Бремя свободы осилит счастливый

Целовать Мегатронуса оказалось просто и почти пугающе естественно. Массивность собственного корпуса, конфигурация их шлемов, толщина и жёсткость брони самого Мегатронуса — всё, что могло помешать, почему-то не мешало. Их сходный рост, равность в корпусных параметров, равная осторожность с клыками Мегатронуса, их почти параллельно проведённые малые трансформации, чтобы прижаться вплотную грудь к груди… Он едва сдержал порыв разбить захват, когда две цепкие ладони, скрипнув когтями по броне, обхватили его поперёк спины. Куда деть в ответ собственные руки, Оптимус не знал и оставил одну ладонь на плече Мегатронуса, а второй — неловко обнял за выступ брони на бедре. Пока что всё шло правильно, Мегатронус явно был не против. Решив рискнуть, Оптимус шагнул вперёд и подтолкнул Мегатронуса к стене. Потом сделал ещё шаг, и ещё. Броня Мегатронуса заскрипела о некрашенную стену, но Оптимус постарался не спешить и закончить следующий поцелуй. Только когда он почувствовал, с каким нетерпением когти сжались на деталях Земного альтмода… словно Мегатронус хотел вогнать когти в шов у хребтовой оси и вывернуть сразу все броневые пластины этой зоны… только тогда Оптимус мягко завершил поцелуй, отстранился и посмотрел в оптику напротив. Мегатронус облизал блестящие от увлажнителя губы и вопросительно посмотрел на него в ответ. — Если ты не хочешь, я пойму и уйду, — тихо сказал Оптимус. — Не чувствуй себя обязанным… — Хочу! — не дал ему договорить Мегатронус. Постаравшись представить, что ободряет растерянного рядового, Оптимус мягко улыбнулся и кивнул, — а потом вновь потянулся к лицу Мегатронуса поцелуем. Пока что всё было просто, пугающе естественно и спокойно. Гневная буря электромагнитного поля Мегатронуса стихала, сменяясь ровным теплом нарастающего заряда. Ещё один неспешный поцелуй Оптимус оборвал и полушутя отстранился — как любил делать Джазз. Мегатронус игру подхватил и попробовал дотянуться до него, но стоило Оптимусу и второй раз уйти от соприкосновения губ, раздражённо прищурился. Ожидаемо; Мегатронус не любит, когда его дразнят. Новый глубокий требовательный поцелуй. А дальше… Затем вдавить Мегатронуса в стену, знать, что тот выдержит даже напористую ласку, прижаться к нему так тесно, как позволяет конструкция корпусов, чтобы воздухозаборники и трансформационные швы почти сомкнулись, чтобы хрустнули случайно оставшиеся на броне песчинки. — Оптимус... Не тратя времени на извинение, Оптимус вспомнил, что говорил ему Мегатронус в Архиве, сдвинул ладонь с его бока на корму, потом ниже, подцепил Мегатронуса под бедро и… И на мгновение растерялся: тот оказался массивнее, чем все, с кем Оптимус когда-либо делил платформу, даже ладони его охвата не хватало, чтобы толком обхватить бедро; пальцы просто соскользнули по отполированной броне. Можно было, словно они в бою, попробовать произвести хват ниже, в зоне коленного шарнира, где тяжёлая броневая пластина сменялась более гибкой бронёй. Или всё же изменить положение и сдвинуться к платформе? Хотя, нет, лучше здесь, подальше от ценного медицинского оборудования. — Откроешься для меня? — спросил Оптимус, подняв взгляд на Мегатронуса. Тот моргнул, растерянно нахмурил брови, но когда Оптимус постучал пальцами по тыльной части бедра, охотно поднял и прижал колено к его бедру. Даже не прижал, а обхватил, обвил, вбил острый пяточный шип между бёдрами Оптимуса, заставив и его невольно сменить стойку: встать крепче, сомкнуть их интерфейс-панели настолько плотно, что становилось неясно, как каждый из них проведёт малую трансформацию. Оптимус едва сдержал досадливый вздох. Спеша достичь близкую цель, Мегатронус упускал более глобальную. Ничего, пусть пока так. Поглаживая нижнюю часть бедра, Оптимус провёл пальцами по гибкой защитной броне. Проверка оказалась излишней, металл под пальцами уже стал тёплым. Сложно было представить, какой температуры внутренняя обшивка. Он… Он не сможет. Должен быть другой способ! Но какой? Менее чем за половину орна он только и добился того, что «уговорил» друга вернуться на путь революции и возглавить угнетённых. Даже не участвовавший во фракционном конфликте, дружески настроенный лично к Оптимусу мех признал проводимый в городе курс недостаточно справедливым. И хотя за Оптимусом, как за Праймом, всегда сохраняется последний выбор — поступить как пристало достойному правителю, превентивно уничтожить вставшую на его пути угрозу и… — Оптимус? В поле Мегатронуса полыхнула целая смесь эмоций, среди которых явно горчило недовольство, и Оптимус понял, что поцелуй давно прервался, а сам он, прижавшись щекой к боковой грани шлема Мегатронуса, просто смотрит на стену. Подняв голову, он поймал нечёткий взгляд Мегатронуса. За считанные наноклики, пока голубые линзы фокусировались на нём, Оптимус успел взять под контроль собственное поле. Нужно остаться и довести всё до конца. Наглядная демонстрация общих интересов, взаимной заинтересованности друг в друге сделают Мегатронуса более открытым к переговорам. — Оптимус?.. — пробормотал Мегатронус. — Что… — Я не могу поверить, что всё пришло к этому, — быстро прошептал Оптимус, не дав ему договорить, и провёл кончиками пальцев по тёплым от их общего увлажнителя губам Мегатронуса. Что он играет с огнём… что он заигрался!.. ему тут же напомнил и сам Мегатронус: едва уловимо дёрнул головой вперёд и прихватил верхними клыками сразу два центральных пальца до второго шарнирного сочленения. Нажатие клыков на обшивку было почти болезненным, но после короткого мгновения паники Оптимус успел почувствовать, как глосса обводит кончики пальцев, словно продолжает разогревающую игру с другой глоссой. Ухмыляясь, Мегатронус с вызовом глядел ему прямо в оптику; клыки вновь сжались, чуть царапая обшивку и напоминая, что дальнейшие сомнения неуместны. И от недообещания боли в процессоре Оптимуса вспыхнуло осознание, что он даже не успел среагировать: не отдёрнул ладонь, не издал возгласа или угрозы, не ударил в ответ. Он просто растерялся. А стёртые перезагрузкой Праймаса протоколы боевого процессора больше не могли ему помочь. Наверное, что-то всё же отразилось в его поле, потому что Мегатронус отпустил его пальцы, лизнув те в последний раз, и вопросительно посмотрел на него. Нужно… Стоило решить, что делать дальше. Выгадывая себе время, Оптимус потянулся лицом к лицу Мегатронуса и предложил ему ещё один поцелуй. Тому явно нравились поцелуи, даже если им обоим приходилось быть осторожными из-за клыков. Но осторожная неспешность рано или поздно наскучит Мегатронусу. Если бы