Бремя свободы осилит счастливый

Он не планировал на этот вечер никаких встреч, попросил Рэтчета передать Мегатрону, что зайдёт к тому завтра, и думал только о том, чтобы добраться до своих комнат в здании Штаба — и наконец вымыться. Когда он ещё до восхода отправлялся с Ультра Магнусом и Персептором на северо-запад от города, речь шла всего лишь об изучении рудной аномалии в ближайших к Айакону предгорьях. Магниевы горы пока что не входили в число приоритетных к разработке, шахтёрских отрядов и каких-либо работ там быть не могло. Однако атмосферные датчики засекли слабый выброс энергии. Персептор полагал, что сдвиг пород мог поднять к поверхности более глубокие слои, и настаивал на немедленном исследовании, пока те не окажутся погребены под шлаковыми потоками с вершин. Ничего аномального они не нашли, никакого источника странных пульсаций, ничего, что визуально бы отличалось от породы, из которой состояли рыхлые уступы вокруг. Исследовав ближние склоны, они продвигались всё дальше, пока наконец им не пришлось разделиться. Оптимус последовал за Персептором. И вот тогда-то Персептор и уловил след того самого излучения: намного слабее, чем показывали атмосферные датчики, но несомненно того же типа. Под слоем сухого, свеженасыпанного шлака они нашли разбитую топливную ячейку корабельного двигателя. По каплям топлива вокруг становилось ясно, что её вскрыли здесь, потом квантово заряженное топливо на удивление неаккуратно перелили, а сам защитный блок постарались спрятать. В завалах шлака вокруг они нашли ещё шесть пустых резервуаров, тип ячеек указывал, что их снимали с минимум трёх разных кораблей. Но эти были отчётливо старее резервуара, найденного первым: они все были закопаны глубже, а металл оболочек покрывали разводы от кислотных дождей. Обвал случился, когда они с Персептором решили проверить дно каньона. Как это обычно и бывает, когда кислотные дожди капля за каплей пропитывают руду, проедают в ней мельчайшие трещины и насыщают излишней влагой; охлаждаясь ночью, разогреваясь днём, разрушают структуру, пока наконец верхний слой не ссыпается глинистым шлаком, увлекая за собой и поверхностные рыхлые слои. Потому планы шахтёрских выработок и не дошли до Магниевых гор — было решено подождать, пока кислотные дожди сшелушат пустую породу сами. Грязевой поток скатился по склону с такой силой, что Оптимус тогда едва устоял на ногах, но удержался и успел заслонить корпусом Персептора. Ультра Магнусу повезло чуть больше: когда по плечам Оптимуса ударили первые шлаковые комья, он обходил противоположный склон и оказался в стороне от схода. Его задело лишь несколькими отлетевшими после рикошета о более жёсткую породу камнями. Он помог поднять на сухую скалу Персептора, который увяз в кислотном месиве по грудь, потом вытащил и Оптимуса. Склоны каньона после обвала они изучили от и до, остановились, только когда стала сгущаться темнота. Ничего нового не обнаружили, доказательств, что сход породы спровоцирован кем-то, не нашлось. Ни следов, ни остаточного излучения полей, ни единого чуждого объекта на горизонте. Даже ранее найденные топливные ячейки оказались снова погребены под шлаком. Оптимус настоял, что на обратном пути повезёт Персептора сам: тот, не обладая транспортным альтмодом, так или иначе оказался бы на кузове или у него, или у Ультра Магнуса, и если обшивку Оптимуса от жёлто-бурых потёков уже было не спасти, Ультра Магнус мог хотя бы остаться относительно чистым. Их путь назад в Айакон протекал почти в полном молчании. Персептор анализировал ранее полученные данные с учётом новой гипотезы, что пульсация была результатом некой технологической деятельности, и Оптимус ему не мешал. По-своему он наслаждался спокойным полем учёного, который просто решал задачу, не тревожась о самом факте, что кто-то явно разбивал лагерь в Магниевых горах: или прятался сам, или прятал свои эксперименты. И меньше всего Оптимус ожидал, что, завершив внешнее переформатирование брони, чтобы стряхнуть ссохшуюся грязь на улице, а не тащить в коридоры Штаба, увидит выходящего из здания Нокаута. Тот улыбался, рассеянно перебирая когтями, и был чем-то очень доволен, он скользнул взглядом по Оптимусу, нахмурился, когда увидел Ультра Магнуса, потом окинул брезгливым взглядом корпус Персептора, — а потом его оптика резко вернулась к Оптимусу. Приоткрыв рот, он посмотрел на лицо Оптимуса, а потом вновь на корпус, а потом снова ему в оптику. — Нокаут? — улыбнулся Оптимус. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — Что с тобой случилось, Прайм? — Небольшой обвал в горах. — Небольшой? Да ты в каком-то шлаке по самые антенны! — Печально признавать, но это так. — Оптимус повернулся к спутникам: — Ультра Магнус, сообщи о результатах Праулу, пусть усилит наблюдение этого сектора. Персептор, сообщи мне, если твои вычисления что-нибудь дадут. Хорошо съездили. Он вопросительно посмотрел на не спешившего уходить Ультра Магнуса, но тот лишь склонил в итоге голову и с коротким «Прайм» отправился к лифтовой площадке. Напоследок он ещё раз с явным неодобрением покосился на Нокаута. Покосившись на него в ответ, Нокаут подошёл ближе к Оптимусу. — Я думал, что ты должен быть в госпитале. — Как видишь, планы изменились. Полагаю, у меня незапланированный свободный вечер. А что привело сюда тебя? — Торговался кое с кем. О кое-чём. — И мне лучше не знать? — М-м-м… Говоришь, что у тебя полностью свободный вечер? Внимательно посмотрев на него, Оптимус решил не настаивать. — Не считая, наверное, вечности на полную мойку. Он обвёл ладонью свой корпус, ожидая брезгливо-снисходительной усмешки. В древние времена за такое количество грязи на колёсах и корпусе его бы попросили — очень настоятельно бы попросили — уйти с центральных трасс на побочные. Даже дающая право ездить по скоростным трассам средняя интеллектуальная каста вряд ли бы его защитила. — Я могу помочь. Нокаут больше не усмехался, а смотрел с неожиданной серьёзностью, даже напряжением. Оптимус осторожно прислушался к его полю. — Я не хотел бы тебя затруднять, Нокаут — мягко ответил он. — Я понимаю, что ты здесь по делам. — Я уже закончил дела — и я хочу, Оптимус. Он вскинул голову, и Оптимус почти поддался желанию приподнять ладонью его подбородок и поцеловать. Но нельзя, не здесь. — Хорошо. Однако ты предупреждён. В ответ Нокаут выразительно помахал в воздухе ладонью и последовал за ним. Когда лифт вывел их на жилой уровень, Оптимус обратил внимание, с каким любопытством Нокаут осматривался: где бы он ни был и с кем ни встречался, явно не на этом этаже. Оставались два административных и инженерно-технологический, — и Оптимус поставил бы скорее на последний. Любопытно. Однако не настолько, чтобы запрашивать информацию у Рэд Алерта. Его не оставляло нехорошее подозрение, что, хочет он того или нет, а эти данные он на завтрашнем совещании всё равно получит: на момент подписания капитуляции Нокаут числился десептиконом. Деятельность любого десептикона близ Штаба считалась подозрительной. — И… Оптимус, ты до сих пор живёшь здесь? — А где мне ещё жить? — Насколько я знаю, многие твои автоботы давно обжились в городе. На вид ваш район, конечно, скучноват, но со стороны выглядит вполне уютно. — Я думал, ты спросишь про Дворец Праймов. — Он же на территории нейтралов, разве нет? — На территории смешанного заселения. Да, он там. Я не планирую его занимать. — А-а, что тогда?.. — Я ещё не решил, как мы его используем. У него прекрасные просторные залы — и не менее просторные подземные хранилища. Мой отсек здесь. — Он остановился перед дверью и невольно улыбнулся над тем, как Нокаут окинул взглядом лишённую каких-либо отметок дверь, а потом осмотрелся вокруг, явно запоминая, где та находится. — Надеюсь, внутри меня не ждёт совершенно безжизненный отсек с самодельной подзарядной платформой, монструозным рабочим столом с колоссальными стопками датападов на нём? Оптимус помедлил, не торопясь подносить руку к сканеру поля. — Ещё у меня есть рабочая консоль. И стул. — Он выдержал паузу и так же серьёзно добавил: — Два стула. Линзы Нокаута замерцали, он приоткрыл рот, явно собираясь что-то спросить. Но Оптимуса выдало поле, потому что Нокаут вдруг прищурился и нехорошо на него посмотрел. — Обманывать десептиконов? Как низко пали Праймы! — Бессовестно низко, — рассмеялся Оптимус и вошёл в свой отсек первым. — У меня есть отсек проживания в городе, он намного просторнее, но я там практически не бываю. — А где именно? — Корпус А-5. — То приземистое и, скажу как медик, почти опасное для оптики кошмарно-рыжее здание? — Оно. Полагаю, твоё мнение о нём не слишком лестное? Нокаут вместо ответа рассеянно хмыкнул. Осмотр отсека был для него намного интереснее продолжения беседы. — Мой кабинет, — продолжил Оптимус, давая Нокауту время удовлетворить