Бремя свободы осилит счастливый

Наблюдать, как двое учёных делят лаборатории, было по-своему захватывающим. — Предположим, — кашлянул Персептор, — я оставлю тебе право оценить наши нужды и распределить рабочие секторы согласно твоему видению, Шоквейв. Будешь любезен дать своё заключение? Шоквейв сузил линзу и столь же пристально посмотрел на Персептора в ответ. Перестрелка взаимной критикой, очевидно, продолжалась; Оптимус старательно держал нейтралитет. — Согласно моей оценке возможностей к производству новых идей, требующих большего пространства для достижения успешных результатов, а также учитывая фактор сохранения инженерного состава и оборудования в рабочем состоянии, я предлагаю такую схему взаиморасположения. Он поднял ладонь и вновь активировал встроенный голопроектор. — Уилджеку самый большой сектор?! Немыслимо! А тебе второй по размеру? Десептикон, ты!.. Оптимус выразительно откашлялся: — Персептор, прошу тебя. Его собственная схема соседства пяти лабораторий была отвергнута обоими учёными, причём Персептору хотя бы хватило сочувствия намекнуть, что Оптимус и не мог быть в курсе всех вопросов личного взаимодействия мехов инженерно-технологического корпуса, а потому его ошибка рассматривалась как ожидаемая. — Шоквейв, — продолжил Оптимус, не давая Персептору затереть все пометки Шоквейва, — на чём основывается твоё предложение такого распределения пространства? Оптимус никогда бы не подумал, что всего один этаж Штаба внезапно не впишется в классический корпус Дворца, наземный уровень которого по площади был на семьдесят четыре процента больше. А ведь ещё оставались подземные залы: бывшие отсеки для слуг, технические зоны, личный архив Прайма, хранилище реликвий, казармы Дворцовой стражи, собственное энергонное хранилище и прочие вспомогательные помещения. И это без учёта возможности при крайней необходимости достраивать здание ввысь, как его расширяли в первые ворны правления Сентинела. С другой стороны, ему несколько льстила основательность, с которой Персептор от имени всего научного сообщества автоботов, а Шоквейв от имени себя и великого универсума логики бились за более выгодное место. Оптимус полагал это косвенным доказательством, что сама идея отдать им Дворец с его массивными крепкими стенами и высокими потолками оказалась удачной. Пусть напоминание о неуместной помпезной роскоши превратится в символ прогресса. И всё же… — Эксперименты Уилджека сопровождаются более высоким процентом неудачных результатов, в связи с чем отдел, занимающийся прикладной сферой, я считаю логичным разместить в корпусе входной группы на случай необходимости незамедлительного прерывания рабочего процесса. Стены ранее называемого Парадным корпуса отличаются большим запасом прочности, чем стены иных помещений. — То есть сенсоры всех, кто входит во Дворец, первым делом будут улавливать запах последнего взрыва из лабораторий Брейнсторма? Помилуй, Шоквейв, на что ты нас всех обрекаешь! Нам мало того, что эти двое… наших коллег объединили свои усилия, ты хочешь сделать их нашим лицом. — Второй вариант расположения: упомянутая ранее лаборатория прикладного отдела под руководством Брейнсторма перемещена вглубь здания для обеспечения скорейшего выхода сотрудников иных лабораторий на случай экстренной ситуации. Вероятность безопасного выхода для сотрудников прикладного отдела повышена за счёт наличия большего числа окон и может быть дополнительно повышена за счёт добавления гермостворок защитного типа, что возможно будет произвести, используя нестандартную планировку предлагаемого корпуса. Считаю нужным заметить, что… Когда на частоте Мегатронуса раздался вызов, Оптимус с интересом наблюдал, как вооружённый лазерным стилусом Персепор корректирует схему Шоквейва. Корректирует, а не пытается стереть её до последней глифы. Удивительно, но после крайне короткого осмотра Дворца и половины джоора тотального несогласия в распределении помещений, они вроде бы сошлись хотя бы на исключительной опасности прикладного отдела. Стоило ли тот вынести куда-нибудь вовне? «Слушаю?» «Э-э… Орион, а можешь поговорить со мной голосом?» «Хорошо. Подожди немного». — Я временно вас покину, — тактично кашлянув, сообщил он учёным. Когда Персептор нахмурился, явно не желая оставаться наедине с Шоквейвом и лениво бродящим туда-сюда Даркстилом, Оптимус добавил: — У меня личный вызов, я ненадолго. Персептор неуверенно кивнул. Шоквейв же, не замедлившись ни на миг, продолжал добавлять на проецируемый план помещений новые пометки о защитных мерах. Покинув бывший тронный зал, Оптимус