только его можно было насытить поцелуями! Немного отстранившись, Оптимус провёл пальцами по тёплой интерфейс-панели и дождался, когда туманный взгляд Мегатронуса вновь на нём сфокусируется. — Ты хотел почувствовать весь энергетический потенциал моего корпуса, Мегатронус. Твоё желание не изменилось? — Нисколько, мой Оптимус. — Тот усмехнулся, облизав губы. — Я верю, что ты меня не разочаруешь. Оптимус сумел сдержать дрожь, которая, будто волна забившегося песка, прошла по протоформе. Но Мегатронус ничего не заметил и охотно подставил под его ладонь шейные кабели, запрокинул голову, позволяя массировать покрытые толстой жёсткой изоляцией жилы. Где-то в глубине процессора вновь вспыхнула тень мнимой реальности, в оперативную память поднялось архивное воспоминание о тренировке с Праймом-двойником. Выпустить клинок, пробить гортань и перебить все попавшие под лезвие кабели, развернуть рычагом в глубину корпуса и, если повезёт, достать до камеры искры. Если не получится, если клинок запутается в магистральных линиях, хотя бы разворотить хребтовую ось. Нет смысла пробивать укреплённые странным Земным металлом пластины, проще вскрыть корпус противника, воспользовавшись доступом к одному из самых уязвимых мест. Дёрнув за бедро корпус Мегатронуса на себя, шагнув назад и в сторону от стены, Оптимус даже не пытался удержать его тяжесть и с грохотом упал на колени, опрокидывая Мегатронуса на пол. Тот полузадушенно вскрикнул, вцепился когтями в его плечи, полыхнул почти белыми линзами и едва не ударил Оптимуса лбом в лоб. И только когда его спина с грохотом ударилась о плиты пола, когда Оптимус навис над ним, только тогда Мегатронус разжал когти. Оптимусу не нужно было видеть их, чтобы понимать, что кончики должны быть сейчас алыми, от содранной краски. Почему-то резкая боль помогла. Нет, нет, нельзя так думать, даже в теоретической симуляции. Это Мегатронус, ещё есть шанс всё исправить, это неправильно, есть и более адекватные методы соглашения. Широко расширенной оптикой Мегатронус смотрел на него, губы его шевельнулись, словно он хотел что-то спросить, но не спросил, а недовольно поморщился и провёл ладонями по плечам Оптимуса, по царапинам, что оставили когти. — Ничего, — поспешил сказать Оптимус. —Я знаю, что делаю. — Доверяюсь твоим умелым рукам. Но в следующий раз лучше предупреждай. Усмехнувшись, Мегатронус полностью откинулся плечами на пол. Звук малой трансформации прозвучал неприлично громко, его не заглушило даже ставшее заметно громче гудение двигателя. Оптимус отстранился, чтобы бросить взгляд вниз, но Мегатронус, видимо, не так его понял и почти болезненно нажал ступнёй на тыльную сторону его ног, вновь прижал его вплотную к себе. Ладно, стоило попробовать по-другому. Вновь поднырнув ладонью под бедро, Оптимус сначала погладил тяжёлую броневую пластину и намекнул о своём приближении, а только потом, когда не увидел в оптике Мегатронуса возражения, сдвинул пальцы на нежную внутреннюю обшивку. Горячая, почти непристойно горячая — и чуть влажная от выступившей смазки. Планы Мегатронуса не изменились. Хорошо. Он посмотрел в лицо Мегатронуса, оценивая мерцание его оптики, и поймал взглядом нервно метнувшуюся по нижней губе глоссу. Оптимус всё искал хоть какого-то знака, что тот передумал, но ничего, кроме жадного нетерпения, не увидел — и прижал пальцы к мягкому металлу сильнее. Нежное кольцо порта поддалось под нажатием так плавно, словно хотело утянуть его пальцы глубже. Но Оптимус не сомневался, что Мегатронус хочет глубокого интерфейса, полной перегрузки, полной победы, а не односторонней ласки. И почему-то стало стыдно. Словно огонь пробежал по затылку и шее, почти парализующий всплеск нейросети достиг процессора, кинул в оперативную память картину доверчиво распростёртого в своём ущербном альтмоде Мегатронуса: тогда, в душевой комнате госпиталя, когда Оптимус охотно массировал его спину, когда рассказывал те новости внешнего мира, что не попадали в сводки на официальном информационном портале. Как так вышло? Почему они обречены раз за разом проходить этот круг, где каждый новый раунд лишь меняет их ролями, но неизменно ведёт к одному и тому же? Словно они с Мегатронусом отражения, каждое из которых видит свои законы мира; отражения, беспрестанно не согласные меж собой, что есть левое, что правое, где истина, где ложь. Но всё же оставался шанс, последний шанс. Если он сумеет перейти на другую сторону зеркала — к Мегатронусу. Если тот поверит, что Оптимус готов увидеть мир его оптикой, готов пересмотреть свои планы с учётом планов Мегатронуса и создать приемлемый компромисс. Ещё не всё потеряно. Нужно лишь убедить его. Оптимус заставил себя улыбнуться и, упершись рукой в пол за плечом Мегатронуса, всё же попробовал приподняться. — Если ты хочешь продолжения, — прошептал он, — дай мне немного места трансформировать броню. Мегатронус хрипло рассмеялся. — Оптимус, я дам тебе место не только трансформировать броню, но и все возможности применить свои навыки. Перестав обнимать коленом бок Оптимуса, он тяжело опустил ступню на пол и отвёл колено в сторону, почти хвастаясь горячей, влажной готовностью своей приёмной системы. На фоне тяжёлых грубых пластин корпусной брони внутренняя обшивка казалась удивительно гладкой, нежной и нетронутой. На мгновение Оптимусу показалось почти кощунственным касаться её ладонями, знавшими жар взрывающихся прямо в его кулаке искр. — Оптимус? — поторопил его Мегатронус, и он опомнился. Глядя в светло-синюю оптику, он ещё раз провёл пальцами по порту, уже не проверяя готовность, а лишь дразня Мегатронуса. Тот неровно выдохнул и прикусил нижнюю губу, и даже если он не произнёс ни слова, его пропитанное желанием поле буквально умоляло о продолжении. Не выдержав, Оптимус отвёл взгляд, перефокусировал его на квадрате пола где-то за плечом Мегатронуса. Трансформировать бедренную броню. Вжаться в губы Мегатронуса поцелуем, сомкнуть их броню грудь к груди, не дать придирчиво скользнувшему вниз взгляду увидеть слабый заряд собственных систем. Взять под прямой контроль собственную энергосистему, вкинуть больше мощностей в нижний сектор корпуса, разогреть интерфейс-движок хотя бы так. — Мегатронус? Всё хорошо? Направив себя рукой, он осторожно прижал навершие коннектора к кольцу порта и ждал ответа. Мегатронус, оптика которого была пригашена до почти серого, вновь активировал её и широко улыбнулся. — Более чем. Оптимус, продолжай… пожалуйста. — Конечно. Поднырнув сначала рукой, а потом и плечом под колено Мегатронуса, Оптимус толкнулся бёдрами глубже. Горячие, мягко