Мой Лорд Каин. Том 1. Кровь и Серебро

             Узкая ладонь смахнула иней с окостеневшей щеки и ресниц, убрала с лица прядь жестких белых волос, замерла. Страшно?       Страшно. Потому что в силу вступила иная сторона существования нежити. То, за что их боятся, ненавидят и истребляют. В большинстве случаев — правильно.       Полувздох-полурык стал ответом на прикосновение, голова повернулась за рукой — на тепло. Не сонно или замедленно, как у любого раненого живого — четко и ровно, в точности следя за движением с закрытыми глазами. Но ни сознания, ни разума не было сейчас в этом теле, лишь инстинкты, требующие утолить голод. Нельзя питать иллюзий о том, что движет сейчас этим существом. Ему не нужны ни внимание, ни забота, ни ласка. Ему нужна пища и только пища. Энергия — не важно, в каком виде. И стоит хоть немного ослабить бдительность, как он эту энергию может взять.       Это вам не слезливые истории о любви томных вампирских юношей к смертным девам. Это голодная, раздраконенная тяжелым проигрышным боем нежить.       Женщина встает, отходит, убирая малейший намек на тепло и не поворачиваясь спиной. Голова с закрытыми глазами следит за ней. Сначала он прыгнет, ища артерию или вену. И только потом — очнется. Серьезных ран нет, а тело следует инстинктам, пока разум отдыхает после внезапной встряски.       Страшно? Страшно.       Оставаться один на один с голодной нежитью никогда не доводилось. И к тому же, некому добыть столь необходимую пищу. Красота.       Мобиус сейчас волновал меньше всего — он не увидит ничего сверх необходимого. Разве что смутный силуэт.       Розоватый свет зимнего утра коснулся Колонн в самой вышине, где они терялись из виду, сливаясь в точку. Серебрящийся лес затаился, затих, не слышно даже вороньего грая. И вездесущих соглядатаев Ворадора тоже не видно. Не лезут сюда пернатые порождения его некромантии. И хорошо…       Жизнь приучила помнить, что близкие могут охотиться в том числе на разумных. Да — с целью сожрать, как бы жутко это ни звучало. Не только по необходимости, но и с тем, чтобы напомнить себе и другим, что на любого хищника всегда найдется охотник крупнее. А ей следовало знать эти желания, принимать их, учитывать, иногда — как сейчас — удовлетворять.       Оставался лишь вопрос — как.       Самой приволочь жертву? Возможно… Но этого будет мало. Ему сейчас нужен не один человек, чтобы восполнить потери. Не только бой, но и сама аномалия Бастиона истощала его силы.       Ему нужна высокоэнергетическая пища, а это значит, что доставить придется из дома. Но скармливать подданных вампиру?! Да к тому же, нет ни одного спокойного убежища, где он мог бы отдохнуть и прийти в себя…       Реальность тут же услужливо подстроилась под вильнувшую мысль, и внутренний поиск показал подходящее место. Пока еще подобные фокусы возможны. Правила игры, разумеется, требуют встреч на камнях святилища, но отдыхать и вести долгие личные беседы, все же, лучше под кровом. Подготовка займет немного времени, особенно — здесь, так что с Каином попросту ничего не успеет случиться.       Еще раз бросив взгляд на неподвижное тело, она пересекла границу реальности. Остался зыбкий шлейф отвода глаз, защиты от любопытствующих, которым не стоит знать ничего о творящемся между Наследником Баланса и его советницей.       