прошёл через второстепенные помещения в одно из небольших помещений второго ряда, раньше здесь располагалась малая полировочная, для мехов Праймовой свиты. Или, может, малое святилище для обращения к Праймасу? Поленившись обращаться к архивным блокам, он выбросил мысль-запрос из оперативных процессов. — Да, Мегатронус, — улыбнулся он, закрыв за собой дверь. — Всё хорошо? Мегатронус на том конце линии хмыкнул: — Вполне. Чем ты занят? — Небольшое обсуждение планировки научных лабораторий. — При чём тут ты? Стоило ли говорить Мегатронусу, насколько значимой фигурой оставался Шоквейв и насколько в глобальном плане важна его капитуляция? — Решил проконтролировать, что трения между учёными двух фракций не приведут к драке. Скажу тебе честно, я удивлён проявленным ими пылом, однако пока всё нормально. Чем занят ты? — Грузил пятый блок общеобразовательных данных. Потом пойду в подзарядку. Решил вот проверить, что ты ещё не заблокировал и эту частоту. — С чего бы мне её блокировать? За четыре цикла, прошедших с починки коммуникатора, Мегатронус и в самом деле взял за привычку вызывать его хотя бы раз в цикл. Это мало отличалось от частоты их общения тогда, до войны, и Оптимус старался не показать, насколько отвык от не имеющей никакой цели беседы. — Кто знает, что тебе в процессор взбредёт, — странно хмыкнул Мегатронус. — Ты про Нокаута? — Ты так и не ответил, почему не пускаешь его к себе на аудиенцию? — Ты ради этого меня вызвал? Мегатронус, я не знаю, что рассказал тебе Нокаут, но я не вижу смысла вновь поднимать эту тему. — Как это не видишь смысла, Орион?! Да он мне скоро аудиосенсор проест, а полируется так, что оптика сбоит. Вздохнув, Оптимус прошёл из одного угла в другой. Ему нужно быстрее закончить во Дворце, чтобы потом до очередного декациклового совещания остановиться в какой-нибудь из заправочных этого сектора. Потратит немного шаниксов, попробует что-нибудь новое… Может, встретит знакомых ему автоботов, послушает новые слухи, просто оценит атмосферу. — Скажи честно, Мегатронус: ты с ним интерфейсишься? — Ну… было дело. А что? — Тогда с чего ты задаёшь столь неуместные вопросы? — Про интерфейс ты первый вообще-то спросил, — буркнул Мегатронус. — Я про твоих офицеров у тебя не спрашиваю. Оптимус молчал. — Орион?.. Ты здесь? — Да, Мегатронус. Я здесь. — Орион, ты ревнуешь, что ли? — Что дало тебе основание сделать подобный вывод? — Так кого к кому? Неужели всеславному Чемпиону не хватает внимания и обожания свиты? Погасив оптику, Оптимус опёрся плечами о стену. — Я… Я не знаю. — Услышав в собственных словах тень вопроса, он заставил себя сказать более твёрдо: — Но я рад за вас обоих. — Ты всегда можешь присоединиться, брат. Даже не сомневайся: мы уж как-нибудь тебя поделим. Необязательно было видеть Мегатронуса, чтобы услышать в его интонации очередную снисходительную ухмылку. Сколько это будет продолжаться? — Неуместная шутка, Мегатронус. Это всё, что ты хотел мне сообщить? — Ну… — Прости, меня ждут. Я должен идти. Не дожидаясь ответа, он прервал вызов и направился в центральный зал. Однако стоило ему открыть дверь, в центре предыдущего зала обнаружился Даркстил. Предакон не стоял настолько близко к двери, чтобы заподозрить его в подслушивании, но без повода он бы тут не оказался. — Что-то не так, Даркстил? Предакон посмотрел на Оптимуса, наклонив голову набок, словно раздумывал, отвечать ли на вопрос. Наконец он отвёл взгляд, опустил голову и чиркнул передней лапой по полу, оставив четыре полосы. — Праймас… Создатель постоянно занят с другими машинными. Ему больше не нужен энергон. — Разве это плохо? — Всё было правильно, пока мы не встретили тебя. — Теперь в жёлтой оптике читался вызов. — Скайлинкс тоже недоволен. — А почему ты говоришь это мне? — Это твой город. Нам он не нравится. Отпусти его. — Кого? Скайлинкса? — Создателя. Оптимус нахмурился. Теперь суть разговора становилась понятнее. — Не могу. Мы заключили с ним соглашение: он пока что живёт в моём городе, я — до разумного предела — обеспечиваю его нужды для дальнейшей работы. Когда срок нашего договора выйдет, он будет волен покинуть Новый Айакон — или же остаться. Прищурившись, Даркстил щёлкнул клювом. Словно собирался плюнуть огнём, однако пока передумал. — Он отказывается создавать других предаконов. Мы ломали когти, а теперь всё, что мы откопали для него, стало вновь покрываться ржой. — Если Шоквейв по нашему соглашению приостановил этот проект, это не значит, что других вашего вида никогда не будет. — Оптимус чувствовал в собственных словах тень лицемерия, но сказать