раскрывающиеся под его нажимом кольца порта чуть покалывали накопившимся зарядом. Выступившая смазка облегчала скольжение, но всё же чего-то не хватало. Навалившись грудью на Мегатронуса, он упёрся ладонью крепче и попробовал чуть изменить угол стыковки. Чего-то не хватало. Наверное, это из-за идеальной размерной совместимости: он мог начать нарабатывать статический заряд уже сейчас, с Мегатронусом ему не требовалось ждать, пока чужая приёмная система пересчитает предел совместимости и полностью раскроет кольца. Он сможет закончить всё быстро… Ну, настолько быстро, чтобы наверняка перегрузить Мегатронуса. А потом… А потом? Потом, вероятно, Мегатронус согласится с ним поговорить. …На полу, наверное, останутся синие следы от краски с его коленей. Не давая себе задумываться, Оптимус прижался губами к губам Мегатронуса, но тот вместо поцелуя не то выдохнул, не то попытался что-то сказать, и Оптимус не стал настаивать. Было даже проще увести лицо чуть вбок, упереться нащёчным краем собственного шлема о шлем Мегатронуса, дать острой грани вжаться в собственную обшивку — и полностью сосредоточиться на дальнейшем накоплении смешанного заряда. Мегатронусу нравилось. Всё его поле пульсировало в такт с движениями коннектора. Одной рукой он придерживал собственное колено, почти подтянув его к груди, чтобы обеспечить максимальный доступ. Вторая ладонь импульсивно сжималась и разжималась на плече Оптимуса, голодным скраплетом сдвигалась дальше, к деталям Земного альтмода, вслепую скребла по ним и возвращалась к позиции на плече. Горячий воздух от чужой вентиляции поднимался прямо в воздухозаборники Оптимуса. А передающаяся его корпусу вибрация чужих пластин казалась нежной, заманивающей; словно гигантская ртутная форма, кажущаяся металлически крепкой, с мига на миг поддастся давлению брони Оптимуса, растечётся мерцающей пеленой, обнимет, поглотит в себя, утянет его корпус, его броню, его искру к самой искре Мегатронуса. Пригасив оптику, он представлял, как насыщает эту бескрайнюю темную бездну, как та переплавляет его, дополняет им собственные глубины, делает заплаты на проглядывающих тут и там ядовито-фиолетовых шрамах его ало-синими цветами. Возможно, будь в предвидении Праймаса хоть немного жалости, он бы сразу уравновесил Двенадцатого Прайма — Тринадцатым. Ничего этого тогда бы не было, не было бы и войны, не было бы миллионов погасших искр, не было бы ни Ориона Пакса, ни меха, тщеславно нарёкшего себя именем Падшего. Не было бы младшего поколения кибертронцев вовсе. Где-то отдалённо он осознавал растущие рывками цифры избыточного статического заряда на протоформе, но старался не думать о них, не пытаться приблизить собственную перегрузку. Он слушал поле Мегатронуса, чувствовал грудью неспокойную дрожь чужой искры — и сдерживал досаду от отвлекающего жаркого дыхания в зоне аудиосенсора. Казалось, тот с клика на клик начнёт плавиться. Главное, что Мегатронусу будет хорошо. Перегрузить его, а потом уже произвести собственный сброс заряда. — Оптимус, — вдруг выдохнул Мегатронус, — дай мне… Он не договорил, но, сместив корпус и упершись в пол спиной, обхватил бёдра Оптимуса и второй ногой, вынуждая его ограничиться движениями коннекторных линий в зоне самых глубоких колец. Казалось, Мегатронус сам не мог решить, как и чего хочет. Одно его колено, что лежало почти на плече Оптимуса толкало вниз, делая возвратные движения более лёгкими, а проникновение на всю длину почти невозможным. И в то же время другая его нога почти вталкивала Оптимуса внутрь другого корпуса, требовала коротких, глубоких и частых толчков. Не решаясь выбрать из двух противоречивых сигналов, Оптимус поддерживал ровный ритм, честно стараясь и достичь самых глубоких сенсоров, и всё же не ограничиваться только ими. Просто совместная разгрузка. Бездумная, по-медицински эффективная, по-товарищески тщательная. Чуть сменив позу и вызвав странный полувсхлип-полустон Мегатронуса, Оптимус ухватился ладонью под его коленным шарниром и, надавив, получил больше свободы для движения. Собственное статическое насыщение приближалось к предупреждающей жёлтой зоне, и он усилил ритм. Каждое движение становилось мини-битвой против вжимающейся ему в поясницу ступни, и каждое проникновение становилось местью, глубоким — на грани болезненности — ответным ударом. Каждое из них вызывало сиплый выдох Мегатронуса, от каждого — его пригашенная оптика вспыхивала белым, а когти скребли по плечу Оптимуса. Увидеть распространение заряда по корпусу невозможно, и всё же Оптимусу казалось, что едва уловимое гало поднимается над матово-серыми пластинами, по доверчиво раскрытым шейным кабелям поднимается к процессору, мерцает на пластинках оптических сенсоров. Его собственное зрение тоже начинало сбоить, процессор требовал прекратить потенциально опасную активность, рассеять слишком сконцентрированный избыток по периферийным системам. Улыбнувшись, Оптимус вспомнил, сколько раз его упрекали в упрямстве, столь же равном жестокости Мегатрона и столь же, зачастую, безосновательном. Ни один из них останавливаться не станет, ни один не попросит передышки. Даже если этот их странный бой закончится или общей победой, или общим поражением. — Мегатрон, — выдохнул он и сумел удержать первое аварийное требование провести сброс заряда сейчас. Отвлекая себя, он прижался губами к так и манящим его горячим губам. Невнятное ответное мычание было почти возмущённым, и поцелуй смазался, оборвался, стал требовательным стоном. Скоро, совсем скоро. Совместная «победа», и вслед за ней надежда на нормальное совместное существование всех кибертронцев. Постоянно раздавался какой-то странный хруст. Осмотревшись, Оптимус вдруг осознал, что каждым движением немного сдвигает корпус Мегатронуса по полу, отчего скрипит попавшийся тому под спину вездесущий песок. Сдержав смешок, он вновь поцеловал Мегатронуса, дразняще мазнул губами по открывшимся ему навстречу губам, лизнул нижнюю, отстранился и провёл глоссой по одному из шрамов. Он улыбнулся над тем, как вспыхнула и сфокусировалась на нём оптика Мегатронуса, как потянулся тот всей головой вперёд. — Я почти, — признался Оптимус и, поцеловав Мегатронуса так, как в самом начале, у стены, почувствовал дрожь на чужих губах. Второе назойливое требование о сбросе заряда Оптимус отменил, столь же эгоистично воспользовавшись медицинскими протоколами Рэтчета. Это мнимое… Это зыбкое ощущение, что он всё глубже и глубже проваливается в чужой корпус, сплавляется с тем воедино, было знакомым — и всё же оставалось почти мистически непознанным. Как это будет с Мегатроном? Насколько равным окажется их потенциал? Как проявит себя безжалостная натура лидера десептиконов? Стоит ли перехватить ту руку, когти которой беспокойно метались по плечу столь близко от шейных кабелей, и обезопасить себя? По бёдрам растекался жар, словно кабели плавились, превращая всё вокруг себя в жидкий металл, кипящую лаву. — Я… — выдавил Оптимус, почти не чувствуя собственных движений. — Мегатрон, я… И вдруг тот вскрикнул, когти его вжались в броню на плече, погрузившись будто до самой протоформы. Зашипев от боли, Оптимус вздрогнул всем телом и, уходя от нападения, рухнул на разгорячённый корпус. Заскрипели под нажимом, но чудом выдержали стальпластовые стёкла, в аудиосенсорах зазвенело от чужой ярости, и той же сладкой местью, не желая больше сдерживаться, Оптимус замкнул цепь на Мегатронуса, выплеснул в коннекторные линии весь переизбыток статического заряда.

