Бремя свободы осилит счастливый

— Разница не должна составлять более пятидесяти процентов, — повторил Оптимус. — То есть… я буду экономически наказан, если возьму ученика из десептиконов? Не слишком-то честно, Оптимус. — Монофракционность не входит в моё видение развития Кибертрона. Фраза оказалась произнесена медленнее, чем он ожидал, и Оптимус проверил состояние процессора. Температура оказалась чуть выше нормы. Нокаут фыркнул, но возражать не стал. Когда от зрителей в зале раздался особенно громкий массовый вопль, он обернулся на экран. Оптимус решил ему не мешать. Отпив из куба, он перевёл взгляд на стягивающуюся к стойке группу… почти толпу, к которой присоединялось всё больше и больше мехов. Некоторые из новопришедших так ничего и не заказали. Бой переходил в финальную треть, Мегатронус уже давно разобрался в системе перекомбинации аммонитов и методично вырывал из цельной структуры кусок за куском — даже если сам получал новые и новые пробоины в броне. Гештальт аммонитов беспрерывно перестраивался, латая повреждения и раны, но колосс уже не выглядел столь громадным, как в начале, а превышал Мегатронуса ростом лишь ненамного. И жестокая ухмылка, с которой Мегатронус продолжал бить в те участки, что выделялись сероватым, умирающим цветом, была различима даже с места Ориона. Как видны были и глубокие раны под его собственными наполовину оторванными пластинами. Вдруг вспомнилось, как тяжело… как страшно было поддерживать фокусировку при максимальном приближении, когда он хотел понять, насколько сильно ранен Мегатронус. Тревожно перебравшая все раны оптика Ориона Пакса на несколько мгновений — под многоголосый испуганный вздох — погрузила экран в чёрный. Он пригасил тогда оптику? И всё равно заставил себя смотреть дальше. Стоило ли, даже чтобы сделать приятное Нокауту, делиться этим архивом с ним? Стоило ли показывать такого Мегатронуса… такое воспоминание другим мехам? — Оптимус? — негромко позвал Нокаут, и он перевёл взгляд на него. — Ты со мной? Притормозишь с этим кубом? Он должен был ответить, что его системы в приемлемых параметрах, но вместо этого посмотрел на Мегатронуса на экране и признался: — Я иногда забываю, насколько он был… — Ужасающим? — …великолепным. Его смешило, что я его не боялся. Он часто шутил, что когда-нибудь похитит меня и запрёт у себя в комнате… титул Чемпиона давал свои привилегии, у него была отдельная комната, без соседства других гладиаторов… и я не смогу сбежать обратно в Айакон. А он получит все архивистские коды высшего уровня в своё личное пользование. Когда он перевёл взгляд обратно на Нокаута, увидел, что тот снова смотрит на экран. Нокаут прикусил нижнюю губу, его поле казалось неприятно мерцающим, без чётко уловимого тона. — Прости, Нокаут, тебе это вряд ли интересно. — Даже не думай извиняться, Оптимус! Однако, не буду скрывать, довольно забавно слышать нечто подобное от тебя. — От меня? Нокаут покачал в воздухе кубом, в котором после регулярных разбавлений энергон был уже не рыжего, а грязно-жёлтого оттенка. — После исчезновения Саундвейва ты, похоже, последний — и это довольно любопытно, не находишь? — кто знал Мегатрона, когда тот ещё был обычным мехом. — Он никогда не был обычным. — Я вынужден принять мнение эксперта. — Нокаут рассмеялся, и обжигающий кулак вокруг искры Оптимуса будто бы немного сбавил нажим. — Тебе нравится этот матч? Можешь смотреть спокойно, я не стану мешать. Я благодарен тебе, что ты счёл возможным отложить свои дела и пойти навстречу моей просьбе. Меньшее, чем я могу тебе отплатить, это предоставить… — В шлак Мегатрона. — Подмигнув ему, Нокаут полностью отвернулся от экрана и положил подбородок на сцепленные перед грудью ладони. — У меня всё-таки свидание не с ним, а с… — Культурно-исследовательская встреча, — улыбнулся Оптимус. Ответная улыбка Нокаута сквозила лукавством. — Ах, да, культурно-исследовательская встреча. Как я мог забыть? Зачем бы ещё Прайм