Бремя свободы осилит счастливый

Он нашёл ремонтную клинику довольно быстро. Чёткие указатели провели Оптимуса от заправочной в десептиконском секторе Айакона в самую глубину полузаселённого жилого квартала, потом со стены у альтмодного въезда ему маякнула бело-красная медицинская глифа. Он осмотрел здание. По высоте между оконными проёмами угадывалось, что Нокаут выбрал для своей мастерской здание для крупноформатников, а в десептиконском секторе такие занимались первыми. Ставни на ближайших окнах даже в середине дня оставались плотно сдвинутыми, но ворота въезда были подняты. С улицы Оптимус никого не видел, но чувствовал, что на него смотрят. Однако никто не пытался преградить ему путь, когда он направился внутрь. Как никто не останавливал его, когда он шёл через все три десептиконских квартала. Публичная мойка, обычно размещавшаяся при входе в зданиях такого типа, была демонтирована, отчего въездной зал расширился вдвое. Вдоль стен вытянувшегося вправо зала он увидел четыре грубо сваренные, но прочные на вид скамьи разной ширины, отдельной группой и на некотором отдалении от скамей стояло пять отдельных узких сидений. Для более своеобразных корпусов в углу были свалены горой толстые маты, и Оптимус невольно зацепился взглядом за край одного из них, явно залитого свежим энергоном: настолько горячим, что синтоволокно частично его впитало и потому не оттёрлось. Голые металлические стены, ничем не застеленный базовый пол с бурыми стыками — и прямо напротив въезда ещё один крупный медицинский крест, только теперь в самом его центре сияла десептиконская эмблема. Инсигния, однако, оказалась выкрашена в сочно-карминовый, почти багряный, отчего издали очень напоминала автоботскую. Такого же цвета стрелка указывала направо, за угол зала. Бросив взгляд назад, Оптимус проверил, что ворота всё так же подняты, а на пути никто не стоит. Теперь прохожие десептиконы его не видели, шли по своим делам, не косились на него — и не пытались обойти участок пространства, где оказывался он, по широкой дуге. Он повернул, как указывала стрелка, за угол и оказался в широком коридоре, где могли бы разминуться две колёсные альтформы. Однако сам коридор оказался коротким, больше напоминал лишённую внешней стены комнату смотрителя и уже через десять мехаметров упирался в дверь с ещё одной фракционно-медицинской глифой. Вдоль левой стены шла обитая смягчающим покрытием скамья, с которой — стоило Оптимусу завернуть в коридор — вскочил крупный, конструктиконовского типа мех. Броская кислотно-фиолетовая раскраска говорила сама за себя, даже если Оптимус не заметил на корпусе инсигнии. Мех, нижняя часть лица которого была замотана синтоволокном, смотрел на него торопливо перефокусирующейся оптикой; поле его вспыхнуло, и в замкнутом пространстве Оптимус почувствовал его страх как свой. — Прошу прощения, кибертронец, я ищу Нокаута. Я не хотел тебя… — Оптимус не успел договорить, потому что мех уже семенил в его сторону. Отчётливо разворачиваясь плечами, десептикон держался спиной к стене и явно торопился уйти отсюда, просочиться между корпусом Оптимуса и стеной. — Подожди, кибертронец!.. Максимально нейтральное обращение, которое он пытался сделать публично используемым, как будто только ускорило бегство. Когда Оптимус поспешил обратно в приёмный зал, увидел только задний бампер гусеничного грузовоза. Тот набирал скорость, оставляя за собой пыльный след. Решив не преследовать конструктикона, Оптимус вынужден был вернуться в теперь пустой коридор, прошёл к кабинету, но передумал нажимать на панель вызова. Возможно, этот мех сидел здесь, потому что Нокаут уже кого-то ремонтирует. Пройдя к скамье для посетителей, Оптимус собрался сесть и ждать дальше, когда вдруг дверь мастерской открылась, створки с шипением разъехались в пазы. На пороге стоял Нокаут и вытирал руки измазанной в масле и энергоне тряпкой. Увидев его, Нокаут вскинул голову, отшатнулся, выронил тряпку и будто хотел ударить по панели закрытия двери, но перещёлкнул оптикой и после мгновения неловкой паузы вышел из кабинета в коридор. Нахмурившись, он посмотрел на пустое сиденье. — А… А где? — Он заглянул