напрямую предакону, что считает недопустимым появление новых клонов, не решился. — Я понимаю, что тебя тревожит смена обстановки и планов Создателя. Но если представить, что его нет? Ты — или Скайлинкс — никогда не думали, что бы хотели делать дальше, что вы хотите делать сами? Даркстил рассмеялся, словно Оптимус сказал что-то нелепое. — Он часть нашей искры. Праймас создал нас, и мы ему служим, как ты, собрат из города, тоже служишь своему Праймасу и охотишься, чтобы он был доволен. У Оптимуса крепло подозрение, что после неудачи с Предакингом Шоквейв слишком усилил код лояльности в своих новых созданиях, но вмешиваться считал не вправе, какое бы отторжение сама идея подчинённого кода в нём ни вызывала. Он надеялся, что позже, когда всё успокоится, он сумеет найти такой логический расклад, что польза свободной воли двух предаконов будет оценена Шоквейвом выше выгод от их услужливости. Дополнительно он надеялся, что Персептор разберётся в коде предаконов и удостоверится, что такое кодирование — если оно действительно есть — невозможно будет повторить на активном процессоре любого меха. Просто на всякий случай. В этом и заключалась одна из причин, почему он не спешил расспрашивать Шоквейва: не стоило сообщать тому о подобных догадках. — Моё служение, Даркстил, заключается в том, что я живу ради того, чтобы вернуть Кибертрону былое величие и процветание. Моя цель — построить наше общество так, чтобы никто не голодал и не был несчастен. Это сложно, но такова моя задача. — Для добычи и охотника пролитый энергон пахнет по-разному, — вновь засмеялся Даркстил. — Я летал над твоим городом, я видел, сколько добычи ты собрал во имя своего Праймаса. Она всегда в твоём распоряжении, стоит твоему Праймасу попросить об их энергоне, и ты с радостью его дашь. Но тебе мало, и ты продолжаешь охотиться, добавил к ним и нашего Создателя. В этом природа твоей искры. Разве нет? Для этого твой Праймас создал тебя, чтобы собирать больше и больше? — Меня? — Оптимус задумался. — Нет. Я был создан добычей. Охотником я стал сам, без воли Праймаса. На частоте Мегатронуса вдруг засигналил повторный вызов. Мысленно вздохнув, Оптимус прервал его. С Мегатронусом можно поговорить и вечером, после совещания. — А я сразу был охотником. — Даркстил щёлкнул клювом и припал на лапы, словно показывал во всей красе мощное строение своих крыльев. — И меня, и Скайлинкса Праймас создал охотниками. Но теперь энергон для него носят другие. Нам это не нравится. Почему же ты не даёшь охотиться и нам, собрат из города? Когда сам продолжаешь охотиться! Вызов раздался снова. Оптимус заглушил его ещё раз и поставил глифу автоматического ответа, что занят. — Скажи прямо, Даркстил: чего ты хочешь от меня? — Чтобы ты не давал ему энергон. Тогда он вновь будет просить нас. — Я не могу. Прости, Даркстил. Я пообещал ему те же возможности, что и своим учёным. И отказать ему в получении ресурсов только для того, чтобы… Нападения он ждал с самого начала разговора и кувырком ушёл в сторону. Когти прыгнувшего с места Даркстила проскользили по ровному полу, и предакон влетел боком в стену. Пользуясь мимолётным превосходством, Оптимус трансформировался и отпугнул вскочившего предакона импульсным ударом из пасти. Над ними шли перекрытия первого этажа, даже под высокими дворцовыми потолками не было столько пространства, чтобы предакон воспользовался преимуществами полёта. А если дело дошло до наземной схватки, звероформа Оптимуса оставалась не менее массивной. Зарычав, Оптимус ударил предакона головой, снося его вбок. Но тот извернулся, три лапы вцепились в верхнюю часть корпуса Оптимуса, когти заскребли по обшивке, предакон почти обвился вокруг корпуса, слепя взметнувшимися крыльями, и Оптимус, взревев, ударил в открывшееся брюхо импульсным ударом. Взвизгнув, предакон отлетел в сторону, с грохотом пластин и лязгом крыльев ударился о стену, но монолитная стена даже не дрогнула. — Даркстил, — прорычал Оптимус, — прошу тебя: успокойся. В этот раз вместо когтей в обшивку ударил огненный шар. Оптимусу повезло, что Даркстил не успел накопить заряд, а сама обшивка звероформы была намного грубее. Пылающий кислотный сгусток стёк по грудным пластинам вниз и остался гореть на полу. Ожог нещадно зудел, активный слой краски проело до брони. И в этот раз Оптимус не стал ждать атаки, всем весом прыгнул вперёд, ударил мордой Даркстила поперёк шеи и впился клыками в обшивку, заодно пытаясь придавить лязгающие крылья тяжестью собственного корпуса. — Успокойся! — прорычал он, вжимая правую лапу в спину Даркстила и почти