любопытство. Отойдя влево к раздатчику энергона, он постарался представить, как его рабочее пространство выглядит со стороны. Свой отсек он в своё время выбрал по размерам первой комнаты — чтобы та оказалась достаточно просторной для небольших совещаний. Типовое немаркое смягчающее покрытие под ногами, вполне типовая тёплая подсветка на стенах. Комната была вытянута от двери к встроенной в противоположную стену рабочей консоли, расположение которой обеспечивало максимально короткое и, соответственно, максимально защищённое подключение к инфожилам здания. Всё остальное диктовалось расположением этих двух констант: двери и консоли. Рабочий стол со стулом стоял в глубине кабинета, в левой его части боком к двери, иногда становясь не более чем складом датападов, когда Оптимус работал у терминала. Вправо от консоли и напротив стола располагалась дверь в подзарядочную. Оставляя удобным проход к ней, три невысоких кресла в центральной трети комнаты были сдвинуты влево, к энергонораздатчику и небольшому столику возле него. Они были расставлены полукругом и, хотя гораздо уступали в удобстве тем, что производились для госпиталя, хорошо помогали сбавить градус формальности. Ещё один стул, запасной, был задвинут в правый угол возле двери, Оптимус так и не уточнил у Джазза, откуда тот его притащил, когда они обсуждали произошедшее столкновение в районе Нового архива. — А там что? — Нокаут безошибочно указал когтем на дверь в глубине кабинета. — Твои личные комнаты? — Моя подзарядочная, — поправил Оптимус. — Одна комната? — И мойка. Кивнув, он прошёл к двери и провёл ладонью по сенсору. Дверь мягко открылась, и он отошёл в сторону, давая Нокауту войти первым. — М-м-м… Полки, датапады, голопроектор, прекрасная платформа и снова датапады? Пожалуй, Оптимус, я даже не знаю, ожидал ли худшего или всё же ничуть не удивлён. И-и-и там у тебя мойка, да? Когда Нокаут нажал ладонью на панель открытия двери, Оптимус сразу направил подтверждающую команду гостевого присутствия — и доступ был дан, дверь открылась. Нокаут, наверное, даже не обратил на заминку внимания. — Как видишь, мойка. — Вижу, отлично вижу. — Он развернулся к Оптимусу и предвкушающе перебрал в воздухе когтями. — Итак, Оптимус, начнём? — Начнём. — Что у тебя есть? — Что есть у меня? — Из растворителей. Типы средств. Оптимус оценил нетерпеливое выражение на лице Нокаута, который вскинул голову и, похоже, пытался по цвету содержимого в технологических кубах угадать, что там. — Ты будешь сильно шокирован, если я скажу, что мне обычно хватает стандартного и концентрированного очистителя? А там, где не справляются они… — …всегда хватает пары жёстких щёток. Да-да, что-то такое я слышал. Раз сто. Предлагаю начинать сразу с концентрированного? И щётки помягче, для начала. Сняв с высоковатой для Нокаута полки куб с концентрированной добавкой и щётку, он осознал, что щётка с мягким ворсом у него всего одна, и себе взял ту, что пожёстче. Передние пластины, даже если он переусердствует и расцарапает красочный слой, потом заполирует и сам. Добавив концентрат в смеситель моечной системы, он настроил средний напор. — Точно хочешь остаться? — Он указал взглядом на собственную обшивку Нокаута. — Я постараюсь закончить быстро, тебе вовсе не обязательно… — Я хочу, Оптимус. Разве же я упущу такую прекрасную возможность? Начнём сверху вниз. Он покрутил в воздухе ладонью, указывая жестом, чтобы Оптимус развернулся. Но когда Оптимус привычно опустился на колени, как бывало, когда его спиной занимался Рэтчет, Нокаут издал неясный хриплый выдох — и тут же замотал головой, когда Оптимус обернулся. — Включаю. Потянувшись рукой, он всё же сбавил силу напора — и только тогда включил мойку. То, что считалось нормальным для брони его типа, могло оказаться излишне интенсивным для Нокаута. Он переступил коленями, давая тому больше места, и почти не удивился, когда первое прикосновение мягкой щётки пошло не по забитым шлаком кабелях на тыльной стороне шеи, принявшей на себя первый удар потока, а снизу вверх по боку, — а потом щётка скользнула вперёд, под камеру искры, где оставила медленно истаявший росчерк. — Нокаут?.. — Да, Оптимус? Тёплая вентиляция Нокаута ощущалась даже сквозь прохладный омыватель. — Нет, ничего. Щётка гладила его броню, отдельными полосами проходилась по швам, всё же принялась за затылок шлема, плечи и шею. Но системы не было, каждое