***

Из забытья вернул вкус крови на языке. Он обжег, словно я второпях глотнул кипятка, внутри вспыхнуло маленькое солнце, опалив жаром с ног до головы. Зрение мгновенно прояснилось, голод ослабил жестокую хватку, скрутившую внутренности ледяной пустотой, а разум — плещущей яростью. Я сел на камнях, вспомнил произошедшее, огляделся. Колонны… Ну конечно.       Намирэ стояла надо мной с фляжкой в руках.       — Идем. Отогреешься и нормально поешь.       Это прозвучало так… обыденно, что даже удивило. Словно мы знакомы сотню лет, и завтракать вместе после драки с призраками вошло в привычку. Подумаешь, ничего особенного.       Я встал, наблюдая, как по легкому жесту разрывается пространство, открывая вид в небольшую гостиную. По непривычной фигурной мебели гуляли отсветы пламени свечей и камина, в высоком окне за тяжелыми портьерами угадывался вечер. Повинуясь приглашающему мановению руки, я шагнул в проем. Мортаниус, помнится, долго вычерчивал глифы…       — Где мы?       — На другом континенте. В Таурране, кажется. Город приморский, портовый, люд живет, в основном, торговый. Местные привыкли к чужакам, о вампирах отродясь не слышали. Или слышали, но не особо верят байкам. Располагайся, этот дом — твой.       Я моргнул.       — Вот даже как… Откуда?       Она усмехнулась, опустилась на стул с резными ножками возле круглого стола, инкрустированного костью, на котором странно мерцал накрытый салфеткой поднос. Призрачный флер с нее совершенно исчез, испарился; передо мной сидела обычная женщина двадцати с небольшим, золотисто-рыжие кольца волос собраны в тугой практичный хвост, зеленые глаза отдают огнем лишь на свету, как у кошки, одета по-мужски, в темную рубашку и брюки, заправленные в незнакомую обувь, плотно сидящую по ноге. Тот самый кинжал темнел на поясе…       И все это так разительно не похоже на привычный мне мир хмурых, усыпанных соломой, провонявших навозом и псами крепостей, ощетинившихся против нежити скудных деревень и глухих лесов!       — Зачем? — — только и смог спросить я.       — Тебе в любом случае потребуется место, где можно остановиться, переждать, сохранить личные вещи, архивы и тому подобное. Эта часть мира никак не затронута историей, но жаждет жить и будет раскрываться согласно твоим и моим желаниям. Несложно было подстроить реальность так, чтобы горожане воспринимали как само собой разумеющееся, что в вилле на окраине города живет заезжий маг-дворянин. Здесь тебя в случае надобности никто и не подумает искать. Здесь ты спокойно можешь не оглядываться на каждый шаг. Снимай броню и садись к столу.       Убежище… Нужда, в которой я не признавался даже себе самому. Место, куда можно уйти от игры с судьбой, пусть на время, ненадолго, но затем, чтобы выдохнуть.       Это было приятно — избавиться от доспехов и на время почувствовать себя… нет, не человеком. Просто не убийцей. И вроде бы мир все тот же, и тот же воздух, и те же вещи вокруг, но что-то неуловимо изменилось, словно стерли пыль с хрусталя.       — Держи, — сказала она, протянув мне фляжку, как оказалось, затейливо инкрустированную черненым серебром и покрытую рунами. — Это тебе. Она сохранит кровь свежей, не даст ей свернуться. Не то же самое, что со свежей жертвы, конечно, но для критического случая сойдет.       Мне казалось, что я до сих пор без памяти после ледяной крепости Малека. Намирэ с пугающей легкостью ломала привычные мне устои, поступая так, как не поступала ни одна из виденных мною женщин, делая то, чего иная не стала бы! Ни знатные леди, ни простолюдинки не осмелились бы выглядеть и вести себя так, как она. Разве что магички… Но, вспомнив убитую мной охотницу, я засомневался и в них. Они не способны сделать подарок от чистого сердца, просто потому что кому-то это нужно. Всегда будет намек, двусмысленность, недосказанность, двойное и тройное дно…       — Спасибо, — сказал я, надеясь, что смущение на моей роже написано все же не так явно. Она, скупо улыбнувшись, сдернула салфетку вместе с мерцанием, и под ней обнаружилась такая пища, которой я не видел ни разу в жизни: странное темное мясо, едва прожаренное и сочащееся кровью, незнакомые фиолетово-синие овощи. С ее же стороны дымилась тонкая фарфоровая чашка со светло-коричневым густым напитком, от которого исходил приятный горьковато-сладкий запах. Все как будто приготовлено только что.       — Тепло сохранял сгущенный воздух, — пояснила Намирэ. — Попробуй, тебе понравится.       — Некромант заявлял, что обычную пищу я есть не смогу, — не стал я скрывать недоверие. — Особенно зелень всякую.       — Прекрасно можешь, — отмахнулась она. — Вопрос в ее насыщенности для тебя. Если в мире сильна магия, то каждое растение, каждое животное будет напитано энергией, силой. А уж если повар готовил, как говорят, «с душой», тебе и вовсе не о чем беспокоиться! А наш повар всегда готовит только так.       — Ты меня обрекаешь на мечты о несбыточном.       — Прости, но притащить тебе человека было бы сложнее. Они, к тому же, как говорят, для вас не все вкусные.       Я хмыкнул.       — Иногда и впрямь такое дерьмо попадается…       И я бы даже не смог сказать, почему какой-нибудь чистенький красавчик или молоденькая девочка вставали мне поперек горла. Или дело в личности, и если человек с гнильцой, то и кровь его отдает гнилью?       Вопрос оставался для меня, скорее, праздным, пользы от него в охоте все равно никакой.       Холод, затаившийся, казалось, в самых костях, постепенно отступал, оставляя после себя уже привычное ровное «никак». Еда и впрямь насыщала быстро, утоляя еще терзающий тело голод. В сравнении с этим все, что до сих пор доводилось есть, казалось пресным и невкусным. Непривычные сочетания приправ и вкусов то и дело изумляли, заставляли замирать с вилкой в руке. Я ж после этого ничего местного жрать не смогу! Придется действительно личного повара искать…       Намирэ не мешала, сев вполоборота к огню и мелкими глотками смакуя свой напиток. Можно было откровенно любоваться рыжими локонами на просвет пламени и тонким станом, облитым тканью, похожей на черный шелк. Огонь плясал позади нее, уютно треща, и вместе с ним плясали тени по углам. Сейчас я мог ощутить и тепло ее, и запах тела, смешанный с запахом травяного мыла, и биение жизни… Она пришла сама, во плоти. И маска словно бы отступила. Все же, ее невозможно было представить где-нибудь в башне за вышиванием, с покрытой головой, безропотно внемлющей мужу и живущей лишь для того, чтобы по требованию рожать наследников. Блистающей при дворе? Возможно, но это не шло ей. Зато образ легчайше вписывался в ритуальные залы и пылающие чертежи с атамом или жезлом в руках, вставал среди сложных устройств и записей.       — У меня есть дети, — тепло улыбнулась она.       И этот короткий ответ на мою невысказанную мысль вновь приоткрыл завесу ее жизни и укрепил уверенность в глубине связи между нами. Если есть дети, значит, где-то там есть и мужчина, их отец. Или мужчины. Хотя, она не казалась любительницей вертеть хвостом…       Не о том думаю. Все это — за пределами нашей связи и того, что нужно сделать, и что должно волновать.       — Мобиус тебя ждет, — сказала она, повернув в мою сторону острое ушко.       — Зачем?       — Чтобы дать ответы на вопросы, которые ты задашь.       — А я должен?       — Ты же не одолел Малека.       — А, герой отправился за советом к мудрецу! — язвительно фыркнул я, подцепив с тарелки очередной кисло-сладкий фиолетовый ломтик. — И далеко мудрец послал?       — В Термогент. К Ворадору.       — Ну тогда, может быть, мудрец подождет до тех пор, когда у меня к нему действительно появятся вопросы? Потому что стравить эту тварь с ее старым врагом логично и без его подсказки.       — Не понравился паладин?       Очарование момента не мог сбить даже столь неприятный разговор. От внезапной сытости накатила лень и хотелось задремать в тепле и покое. Но стычка с Малеком не оставляла мне шанса на покой. Тварь запомнила мою наглость и будет мстить. Возвращаться во мрак полярной ночи, в странную, выросшую там словно из ниоткуда, крепость с забытым мертвым королем на троне не было никакого желания. То, что я мельком ощутил и увидел там, нетопырем пролетая по коридорам, вызывало и вовсе животный ужас.       — Его логово лучше сровнять с землей вместе с ним самим, — зло буркнул я, представив себе, что сулит следующий же визит к очередному Стражу.       — Бесспорно, но не в одиночку, — женщина покачала головой. — Сейчас ты можешь выбирать лишь между Оракулом и Клан-лордом. Времени у тебя — до весны, когда Немезис, вероятно, начнет наступление, перевалив через горы с востока. И я бы посоветовала тебе найти Магнуса Ривари, вампира-ворадорима. Он тебе пригодится.       — Только не говори мне, что придется ввязаться еще и в эту войну! — я закатил глаза, не сдержавшись.       — Так или иначе — затянет, — голос моей Леди прозвучал жестко и категорично.       Долгая война опустошит Носгот. Уже сейчас торговые обозы почти перестали колесить по дорогам, затерянные в глуши деревеньки вымирают, лорды засели по замкам, а Львиный Трон плевать хотел на то, что творится вокруг. Король Оттмар не высовывался из-за белых стен, королевской армии никто в глаза не видел, и лишь слухи расползались по трактирам — величество-де скорбит по угасшей безвременно дочери, принцессе Эвьен, а душу девчонки украл некий злой колдун… Годков Оттмару немало, под семьдесят, и злые языки поговаривали, что единственную наследницу королева родила не от него, а вовсе даже от симпатичного герцога, королевского камергера. По тем же слухам король обещал руку дочери тому, кто вернет душу принцессы. Ну да, время шло — награда увеличивалась, не важно, в сплетнях или на деле. По всему выходило, что Львиную династию, невзирая на все труды леди Ариэль, хорошенько прижало. И, скорее всего, она вот-вот прервется, если уже не прервалась.       А значит, Вильгельм пройдет по континенту железным тараном. Но длиться это будет, все же, долго: любая армия медлительна, за ней тащатся обозы с провизией и обслугой, числом куда больше самого войска, а в подобном походе еще и собственные стада прихватят. Если только… Если только россказни о демонах в его армии не правда.       В этом случае орда чудовищ не увязнет в глухомани и бездорожье. Как там говорил тот охотник? Война — пиршество для нежити? Может быть — на короткий срок. А потом воронье и лисы будут растаскивать падаль из окончательно опустевших деревень.       Можно отсидеться здесь. Но имеет ли смысл? Особенно если я хочу выбраться из баллады о герое, у которого меч вперед башки думает.       Она смотрела на меня, прищурившись и чуть склонив голову набок, с легкой кошачьей улыбкой на губах, ждала. Ни тени страха, хотя, большинство боится моего взгляда и вида. А ведь она знала, что я могу вцепиться ей в горло и вряд ли сумела бы меня остановить, но все же, дала необходимое. Ровно то, что нужно. И, если разобраться, только ей я могу доверить безоговорочно свою жизнь и душу. Любой другой без колебаний попытается убить меня или сдаст убийцам, как только прижмут.       — Чья была кровь? — спросил я, глядя ей прямо в глаза.       — Моя.       Такой простой и такой всеобъемлющий ответ. Разом вышибающий все связные слова благодарности и вгоняющий в оцепенение. Она улыбалась, в мерцающих глазах светилась искренняя забота, а я пребывал в замешательстве и полном смущении.       Смертельный мороз черного бастиона отступал и растворялся, разжимая свои тиски.       Какой носготский вампир до меня мог похвастать подобным отношением?       — Почему она так обжигала?       — Потому что в ней больше энергии, чем у любого из местных обитателей. Она для тебя как концентрат.       — Не боишься? — я склонил голову набок, любуясь ожившей мимикой.       — Чего? — Намирэ рассмеялась, впервые на моей памяти во все клыки. — Что нападешь? Я тебе доверяю.       Еще одна простая фраза, которая значит так много. «Я тебе доверяю». Доверием друг другу в этом мире не страдают даже люди. Доверие зачастую вовсе равно смерти — нож в спину воткнуть чурается мало кто, особенно если выгода того стоит. Но одно это «Я тебе доверяю», сказанное искренне и честно, заставляло меня самого довериться в ответ. И не давать инстинктам брать верх над разумом.       Я не позволю себе обмануть ее доверие.       — Что ты решил?       Ответил я не сразу, задумавшись.       Бунт против реальности сейчас не даст ничего. По всему выходит, что ей нет разницы, сам я отправлюсь на поклон к старому лорду или по совету Оракула. А вот встреча с ним…       Врага надо знать в лицо, не так ли?       — Мобиус.       