я касаюсь Каспбрака на людях. Эдди же приподнимает бровь и смотрит за мою спину. Пожилая пара сидит за соседним столиком и видок у них, будто прямо сейчас я запустил руку Эдди в штаны. Будто мы делаем что-то непотребное. Но я слишком сконцентрирован на проблеме Каспбрака, чтобы реагировать на это. — Подыграй мне, — внезапно шёпотом говорит Эдди и пододвигает свой стул ко мне ближе. Я испуганно пячусь, не до конца понимая, что от меня хотят, но когда мягкие, нежные губы Эдди накрывают мой рот, чуть не падаю со стула. Хорошо, что Каспбрак придерживает меня за талию и льнёт, ближе ластится ко мне и целует, гаденыш, так чувственно, что на секундочку, мне и правда кажется, что он делает это с любовью. Такой, от которой в петлю лезть хочется. Обводит языком мои губы, намеренно делает поцелуй мокрым, пошлым, так, чтобы смотреть было неловко, и я забываю о его "просьбе". Мозг в панике кричит остерегаться, и мои руки с силой вцепляются в его плечи. — Какого хуя, Эдди? — хрипло выдавливаю из себя, а в ушах так звенит, что я не слышу ни возмущенных криков той пожилой парочки, ни ора официанта, который уже успел побежать за менеджером. Перед глазами только широко открытые черные от возбуждения глаза Эдди.***
Я толком не помню, как оказался на улице. В неразберихе выскочил из этого ада, не успев особо расслышать все сочные проклятия в свой адрес от посетителей. Это не только блядский Дерри, который снова начал воздействовать на меня, но и мои блядские чувства, которые совершенно вышли из-под контроля. Эдди, которого стало так много в моём сердце, что я задыхаюсь в нём, в его присутствии, в его прикосновениях, даже взглядах, брошенных втихомолку. Играть в подобные провокации, когда я горю от одного его поцелуя, кажется самоубийством. Это, блять, совсем уже не игра. Я прислонился спиной к холодной мокрой стене, и, слава богу, у чёрного входа не стояло никого из людей. — Думаю, в этом баре нас больше не ждут. Эдди медленным шагом идёт ко мне, а внутри меня кровь бурлит так, что уши закладывает. Он-то спокоен. Он ведь чертов провокатор и чхать хотел, какой ураган чувств после себя оставляет. — Меня просто выворачивает от этих святош. Подходит ближе и щёлкает зажигалкой. — В такие моменты, я понимаю, что как бы тяжело в Нью-Йорке ни было, подобной хуйни там нет. Я готов горбатиться на любых работах, лишь бы не жить здесь. Я прикрываю глаза, потому что это слишком. Его голос, его присутствие рядом, и эта легкость, с которой он себя ведёт, будто и не было того жаркого, испепеляющего поцелуя пару минут назад. И не было его взгляда после, будто все люди исчезли, мир на секундочку выключился, и остались лишь наши острые эмоции, наше обоюдное желание. Сметающее всё на своём пути. Блокирующее все мысли, кроме одной. Взгляда, в котором не было игры или насмешки. Как будто он поцеловал, потому что на самом деле хотел этого. — С тобой всё в порядке? Кладет руку мне на щеку, а меня трясёт, словно температура за сорок. Эдди выбрасывает сигарету и выпускает дым в другую сторону. — Ты весь дрожишь. — Не прикасайся сейчас, — едва слышно выдавливаю, на что Эдди приподнимает брови. Но руку держит на своём месте, на моей горящей щеке. — Почему это? Он выглядит оскорблённым, хмурится и, наверняка, ошибочно думает, что это из-за взглядов тех людей. В этот момент, я абсолютно уверен, что вернуться в Дерри было ошибкой. Слишком много связано с этим местом, слишком уязвимым я становлюсь здесь. Именно тут всё и началось, здесь я и встретил Эдди в первый раз, и сейчас, спустя время я вновь ощущаю себя десятиклассником, у которого в горле пересохло от "этого странного новенького". Щёлкнуло нелепо в мозгу, и хоть стой, хоть падай, внутри обосновалось доселе непривычное чувство. Которое в Нью-Йорке лишь окрепло, уверенно пускало корни глубоко в сердце. А сейчас едва не сбило с ног осознанием. Эдди опускает глаза вниз, и, слава богу, понимает, наконец, всё сам. От возбуждения у меня завеса перед глазами, кровь в висках тарабанит, а в паху так ноет, что едва на ногах стою. Без разрешения, не успевая обдумать свои действия, я притягиваю к себе Каспбрака за грудки и впиваюсь, вгрызаюсь в его рот, с силой разжимая зубы языком. Я виню в этом Дерри. Снова и снова, потому что так проще.