автоботов после темноты направился бы в самую глубину… Он вдруг напряжённо посмотрел через плечо Оптимуса. Когда Оптимус обернулся, то увидел, как идущий со стороны двери в их сторону десептикон споткнулся на полушаге, опасливо оглядел зал, а потом продолжил путь. Остановился он около плеча Оптимуса. — Э-э, Оптимус Прайм? Можно вопросик? Мех был колёсный, с тёмно-синей бронёй, над плечами выдавались два крупнокалиберных дула, инсигнии не было. Зона на шлеме в районе левого аудиосенсора была срезана начисто. Из центра среза торчали наспех замотанные изоляцией провода, визор с этой стороны головы на добрую четверть покрывали трещины. — Да, кибертронец. Я слушаю тебя. — Это правда, что… штука у вас в груди помогает находить?.. — Он снова покосился в сторону зала, посмотрел с сомнением на Нокаута, а потом потянулся к самому аудиосенсору Оптимуса и прошептал: — Праймы могут видеть сцепленные искры? — Какие? Немного отодвинувшись, чтобы увидеть лицо незнакомца, Оптимус оценил его состояние. Да, конечно, у него самого немного гудело в процессоре от избыточного заряда, но мех создавал вполне разумное впечатление. И слова были произнесены достаточно чётко, пусть и едва слышно. — Праймас может подсказать, какая искра лучше всего подойдёт к другой искре? Ну… э-э… совместимость? — Я никогда этого не делал и сомневаюсь, что это возможно. — Он и сам покосился на Нокаута, который следил за их перешёптываниями со всё большей подозрительностью. — Если мне станет известен ответ на твой вопрос, я могу сообщить его тебе… Как тебя зовут, кибертронец? — Кранккейс. Я… типа… мне бы пораньше. — Хорошо, я понимаю. Кранккейс кивнул и вдруг посмотрел на Нокаута: — Чего пялишься, медик? На твоём месте я бы на себя, такого сияющего, смотрел. Как бы чего не вышло! — Фи, как грубо! Дрожу всеми сервоприводами. Будь любезен, проваливай в свою нору… мусорщик. Оптимус нахмурился. — Ты хотел спросить что-то ещё, Кранккейс? — Нет, автобот. Обойдёшься! Реплика прозвучала достаточно агрессивно, а после прошедшего короткого разговора совершенно нелогично. Понимая обстановку, Оптимус решил не обращать на неё внимания. Когда Кранккейс быстрым шагом направился к стойке бара, в середине спины стала видна крупная инсигния. Всё-таки десептикон. — Чего этот отбракованный хотел? Оптимус провёл оптикой меха через зал: тот пробился через толпу к бармеху, получил куб и, пробившись с кубом над головой обратно к столам, подсел к держащейся поодаль от остальных группе. Они все склонились друг к другу и зашептались, один из них, крупноформатный грязно-розовый мех, мрачно посмотрел поверх их голов на Оптимуса, а потом вновь склонился к остальным. — Ты веришь в Праймаса, Нокаут? — Нет. Если бы я в него верил, я бы не стал медиком. Хотя с недавних пор… Так чего Кранкфейс хотел? — Кранккейс. Нокаут пожал плечами: — Кранкфейс ему подходит лучше. — Это был… деликатный вопрос. Прошу прощения, я не могу тебе рассказать. — Как скажешь, Прайм. Он явно был недоволен, тоже покосился на группу вокруг Кранккейса, которые все вместе что-то напряжённо обсуждали, передавая друг другу датапад. Матч их совершенно не интересовал. Кранккейс как будто бы переубеждал их, но толком понять было невозможно: лица тех его товарищей, что были развёрнуты к Оптимусу, оказались закрыты визорами и масками. Странный вопрос, вдвойне странный от десептикона. — Нокаут? Десептиконам не хватает возможности провести нормальный ремонт? — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду Кранккейса. Повреждение его шлема граничит с опасностью повреждения процессора. Он только прибыл? — Понятия не имею, когда он прибыл. Но есть он не обращается ко мне, конструктиконам или Флэтлайну, мне без разницы, насколько критичны его повреждения. И что он думает обо мне, мне тем более без разницы. — Он недобро улыбнулся. — Уродовать себя во имя великой скорби я не стану. — Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Нокаут