за Оптимуса (Оптимус отодвинулся, давая ему пройти), потом вышел в основной зал. Откуда вскоре вернулся и вновь вскинул голову: — Прайм, куда делся этот… Шаттер… Саттер… этот отвратительно крашенный шлакодел? — Прошу прощения за своё вторжение, Нокаут. Полагаю, он увидел меня и… — …и решил, что ты ему прямо тут вырвешь искру, если он не произведёт тактическое отступление. Просто прекрасно! И для кого же я третий цикл держу челюстной шарнир в нанитном растворе? И ведь снова пойдёт к старшей бригаде к этому безрукому, а переделывать-то мне! Ладно, так и быть, заходи без записи, посмотрю, что там у тебя. Оглянувшись через плечо, Оптимус увидел, что коридор всё так же пуст, и прошёл в кабинет. По пути он поднял забытую тряпку и, не найдя взглядом мойки, пристроил её на углу большой медицинской платформы. Нокаут уже успел уйти в подсобное помещение, откуда вскоре вернулся с медицинским контейнером, на две трети заполненным синеватой жидкостью; потом переложил туда что-то с рабочего верстака. Когда он проносил контейнер мимо Оптимуса к охлаждающей камере, сквозь мутную жидкость на дне угадывалась какая-то небольшая деталь. И если всё это время с лица медика не сходила недовольная гримаса, то когда он развернулся к Оптимусу, там засияла улыбка. — Итак, Прайм, давай займёмся тобой! Что беспокоит? С чем пришёл? Ремонт или просто консультация? Планируешь выравнивать красочное покрытие — или на какие-нибудь более деликатные процедуры? Обещаю выполнить всё по высшему разряду, всё, что в моих силах! — Я просто пришёл поговорить. — Сюда? Сюда приходят, когда больше некуда идти, Прайм. Я не скрываюсь, всё делаю согласно Распоряжению о самозанятости, этот ваш налог на восстановление Кибертрона перечисляю согласно нормативу и… Улыбка превратилась в усмешку, а взгляд алой оптики стал отчётливо тревожным. — Я пришёл просто поговорить с тобой, не о налоге и Распоряжении. — Просто поговорить? — Да, всего лишь личная беседа, Нокаут. Кибертронца с кибертронцем. Если ты, конечно, сможешь уделить мне немного времени. Или мне прийти после закрытия? — Лучше сейчас. После закрытия хватает… м-м-м… срочных ремонтов. Но какая же жалость, что мне не доведётся осмотреть тебя поближе. А у меня уже мелькнула заманчивая мысль, не использовать ли потом твоё имя в качестве рекламы. «О. П. у Нокаута — оптимальная цена, премиумное качество». Оптимус рассмеялся. — Ты без того сможешь сказать, что я был у тебя. Сейчас середина дневного цикла, я не скрывался, когда входил в твою клинику. Нокаут подмигнул и отошёл в сторону, широким жестом указывая ему в сторону медицинской платформы. — Зачем же обманывать даже в мелочах, если я могу сделать это правдой? Окажи мне любезность. Как видишь, я уже не особо занят, следующий не умеющий отслеживать перегрев шестерни идиот будет только через полтора джоора. В подвижном лице десептикона он не заметил насмешки, там открыто сияла фирменная беззаботность, однако за время пребывания Нокаута на той островной базе Оптимус научился улавливать полутона его поля. И почему-то сейчас ему показалось, что в поле Нокаута просочилась просьба. — Я не хотел бы навязываться… — Нисколько не навязываешься, Прайм. Я предложил сам. Оптимус осторожно сел на середину платформы, убедился, что та выдерживает. А потом лёг на спину, предоставляя медику лучшее положение для ремонта. — Хорошо. Коленный шарнир, задержка нейросигналов. Правая нога. — Замечательно! — Нокаут потёр руки и обошёл платформу. — Насколько часто отмечается проблема при самодиагностике? — Регулярно. Когда нахожу время, прохожу цикл чисток. Ближайшие шарнирные узлы перенастроены на более быструю передачу нейросигнала, побочным эффектом иногда проявляется избыточное энергопотребление и, как следствие, нарушение энергоноциркуляции. В условиях перегрузки процессора или нехватки энергии колено плохо слушается. — Логичное решение, хотя побочный эффект… Насколько плохо слушается? И насколько старая проблема? — Процентов на двадцать. Последние… наверное, эона три. — Любопытно, любопытно. Я никогда не замечал, Прайм, что у тебя какая-то проблема в опорной части. — Ты и не должен был