прикосновение казалось бесцельным, без ожидаемого порядка мытья, лишь мягкие прикосновения. Пригасив оптику, он слушал поле Нокаута. — Приоткрой броню, — негромко сказал тот, и Оптимус послушался. Теперь ворс щётки показался чуть более грубым, но не настолько, чтобы смыкать броню снова. Нокаут продолжал всё так же бессистемно не-мыть его, и Оптимус улыбнулся, представив, что тот мог вполне писать щёткой на грязной броне самые непристойные глифы, а он даже знать не будет. Всё смоет очиститель. Вспомнив о второй щётке, которую так и держал, он отложил её в сторону. — Оптимус? Тебе приятно? — Очень. — Он подумал и всё же спросил: — Я точно не отвлекаю тебя от дел твоей клиники? — Я всё равно не знал, когда планирую вернуться, несколькими джоорами раньше, несколькими — позже. И, как я сказал, такую возможность было бы немыслимо упустить. Щётка, которая только что мягко оттирала что-то в центре спины вдоль хребтовой оси, сдвинулась вниз и мимолётно прошла по центру интерфейс-панели. Оптимус невольно вздрогнул и, не решив, стоит ли предоставить больше доступа или, напротив, меньше, оставил колени стоять как есть. — Возможность вымыть меня? — с улыбкой спросил он и наклонил голову вперёд, выгибая спинную ось, чтобы Нокауту было легче промывать стыки. — Возможность беспрепятственно тебя трогать, конечно, Оптимус. — Медики обычно и без того обладают правом трогать своих подопечных. — Мне начинать… м-м… ревновать тебя к Рэтчету? У вас с ним, кстати, что-нибудь когда-нибудь было? — С Рэтчетом — нет. Я слишком ценю его как друга и специалиста, чтобы рискнуть этим ради чего-то большего. — А хотелось рискнуть? — Наверное. Когда-то давно. Слишком давно. — Не могу представить вас вдвоём. Такая… квадратная пара. Бр-р-р! Оптимус рассмеялся и всё же чуть расставил ноги, давая Нокауту более удобный подход к бедренным шарнирам. А если щётка заходила с внутренней части бедра чуть глубже, вдоль паховой пластины, одёргивать Нокаута он не собирался. — А нас с тобой? — Вполне. Я привлекателен, ты тоже из лучших корпусных образцов, мы и по тонам краски будем неплохо оттенять друг друга. Возможно, я подумаю о том, чтобы немного укрупнить корпус, хотя, с другой стороны, есть что-то безмерно притягательное в том, как ты легко можешь поднять меня. — Он обошёл Оптимуса и, встав спереди, прошёлся щёткой по центральному шву между нагрудных стёкол. — Иногда совершенство не требует корректировки. Запрокинув голову, чтобы открыть Нокауту шейные кабели, Оптимус вновь пригасил оптику, чтобы в них не летел омыватель. — Ты обо мне или себе? — Можно я тебя поцелую? Оптимус активировал оптику и посмотрел на него. — Можно. Почему ты спросил сейчас? — На всякий случай. Дважды один и тот же приём против тебя не проходит, я хорошо запомнил это на Земле. — Он улыбался, но в оптике мерцало осторожное выражение. Это он из-за той стычки у музея с артефактом, или согласие Оптимуса со всеми действиями во время мойки не считалось достаточно твёрдым разрешением? — Точно можно? — Я буду разочарован, если ты меня не поцелуешь. Как бы самодовольно Нокаут ни улыбался, поцелуй вышел лёгким, чуть сомневающимся, и Оптимус сам обнял обеими руками Нокаута за пояс и прижал к себе ближе, греясь в горячей пульсации чужого поля. И вдруг вспомнился тот невнятный выдох в самом начале мытья. Оптимус мягко прервал поцелуй и, как хотел тогда, у дверей Штаба, приподнял лицо Нокаута за подбородок. — Полагаю, Нокаут, тебе особенно нравится, когда я стою перед тобой на коленях? — Не без этого, Оптимус Прайм. В этот раз он целовал Нокаута, как хотел поцеловать тогда. Чтобы не думать о шатком положении послевоенного мира, не просчитывать, скажутся ли как-то на самом Нокауте, не поставят ли того под угрозу эти встречи, просто получать удовольствие от близости корпуса другого меха, привлекательного меха. С неохотой оборвав следующий, более глубокий поцелуй, он покосился на пискнувший датчик мойки. — Нам лучше продолжить — или у меня скоро закончится норматив очистителя. — Ты же Прайм. — Но ресурсов мне по первому запросу Праймас не выделяет, увы. — Он последний раз мягко поцеловал Нокаута и поднялся на ноги. — Если ты закончил со спиной, сможешь заняться ногами? Или мне самому? — Как же я могу отказать тебе? — подмигнул ему Нокаут и вновь обошёл его, чтобы со вздохом поскрести что-то когтём на шинах. Оптимус молча протянул ему более жёсткую щётку.