рассмеялся и, опершись локтём о стол и уперев щёку в поднятую ладонь, второй рукой обвёл шумную толпу в зале. — Посмотри на них, Оптимус. Посмотри внимательно. Исцарапанная краска, непрочищенные стыки, глючащие линии нейросвязей, броневые пластины мешанного типа. Зачем думать о внешнем виде и тратить шаниксы даже на наполовину смешанную со свинцовой эмульсией банку полироли, если можно до сбоя оптики лить омыватель по нашему павшему лидеру? Если ты выглядишь достаточно хорошо — ты не достаточно глубоко переживаешь поражение его великого Дела. — Ты хочешь сказать… — Ваша тотальная любовь к красному цвету в броне… Не то чтобы тебе он не шёл, Оптимус! Тебе-то как раз идёт, ты, я полагаю, эту моду и задал. Так вот, ваш типовой красный цвет — что в общем тоне, что в создании акцентов — и некая… недооценка полезности дополнительных средств тонировки иногда тоже смотрятся кошмарно, но не настолько угнетающе: яркие цвета неплохо маскируют некоторые огрехи. Чего не скажешь о синих, чёрных, фиолетовых и иных более «благопристойных» десептиконских цветах, где каждая царапина за десять мехаметров видна. — Он понизил голос и доверительно продолжил: — Полагаю, в вашем случае мне достаточно будет начать с тебя, Оптимус, и хотя бы раз нормально тебя отполировать от и до, а остальные автоботы подтянутся послушным строем. В моём же случае я создаю, скажем так, стандарт сам. Ушла искра Мегатрона к Юникрону или нет, я считаю, что заслужил своим участием в этой до шлака длинной войне право оставаться собой и быть привлекательным, даже если лишь для своей собственной оптики. И мне тоже приходится идти на некоторые компромиссы. Раздражение в финальной фразе проявилось настолько неожиданно, что Оптимус едва не протянул руку и не накрыл ладонь Нокаута. — Благодарю, что объяснил, Нокаут, я не смог бы вообразить такое отношение к ремонтам со стороны вашей фракции. Поэтому десептиконы не спешат чиниться у нас? — П-ф, глобальное недоверие к открытию внутреннего кода незнакомым медикам тоже никто не отменял. — Понимаю. — Он задумался и тут же сделал себе напоминание обсудить этот вопрос с Амбулоном. — И, если позволишь мне говорить честно, я был бы лицемером, если бы начал осуждать тебя — или кого-либо — за желание быть красивым. — Ты считаешь, что я красив? Оптимус улыбнулся: — Да. Я бы первым попросился на проверку и перекалибровку оптики, если бы ты показался мне некрасивым. — Благодарю, Оптимус. Тогда, полагаю, я буду выдерживать ту же стратегию по… м-м… углублению твоего интереса в дальнейших культурно-исследовательских встречах? Не сдержавшись, Оптимус расхохотался. Он видел, что некоторые из собравшихся в зале обернулись на него, видел краем оптики их перешёптывания, но просто помотал головой в ответ на взгляд Нокаута и пригубил куб. «Рассвет» больше не казался ему кислым, приспособившиеся вкусовые рецепторы отмечали лишь причудливое температурное ощущение на глоссе, когда смесь перенаправлялась к горлу. Словно порция жидкого азота: удивительно холодного на фоне разогретых систем и в то же время остаточно обжигающего. — Будь осторожен, Оптимус. — Нокаут усмехнулся. — Ты привлекаешь внимание. — Прости. Полагаю, ты должен был это учесть в своей стратегии: меня сложно спрятать. — Если только в полной темноте. И тебе, пожалуй, придётся быть совершенно безмолвным. Совершенно, совершенно безмолвным. Иначе твой пробирающий до искры голос тебя сразу выдаст. Наклонившись через стол и случайно сдвинув грудью куб, Оптимус понизил голос: — Даже если я буду говорить очень тихо? Нокаут наклонился к нему: — Мне тогда придётся быть очень-очень близко, чтобы тебя услышать. — Если ты будешь слишком близко, к тому же в темноте, может оказаться, что я случайно поцарапаю тебе краску. Полагаю, это будет не слишком вежливо с моей стороны и пойдёт в разрез с твоим жизненным кредо. — Полагаю, я даже найду повод тебя простить. Кем я буду, если оставлю культурно-социальное