опрокидываясь набок. Не давая тому развернуться мордой, Оптимус ещё сильнее нажал на шею предакона и на мгновение подумал, не направить ли ещё один оглушающий удар тому прямо в затылок. Но побоялся: ось оказавшегося под Даркстилом дальнего крыла и так была нетипично изогнута. Даркстил в ответ захрипел, не то рассмеялся, не то боролся с вентиляционным сбоем. Из глубины дворца раздавались шаги: и тяжёлая поступь Шоквейва, и более быстрые шаги Персептора. Когда Даркстил с торжествующим клекотанием сумел всё же вывернуться и полоснуть когтями одной из задних лап по основанию хвоста, Оптимус едва сдержался, чтобы не перегрызть ему клыками хребтовую ось, и лишь сдавленно зарычал. — Успокойся, твой Создатель здесь. — Я ещё покажу, кто из нас… — Даркстил! Приказываю тебе прекратить конфронтацию. Вторичное нарушение моего запрета на агрессию по отношению к автоботам будет рассматриваться как доказательство необходимости корректирования личностной матрицы и модулей оперативной памяти. Оптимус Прайм, приношу свои извинения за несовершенство моего создания. Моё предположение, что предварительное знакомство с территориальной обстановкой стабилизирует эмоциональные сбои, показало свою ошибочность. Когда Даркстил вновь вскинулся всем телом, он так и не смог сбросить с себя Оптимуса и лишь сдавленно вскрикнул, когда оперение крыла заскрипело. Слышал ли он слова своего Создателя или нет, а второй раз рисковать примятым крылом он не стал. Выждав и удостоверившись, что новой атаки не будет, Оптимус с трудом поднялся с корпуса Даркстила, стараясь не причинить тому ещё больше повреждений. Предакон больше не пытался вцепиться в него когтями, а лишь зашипел, когда осторожно подобрал за спину крылья. Шоквейв даже не задумался, кто начал драку. Хорошо, можно было обойтись без пояснений. — Оптимус Прайм, — вдруг настойчиво продолжил Шоквейв, — считаю нужным напомнить тебе о твоих гарантиях в предоставлении образцов внутреннего энергона. Пользуясь ситуацией и твоими текущими параметрами, я желал бы получить первый из них сейчас. — Желаешь получить образец моего энергона, возьми с когтей своего создания. — Я предпочёл бы получить чистый образец, Оптимус Прайм. Если возможно, сейчас, когда твой боевой процессор ещё активирован. Тяжело выдохнув, Оптимус переступил по полу. Когти неприятно лязгали по гладким плитам. Шлак, строительная бригада только вчера перешла на другой объект. Планировалось, что дальше справятся и сами учёные, уже завтра начнут детальную разметку для установки оборудования. Теперь же один из залов требовал повторного приведения в порядок. Если не вглядываться, можно было не заметить полосы синей и золотистой краски на двух стенах, но исцарапанное когтями покрытие пола или горелое пятно от кислоты не заметить невозможно. А там, где Оптимус контратаковал отчаянным броскам Даркстила, красовались целые комплекты тройных впадин от его когтей, в половину пальца глубиной каждая. Во имя устойчивости он, когда путешествовал по пустошам, привык прикладывать чуть больше силы на сцепление с поверхностью и не учёл отсутствия смягчающей прослойки из шлака здесь. И это не говоря о столь недостойной драке, когда строгие правила общественного порядка порицали любые столкновения, неважно, кто становился зачинщиком, а кто лишь защищался. И всё же выстраиваемый Ультра Магнусом принцип неумолимости наказания не признал бы Оптимуса виновным: Даркстил, являясь клоном и обладая той же псевдо-искрой, что и дроны, с точки зрения закона полноценным кибертронцем не был. И от этого осознания в горловых магистралях начинала бурлить ярость: сколько ещё они не учли?! Насколько искалечено их общество и сколько ещё ошибок простит ему Кибертрон? — Прайм?.. — вдруг окликнул Персептор. — Что?! — потребовал он и устыдился собственной резкой интонации. Он постарался смягчить рычание до нормального голоса: — Прошу прощения, Персептор. Ты что-то хотел спросить? — Нет, сэр, — пробормотал Персептор и отошёл в сторону. Когда Оптимус заметил, что тот всё же снова посмотрел на него, по визорному стеклу над оптикой учёного пробежал блик. Снайперская сетка на нём так и не была стёрта, и Персептор словно делал поправки, присматривался, куда будет наносить выстрел, как лучше пробить столь прочную обшивку. В искре стало неловко от столь абсурдной паранойи. Начинает ли он сомневаться в собственных автоботах только потому, что они стали сомневаться в нём? Отвернувшись от Персептора, он вопреки всем предупреждениям защитных систем раскрыл для Шоквейва броню над малой энергонной магистралью на внешней стороне