замечать. — Да-а-а, я не подумал. Согни колено. Потом медленно разогни. — Почти прижавшись щекой к броне, Нокаут внимательно слушал звук механизмов. — Запомни эту настройку, как она ощущается для твоего процессора. Я для начала отключу убыстрение сигнала… Ага, всё, вижу медицинский порт. Спас-с-сибо! Сколько раз уже Рэтчет или другие медики подключались к нему, а что-то в глубине процессора всё равно вздрагивало, будто один из них увидит что-либо, что Оптимус предпочитал умалчивать. Его просчёты, его страхи, что-нибудь из его прошлого, его сомнения в правильности указаний Матрицы. Однако почему-то сейчас, когда он подтверждал команды незнакомого, не внесённого в списки доверенных медика, он даже немного хотел, чтобы Нокаут проникся значимостью предстоящего разговора. Или же сам Оптимус слишком доверял бывшему десептикону? Нокаут попросил его вновь активировать сгибание колена, а потом ещё раз — и было что-то неловкое в том, как внимательно он вслушивался. Словно он действительно пытался помочь. После поданной по медицинскому кабелю команды на правой ноге отключились все болевые рецепторы, и Оптимус сам подал команду раскрытия боевой брони. Нокаут невнятно хмыкнул, однако ничего не сказал, а лишь аккуратно раскрыл створки брони шире. Добавив яркости оптике и подсвечивая себе фарами, он наклонился над коленом. Оскорбится ли Рэтчет, если Нокаут сумеет починить сбой, с которым сам он боролся эонами? Когда Нокаут принялся за методичное подключение к нейролиниям, от ступни к бедру пошли вспышки уже знакомого, но не ставшего менее приятным сигнального зуда. После нескольких кликов выматывающей диагностики Оптимус не выдержал. — Со стороны кажется, что дела у тебя идут неплохо. Тебя, полагаю, уважают и считают хорошим медиком. — Сложно сказать, хорошим или нет. Просто не все согласны ремонтироваться у автоботов. А так… Официальный приём у меня до десятого джоора дневного цикла, потом у меня джоора четыре на собственную подзарядку. Если мне не повезло и всё спокойно, подзарядка длится до первого светового джоора. Если неспокойно и мне повезло с нашествием клиентов… Оптимус приподнялся на локте, чтобы лучше видеть лицо Нокаута. — Что ты имеешь в виду под «неспокойно»? Ты сказал о каких-то срочных ремонтах. Сектор после темноты становится опасным? — Просто дозаправочные открываются. — Нокаут пожал плечами. — Ничего удивительного. — «Дозаправочные»? — Есть, как знаешь, заправочные, а есть… мы их называем «до-заправочные». Там не топливо с добавками, а скорее добавки, в которых для лучшего проникания в энергосистему присутствует топливо. Синтетики, кислотные смеси, тяжёлые масла, комбинированные типы, что-нибудь, чтобы разгорячить процессор, а потом, когда пик достигнут, сбросить обороты. — Не глядя на Оптимуса, он пожал плечами и, нахмурившись, переткнул сенсоры в другие точки на нейролинии. — Очень своеобразное ощущение, условно сравнимо с холостой перегрузкой, но строго внутри процессора. Не смотри так, Прайм! В целом безобидно, если не считать короткого промежутка, когда некоторых тянет… на свершения. Моя мастерская ближе автоботского госпиталя, и, если говорить о срочных ремонтах, беру я дешевле. А ещё, Прайм, я не задаю лишних вопросов. Более умные ходят в дозаправочные не в одиночку и уж точно не с пустым баком, или берут что-нибудь послабее. Более глупые оказываются на моём столе. — И так всегда? На этом зарабатывает твоя ремонтная? — Ну почему же? — Нокаут криво усмехнулся. — Сбитые шарниры рук от непривычной работы, сбоящие процессоры от перегрузки информацией образовательных блоков, треснувшие или вовсе надломившиеся в отсутствие профилактики оси. Косметические услуги, само собой. Мастерски восстанавливаю активный слой краски и зашлифовываю инсигнии, которые какой-нибудь пылкий фанат трудов Мегатрона излишне глубоко вплавил своему собрату по звену. — И… тебе нравится? — Я медик. Всегда хотел быть медиком. Но быть классическим, по всем корпусным стандартам восианцем и медиком — это взаимоисключающие параметры, сам понимаешь. Я нисколько не хотел получать естественную для моего альтмода военную касту, только и думать, что о боях, о