исследование Прайма не в полной мере… удовлетворённым? — Сомневаюсь, что это физически возможно. Как говорили у нас: закончивший сбор данных архивист существовать… — К ним шёл заправщик. Шёл именно к ним и смотрел на Оптимуса словно в ожидании казни. — …существовать не может, это оксюморон. Выпрямившись и доброжелательно взглянув на заправщика, Оптимус дождался, когда тот остановится около их стола. Взгляд меха указал на куб перед Оптимусом. — В-вы будете ещё? Посмотрев на собственный куб, Оптимус увидел, что тот почти пуст, смеси на дне оставалось едва ли на три-четыре глотка. Когда он успел? — У вас вкусный энергон, но думаю, что нет. Спасибо за беспокойство. — Х-хорошо. — Как тебя зовут, кибертронец? — Меня? — Мех испуганно замерцал линзами. — С-с-стив. — Стив? Необычное имя. — Земное имя, — громко прошептал Нокаут. — Земное? Ты из… вехиконов? — Из эрадиконов, Лорд Прайм… Прайм! Вопрос, где у бывшего эрадикона крылья или другие черты лётного альтмода, так и просился на глоссу. Если только крылья оставались замаскированы или спрятаны под пластины брони, как это было у Мегатрона. — Приятно познакомиться, Стив. Нокаут, ты будешь что-либо ещё? — Нет, Оп-ти-мус, остановлюсь на этом. Он вопросительно посмотрел на Нокаута, который самодовольно улыбался, и увидел брошенный на него же нервный взгляд от Стива. — Приятного вечера, — пробормотал Стив и, почти сбежав от их стола, продолжил обход по залу, собирая кубы. Аккуратно отпив из куба, чтобы не потревожить осадок, Оптимус проводил заправщика взглядом. — Он так меня боится. Нокаут фыркнул и выразительно посмотрел на него вместо ответа, потом пожал плечами. Значит, заправщик был из эрадиконов… После того, как Искроизвлекатель в руках Смоукскрина уничтожил почти всю армию МТО с «Немезиса», ожидать иного от одного из немногих выживших и в самом деле наивно. Таких артефактов не должно существовать, неважно, кем те создавались и во имя каких целей. Вероятно, Тёмному клинку Мегатрона суждено было выйти из-под Молота Солус уже ради одного лишь предназначения — уничтожения Искроизвлекателя. С другой стороны, если смотреть на всё произошедшее на Земле как на цепь направленных рукой Праймаса событий, целью которых стало возрождение Кибертрона… Имела ли значение собственная воля Оптимуса? Имеет ли она значение сейчас? Имеют ли значение его попытки предупредить повторение множества ошибок давно ушедшего во Всеискру Сената, или он лишь начинает новый цикл несправедливости и угнетения? Он должен успеть. Должен разобраться. Должен создать надёжную основу и не ошибиться. Должен не забыть, с каких мелочей начинается неравенство. Он должен!.. Погасив на мгновение оптику, он как можно незаметнее выдохнул. Для начала ему стоит успокоить хаос в процессоре. Однако стоило ему опереться ладонью о стол и подняться, Нокаут вцепился в его руку. — Ты куда?! Уже уходишь? — Нет, ненадолго продую системы и сброшу температуру. Скоро вернусь. Когти Нокаута держали на удивление цепко. — У тебя перегрев? — Незначительный. — Тогда пойдём. Отпустив его руку, Нокаут поднялся со стула и подал знак следовать за ним. Идущие лёгкими сбоями системы баланса оставались в приемлемых параметрах, и следовать за ярким корпусом Нокаута было просто, даже когда тот вопреки ожиданиям направился не к выходу, а вдоль по стене в глубину зала, где в углу находилась неприметная дверь. Оптимус заметил, что Нокаут обменялся взглядами с бармехом, и уточнять, точно ли им дозволено идти в производственные помещения, не стал. Нокаут знал лучше. Через едва освещённый коридор, который закончился совершенно тёмным участком, где только их оптика подсвечивала стены, Нокаут вывел его из здания. Насколько Оптимус мог увидеть в темноте, это оказался склад: отсечённый стенами участок территории, забранный сверху решёткой, на которую кое-как было натянуто зияющее прорехами синтоволокно. Мелькнула мысль посмотреть планировку района, узнать, есть ли у