***

Таким чистым Оптимус, пожалуй, оказывался, когда выходил из медицинского блока после самых масштабных модернизаций корпуса — или самых крупных восстанавливающих ремонтов. Нокаут вымыл его на совесть, мыл его настолько тщательно, что под конец Оптимус засомневался, не стали ли шины меньше в габаритах от всех счищенных слоёв закаменевшей пыли. Казалось, броня в местах швов поскрипывает, вновь пытается найти удобную конфигурацию наложения. Как пытался найти он сам, и оставаясь, с одной стороны, расслабленно сидеть на платформе, и в то же время придерживая сидевшего верхом на его коленях Нокаута и не давая тому опрокинуться назад. — И какие планы дальше, Оптимус? — Предложить тебе энергона, о чём-нибудь побеседовать, потом проводить тебя, вернуться в отсек и уйти в подзарядку? — Фи, скучно. Если только в рамках твоих бесед не подразумевается что-то особенно… познавательное. Ему до сих пор было жарко после сушки, и медленно успокаивающиеся системы мягко намекали, что дневной цикл идёт к концу, ему нужна полноценная дефрагментация. Рэтчет уже высказал ему о недопустимости слишком частой ручной перестановки приоритетов для процессов оперативной памяти — хотя сам же и научил его. — Например? — Едва коснувшись губами губ Нокаута, Оптимус отодвинулся. — Голографическая экскурсия по Дворцу Праймов с осмотром самых… двусмысленных… фресок? — О! Неужели я встретил знатока? — Я действительно много могу рассказать о классических фресках, особенно тех, что создавались в эпоху Золотого Ворна для общественных строений Айакона. Он улыбнулся и прервал восклицание Нокаута поцелуем. Что-то было особенное в чувстве чистой обшивки на себе, под своими прикосновениями, словно бы тот самый Новый Кибертрон воплощался даже здесь, разрешал им начать с нуля, сбросить шлак прошедших эпох, избавиться от застарелой грязи. И кто он, чтобы противиться этой надежде? Хотя бы попробовать? Он прижимал Нокаута к себе и, погасив оптику, наслаждался почти забытыми ощущениями. Он чувствовал, как колени Нокаута сжимают его бёдра, как гудят у того колёса, как когти игриво перебирают бронированные кабели в открытых участках на шее. Вдруг что-то острое скользнуло по шлему и задело аудиосенсор, и Оптимус отдёрнул голову. Поцелуй оборвался, а следом вернулась усталость. — Почему-то многие думают, что они особо чувствительны, — поморщился Оптимус и мягко отвёл ладонь Нокаута. — В итоге, мне кажется, они излишне чувствительными не были, но стали: от избытка неожиданных прикосновений. Парадокс. Нокаут рассмеялся и, чуть прищурившись, всё так же медленно приподнялся на коленях и потянулся лицом к боковой грани его шлема. Ожидая поцелуя или влажного продольного движения глоссой, Оптимус чуть опустил и развернул голову, давая больший доступ. Но прикосновения не произошло. А потом вдруг от центрального звукораспознающего модуля по всей длине внешнего сенсора прошёл горячий поток воздуха, словно вырисовал его конфигурацию: широким и жарким в самом центре и почти истаивающим на самом кончике. По корпусу прошла дрожь. — Говоришь, что лучше не дотрагиваться? — прошептал Нокаут. Ещё один горячий порыв вентиляции согрёл целиком самый ближний к шлему сенсор, почти скрытый за внешним. Оптимус вздрогнул. И, когда горячий выдох вновь согрел центральный модуль, положил ладони на бёдра Нокаута: и поддерживая его, и одновременно гладя. — Излишними запретами… я лишь могу укрепить твой интерес, Нокаут. В ответ на осторожную вопросительную интонацию Нокаут вновь заглянул ему в оптику. Он не скрывал самодовольной улыбки. — Мне всё в тебе интересно, Оптимус. И надеюсь, что мой интерес взаимен. — Ты меня завораживаешь. Не давая Нокауту ответить, он чуть надавил на спину, вновь вовлекая Нокаута в поцелуй. И все не мог оторвать ладони от будто втекающей ему под пальцы чужой обшивки, вымытой до блеска, отполированной до изумительной гладкости. Нокаута хотелось трогать и трогать, чувствовать вибрацию двигателя, переменчивое чужое поле, движения охотно отвечающей ему глоссы. — Я не имею права настаивать, но буду благодарен, — продолжил Оптимус, — если ты сегодня останешься у меня. Просто на подзарядку, ничего большего. — Совсем-совсем ничего? — Скорее всего нет. Я бы сказал, что до шлака устал после обследования Магниевых предгорий, но это станет не совсем первой причиной. Нокаут нахмурился ещё сильнее. — Когда я говорил, что всегда обгоню тебя по скорости, Оптимус, я не думал, что ты настолько нетороплив. Но ладно, как скажешь. Широко улыбнувшись, он сам начал следующий поцелуй, и мелькнувшая в его поле нотка раздражения вскоре растворилась. Однако неспешные поначалу поцелуи вдруг стали короче, пока один из них не закончился сразу после начала. Едва Оптимус успел почувствовать прикосновение чужой глоссы к верхней губе — Нокаут вдруг отстранился всем корпусом и встал на коленях, уходя от попытки продолжить поцелуй. — Ты меня дразнишь, — улыбнулся Оптимус. — Потому что кое-кто, — коготь Нокаута обвёл его щёку, — слишком много принимает как должное. Кстати, если я подзаряжаюсь у тебя, мне нужно быть в клинике к первому световому джоору. — Я встаю намного раньше. — …И желательно без единой царапинки. Боковая сторона когтя провела по плечу Оптимуса, где на его чисто-красном цвете была полоса более тёмного оттенка. Не укажи на неё Нокаут, он бы не факт, что заметил. — Я помогу тебе с полировкой. Обещаю. — Обещаешь? Тогда останусь. Приподнявшись вместе с Нокаутом, он сдвинулся по платформе и откинулся назад, осторожно укладываясь на спину. Он ожидал, что Нокаут вытянется рядом, но тот вновь перекинул колено через его корпус — и уселся верхом на его пояс. Уложив обе руки Оптимусу на стёкла, он устроил на них подбородок. — И мы так и будем лежать, Оптимус? — Мы можем уйти в подзарядку прямо сейчас, но я не против, если ты хочешь насладиться своей властью над сражённым тобою Праймом. — Так уж сражённым? — Нокаут склонил голову. — Пока что в одном этот Прайм мне не уступает, а значит, моя победа всё ещё сомнительна. — Какой упрямый Прайм. — Сам удивляюсь, чего это я всё трачу на него время. Как думаешь, я смогу его переубедить? — Возможно, всё возможно, Нокаут. Этот Прайм, вероятно, просто не знает, что может тебе доверять. Поймав ладонь Нокаута, он сначала прикоснулся поцелуем к центру ладони, а потом, не удержавшись, лизнул чувствительную обшивку глоссой. — Доверять? — Нокаут выпрямился, и его линзы замерцали. — Я полтора джоора назад мог когти тебе вонзить в главный осевой столб, и ты бы ничего не успел сделать! — Я знаю, Нокаут, я знаю, прости, я не это имел в виду. — А что? — Старые привычки, старые протоколы, — он вновь осторожно сжал в ладони тонкую ладонь медика. — Им нужно время. Мне нужно время. — Ну, хорошо… Поле Нокаута всё ещё дрожало злостью, но вместо хмурой гримасы вновь появилась улыбка. Сдвинувшись вверх по корпусу Оптимуса, Нокаут поцеловал его сам.