***

Оптика сбоила, всё шло серым, поле обзора состояло из двух неровных серых зон: одна почти чёрная, вторая матово-платиновая, — которые были разделены странной волнистой линией. С трудом выбрав из базовых протоколов, Оптимус заставил зрение перефокусироваться и понял, что две серых зоны это пол в отсеке Мегатронуса и его же плечо. Он моргнул — ничего не изменилось. Что?.. Платформа под Оптимусом сдвинулась, колыхнулась странной волной. Платформа под Оптимусом гудела, как гудит двигатель тяжёлого бомбардировщика, натужно выходящего из пике. «Платформа» казалась раскалённой. Моргнув ещё раз, Оптимус поднял голову и увидел одну чужую оптику, настолько расфокусированную, что грани цветового зрачка почти размылись до голубоватого пятна. Расслабленно раздвинувшиеся брови казались не острыми, как он привык воспринимать, а хрустко-текучими, будто едва только сцепившаяся в кристаллы льда жидкость. Осторожно отодвинувшись, он погладил внутреннюю часть бёдра Мегатронуса и вывернул своё плечо из-под его ноги. Ступня гулко рухнула на пол, и стало видно, что по всей боковой стороне чётко выделяются полосы алой краски. — Мегатронус? — позвал он. Тот лежал неподвижно, и лишь когда Оптимус встряхнул его за плечо, рассеянно посмотрел в его сторону. Оптика его ещё только начинала перефокусировку, и у Оптимуса создалось ощущение, что Мегатронус видит его большим и невыносимо ярким пятном. Однако стоило Оптимусу упереться ладонью в пол и сдвинуться вбок, чтобы снять вес с корпуса Мегатронуса, освобождённая нога взметнулась и прижала его за нижнюю часть бёдер. И вторая безвольно лежавшая поверх его колен ступня тоже с силой надавила, надёжно фиксируя его на месте. Уже почти выскользнувший из порта Мегатрона коннектор оказался снова внутри: на всю глубину во влажном смазочном тепле. Вздрогнув от того, как его прижало разгорячённой протоформой к другой будто пылающей обшивке, Оптимус поднял взгляд на лицо Мегатронуса. Тот совершенно ясной сфокусированной оптикой смотрел на него в ответ. Списать этот… э-э… нижний захват на неосознанное срабатывание гладиаторских привычек не получалось. — Я воспользуюсь полировочным набором в твоей мойке? — спокойно спросил Оптимус. Он тут же почувствовал ответ, когда ноги обняли его ещё сильнее, а в поле Мегатронуса полыхнула подозрительность. — Давай немного полежим, — предложил тот, только в простых словах Оптимус не столько услышал, сколько угадал стальной приказ. — Хорошо. Лежать было не слишком удобно. Он, конечно, всё так же упирался коленями, но большую часть веса принимал на себя корпус Мегатронуса, который из-за зажатых воздухозаборников казался ещё более раскалённым. По до сих пор соединённым энергетическим системам проходили остаточные волны заряда, пока ещё синхронизированного и приятного. Можно и полежать; главное, не уйти в подзарядку прямо так, потом будет сложнее выходить из дефрагментации на свои собственные параметры. Опустив голову, он вновь воспользовался гранью Мегатронусовского шлема, чтобы упереться о неё нащёчной бронёй. Если Мегатронус хочет и дальше прикидываться неприятно перегретой платформой, пусть так и будет. Когти Мегатронуса вернулись к рассеянному изучению альтмодных деталей на его спине, словно он хотел запомнить их вслепую. Наигравшись с трубами дополнительных воздухозаборников, он сдвинул ладонь на шею Оптимуса, щекотно царапнул по бронированным кабелям, будто бы пересчитал их — и начал пересчитывать снова. Будто пытался угадать, какие из них действительно критичны для функционирования корпуса, словно бы Оптимус не имел аварийных протоколов, позволяющих перераспределить даже… Их же больше не было! Без полностью настроенного боевого процессора Оптимус не сможет полагаться на автоматические протоколы в той же степени, как он привык. В его корпусе, конечно же, сохранилась конструкционная возможность функционирования даже после каскадного отказа целого ряда систем, но приоритетность энергоподачи не выстроена, схемы уничтожены после его посещения Колодца, а новый боевой альтмод — предаконский альтмод — остаётся всё таким же неопробованным. Сражаться в неотлаженном боевом альтмоде против Мегатронуса, который все свои тысячи боёв на арене провёл в той же базовой форме и без помощи боевых протоколов… — Ты чего дрожишь? — Что? — Оптимус поднял голову. — Дрожу? — Ну… да. Я пластинами чувствую. — Энергетическая отдача, — солгал Оптимус и, опустив голову обратно, пригасил оптику. Отключившись от хотя бы одного потока восприятия, он попробовал взять под контроль систему малых трансформаций брони. Получилось или нет, он не мог оценить, но Мегатронус пока что молчал. Его молчание начинало вызывать тревогу. — Тебе понравилось? — спросил Оптимус и вновь поднял голову, чтобы посмотреть в лицо Мегатронуса. Тот активировал полупогашенные линзы и рассеянно посмотрел на него. — Понравилось? Ну, да, хороший интерфейс. У нас превосходная корпусная совместимость. Я сразу говорил, что мы отлично друг другу подходим! — Хорошо. Кивнув, Оптимус вновь опустил голову на плечо Мегатронуса и вновь сфокусировал взгляд на одном из шипов. Мегатронусу понравилось. Хоть это сможет стать базисом для дальнейшего обсуждения. Тот вдруг громко хмыкнул. — Что мне не понравилось?.. — Он странно замолчал и вновь хмыкнул. — Что мне не понравилось, это что ты опять назвал меня Мегатроном. Поэтому ты вернулся, да? Я принял эту отметину, и ты сразу захотел меня, хотя не хотел раньше, я прав? Только поэтому? — Что? — Ухватившись за дальнее плечо Мегатронуса, Оптимус приподнялся и непроизвольно сфокусировался на инсигнии, верхний угол которой оказался срезан свежей царапиной. Когда он перевёл