бармеха разрешение, не мешает ли эта искусственно огороженная территория проездам вокруг дома, но процессор тут же обозначил вопрос минимальным приоритетом, и Оптимус согласился с его сбросом из оперативной памяти. На открытом воздухе, стоило ему открыть воздухозаборники и запустить цикл вентиляции, корпус вмиг показался ледяным по сравнению с температурой околопроцессорных систем. На них продув систем не подействовал, и Оптимус пригасил оптику, подбирая иной способ сбросить перегрев. Даже если состояние разбалансировки температур оказалось по-своему приятным. — Э-эй, Оптимус! В перезарядку-то не уходи. — Я не собираюсь, Нокаут. Не волнуйся. Дай мне несколько кликов. Улыбнувшись, он подчинился нажиму на руку и опустился на колено. Нокаут светил ему фарами в оптику, явно отсчитывая пульсацию радужки. От его сосредоточенного выражения Оптимусу вдруг захотелось снова рассмеяться. — Всё хорошо, Нокаут, я… Ладонь легла ему на губы, не давая продолжить фразу. Нокаут продолжал отслеживать тактовую частоту, и, выдохнув в пахнущие медью пальцы горячий воздух, Оптимус привычно ждал, когда осмотр закончится. Сейчас, когда он смотрел на Нокаута, паническая волна субпроцессорных запросов понемногу стихала. Наверное, все медики были по-своему одинаковы: сперва — корпус, Праймовская мистика — как-нибудь потом. — Позволь мне?.. — Не нужно, — улыбнулся Оптимус. — Я умею справляться с перегревом. Он мягко накрыл ладонь у себя на шее, не давая Нокауту начать поиски ближайшего к процессору медицинского порта. И осознал, насколько близко оказался к нему Нокаут, когда к его губам прижались горячие… ещё более горячие, чем у него… губы. И не ответить на этот требовательный, напористый поцелуй он не смог. Это был другой поцелуй, не как в госпитале, когда Оптимус хотел… Чего он тогда хотел, Оптимус, почувствовав едва уловимый укол клыков о нижнюю губу, вдруг не смог вспомнить. Сейчас он просто хотел поддаться чужому желанию, которое пропитывало его поле, смывало зудящий в субпроцессоре ужас неизвестности. И Нокаут целовал его, словно отстаивал это своё право. В голове шумел перегрев, вентиляция вместо холодного воздуха загребала чужое тепло, мерцали незначительные системные ошибки. Горячие губы чуть сбавили напор, по нижней губе, будто заглаживая укол клыков, лизнула глосса, и поцелуй стал глубже, спокойнее. Когда вторая ладонь обняла его за шлем и когти Нокаута задели антенну, Оптимус дёрнул головой. Пояснять не понадобилось, теперь когти прошлись по антенне почти невесомо, даже слишком осторожно. Мало, этого было слишком мало! Обняв за пояс обеими руками, он поднялся на ноги, легко отрывая десептикона от поверхности. Тот вскрикнул и вцепился в его плечи, но Оптимус не собирался его ронять. Шагнув ближе к стене, он собирался прижать Нокаута спиной, однако что-то помешало. С неохотой оторвавшись от поцелуя, он заметил, что это выведенные за спину колёса Нокаута мягко разделили его плечи и стену. — Удобно, — пробормотал он, одной рукой обнимая Нокаута за поясницу, чтобы тот не сполз вниз. Вторая — теперь была свободна. Найдя точку баланса, он ухватил Нокаута под бедро снизу и надёжно прижал к себе. — Я не просто… Что бы ни хотел сказать Нокаут, Оптимус продолжил его целовать. И все намёки, все флиртующие реплики с этого вечера и прошлых разговоров Нокаута проигрывались процессором одна за другой, убеждая Оптимуса в его ожиданиях, в его собственном праве. Вкрадчивый голос растекался по нейромагистралям с каждой горячей пульсацией чужой искры, которая билась о его искру через два слоя брони. Поддерживая бёдра Нокаута обеими руками, он случайно задел интерфейс-панель кончиками пальцев. Нокаут промычал что-то ему в губы, и его поле зазвенело накапливающимся зарядом. Продолжая отвечать на требовательные движения глоссы, Оптимус не удержался и, сменив хват правой ладони, уже не случайно провёл по панели двумя пальцами. Та была ощутимо тёплой. — Красивый, — выдохнул