бедра и как можно незаметнее выдохнул перегретый воздух. Тирания — это когда все боятся одного, а один боится всех. Неужели, желая уязвить Мегатронуса, он невольно сам себе назначил приговор? Нет, это всё боевой протокол, всему виной боевой протокол, который не желал успокаиваться в присутствии двух десептиконов. — Не наказывай Даркстила, — негромко попросил он Шоквейва. — Он молод, ему хочется больше твоего внимания. — Я внимателен к его потребностям. Социальная потребность обеспечивается наличием второй особи сходного типа зарождения. Приношу свои извинения, Оптимус Прайм. Стремление подтверждения клановой иерархии было мной не ожидаемо. — Не думаю, что дело в клановой иерархии, — покачал головой Оптимус и, дождавшись, когда Шоквейв уберёт наполненный децикуб в субпространство, трансформировался. Пластины грудной брони встали на место с заметным усилием, словно звероформа не хотела отступать. — Во имя безопасности Нового Айакона я прошу тебя проводить с ним больше времени, чтобы он не чувствовал себя бесполезным. Я не хочу видеть на улицах моей столицы раздражённого небрежением своего Создателя предакона. Линза Шоквейва сузилась, но после клика внимательного обдумывания он всё же склонил голову. — Твой приказ обоснован, Оптимус Прайм. Я выполню его. Нахмурившись, Оптимус прислушался к его полю. — Это не приказ, Шоквейв, а просьба. Заставить тебя ценить собственных созданий я не могу. Но не могу и позволить им нанести вред моим автоботам и кибертронцам других фракций. — Искажение фактов излишне, Оптимус Прайм. Учитывая твой личный опыт взаимодействия с Даркстилом, твой приказ логичен. В поле Шоквейва не было насмешки или тонкой издёвки. Он просто стоял, спокойно, не отводя взгляда, — и ждал дальнейших приказов. Казалось, скажи Оптимус уничтожить агрессивного клона, и Шоквейв послушается, а обоснуй ему Оптимус удобство усиленного кода лояльности во всех кибертронцах, сам продумает ход дальнейших экспериментов. Ведь — логически — подобная мера и в самом деле гарантировала бы Кибертрону процветание и полное отсутствие внутренних конфликтов. Каково эонами держать в своём распоряжении гения, который не просто согласен во имя науки пойти навстречу самой ужасающей идее, но и с готовностью станет модернизировать подобные идеи сам? Что же стало с тобой, Мегатронус, когда твоя армия стала наводняться мехами, сознательно произведёнными в тех же моделях корпусов, что у бессмысленно послушных дронов? — Хорошо, — наконец сказал Оптимус. — Предлагаю вернуться к дальнейшему обсуждению планировки помещений. Он оглянулся на Персептора, который, как выяснилось, вовсе не наблюдал за их беседой, а всё это время рассматривал забившегося в угол и показательно сидящего к ним полубоком-полуспиной предакона. Поперёк хребтовой оси, от центра спины и вниз по боку шли сочащиеся энергоном царапины от Оптимусовых когтей.

***

Планы всё же пришлось изменить. Вместо того, чтобы задержаться на пару джооров в смешанном секторе, пришлось сразу возвращаться в Штаб: Персептор помог ему запаять порезы от когтей Даркстила, но красной краски того же тона у него с собой не оказалось. И хотя Оптимуса крайне заинтересовало, что Персептор тратит объём субпространства на корректирующие активный слой средства и вообще крайне мастерски паяет глубокие раны, он не стал смущать учёного вопросом про частоту аварийных ситуаций во вверенном ему научном секторе. Война всех их научила многозадачности. Как научила и умению прятать слабости. Он вернулся в Штаб и к себе в жилой отсек, ничем не выдав, что совсем недавно дрался с предаконом. Дальше оставалось лишь счистить чужую корректирующую краску, вновь промыть свежие швы и нанести краску уже своего тона. В идеале вместо краски лучше было нанести нанитную мазь, но тогда не обойтись без вопросов, без предложения ликвидировать опасного предакона. У них и без того каждый раз насыщенная повестка, Шоквейв и его создания пробыли в городе слишком мало, некоторые акклиматизационные сложности естественны и ожидаемы. Персептор будет молчать. Вздохнув, он расставил банки с очищающими маслами и краской по отделениям ремонтного ящика, воспользовался сканером голопроектора, чтобы снять свой образ, придирчиво его осмотрел — и не нашёл ничего подозрительного. До начала совещания меньше джоора, как раз оставалось время спуститься в дежурную заправочную. Разведает обстановку и настроения хотя бы среди своих автоботов. Однако стоило ему покинуть отсек, ему почти наперерез кинулся из глубины коридора Амбулон. — Сэр Прайм! Я как раз вас жду! Дальше по коридору после двери Оптимуса находилась дверь Рэд Алерта, три фальшивые двери, за бронированной стеной которых скрывался резервный центр связи, куда можно было попасть только из отсека Рэд Алерта, и два недавно освобождённых жилых отсека. Сколько бы Амбулон ни ждал в тупике коридора, почему он просто не мог нажать на панель вызова? Согласно уровню медицинского допуска, он не мог не знать, какая из дверей ведёт в отсек Оптимуса. — Амбулон? Я направляюсь в заправочную, не желаешь ли присоединиться ко мне? — Сэр, я хотел бы поговорить с вами наедине. Это срочно! — Конечно. Входи. Оптимус повторно открыл дверь, вошёл первым и заодно окинул кабинет взглядом. Свидетельств торопливого саморемонта он не заметил. Ремонтный ящик остался в другой комнате, под подзарядочной платформой, полировочные тряпки он бросил отмокать в мойке. Но вряд ли Амбулон планировал расширить свой визит дальше кабинета, он даже сейчас переминался на пороге и словно терзался желанием придумать повод и сбежать от разговора, на котором настоял сам. Очевидно, тема была крайне деликатна. Решив действовать по знакомому сценарию, Оптимус спокойно прошёл к энергонораздатчику и набрал себе полкуба. — Присаживайся, Амбулон. Я планировал подзаправиться, будешь так любезен составить мне компанию? Какие присадки предпочитаешь? — Он набрал половину куба для своего гостя и вежливо указал на столик с добавками. Поставив куб на стол со стороны Амбулона, он опустился в любимое кресло и мягко повторил: — Присаживайся. Выпей энергона, а потом мы поговорим. Однако когда Амбулон сел и всё же взял куб, он так и остался сидеть на самом краю кресла, сжимал куб обеими руками и глядел на поверхность топлива. Не нужно было слушать поле, чтобы увидеть обуревающее его смятение. Амбулон, конечно, славился довольно ранимой натурой, особенно для медика, но всё же здесь таилось что-то другое, настоящий страх. — Амбулон? — тревожно наклонился вперёд и Оптимус. — Что случилось? Чья-то искра угасла? — Что?.. Искра?.. — Я вижу, что случилось что-то плохое, и благодарен, что ты решил поделиться этим со мной. Но я не смогу тебе помочь, Амбулон, если ты не расскажешь всё сам. — Сэр Прайм… Казалось, произнесённый титул лишь напугал его, однако Амбулон хотя бы торопливо поднял к губам куб и сделал несколько глотков. А если это больше походило на отчаянное желание отложить разговор на ещё полклика, Оптимус не стал его укорять. Очевидно, Амбулон и в самом деле нуждался в помощи. — Начни с начала, — мягко предложил он. Возможно, что-то в госпитале? Амбулон захотел туда вернуться, и ему отказали? Амбулон резко кивнул. — Сэр Прайм, полтора ворна назад вы разрешили мне присоединиться к вашей фракции… — Да, я помню, — поддержал его Оптимус, когда Амбулон вновь замолчал. — Хотя мне казалось, честно сказать, что прошло больше времени. Я рад, что ты всё ещё с нами. Желание Амбулона начать настолько с начала вызывало тревогу. Неужели вновь возродились конфликты между отдельными автоботами и бывшими десептиконами? — Вы дали мне шанс, сэр. Я сначала не понимал, почему Фёст Эйд, почему Рэтчет, почему другие настолько вам преданы. Я говорил себе, что Фёст Эйд медик старого типа обучения, он пришёл к вам в медкорпус прямо из академии, это у него в прошивке — уважать Прайма и подчиняться его приказам. И у Рэтчета тоже, не обижайтесь, сэр… — Я не обижаюсь. Продолжай, прошу. — Когда я узнал, что Фёст Эйд согласился стать частью программы гештальтов, я… Наверное, я только тогда понял, что он готов не просто работать одним из медиков вашей армии, сэр, а готов за вас воевать. Это большая разница, для медика. Уж поверьте. — Я осознаю. Поэтому гештальт Дефенсора всегда оставался резервным, а не участвовал в активных действиях. — Простите, я пойму, если вы скажете, что я больше не заслужил быть в ваших рядах. Я готов сдать инсигнию, п-признать себя вновь десептиконом и заслуженно принять всё, что досталось проигравшей стороне. Простите, сэр, что не оправдал вашего доверия. Оптимус подождал, но Амбулон не продолжил говорить, так и не поднял взгляда, а смотрел лишь на дрожащий в руках куб. — В чём же ты его не оправдал? — негромко спросил Оптимус. В офицерском канале всё шло в рабочем режиме, никаких чрезвычайных происшествий, только Джазз отметил, что опоздает к началу совещания из-за незапланированной встречи с информатором. — Я предал вас, сэр. Я… — Разговор Оптимусу нравился всё меньше, но он терпеливо ждал. — Помните, несколько циклов назад у вас была тренировка с Мегатроном? — Конечно. — Я… Я временно работаю у Джазза, сэр. Он попросил