переменчивых настроениях командиров, подчиняться прихотям какого-нибудь сдвинутого на захвате новых территорий верховного главнокомандующего. — Он криво усмехнулся и вслепую взял с приборного столика скребок. Оптимус уже знал, что таким счищается старый защитный гель, и приготовился терпеть дальше. — Я хотел стать медиком, Прайм. Но мой альтмод, да, мой альтмод… Есть одна довольно интересная процедура, на прошивочном уровне. Если её правильно провести, ни один мнемохирург, даже если вдруг ты привлечёшь чьё-нибудь ненужное внимание, не сумеет выведать, что когда-то ты умел летать. Избавиться от крыльев я успел, закончить хотя бы первую кварту в медицинской академии — нет. Die Kinder spielen Krieg, Herr Kommandeur*. Мне повезло тогда оказаться в Тарне, а симпатии мои, естественно, остались с Восом. Дальше всё… Дальше всё ожидаемо. Когда Нокаут замолчал, а всё внимание уделил колену, Оптимус полклика боролся с желанием накрыть его своим полем, показать степень своего сочувствия. Они едва знают друг друга, это просто невежливо. — Но сейчас-то тебе нравится, Нокаут? — негромко спросил он. — Нравится оставаться медиком? — Скрывать не буду, я до сих пор не подобрал себе нового ассистента, так что иногда задумываюсь об этом. Например, когда пытаюсь найти способ вымыть семьсот кубических юнитов застывшего раствора из бетономешалки. И только потому, что один шлакопроцессорный, чья обязанность была всего лишь следовать рецептуре, засмотрелся на продефилировавший рядом округлый бампер и бухнул загустителя раза в четыре больше нужного. Мне выгодно оставаться медиком, Прайм. Но это мне ползать вокруг второго шлакопроцессорного идиота, которому хватило ума когда-то давно по указанию командира согласиться на блокировочную программу, и искать под днищем его альтмода… — Прищурившись, Нокаут, в точности как Рэтчет, поскрёб что-то внутри коленного шарнира. Оптимус сдержал невольную дрожь. — Вообще-то я думал… все вокруг так думают… что Молот Прайма-кузнеца восстановил тебе корпус от и до. Ты же должен быть новенький, как с конвейера. Откуда столько царапин от старой ржи? — Наверное, она настолько стала частью моего корпуса, что восстановилась вместе со всем остальным. Нокаута, в отличие от Рэтчета, шутка хотя бы повеселила. Он коротко рассмеялся и принялся промывать шарнир тряпкой, смоченной в растворе. Его неспокойное, смутно трещащее не то злостью, не то усталостью поле вновь стало мягче. — Жаль, жаль, я бы не отказался увидеть, на что способен был бы твой корпус, когда находится на самом пике своей силы. Получается, ты вовсе не обрёл некие новые, невиданные силы древних Праймов? — А все вокруг действительно считают, что обрёл? Нокаут неясно хмыкнул, поднял оптику и долго смотрел на него. — Мехи разное говорят. Хотя среди моих соседей я большей частью говорю с теми, у кого процессорная кора сама по себе перенасыщена кислотами или хронически помята слишком сильными дружескими приветствиями от товарищей по гештальту. Увы, не слишком доверенная публика. Жаль, что Праймы, когда выталкивали тебя обратно в мир ещё пульсирующих, оказались настолько жадными. — Скорее они очень спешили. — Оптимус улыбнулся в ответ на пробежавший по корпусу оценивающий взгляд. — Остался бы я подольше, может быть, мне бы даже дали крылья… Ты удивлён, Нокаут? Если я от конструирования колёсный, уже не могу думать о небе? — Советую не думать, Прайм. Даже тебе. Четвёртый альтмод станет несколько… излишним для процессора, половина трёхрежимников уже претерпевает процессорные нарушения. Впрочем, не сомневаюсь, что Рэтчет рассказал тебе о рисках, когда ты обзаводился своим клыкастым… — Наверное, Оптимус не сдержал поля, потому что Нокаут вдруг вскинул голову и неверяще посмотрел на него. — Неужели лучший автоботский медик и нынешний глава первого и пока единственного полноценного госпиталя забыл тебя предупредить? Ха! Поверить только!.. — На самом деле его не было рядом, когда мне пришлось выбирать. — А в чём проблема была затереть на время основной альтмод? Насколько я заметил, на Земле множество схожих моделей близкой массы и функциональности, ты мог выбрать любую соседнюю из