он в губы Нокаута, наслаждаясь возможностью гладить одной рукой его спину, бок, продолжать раз за разом переходить ладонью на тыльную часть интерфейс-брони и раз за разом заводить пальцы ниже, осторожно касаться гибкой брони, которая разогревалась под его прикосновениями. Когда Нокаут вдруг сдавленно выдохнул и дёрнулся, он вновь удержал его обеими руками, прижимая к себе ближе. Колени Нокаута почти болезненно сжали его бока. Наполовину пригашенная оптика казалась того же багряного цвета, как и в зале. Только теперь это было не мягкое дружелюбное тепло, а прикрытый тёмной корочкой лавовый провал. Сдвинув ладони ниже, к коленям Нокаута, он прижал их крепче к своему корпусу, перебирая большими пальцами острые коленные выступы брони. Вибрация чужих колёс около собственных бёдер подсказывала, что он всё делает правильно. — Красивый, — прошептал он. Сияющая алая оптика завораживающе пульсировала, доверчивая, нетерпеливая. — Красивый… Возвращаясь к поцелую, он чувствовал губами, как улыбается Нокаут, осознавал обшивкой, как раз за разом тот прижимается всем телом к нему, как ритмично сжимает колени. Более гибкая, плотно сомкнутая брюшная броня передавала каждое тесное движение вглубь его корпуса, задавала ритм току энергона в топливопроводах, наращивала сброшенную было температуру. Нокаут запрокинул голову, передавая инициативу ему, открываясь для нового… — Эй, ты! Убери руки от нашего медика. Что-то широкое прижалось к броне на задней части бока, Оптимус услышал узнаваемое гудение заряженного бластера. Идущие слоями подвижные пластины должны погасить энергию выстрела в упор, даже если тот пойдёт к искре, но Оптимус предпочёл бы не рисковать. Отстранившись от Нокаута и ослабляя хватку на нём, он обернулся через плечо. В процессоре шла статика, ему пришлось перенастроить оптику, чтобы сфокусироваться на тёмной бесформенной фигуре у себя за спиной. Три меха. Все трое с десептиконскими инсигниями. Браул, встроенная ручная пушка которого так и была прижата к обшивке Оптимуса, замерший за его плечом Бласт Офф, которого выдавали в темноте крылья, и выглядывающий из-за мощного корпуса Браула с другой стороны яркий фиолетовый визор Свиндла. Комбатиконы. Три пятых части гештальта. — Прошу прощения, кибертронцы? — Убери руки от нашего медика, автобот. Больше повторять не буду. Присогнув колено, он уже почти опустил Нокаута, чтобы тот мог достать ступнями поверхность, когда в его плечи вцепилось что-то острое. С сомнением обернувшись на Нокаута, он почувствовал, как полыхнуло у того поле. — Пошли вон отсюда! — прошипел Нокаут. — Я вас, оплавков, сюда не звал. — Он тебя лапал, — охотно сообщил Бласт Офф. — Онслот будет недоволен. — Онслот может подавиться отработкой! У меня всё под контролем. А теперь прошу оставить нас одних! — Если ты нарываешься на неприятности сам, наше соглашение может быть пересмотрено, — прогудел Браул, но бластер опустил. — У меня соглашение с Онслотом, а не с тобой! И касается оно клиники, а не того, что я делаю вне её. Будете следить за мной, я!.. Про Браула шла сомнительная слава как об источнике бездумной жестокости Брутикуса. Напряжённое гудение бластера выдавало, что десептикон ждёт лишь повода, и Оптимус решил вмешаться. — Браул, Бласт Офф, Свиндл, — посмотрел он в оптику каждого десептикона, — приношу извинения, что моя фракционная принадлежность дала основания предполагать, что я удерживаю Нокаута или же делаю то, с чем он не согласен. — Он вопросительно посмотрел на Нокаута, и тот показательно фыркнул и закатил оптику. — Если конфликт исчерпан, мы все можем вернуться обратно в зал и продолжить вечер согласно нашим предыдущим… — А если я не хочу возвращаться в зал, — перебил его Нокаут и вскинул голову, чтобы поймать оптику возвышающегося над ним Браула, — то это моё личное дело. Так Онслоту и передай. — Нокаут, — укорил Оптимус. — Я могу понять беспокойство твоих сотоварищей. В моих личных планах