взгляд на лицо Мегатронуса, тот криво усмехнулся. — Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. — Да что тут понимать? Ты знать меня не хотел, Оптимус. Постоянно придумывал все эти дела и встречи, прятался от меня за роем всех своих мелкокорпусных, при которых я бы точно не смог с тобой поговорить. А когда я стал визуально больше похож на него, ты бегом вернулся и фрагнул меня так, словно в последний раз. — Я… Это вовсе не так! Дело вовсе не… — Ты назвал меня Мегатроном. Дважды. Когда перегружался, ты назвал меня его именем. Потому что я Мегатронус. Он должен был молчать. Он чувствовал, что именно слова подведут его, именно тогда, когда он верил, что всё почти закончилось. Вновь он попробовал вывернуться из этого непристойного захвата, но обвивавшие его бёдра ноги сжались, не дав разомкнуть их бёдра ни на крошечную долю мехаметра. — Прости, Мегатронус. Это была субпроцессорная оговорка, я не хотел тебя обидеть. Я вернулся к тебе, к Мегатронусу, и готов поклясться, что за несколько кликов до того осознал, что — как Орион Пакс — я должен был раньше согласиться на дальнейшее развитие наших отношений, мои сомнения касательно интерфейса с тобой показали свою ошибочность. Когда ты был Мегатроном, клянусь, я никогда не думал о даже теоретической возможности этого, обстоятельства были таковы, что столь интимные вопросы ушли на второй план. Он старался дополнить свои слова максимально честным тоном поля и, когда Мегатронус вдруг расхохотался, против воли вздрогнул. — Орион, тебе ещё предстоит научиться вести платформенные разговоры, — ухмыльнулся Мегатронус и погладил его по аудиосенсору. — Ты всё ещё говоришь как политик, словно у нас тут сенаторские дебаты. Вновь рассмеявшись, Мегатронус потянулся лицом к нему, и Оптимус его послушно поцеловал. Неспешный, полный подзарядочной неги поцелуй показался Оптимусу требованием продолжения. Он… Нет, прямо сейчас он не сможет. И надо пользоваться окном возможностей, пока Мегатронус пресыщен и доброжелательно настроен. Но когда поцелуй закончился, когда Оптимус посмотрел в счастливую и сияющую оптику Мегатронуса, он не смог произнести ни слова. Корпус у того понемногу остывал, избыточное тепло рассеялось в энергии поля, которое обволакивало и Оптимуса, будто масляная ванна. А если он просчитался — и Мегатронус ему не простит, что он испортит миг торжества политическими разговорами? Отложить до следующего раза? Сколько у него останется попыток, чтобы получить чёткие гарантии не только всеобщей жизни, но и хоть какого-то согласия с военными заслугами фракции автоботов? Всё, что произошло в последние полджоора, было лишь подготовкой сражения, само сражение начнётся сейчас, а он до сих пор не знал, до какой степени успели развиться амбиции Мегатронуса. Выгадывая себе ещё полклика, он склонился к Мегатронусу и поцеловал его сам. От движения коннектор влажно сдвинулся в порте, и он почувствовал, как по чужой броне прошла волна дрожи. — Орион… — Прости. Я не готов ко второму циклу, — аккуратно возразил Оптимус, и прижмуривший оптику Мегатронус погладил его по затылку. — Не готов так не готов. Я же не заставляю. Тогда просто полежим. Если тебе, конечно, — он оскалился, — не нужно бежать по каким-то твоим делам. — Они подождут. Сейчас для меня важен только ты. — Только сейчас? — Обещаю, что не только сейчас. Оптика Мегатронуса засияла, и Оптимус постарался улыбнуться в ответ. — Давно бы так, — проворчал Мегатронус. Он решил ничего не отвечать, а вновь сцепил грани их шлемов и пригасил оптику. Не видя, можно было поверить, что никакой фиолетовой инсигнии на груди Мегатронуса нет, как нет и обещания поднять десептиконов против уже показавшего свою нестабильность автоботского правления. Откладывать на другой раз недопустимо. Ему нельзя, ни в коем случае нельзя уходить, пока он не убедит Мегатронуса, что ожидание принесёт много большие плоды, а власть над благоустроенной планетой выгоднее, чем над погасшей. Он слышал щекой, как выравнивается пульсация искры Мегатронуса, как весь его корпус готовится переходить в поверхностную подзарядку. Сейчас. Когда он уязвим. — Мегатронус, — позвал он, не поднимая головы. — А? — Я понимаю, что у тебя, очевидно, есть свои планы, и не прошу делать меня советником и равноправным партнёром в их обсуждении. Я прошу тебя лишь немного отсрочить их выполнение. Взамен я хочу сообщить тебе о своих планах: уже в ближайшее время я планирую отправиться за Всеискрой, без которой активация Колодца нашими силами практически невозможна. Я честно верну её на Кибертрон, после чего я готов рассмотреть разделение контроля над планетой. Если мой поиск слишком затянется и твоё движение станет полноценной силой к моменту моего возвращения, на время моего отсутствия я прошу лишь о равном милосердии и гражданском уважении к моим автоботам, как я проявил его к десептиконам. — Орион, ты о чём это? — Если моё предложение раздела планеты тебя устроит, фракции станут полностью уравнены в правах, как я и планировал закончить переходный период. Я готов полностью разделить с твоими десептиконами имеющиеся у фракции автоботов материалы, энергон и технологии. Если ты посчитаешь важным, мы разделим и территорию планеты. Если и этого будет тебе мало, я найду способ мирно передать тебе власть над Кибертроном. Это не уловка. Я обещаю, что найду способ подготовить своих автоботов, после чего передам тебе Матрицу Лидерства; против этого не сможет возразить никто. Сам я уйду в добровольное изгнание на Землю — или на другую планету по твоему выбору, если ты посчитаешь мой выбор Земли тактической… — Да о чём ты вообще, Орион?! Две вцепившиеся ему в плечи ладони заставили его приподняться и посмотреть в лицо Мегатронуса. Ему хватило бестактности изобразить недоумение, в точности как тогда, в ранней фазе войны, когда он публично отрицал своё участие в деле десептиконов, а сам лично выбирал цели для их террактов. Заставив себя не злиться на очевидное повторение метода, Оптимус решил избрать путь максимальной открытости. — Я о твоих планах начать новую войну… то есть, конечно, революцию против моего правления. — Какую ещё революцию? Оптимус нахмурился. — Мегатронус, я не буду скрывать, что устал от войны, а все мехи, что служат мне, устали ещё больше. Во имя сохранения робко расцветающей мирной жизни Нового Айакона я готов пойти на все уступки, чтобы переход власти в твои руки произошёл максимально гражданскими методами. Праймас слаб, и второй войны — столь скоро и столь близко — Искра Кибертрона может уже не выдержать. Я понимаю твой гнев и несогласие. Ты