Намирэ выпрямилась, вздохнула, кивнув, встала, взялась собирать столовые приборы. Руки тонкие, чуть костистые, с длинными пальцами, без следов тяжелой грубой работы, зато с отметинами пера — руки аристократки или мага. Магичкой язык назвать не поворачивался. Когти короткие, но прочные, черные, блестящие, словно покрытые лаком. Не заточены, но я не сомневался, что они могут при реальном желании хозяйки стать орудием убийства.       — Это вино у нас называют «Драконьей Кровью», — она вложила мне в руки флакон с искрящейся темной жидкостью. — Оно напитано энергией так, что пара капель насытит тебя не хуже целой жертвы. Это на тот случай, если пищи не будет вообще.       Я с благодарностью кивнул.       — И драконы — тоже не миф?       — Однажды ты их увидишь над замком на горе. Над черным замком.       Почему я даже не сомневаюсь. Она поделилась коротким образом, озарившим сознание вспышкой: черное существо, полное изящества и мощи, режет яркое небо, как клинок.       Я отошел к креслу у камина, опустился в мягкую глубину, растекаясь и закрывая глаза. Мирные звуки вечера проникали в разум, не задерживаясь в нем. В кои-то веки я мог позволить себе оставить вечную настороженность, почти не прислушиваться, не ждать опасности… Почти.       Ее шаги замерли рядом. Она опустилась на подлокотник, положив ладонь мне на руку — вновь без опаски. И ее тепло как будто сделало ощутимее жар камина…       Я повернул голову, встретившись взглядом с зелеными глазами.       — Ты же понимаешь, что я могу тебя выпить? Не сдержаться.       По мускулам ее тела прокатилась едва заметная волна готовности. Она склонила голову.       — Понимаю. Но понимание без доверия невозможно.       Ну разумеется, она знала, что не успеет сбежать. Но осталась на месте, и теплые пальцы проскользнули глубже в мою ладонь, сжимаясь.       — Но короткий экстаз одного убийства — это меньше, чем обладание.       — А муж-то дозволит обладать? — я не удержался от иронии, выгнув бровь.       Намирэ пожала плечами:       — У нас не считают грехом появление еще кого-то близкого.       — Вот даже как. А ревность, бастарды, угрожающие Роду?       — У нас нет понятия бастардов, — хрипловатый голос приобрел жесткость. — Все дети признаются Родом без оговорок и воспитываются вместе, от кого бы ни были зачаты.       — То есть, — я хмыкнул, — возможны узаконенные любовники, и это не нанесет вреда основной ветви Рода?       — Супруги, а не любовники, — поправила она. — Если избранник сходится не со всеми, возникает… своего рода боковая ветвь семьи. Бывают и дети, зачатые по договору, но на их статус это никак не влияет.       — А наследники?       — Наследование по старшинству сохранилось не во всех семьях. Где-то это практикуется, где-то нет. Чаще — там, где еще сохраняется старый уклад. Но обычно место наследника занимает тот, кто лучше подготовлен к этой роли. Согласись, это выгоднее.       — Это действительно… удобно, — я кивнул.       — А еще такую династию сложнее уничтожить.       О да… И мстить, в случае чего, подобная династия тоже будет страшнее. И теперь внимание Намирэ к моему миру и ко мне уже не вызывало такого изумления.       — Значит ли это, что происхождение тоже не играет роли?       — Может и не играть.       Она умолкла, отвернувшись и глядя в огонь, ее рука по-прежнему согревала мою. Заговорила она не сразу. Язычки пламени лизали прогорающие поленья. Одно из них с треском раскололось, выплюнуло сноп искр.       — Мой отец никогда не был знатен в привычном смысле, — вновь глухо заговорила она. — Как и мои старшие братья. Хотя корни его предков уходят глубоко… А мужчина, с которым мне прочили замужество, сам завоевал свой трон. Как и один из нынешних супругов, впрочем. За тобой поколений благородных предков куда как больше.       На что я только усмехнулся.       — Любая династия с чего-то начинается. Мои предки были всего лишь более удачливыми охотниками, рискнувшими возглавить оборону края. А сам по себе титул еще не дает благородства. Его можно купить. Можно выбить. Присвоить. Вопрос в соответствии этому титулу.       Отец бы удивился моим словам…       Что ж. Значит, молодая династия, которая сама устанавливает свой Закон по праву силы… Это многое объясняет. Многое, но не все. И добро бы этой династии была выгода в моих землях или титуле, так ведь другой мир!.. И что за династия, если кто-то вот так запросто может создавать миры?       