вернуться в зал и дать тебе досмотреть матч Мегатрона. Смею предположить, это будет интересно всем присутствующим, я прав? Он смотрел на Браула, тот держал бластер опущенным, но убирать не спешил. Поле его трещало неприкрытой ненавистью, и Оптимус опустил Нокаута на ноги и вслепую убрал за себя. В этот раз Нокаут не пытался удержаться за его броню, а послушно сдвинулся вдоль стены ему за спину. Защёлкнув маску, Оптимус активировал клинок. На таком близком расстоянии бластер будет не столь эффективен, к тому же произведёт больше шума. За комбатиконами сохранялось численное преимущество, Оптимус не хотел бы привлечь внимания ещё пары десятков десептиконов. Даже если капитуляция ограничила мощность их встроенного вооружения и запретила ношение внешнего, рассчитывать на это Оптимус не хотел. Семьдесят восемь процентов из анализа Праула оправдались: открытый конфликт с обитателями сектора всё же произошёл. Упершись ногами, Браул чуть склонился вперёд, прикрывая уязвимые зоны на шее. Но вдруг между ним и Оптимусом влез Бласт Офф, едва не напоровшись Оптимусу на клинок. Крылья его мелко дрожали. — Шуток не понимаешь, Прайм, — рассмеялся он, плечом пихая Браула в сторону. — Приятного вечера! Нокаут, увидимся в клинике. — Да с шлака он Нокаута!.. — Заткнись, оплавок!.. — еле слышно прошипел теперь уже и Свиндл. Он вцепился во вскинутую руку Браула, всем весом повиснув на ней. — Если Нокаут готов платить автоботам своим портом, это его дело. Не зная, услышал ли слова Свиндла Нокаут, Оптимус не спешил убирать клинок и отменять все боевые протоколы. Только когда дверь между складом и помещением заправочной зашипела, а фигура невнятно спорящего с согештальтниками Браула исчезла в тёмном коридоре, он убрал боевую маску. И едва не активировал опять, когда на пороге вдруг возник Свиндл. — Э-э-э, Оптимус Прайм, прошу прощения, что мешаю вам с Нокаутом, но это снова я. Я правильно понял, что запись матча с Мегатроном из твоей личной базы? А… А у тебя есть ещё записи? Рука оператора, конечно, немного нестабильна, явно неопытный мех снимал, но ввиду редкости я согласен оказать тебе одолжение и… — Это запись из архивной памяти. Моей. — И даже без угловых артефактов и искажения оптическими гранями? Но это же… Выглядит в точности как аппаратная съёмка! — Спасибо. У меня хорошие протоколы архивирования. — То есть это совершенно уникальный контент?! О, Прайм! Твоя цена! Просто скажи, какова твоя цена за всё, что у тебя есть? Ты, надеюсь, принимаешь отсроченные выплаты? Выпрямившись и только сейчас осознав, что всё это время стоял в боевой стойке, ожидая прямого столкновения с более низким противником, Оптимус проверил, как там Нокаут. Тот раздражённо оттирал что-то невидимое с нагрудной брони, но поймал взгляд Оптимуса и выразительно поморщился. — Я не планировал их продавать, — аккуратно сказал Оптимус. — Возможно, я поделюсь их частью безвозмездно. Он посмотрел вновь на Нокаута, сомневаясь, правильно ли прочитал выражение его поля. Тот не боялся Свиндла, а скорее до сих пор злился. Свиндл перескочил взглядом с него на Нокаута — и обратно на Оптимуса. — Ага, я понял, — с фальшивой улыбкой заявил он. — Спасибо, что выслушал моё предложение, Прайм. Больше не отвлекаю! Но если вдруг надумаешь получить некоторую… благодарность, я всегда рад… — Катись уже отсюда, Свиндл! В ответ на строгий взгляд Оптимуса Нокаут лишь невинно улыбнулся. Когда дверь наконец зашипела, закрываясь за Свиндлом, Нокаут стоял уже перед Оптимусом и обеими руками держал его руку. Улыбка его была отчётливо предвкушающей. — Так на чём мы остановились, Оптимус?.. Направив его ладонь себе за спину, он несомненно ждал, что Оптимус вновь поднимет его. И от этого ожидания по магистралям вместо энергона вдруг устремился хладагент. Что он творил тут до появления комбатиконов? Это и был тот эффект от дозаправочных смесей, о котором говорил Нокаут? Он же даже не услышал приближения трёх вооружённых