победил. Я сдаюсь сейчас, пока Праймас ещё жив. Если ты хоть немного заинтересован сохранить эту планету, я настоятельно прошу тебя… — Орион!.. Оптимус, о чём ты вообще? Какая ещё война и переход власти?! Терпеливо выдохнув, Оптимус постарался пригасить бурлящее в искре раздражение. — Мегатронус, ты сам сказал меньше джоора назад, что поднимаешь против меня десептиконов, потому что я недостаточно хорош для них. Я меньшего бы от тебя и не ждал. И, как я полагаю, первым делом ты будешь стремиться к обретению контроля над районами, которые относятся… — Я не для этого хочу их возглавить! Ты не недостаточно хорош, а слишком хорош — слишком! Да, ты не умеешь руководить таким калейдоскопом отбросов, но как раз в этом я и помогу тебе! Они уважают лишь силу, и они знают, на что способен я… то есть, на что был способен Мегатрон. Я же вижу, как половина из них едва не склоняется, когда я мимо иду. Этим нужно воспользоваться, Оптимус! — Я не понимаю. — Да смотрят они на меня, словно я могу и должен их проблемы решать! Ты просто далеко, Оптимус, и не понимаешь. А я здесь. Я сам искрой чувствую, что я один из них. — И потому ты хочешь внушить им, что в их силах взорвать ситуацию изнутри? Мегатронус, на что ты толкаешь их? — Да ни на что я никого не собираюсь толкать! Если ты сам говоришь, что плохо контролируешь этих ущербных, я всего лишь помогу тебе. Ты пытаешься быть добрым — тактика не хуже прочих, — хочешь им лучшего, и я знаю, что смогу поставить их на колени перед твоим троном, чтобы они вблизи увидели, что ты действительно хочешь им добра. Ваш сектор далеко, а я здесь, среди них. Твоя репутация нисколько не пострадает даже среди твоих автоботов. Я смогу сыграть в тени и удержать весь этот сектор в кулаке, чтобы ты… — Но… Ты же сказал, что возглавишь их. — Я же сказал, что ради тебя! Ради тебя я их возглавлю, чтобы у тебя стало больше времени на то, чтобы… Ну, чтобы хотя бы видеться со мной. Или с Нокаутом. Или просто немного отдохнуть. Ты шлаково выглядишь, Оптимус. Точнее выглядишь ты отлично, но я искрой чувствую, что у тебя совсем шлаково там, под бронёй. Я видел такое на арене, когда меху-фавориту вгоняли вдоль стыка ржавый шип, а потом выпускали на битву насмерть: чтобы всё завершилось правильным результатом, а поставившие на ничтожество, которое в разы слабее фаворита, загребли половину прибыли вечера. Я чувствую такое. И около тебя — так постоянно. Неспокойно перестраивающаяся оптика Мегатронуса не отпускала его взгляда, но Оптимус не мог найти слов. «Ради тебя». Когда Мегатронус успел такое сказать? Действительно ли сказал? Или опять играет с ним, опять лжёт, выставляя свои планы абсолютно альтруистическими, а себя — жертвой недопонимания? Проверить его слова невозможно. Проверить его помыслы невозможно вдвойне. — Я уже хочу как-нибудь поймать наедине твоего Первого медика, — вдруг резко сказал Мегатронус, — и допросить его, какого шлака ты ещё не в медотсеке и не на ремонте. Когда он оскалился, Оптимус ткнул его кулаком в бок. — Не смей. Даже не думай угрожать Рэтчету. — Я не собираюсь угрожать, а лишь поговорю с ним. Голос у него был почти извиняющимся, но оптика оставалась совершенно холодной, и Оптимус нисколько ему не поверил. — Если ты это сделаешь, я тебе этого не прощу. И не посмотрю, что ты мне друг. — Снова всего лишь «друг»? — Если тебе не терпится стать моим врагом, продолжай в том же духе! И тогда я буду вынужден… — Да понял я, понял, — буркнул Мегатронус, не дав ему договорить. Он отвёл оптику, и в поле его так явно замерцала неловкость, что по хребтовой оси Оптимуса пробежала дрожь. — Я благодарен тебе за беспокойство, Мегатронус. Твоё беспокойство непривычно для меня, но приятно. И всё же твои опасения устарели. Как я сказал, я отправляюсь за Всеискрой, чтобы вернуть её в Колодец, и Рэтчет полетит со мной. Мы как раз планировали использовать это время для того, чтобы заняться калибровкой некоторых моих систем. — Каких это? М-м? Стоит ли рассказывать? Оптимус выдохнул. Лучше сказать сейчас, чтобы это не повлекло за собой недопонимания в будущем. — Мы ожидаем, что за время полёта я найду больше свободного времени, чем в ходе будничного городского управления. Пользуясь количеством свободного времени и нейтральной обстановкой, мы планируем заняться мягкой калибровкой моего процессора. В частности, мы планируем аппаратно снизить амплитуду импульсов эмоциональной подсистемы и таким образом стабилизировать мотивационные параметры личностной матрицы. — Аппаратно снизить амплитуду? В смысле подавить активность? Это же то самое, что Рэтчет делал своими тестами с моим процессором! — Это не совсем аналогичный процесс, но некоторая схожесть имеется, ты прав. — Так это же перепрошивка личностной матрицы! Ты вовсе не аварийный, тебе-то зачем это? — Я добьюсь большей продуктивности в своей работе. Возможно, для меня будет достаточным снизить скорость обращения к архивным базам памяти, чтобы блоки архивных данных не забивали мою оперативную память и не мешали в обработке актуальных данных. — Он посмотрел в подозрительно сощурившуюся оптику Мегатронуса и всё же добавил: — Ты прав, мои субпроцессорные протоколы до сих пор считают тебя Мегатроном, однако вручную промаркировать каждый архивный инфоблок, связанный с Мегатроном, как неактуальный, а связанный с тобой — единственно верным для моей мотивационной оценки я самостоятельно не могу. Калибровка должна будет решить и эту проблему. Мои эмоциональные реакции станут спокойнее, решения более взвешенными. В качестве базовой мы рассматриваем схему эмоциональных переключений Шоквейва, разве что, конечно, не планируем доводить до настолько приглушённого эмоционального восприятия. Мегатронус молчал, брови его хмуро сдвинулись, а хватка его рук на корпусе Оптимуса ослабла. После четверти клика напряжённой тишины он перефокусировал оптику и, вновь посмотрев на Оптимуса, совершенно неестественно фыркнул: — Этого шлакодела, который от нечего делать предаконов клепает? — Он не шлакодел, а доказавший свою гениальность учёный. К его этическому пониманию свободы эксперимента есть, конечно, вопросы. Однако некоторая доля его логического восприятия реальности не помешает и мне, если я хочу… — Если ты хочешь получить в лоб той самой революцией. Неужели всё-таки хочешь, а? Оптимус, я не знаю, как там среди автоботов, но половина здешних оплавков не против пристроиться в твою колонну, потому что твоя мягкость — в хорошем смысле мягкость — им нравится. Ты их уже пожалел, и они отплатят тебе подчинением, потому что знают, что другой правитель так