конструкционного ряда. Или тебе настолько нравился конкретный тип? Если что, как твой консультирующий медик, сообщаю тебе: сбросить альтмод, а потом подобрать похожий намного более безопасно, чем добавлять второй альтмод. Оптимус покачал головой и на мгновение погасил оптику. Когда же снова посмотрел на Нокаута, тот глядел на него с откровенным любопытством. Пауза затягивалась, а Оптимус всё не мог решить, имеет ли право рисковать базой Ботов-спасателей на Гриффин Роке и только-только выстроенной связью между ними и семейством Бёрнсов. О не тронутой войной команде не знал никто, кроме теперь уже Рэтчета, и он хотел, чтобы так и оставалось. Под нажимом пальцев Нокаута коленная броня сошлась и негромко лязгнула, и Оптимус подал команду броне сомкнуться. — O, mon cher, настолько секретно? — поморщился Нокаут. — Что ж, твой выбор, Прайм. Однако если ты надумаешь рассказать, мой умеющий хранить даже самые пикантные тайны процессор к твоим услугам. А я тем временем смогу заняться чем-нибудь ещё. — Внимательный взгляд обежал корпус, и в этот раз личного интереса там было ощутимо больше, чем медицинского. — Или же ты всё-таки расскажешь, что привело тебя в мою мастерскую. Отчего-то сомневаюсь, что старина Рэтчет настолько тебя не удовлетворяет, что тебе вдруг понадобились именно мои медицинские услуги. В этот раз усмешка была менее флиртующей, а скорее опасной. — Ты прав, я здесь не ради техосмотра, Нокаут, хотя качество твоей работы я могу оценить в полной мере. И, скажу честно, не раз чувствовал на своём корпусе на поле боя. Я здесь ради нашего Земного пациента. — А с ним что-то не так? У него… рецидив, и вам снова нужны мои быстрые ловкие коготки? Прячась за самодовольной улыбкой, Нокаут явно подбирал слова, и Оптимус засомневался. Десептикон сам не считал место безопасным для откровенного разговора или всему виной ожидаемое нежелание возвращаться к ремонту Мегатрона? — С ним в целом всё нормально. Реабилитация идёт лучше, чем мы рассчитывали. Ему далеко до выписывания, но мы планировали начинать его социализацию. Пока что с отдельными мехами, не склонными к… излишне негативному восприятию. — И-и-и вы решили начать с меня. Почему с меня? Он же меня даже не знает. — Но ты знаешь его. И ты не будешь удивлён состоянием его процессора. — Оптимус помолчал и решил добавить: — Рэтчет готов поделиться результатами наблюдений и прислушаться к твоим советам, если они у тебя возникнут. Полагаю, тебя не оскорбит, если я скажу, что госпиталь согласен оплатить твою консультацию, или консультации, если первый сеанс пройдёт хорошо. — Ого! Подкуп? Рэтчет настолько жаждет моей помощи? — Не Рэтчет — я. Нашему скучающему пациенту пора знакомиться с новыми лицами, и тебя я считаю наилучшим выбором. Нокаут уже давно отключился от медицинского порта, и Оптимус постарался прогнать неясное чувство вины, которому его логические цепи не могли найти обоснования. «Потому что именно в разговоре с тобой Мегатрон может выдать, не является ли всё это превосходно сыгранной ролью».

***

Его задержало собрание о льготах обитателям смешанного сектора, а потому, когда Оптимус подходил к госпиталю, увидел Нокаута уже там. Медик ждал его снаружи, он стоял в кристаллическом саду госпиталя перед терминалом Поиска, куда обычно сворачивали все посетители или просто гуляющие. Практически все незарегистрированные гости, ждущие подтверждения на вход, волей-неволей обращали внимание на огромный, почти высотой с Оптимуса экран. Но что и был расчёт. Заметив его приближение, Нокаут упёр руку в бедро и улыбнулся. Он дождался, когда Оптимус трансформируется и перейдёт с дорожной полосы на пешеходную, а потом мотнул головой в сторону экрана с прокручивающимся списком имён: — Поделишься секретом, в чём смысл этого монумента? — Мехи возвращаются на Кибертрон. Многие ищут близких друзей или знакомых из довоенного времени. Социальный Центр старается им помочь, но не все потери были отражены в рапортах, не все бои оставляли после себя выживших и очевидцев, информация о мимолётных схватках на многих малозначимых мирах осталась только в памяти участвовавших. — Оптимус указал взглядом на