мехов! Настолько был увлечён лишь… Он осторожно увёл руку от Нокаута. Искра ворочалась в груди ледяным сгустком. Оптимусу казалось, что он буквально руками удерживает собственное поле, а оно выплёскивалось между пальцев, заглушая всё вокруг. — Нам лучше вернуться в зал, Нокаут, — примиряюще сказал он. То ли после череды поцелуев, то ли от отката боевых протоколов, он едва ощущал собственные губы. — Нам больше не будут мешать! Обещаю! Ладонь Нокаута легла на брюшную броню и двинулась вниз, дразня стыки когтями. Некстати вспыхнула оценка соотношения их параметров: Нокаут едва достаёт ему до середины груди, ему почти не придётся наклоняться, если Оптимус прямо сейчас откроет интерфейс-панели. И Нокаут вряд ли будет против. Он мягко удержал чужую руку. — Ты не совсем правильно полагаешь, что я считаю… приемлемым для себя интерфейс на складе заправочной. Нам лучше вернуться к столику. Нокаут недобро прищурился. — Но только что ты считал это более чем приемлемым! Или ты из-за этих гештальтовых оплавков? Забудь, что они говорили, я разберусь с этим сам. — Не из-за них. Я неправильно задал программу переработки незнакомого топлива и искренне перед тобой извиняюсь. Я Прайм и не должен был… — А если я хочу! Прайм ты или не Прайм — мне всё равно! — Тебе не всё равно, Нокаут, и мы оба это понимаем. Полагаю, нам лучше вернуться в зал, ты ещё успеешь досмотреть бой. — Если ты пытаешься сбежать от меня, Оптимус, считаю нужным напомнить… — Я не пытаюсь сбежать, Нокаут. — …Что мне всегда хватит скорости тебя догнать. За чуть высокомерной, хвастливой ухмылкой проглядывала растерянность и обида, — и ледяной ужас, что колол изнутри искры, на мгновение будто стих. Что ему мешало? За время войны он не раз делил интерфейсные перезагрузки с теми, кому доверял. Просто сброс заряда, почти медицинская процедура процессорного опустошения, укрепление товарищеской связи, способ хоть как-то заглушить бесконечную усталость, ничего большего. До клиники Нокаута всего квартала четыре, там же, естественно, место его проживания. С нормальной платформой, в стороне от чужих оптик. Доверял ли он Нокауту? — Возможно, — мягко ответил он. — Но не сегодня — и не здесь. — Это замаскированное за твоей безмерной автоботской вежливостью «нет», Прайм? — Это честное «возможно», Нокаут. Если оно тебя не устраивает, нам лучше сойтись на том, что ничего из произошедшего… — Я не сказал, что меня оно совершенно не устраивает! М-м, «возможно», говоришь? Хорошо, Оптимус, я на него вполне согласен. — Нокаут широко улыбнулся, шагнул ближе и, взяв руку Оптимуса, поднял ту к своему лицу. Чуть согнув пальцы, Оптимус почувствовал, как тёплая гладкая щека прижалась к ладони. Потом к самой середине сдвинулись и оставили лёгкий поцелуй губы. Отпустив его руку, Нокаут бросил взгляд на дверь заправочной. — Говоришь, я ещё застану самую интересную часть битвы? — Даже если нет, у тебя осталась полная копия. — Смотреть подобные видео в одиночку не особо увлекательно, не тот накал эмоций. Не желаешь ли как-нибудь составить мне компанию? — Возможно, — улыбнулся Оптимус и с облегчением услышал, как Нокаут рассмеялся. У него было восемь архивных воспоминаний со сражениями Мегатронуса, восемь битв на выживание: от начала до конца, от представления участников до ухода Мегатронуса с арены. И каждую из них он, оглушённый шумом и всплеском полей других зрителей, записывал сразу в постоянную память, каждый раз невольно ожидая, что очередная из них станет последней. Он остановился на месте, осознав, что должен во время следующей встречи спросить Мегатронуса, сколько раз — согласно его памяти — Орион Пакс приходил на его матчи. Возможно, Оптимус сумеет наконец отловить точку отсчёта в воспоминаниях и характере Мегатронуса. Возможно, это что-то изменит. Когда замерший у двери Нокаут поймал его взгляд, Оптимус прибавил шаг, чтобы догнать его. Из тёмного коридора волнами доносился восторженный рёв толпы.