охотно топливо раздавать не будет. А с другой половиной, теми, кто никогда не захочет уступить тебе дорогу… Ну… Ими я и займусь. — Он провёл тыльной стороной согнутых пальцев по щеке Оптимуса, прикосновение казалось опасным, но страха почему-то не было. — Оптимус, я уже и сам испытал, что ты можешь вломить так, как некоторые и на арене бить не умели: что процессор потом полцикла сбоит. Но твоя оптика тебя выдаёт, пачкать руки в чужом энергоне это не твоё. Ты хороший законник. А я — плохой. Ты будешь заслуженно принимать подчинение от первых, я буду учить базовому умению жить в Новом твоём Айаконе вторых. Рано или поздно они тоже перейдут под твою руку. Отличный же расклад, всегда срабатывает. Он активно закивал, выглядя настолько молодым, что Оптимусу захотелось встать и отряхнуться, хотя бы так избавиться от ржавой сухой трухи, которая вместо обшивки, внутренних систем и шарнирных осей оставалась скованной внутри его брони. Как может… как смеет Мегатронус быть настолько наивным? — Мне не нравится твоя идея, — честно сказал Оптимус. — Мне не нравится, что ты… Мы так и будем обсуждать подобные вопросы, лёжа… вот так? — А что? — Двигатель Мегатронуса издал почти ласковый рокот. — Мне нравится. Я чувствую твоё поле, ты чувствуешь моё. Я узнал много нового. Очевидно, мы добились некоторого прогресса в выяснении, кто что подумал и что планирует. — Очевидно, ты пользуешься тем, что у меня тоже была процессорная разгрузка, так что я не хочу с тобой драться, — сухо ответил Оптимус и вздохнул. — Особенно когда на кону и твоё, и моё интерфейс-оборудование. Мегатронус усмехнулся и дёрнул плечом. — Так что там тебе не нравится в моей идее, Оптимус? Внимательно посмотрев в оптику напротив и не увидев ни следа раскаяния, а лишь расцветающее и словно наполняющее весь массивный корпус Мегатронуса самомнение, Оптимус всё же ответил: — Что ты, приняв знак десептиконов, можешь пошатнуть устоявшееся в нашем обществе равновесие. Что колеблющиеся, увидев, что «Лорд Мегатрон» к ним вернулся, могут решиться на отчаянные меры по обретению «заслуженно завоёванного». — Равновесие? Как интересно звучит. О каком равновесии ты говоришь? О том, которое вынуждает тебя безвозвратно снизить глубину собственного эмоционального восприятия и искалечить свою прошивку? — Речь не о безвозвратном изменении, а всего лишь о частичном приглушении реакций моей личностной матрицы. При чём тут моя прошивка? — Ты что-то говорил про скорость обращения к архивной памяти. Уж поверь мне, не только Кварк знает, откуда в Архиве появляются такие высококачественные материалы. Так вот, твоя калибровка… Изменения можно откатить, так? Мегатронус предвкушающе оскалился, и в процессоре Оптимуса зазвенел звоночек. Ловушка. Пока неясная, но ловушка. — Да, можно. — И обратное аппаратное воздействие будет произведено только с твоего полного разрешения, да? — Естественно. — А захочешь ли ты этого, Оптимус? — Что ты имеешь в виду? Конечно, захочу. Когда обстановка стабилизируется, новые нейросвязи закрепятся и создадут полноценные субпротоколы. Когда станет безопасно вернуться к естественной структуре восприятия, все буферные коды будут удалены. Прищурившись, Мегатронус почти хищно посмотрел на него, и его губы растянулись в улыбке. — А Шоквейв, насколько я слышал, что-то не захотел вернуться к предыдущей структуре мышления. — Выражение подвижного лица Мегатронуса вмиг переменилось, а удерживающие Оптимуса ноги вновь сжались, твёрдо прижимая его обратно. Непристойно влажный звук сдвинувшегося по приёмным кольцам коннектора прозвучал оглушительно громко. — Оптимус, я серьёзно. Это дорога в один конец. Я читал про Шоквейва, кое-что про него поспрашивал в последние циклы. Я так понял, что он пугает многих даже больше, чем его предаконы: предаконов хотя бы горстью кристаллов можно отвлечь. Если он хотел сделать эксперимент ограниченного воздействия, то когда оказался в этой логической яме, просто передумал из неё выбираться, Оптимус. Эта серая зона стала для него нормальной, и тебе такого я не хочу. Особенно когда мы с тобой уже… ну… Поелозив бёдрами, он ухмыльнулся, когда Оптимус смущённо нахмурился. — Слушай, — продолжил Мегатронус, — если ты в свою экспедицию берёшь Рэтчета, возьми и Нокаута. Это же твой процессор. Я готов поспорить, что вдвоём они сумеют сработать намного безопаснее. Нокаут очень осторожен, я готов поручиться. И он, скажу прямо, тоже нисколько не заинтересован в том, чтобы ты к нам вернулся рассудительным и бесстрастным автоматоном, как эти предыдущие — назначенные Сенатом — Праймы, которым как вогнали вместо хребтовой оси титановую палку, так они до самого угасания с ней и проходили. Наполненное тревогой поле пробирало до самой искры, и Оптимус отвёл взгляд. Даже в самой смелой симуляции он не назвал бы слова Мегатронуса уловкой или ложью. Хотя, конечно, тот всегда славился красноречием, а для манипулирования не гнушался прибегать к искренности. Когти почти щекотно прошлись по его хребтовой оси, словно Мегатронус проверял собственные слова на его корпусе. — Нокауту нельзя покидать планету, он десептикон. К тому же у него клиника, которой он крайне дорожит. — Он в первую очередь медик, — небрежно кинул Мегатронус, хотя взгляд его оставался цепким и внимательным. — Медицинское разрешение отправиться с тобой на Землю ты для него, когда возникла необходимость, уже выдавал. Ну и что, если он отправится с тобой куда-нибудь подальше, чем та органическая планета? Если, конечно… М-м… Если только у тебя нет каких-то своих планов на уединение с тем твоим Первым медиком, где Нокаут окажется третьим лишним? Сдержав вздох, Оптимус посмотрел в сузившуюся до двух острых полос оптику.. — Праймас, Мегатронус!.. Ты и твоя ревность! Кроме меня и Рэтчета на корабле будет Айронхайд. Ты же не думаешь, что я буду отрубать половину своего процессора без какой-либо защиты и надёжной боевой поддержки извне? — Он улыбнулся. — Время на аккуратно скользящем сквозь астероидный пояс корабле течёт неспешно, а циклы возвращения, если нам удастся отыскать искомое, будут ещё длиннее. Даже если Рэтчет будет треть цикла занят мной, ещё минимум две трети цикла он будет в зоне доступе Айронхайда. А вовсе не в моём, Мегатронус, что бы тебе твоё собственническое воображение ни рисовало. Я хочу дать Айронхайду… им обоим шанс. Задумчиво хмыкнув, Мегатронус вновь осторожно прошёлся когтями по его плечам, словно проверял в очередной раз, что Оптимус ещё тут. — Айронхайду? Он же тоже в госпитале служит? Тогда чтобы не быть третьим лишним, возьми с собой Нокаута. Уж две