терминал: — Здесь каждый может спросить у других кибертронцев о конкретных мехах. Просто вбиваешь имя, и, если данных об обладателе имени действительно нет, оно будет среди строк Поиска. Если он ушёл в дезактив, остался жить на какой-нибудь из планет нейтральной территории, сменил по какой-либо причине имя и потому… — А вот этого я знаю. — Нокаут усмехнулся и указал пальцем на поднимающуюся строчку с именем «Слэндершафт». Протянув руку, Оптимус удержал дальнейшее прокручивание списка. — Ему Мегатрон искру вырвал. — Точно? — Да. У того среди встроенных был какой-то интересный импульсный бластер, как мы выяснили, собственной разработки. Довольно компактная штучка, а ритм пульсации искры сбивал на раз. Полагаю, что впридачу довольно болезненный: Мегатрон, когда я его тогда осматривал, был крайне… кусач. Коротко рассмеявшись, Нокаут искоса посмотрел на него, и Оптимус заставил себя улыбнуться. — Сможешь кратко описать это? Где, когда, от чьей руки Слэндершафт был дезактивирован — и своё имя, того, кто оказался непосредственным свидетелем дезактива. В поле Нокаута проскользнул страх. — Это обязательно? — Только если ты хочешь. — А если я не хочу? — Если ты не против, я внесу информацию от своего имени. — Но тебя же там не было! — Зато был ты. Где произошла та битва? — На Тад’аш-4. — Хорошо. Активировав имя Слэндершафта, Оптимус уже привычно переключился на основное поле во всплывшем окне ответа. Нокаут подошёл ближе и вскинул голову, пытаясь из-за его локтя рассмотреть набираемые глифы. — И что ты там пишешь, Прайм? — «Дезактивирован в ближнем бою Мегатроном на Тад’аш-4, система Таркв’ал, в период цикла боёв за аргоновые рудники». Всё правильно? Маркирую своей глифой, добавляю примечание: «Со слов пожелавшего остаться анонимным кибертронца». Ты не против? — Пока моего имени там не стоит, можешь писать, что хочешь. И что дальше? — Теперь автор поискового запроса получит эту информацию. Если она его удовлетворит, имя Слэндершафта исчезнет из основного списка и переместится в раздел найденных. Подтвердив введённый текст, он нажал на вторую боковую вкладку и активировал её. Новый список лишь казался столь же бесконечным — он был раза в три короче. Когда Оптимус отпустил список прокручиваться и обернулся на Нокаута, тот задумчиво проглядывал имена. — Прайм, это только для автоботов? — Нет, для всех. В Поиск могут быть введено имя любого кибертронца. Отвечать тоже может любой. — Но находится он в самой глубине вашего сектора. Около госпиталя, который вы охраняете наравне со Штабом, ведь у вас практически все медики собраны здесь. — Но это не внутри госпиталя, а снаружи. Тебе не требуется получать допуск, чтобы подойти сюда. — Прайм, ты ждёшь, что сюда через половину Айакона притащится весь цвет десептиконского шлака и начнут методично искать имена всех, кого они дезактивировали? У вас, автоботов, практически нет гештальтов, а я поползал по этим громадинам вволю, и на процессоры их тоже насмотрелся. Ладно, допустим, Онслот за своей командой приглядывает и ему хватит разума не нарываться. Но если бы тут был… ржавей он дальше в шлаке… Мотормастер и вся его переглюченная команда, я тебе обещаю, Прайм, что прямо у парадного входа твоего прекрасного госпиталя началось бы соревнование: кто больше имён из жалобного автоботского списка сумеет отыскать и приписать на свой счёт. Ты же самолично видел, как воевали гештальты? Внутри связи друг другу обычно не лгут, Прайм, так что всё будет совершенно честно и, не удивлюсь, во всех подробностях: поучаствовала там левая нога, правая — или невезучего автобота разорвали пополам обе руки. И типовые отряды и звенья тоже начнут соревноваться между собой! Я правильно понял, что тут важно указывать, кто убил? — Да, если это возможно. Потому что убивают рядовые мехи, а не фракции. Конкретных мехов уже тоже может не быть в живых. Я хочу, чтобы месть — если она будет — снизила накал. Не надо обвинять в смерти собрата по фракции всех автоботов, или всех десептиконов, или всех нейтралов безоглядно, пусть это будет кто-то персональный, кто-то, кто сам, возможно, не хотел воевать. Кто-то, кто, возможно, даже не дожил