меня, сказал, что на первое время ему нужен полноценный медик. На всякий случай. У меня новый альтмод не закрепляется, — пробормотал Амбулон. — Джазз не может назначить меня в экспедицию. Ну и я решил, что пока будет неплохо… Когда он снова замолчал, Оптимус на мгновение задумался, стоит ли для начала свести разговор к менее проблемной теме альтмода, а потом уже вернуться к основной теме. Но если Джазз ни словом не обмолвился о проблемах с гештальтным прошлым Амбулона, значит, даже он считал эту тему слишком личной. И к тому же времени до совещания оставалось всё меньше. — Я рад, что Джазз может рассчитывать на твою помощь. Так что случилось, Амбулон? Моя тренировка с Мегатронусом стала… — Я наблюдал за ней! — перебил его Амбулон, едва не подскочив в кресле. Куб в его руках с грохотом опустился на столик. — Сэр, я же говорю, я работаю у Джазза. Медиком клуба. Я смотрю за каждым проведённым боем. Вмешиваюсь, если нужно! И… Ну… И вы с Мегатроном, сэр… В лицо будто плеснули кислоты. Он совершенно об этом забыл. Оптимус же сам ещё декациклы назад сказал Джаззу, что тренировки должны проходить под присмотром медиков, но Джазз ни словом не напомнил, что прислушался к его просьбе. Насколько Оптимус понял просмотренную через плечо Мегатронуса памятку, в комплексе просто присутствовал штатный медик, к которому можно было при необходимости обратиться. На глоссе крутилось сразу несколько вопросов, среди которых был и укор в двусмысленности формулировок, и всё же он выбрал максимально нейтральный. — Значит, взаимную безопасность нашей тренировки контролировал ты? — Д-да, сэр, но… — Полагаю, тебя смутила неформальность моего поведения с Мегатронусом. — Да, сэр Прайм. — Если это всё, в чём ты хотел меня предостеречь… Он не стал договаривать фразы и выпрямился в кресле, мягко намекая, что предупреждение Амбулона им понято. Вести себя более сдержанно там, где за ними могут наблюдать. Осознавать неоднозначность позиции Мегатронуса в обществе Нового Айакона. Не забывать о собственном статусе. — Нет, сэр, — пробормотал Амбулон настолько тихо, что Оптимус скорее угадал фразу, чем услышал. — Хорошо, продолжай. Амбулон судорожно втянул воздух и, отодвинув от себя недопитый куб, стиснул ладони перед собой. И он всё так же не смотрел на Оптимуса, а продолжал разговаривать с углом стола. Наконец он заговорил: — По причинам… — дальше он пробормотал что-то быстро и невнятно, — …моему партнёру. — Что, прости? Я плохо расслышал. По каким причинам? — Медицинского характера, сэр… Простите! Я не знаю, мне это показалось таким удачным, что… — Что ты сделал, Амбулон? Скажи чётко и ясно. У меня не так много времени: чем быстрее ты скажешь, тем быстрее я решу, чем смогу тебе помочь. — Я передал видео вашей тренировки… э-э… — Своему партнёру. Я понял. Зачем? Закрытый зал, защищённая от посещения зрителями тренировка… Каждое сделанное тогда умозаключение, каждое условие, озвученное Мегатронусу, ничего не стоили — за их боем всё равно наблюдали, всё равно подвергли оценке и осуждению. Он слишком доверился своему пониманию правил этого места, посчитал наибольшей опасностью тщеславие Мегатронуса. — Зачем ты поделился этим видео с кем-то ещё? — потребовал он, когда ответа от Амбулона так и не услышал. — И кто этот мех? — Я поставил на запись уровень конфиденциальности! Этот файл нельзя было ни переслать, ни поделиться с кем-либо, он не должен был уйти дальше Вортекса, даже если!.. — Вортекса? Зачем Вортексу видео моей тренировки?! — У них более сильная гештальтная связь! Я не думал, что их протокол эмоциональных всплесков настолько не контролируется! Он поклялся, что это случайно, он не хотел!.. — Что он… что вы оба сделали с записью нашей тренировки?! Шлак, он столько наговорил там Мегатронусу! Он сорвался на нём, одна его фраза про отзыв войск уже была свидетельством процессорного сбоя… И ещё этот ржавый гладиаторский «флирт» в финале, ещё это сумасбродное желание подыграть идиотским правилам Мегатронуса!.. — Пощадите, сэр!.. И только когда Амбулон всхлипнул, Оптимус осознал, что и сам вскочил из кресла и возвышается над рухнувшим на колени мехом. Не желая даже смотреть на съёжившегося медика, он прошёл вглубь кабинета, остановился — и взялся рукой за угол стола, закрепляя себя в пространстве. Архивная память продолжала разворачивать каждый клик тренировки, каждое сказанное им слово, каждое прикосновение Мегатронуса. — Что ты и Вортекс сделали с записью моей тренировки? — ровно спросил он, хотя уже знал ответ. «Гештальтная связь», снова комбатиконы. Третий раз этот гештальт бьёт