отдельных каюты на этом разведывательном судне, наверное, будет? — Когда Оптимус нахмурился, Мегатронус тревожно посмотрел на него. — Возьми с собой Нокаута, я прошу. Я… Я буду ждать вас здесь. Обоих. Я на сбои оптики не жалуюсь и вижу, как ты смотришь на него. Фон его поля вдруг изменился, и у Оптимуса перехватило дыхание от самого настоящего страха. — Как… я смотрю? — выдавил он, не желая показать, что заметил эту вспышку. — Как я смотрел на тебя. Тогда. Я же вижу, чем он тебя зацепил: помимо того, что такого наполированного так и тянет прибрать к рукам. Он тебя не боится, нисколько. Ну, или опасается — Нокаут всё же не идиот, — но меньше прочих. Я видел, что даже твои автоботы робеют перед тобой, особенно после этой истории с воскрешением, которую ты мне так и не рассказал. А Нокаут… Он очень живой, да? — Живой, да, — негромко сказал Оптимус и положил щёку на плечо Мегатронуса. Было тихо, и, пригасив оптику, он слышал мерное ровное гудение искры Мегатронуса. Слышал, как цикл вентиляции прогоняет воздух по его системам, как покалывающей пульсацией в глубине приёмной системы накапливается заряд. — Он яркий, я понимаю. Если ты выберешь его, Оптимус, я пойму. По-настоящему пойму. Буду в бешенстве, что сам упустил свой шанс, но ни на тебя, ни на него злиться не буду. Может, буду на Нокаута, но не на тебя. Возьми его с собой, и примите там решение насчёт триады, но не смей калечить свой процессор. — Он негромко усмехнулся, и в искре Оптимуса дрожью отдалось эхо чужой боли. — Если меня слишком много для триады… то есть уже не триады… я останусь просто твоим другом. — Ты не сможешь остаться просто моим другом, — возразил Оптимус и, подняв голову, улыбнулся, смягчая укор. — И Нокаут тоже может вовсе не захотеть со мной полететь. Он столько боролся ради своей клиники, я не вправе ему приказывать. — Про приказы речи не было, Оптимус. Да я сам с ним поговорю. Но если он не полетит, то беру свои слова назад: он идиот. Оптимус невольно фыркнул и, пригасив оптику, вновь устроил голову у плеча Мегатронуса. — Что? — переспросил Мегатронус, хотя было слышно, что он улыбается. — Если он спустит в шлакоплавильню эту возможность, я пойму, что переоценил его. Тогда он нам вовсе не нужен для триады. — Как ты заговорил, Мегатронус. Только что ты готов был проявить уважение к моему выбору и уйти в сторону, а теперь выбиваешь в кювет маленького красивого медика? Твоя нездоровая агрессия в адрес Первых медиков требует изучения. Он поднял голову и, вскинув бровь, посмотрел на Мегатронуса. Тот показательно прищурился. — Мне кажется, или я слышу в твоём поле желание контроля, Оптимус Прайм? — Не контроля, а заботы. — Не сдержавшись, он потянулся и поцеловал Мегатронуса ещё раз. И почему-то лёгкий, почти мимолётный поцелуй показался одновременно и клятвой, и обещанием, и, может быть, немного извинением. — Ты прав: когда-то давно я нисколько не боялся тебя. Осознавал твою репутацию и силу, но не боялся. Потом всё изменилось. Я научился бояться тебя, ненавидеть тебя, не прощать тебя. Но убить тебя я так и не сумел, хотя мог. В невесомости наших искр и в степени конструкционных изменений наших корпусов заложен потенциал к изменению, мы не дроны… — Я никогда не говорил, что ты дрон, — буркнул Мегатронус, и Оптимус прижал палец к его губам, не давая себе помешать. — Ты научил меня бояться тебя, Мегатронус. В глубине искры я знаю, что тебя стоит бояться даже сейчас. И мне жаль, что ты становишься заложником моей ненависти к другому меху, который визуально похож на тебя и обладает некоторым временным интервалом общей с тобой истории. — Он помолчал, давая помрачневшему Мегатронусу осознать свои слова, а потом осторожно улыбнулся и провёл пальцем по нижней губе Мегатронуса, по крепким клыкам, которые давили на обшивку пальцев. — Он был опасен и иррационально жесток. Но я так и не убил его, потому что знал, что где-то в глубине его искры — твоя. Твоя искренне желающая помочь другим искра. Позволишь ли ты мне научить тебя не спешить и принять мой путь перемен? Позволишь ли ты мне научить тебя доверию? Мегатронус нахмурился, настолько подозрительно и неуверенно посмотрел на него, что Оптимус едва сдержался от того, чтобы не поцеловать его снова. — Доверие, Оптимус, это обоюдоострый клинок, — наконец сказал Мегатронус. Он не ответил «да», но не ответил и «нет», и Оптимус мягко продолжил: — Каждому из нас пора учиться чему-то новому. Нам с тобой особенно, друг мой и брат. Но если мы с тобой покажем, что это возможно, наш пример может научить других. Громко фыркнув, Мегатронус после взгляда Оптимуса всё же смутился и неловко рассмеялся. — Всё такой же премудрый и рассудительный, каким я тебя помню. Истинный Прайм! — Истинный, — просто согласился Оптимус. — Во мне искра последнего, Тринадцатого Прайма, с этим тебе придётся тоже смириться. Повисшая тишина напоминала затишье перед началом урагана, и вдруг Мегатронус отвёл взгляд. — Я не смеялся над тобой, — пробормотал он. — Я просто понял, что… — «Что»? — Что ты истинный Прайм. Из тех самых. — Я предпочитаю считать, что не из «тех самых», а скорее из «этих же»: из конструкционных ячеек Колодца Солус Прайм, откуда и ты. Вдруг Мегатронус громко рассмеялся. Похлопывая Оптимуса по спине, он хохотал. А когда потом провёл ладонью по оптике, стало видно, что та блестит от выступившего омывателя. — Оптимус, мой Прайм, мой истинный Прайм, ты теперь навсегда научился оставлять за собой последнее слово? — усмехнулся он и прищипнул двумя когтями его аудиосенсор. Вывернув голову из-под неприятного прикосновения, Оптимус внимательно посмотрел на него. — С тобой по-другому нельзя, взявший имя Падшего. Фыркнув вновь, Мегатронус выразительно поморщился. — Но, может, я смогу тебя научить и этому? — Чему? Брать чужие имена? — Да нет, с именами у тебя и так избыток, разобраться бы с этими двумя парами. — Он хохотнул. — М-м… Быть покладистым и послушным? Как думаешь? Оценив выражение до сих пор искрящейся от омывателя оптики, Оптимус не спешил отвечать. Воспользовавшись паузой и замерцавшей в чужом поле неуверенностью, он всё же сумел выскользнуть из объятия — и из Мегатронуса. Тот вздрогнул, но ничего не сказал, не пытался его остановить, а смотрел снизу вверх на него с той же осторожной надеждой. Встав на колени между ног Мегатронуса, Оптимус сдвинулся чуть назад и затем опустился на корму. Он не спеша осмотрел распростёртый перед ним корпус, прекрасный в своей мощи, столь бесстыдно и завораживающе уязвимый. — Попробуй, — улыбнулся он и провёл пальцами по нежно дрогнувшему кольцу порта.