до завершения войны. Я понимаю, что это жестоко по отношению к выжившим, но мы должны принять, что безвинных среди нас нет, руки каждого из нас по локоть в чужом энергоне. — От складского корпуса к воротам госпиталя, оглядываясь на них, прошли два небольших меха: достаточно далеко, чтобы не слышать разговора, но Оптимус всё равно понизил голос. — Здесь есть десептиконские имена, их довольно много. Терминал Поиска работает круглоциклово, и я знаю, что запросы появляются и после заката. В случаях свидетельств от мехов иных фракций информация, если это возможно, проверяется. Если надобность возникает, текст корректируется с сохранением общего смысла. Только потом поступает автору запроса. — Ну если, как ты говоришь, корректируется, то это сразу всё меняет. — Нокаут выразительно фыркнул и, отвернувшись от терминала, сделал пару шагов по направлению к дверям госпиталя. — Но массово десептиконы всё равно сюда приходить не будут. Так что идея, может, для кого-то и полезная, но исполнение… — Хорошо, Нокаут, если ты настаиваешь, аналогичный терминал будет установлен у твоей клиники. Пытаясь сохранить серьёзность, Оптимус постарался не рассмеяться над замерцавшей алой оптикой. — Стоп-стоп-стоп, я вовсе не на этом настаивал! Я вообще ничего не просил — даже не думай! — Твоя клиника не хуже иных мест вашего сектора, вокруг неё ходит немало мехов, и район обитания у тебя на вид хороший. Третий терминал, естественно, установим в смешанном секторе. Или мы выплывем из-под груза взаимных обвинений — другого Кибертрону не остаётся, — или пойдём на дно все вместе, Нокаут. — Все, у кого нет умеющего плавать или привыкшего быть под водой альтмода, Прайм? — прищурился Нокаут. — Таких немного. — Он спокойно кивнул, не отвечая на намёк. — Так или иначе я благодарен тебе за указание на недочёты моей идеи. — Я должен был догадаться, что она твоя. Твои правая и левая руки: Праул с Ультра Занудой — слишком пекутся о цифрах, чтобы думать о подобных ностальгических материях. Он будто хотел добавить что-то ещё, но поджал губы и промолчал. Оптимус не стал настаивать и примирительно улыбнулся: — Если ты сумеешь вспомнить кого-нибудь ещё, я могу так же записать ответ от своего имени. — Если наши свидания с пациентом… который нас уже, кстати, заждался… будут происходить регулярно, может, я что и вспомню. В процессоре мелькнула шальная симуляция, что, будь они на противоположных позициях, Нокаут не преминул бы указать, что имеет доступ к этой базе с личной консоли и предложил бы ему как-нибудь зайти после закрытия клиники, чтобы выпить по кубу и поработать над базой спокойно, а не под открытым небом. Но он не Нокаут. — Буду благодарен. Покачав головой в ответ на вопросительный взгляд, он первым направился в сторону здания госпиталя. И только когда датчик на дверной панели считал его личность, а створки разошлись перед ним без дополнительного подтверждения, он сообразил, что по привычке прошёл с Нокаутом в то крыло, где оставались десятки раненых автоботов. Если он резко развернётся и направится к служебному входу в закрытый корпус, это будет выглядеть не слишком достойным. Вариации дальнейших действий на мгновение перегрузили процессор, но в итоге перед ним вспыхнуло удачное решение. И не менее удачная возможность. Они же и в самом деле не пытались привлекать десептиконских медиков. Почему бы не попробовать? — Ты не против, если я отведу тебя к одному из пациентов этого корпуса? — негромко спросил он, развернувшись к Нокауту. — Ещё одному? Прайм, это… — Я прошу тебя. Когда ты его увидишь, ты поймёшь. Нокаут картинно вздохнул, но послушно прошёл за ним в одну из палат. Он крутил головой, осматривался, не пытался спрятаться за корпусом Оптимуса от подозрительных или откровенно возмущённых взглядов — и вглядывался в оборудование и приборы. Когда, тоном извиняясь за вторжение, Оптимус поприветствовал всех обитателей палаты и вновь подчёркнуто назвал всех кибертронцами, Нокаут покосился на него, но промолчал, а прошёл следом в отсечённую ширмами половину. Оптимус представил, как странно, должно быть, отсек аэроботов выглядит со стороны. Стоящая в самом центре отдельная