Намирэ не договаривает, и я могу ее понять: круто замешанные на магии хитросплетения чужой династической политики ни к чему сейчас. И сама она искренна от начала и до конца, выгода брака ее не интересует. Даже еле заметная дрожь пальцев в моей руке говорит лишь о сдерживаемом порыве. Но будет ли думать так же ее семейство?.. Уж венценосный супруг точно станет расценивать меня не с женской стороны.       — Не хочешь взглянуть на этот город? — вдруг предложила она. — Нас здесь сочтут всего лишь чужестранцами.       — Отчего нет?       Времени подумать будет еще достаточно.              Они шли по незнакомому городу под руку — седой до серебряной белизны мужчина с худым скуластым лицом и маленькая женщина. И были рады обществу друг друга, ныряя в лужи света цветных бумажных фонарей, качавшихся на теплом ветру, и избегая темных кварталов. Впрочем, натыкаясь на его взгляд, карманники и босота тут же предпочитали поискать иных жертв. Пахло морем, цветущими апельсинами и кое-где сточными канавами. Город не спал, и торговцы с рынка зазывали любителей ночной жизни, заманивали жареными орешками в меду, моллюсками, цукатами и прочей дребеденью, призванной развлечь и побаловать кавалеров и их дам. Мимо пары прогремел выезд знатного сеньора в окружении яркой стайки куртизанок, но охрана не посмела замахнуться кнутами, столкнувшись со взглядом убийцы. Раззолоченный кортеж унесся в ночь под птичий щебет дам и лязг железа телохранителей.       То здесь, то там на ступеньках лестниц, ведущих к морю, раздавалось бренчание незнакомых струнных — когда умелое, когда не очень, и музыканты еще больше разливались соловьями, если в плошку падала монетка.       — Добрый сэйр и его сариннэ не желают ли усладить свой слух? — подступил один, тощий и явно голодный юнец со следами затрещин на прыщавом лице.       — Благодарим, но нет, — отрезал белоголовый. — Наш вечер хорош и без музыки.       Он умел играть голосом от чарующего журчания до скрипучего карканья и повелительного рявка. Его баритон резанул бродяжке по ушам и заставил отступить.       — Не любишь ты их, — тихо сказала Намирэ.       — Большинство из них бездельники, не желающие утруждать себя чем-либо еще. Достойный талант — большая редкость.       — Как везде. А тебя самого учили музыке?       — Отец считал, что это женское дело. Сестра и мать умели.       — Развлекали гостей?       — Иногда.       Тонкая рука тонула в широкой, привычной к мечу, прохладной ладони, сжатой чуть крепче, чем требовал этикет. Он не спешил и не настаивал, хотя понимание давно пробралось сквозь трещины маски. Куда спешить, если плоть более не заботит, а разум… Что ж, он терпелив и умеет ждать.       Она была счастлива рядом, кутаясь в шлейф его нежизни, понимая, что это странно и страшно, но не в состоянии отказать себе в удовольствии погрузить мысли и чувства в его темную прохладную ауру. Слушать размеренные легкие шаги по круглым камням старой мостовой. Думать о том дне, когда маску можно будет снять. Наслаждаться щекочущим ощущением присутствия опасного хищника, который тебя никогда не тронет, потому что ты — уже его. Но поддаться власти еще нельзя. Он не готов. Сейчас и здесь ему больше нужна путеводная нить, прекрасная леди, советник и помощник…       Прибой накатывал на берег, лизал гальку пенными языками. Шли вдоль кромки, молча глядя по сторонам. Он запоминал местность до мельчайших деталей, чтобы потом легко сюда вернуться. Она — смотрела в небо, сжимая его руку и тревожно думая о том, сколь долгой будет игра.       — Каин.       — Да?       — Я должна тебя предупредить. Будет время, когда я не смогу появляться. У меня нет в запасе тысячелетий, и мое время течет медленнее.       — Надолго?       — Возможно, веками.       По его лицу ничего нельзя было прочесть, но он неуловимо изменился, стал жестче. Притушенность его эмоций все-таки настораживала.       — Хорошо. Учту.       — Куда ты намерен вернуться?       — В Вассербунд. Хочу взглянуть на племянника. А там, возможно, порадую визитом Оракула.       — Каин…       — Что?       — Будь осторожнее.       Он склонился на мгновение, коснувшись холодными губами кромки рыжих волос.       …Прибой смывал следы на пустом берегу. Мужские и женские.