его в спину, третий раз — из-за его собственной невнимательности. Оптимус смотрел на забытый включённым экран консоли, на котором вращалось изображение сканерной модели его тела. Ещё одна ошибка. Амбулон что-то пробормотал. — Ещё раз чётко и ясно: зачем ты показал эту запись Вортексу? — Когда Амбулон вновь что-то пробормотал, Оптимус обернулся к нему: — Громче, автобот! Я задал вопрос! Сияющая страхом и омывателем оптика казалась не жёлтой, а вылинявшей до почти белого. — У него проблемы с накоплением заряда, сэр! Я п-подумал, что… Его интерфейс-система не переходит в активное состояние без полной перегрузки боевого процессора, что чревато… — Амбулон замялся и, сглотнув, продолжил: — Я решил в качестве лечения для начала выровнять вероятность срабатывания обоих типов глубинно-процессорных нейросвязок: касающихся интерфейс-протоколов и боевых. Прикусив губу, он смотрел на Оптимуса снизу вверх и даже не пытался подняться с пола. Нахмурившись, Оптимус ещё раз прослушал его слова. — Хочешь сказать, — медленно начал он, — что ты лечишь пыточных дел мастера… бывшего пыточных дел мастера от синдрома нулевого заряда записями моих драк с Мегатроном? — Но… у меня получилось! Я не знаю, как мне пришла эта идея. Я пробовал другие записи, но… А тут так удачно!.. В первый раз — наконец! — получилось, сэр… Я перенаправил стимуляцию с одного потока на другой, и сработало! Страх наказания сменился медицинским энтузиазмом. Он сейчас как никогда напоминал Фёст Эйда. — Говоришь, это первая удачная попытка? — с горечью спросил Оптимус. Недавно выпитый энергон подступил к горлу. — Тебе хотя бы понравилось? — Что? — Интерфейс был хотя бы хорошим? — Д-да, сэр. Простите, я бы никогда не подумал, что успешная перегрузка запустит… — Помолчи. — Слушаюсь, сэр. Потянувшись к консоли, Оптимус погасил экран и только потом направился обратно к заправочной зоне и тяжело опустился в кресло. В фокус взгляда попал недопитый куб, потом — куб Амбулона. На основании глоссы до сих пор ощущался привкус от кислотной присадки, к которым он тяготел в последнее время, но смывать жжение новым глотком он побоялся. Топливный бак подавал сигналы, схожие с отравлением; по энергонным магистралям было превышено давление, но в рамках терпимого; процессор перегружала экстренная выгрузка архивной памяти, но это тоже пройдёт. — Значит, ты говоришь, что эта запись теперь находится в распоряжении всего гештальта комбатиконов? — устало спросил он и поднял взгляд на Амбулона. Без того униженно сжавшийся медик стал казаться ещё меньше. — Свиндл… Он… Он частично взломал мою блокировку. Только при прямой процессорной связи, но он… Он её продаёт. Сэр!.. Я не хотел этого, Вортекс клянётся, что он… Продаёт. Свиндл её продаёт. — Уйди, — просто сказал Оптимус и указал взглядом на дверь. — Сэр Прайм? — Благодарю за предоставленную информацию, автобот. Ты свободен. — Вы… накажете меня, сэр? Мгновение Оптимус думал, а потом покачал головой. — Тебя нанимал Джазз, пусть он с тобой разбирается. Не желая больше говорить ни слова, он махнул ладонью в сторону порога и направил защитной системе код подтверждения, чтобы дверь перед Амбулоном открылась. Он дождался, чтобы медик выйдет, подождал, пока створки сомкнутся. Наконец замок моргнул красным. Только тогда он протянул руку и, помедлив, всё же вместо своего взял куб Амбулона, в котором так и осталось чистое среднезаряженное топливо, без присадок. Он наливал Амбулону немного, с учётом его размера, так что здесь было глотка полтора, не больше. До начала следующего джоора — и совещания — оставалось семнадцать кликов. Оптимус покачал куб в ладони, борясь с подступающим к глоссе топливом. Потом встал, чтобы сменой позы и движением чуть успокоить топливную систему. Предчувствие несанкционированного выброса топлива прекратилось. Это эмоциональный сбой, ответная реакция личностной матрицы, медицинских предпосылок для прочистки бака нет. Топливо остаётся топливом, оно проверено и надлежащего качества. Он всё так же держал в руке куб Амбулона. Смерив взглядом количество топлива ещё раз, он наклонил куб сначала одним углом к себе, потом — другим. Жидкость равнодушно перетекла вдоль грани, оставляя на стекле чуть маслянистые разводы. Слои проникли один в другой, незначительный осадок вмешался в основной объём, и Оптимус вновь наклонил куб от себя. Капля за каплей жидкость, словно гештальт, вновь слилась в единое целое. Затем он вновь наклонил куб, вновь выждал, чтобы энергон перетёк по дальней грани и собрался во втором дальнем углу, — и швырнул куб в стену над раздатчиком.