платформа — и три сдвинутых вместе в угол между окнами. Будто бы всеми забытый в стазисе мех на одинокой платформе — и три совершенно здоровых меха, лежащих в обнимку, так что не поймёшь, где там крылья, корпуса и конечности. Десептиконы действительно немало знали о технологии гештальтов. Возможно, Нокаут знает способ ослабить связь между неуклонно гаснущим Эйр Рейдом и внешне идеально отремонтированными собратьями по гештальту. Фёст Эйд боялся, что после потери Скайдайва второго обрыва гештальтной связи искры тех троих не переживут. Когда же Нокаут вошёл внутрь отсечённой для гештальта зоны, его взгляд упал вовсе не на неподвижно лежащего Эйр Рейда, а пробежался по трём парам белых крыльев. — Мало мне наших искателей! — заявил он, в тишине его вздох прозвучал настолько громко, что взгляд трёх пар оптик стал откровенно враждебным. Оптимус знал, что аэроботы даже во время дневных часов предпочитают отдыхать на общей платформе, оставаясь в палате с раненым товарищем, и всё равно почувствовал долю неловкости за вторжение. — Прошу прощения, что не обсудил это с вами, Сильверболт, Файрфлайт, Слингшот, — примиряюще начал он, когда лидер команды поднялся навстречу ему с платформы. — Нокаут здесь по другому делу, но, может быть, вы позволите ему осмотреть Эйр Рейда? Нокаут, ты согласен? Когда он обернулся к десептикону, тот недовольно посмотрел на него в ответ, потом на сероватый корпус Эйр Рейда, а потом подал знак Оптимусу отойти обратно в пустой коридор. Сильверболт смотрел за происходящим с тревогой, и Оптимус постарался ободрить его быстрой улыбкой, а затем последовал за Нокаутом. Закрыв за собой дверь в палату, он вопросительно посмотрел на десептикона. — Наши медики плохо разбираются в гештальтах. Я понимаю, что не совсем в моём праве просить тебя, учитывая… неоднозначность получения этой технологии моей фракцией. Но у Эйр Рейда совсем не осталось времени. К концу его слов Нокаут уже не хмурился, а блеснул оптикой и после паузы с ухмылкой сказал: — Честно сказать, Прайм, мне всегда было всё равно, кто у кого что своровал, если в том не обвиняют меня. Главное — результат. Так вот: чтобы не разорить твой госпиталь, я скоро начну брать плату за свои консультации лично с тебя. И вовсе не шаниксами. Если судить по словам, Нокаут не терял надежды, но в этот раз в его поле читалось что-то неясное. Не раздражение, не усталость, не ожидаемая расчётливость, а что-то близкое к обречённому, тревожному ожиданию, почти страх. Не став отвечать, Оптимус опустился на левое колено, чтобы оказаться ближе, и посмотрел Нокауту в оптику, — а потом, не давая себе передумать, потянулся к лицу Нокаута и прижался к его губам поцелуем. Он почувствовал сладковатый запах полироли, которую, наверное, наносили только сегодня. Оптимус не углублял поцелуя, не пытался проверить, так ли остры клыки десептикона, как казалось со стороны, он оставлял поцелуй спокойным и простым. Просто соприкосновение губ, не более. Когда он отодвинулся, то мягко удержал Нокаута за плечо и не дал ему приблизиться за вторым поцелуем. — Мы оба знаем: это ничего не значит, — сказал он, не отводя взгляда от Нокаута. Тот провёл глоссой по верхней губе, оптика его непрерывно мерцала, словно её заволокло статикой. Оптимус не дождался ответа и постарался улыбнуться: — Пойдём, им нужна твоя помощь. Он осторожно погладил безукоризненно отполированную обшивку, поднялся на ноги и, поднеся ладонь к панели двери, обернулся на Нокаута, взглядом спрашивая, готов ли тот. В глубине процессора ему хотелось, чтобы Нокаут не проводил слишком глубокий осмотр, а закончил здесь побыстрее: Оптимус, отговорившись занятостью, не заходил к Мегатрону целых три последних цикла, чтобы дать отдохнуть перед запланированным стрессовым посещением. И всё же встреча, которую Рэтчет с мрачным предвкушением именовал «очной ставкой», могла быть отложена на ещё один джоор, ведь это вовсе не искра Мегатрона накапливала в себе невидимую усталость и без всякой причины тускнела с каждым циклом. _______________________________ Примечание: * Die Kinder spielen Krieg, Herr Kommandeur (нем.) — Дети играют в войну, командир.