Под крылья роя ложились горы и лес. Еще голые деревья карабкались по склона,. упрямо цепляясь корнями за скалы и скудную землю, еще припорошенную снегом. Ветер надрывался в вышине, стеная, как живой под низко висящими тучами. Словно кого-то хоронил в кромешном мраке ночи.
Прекрасная ночь для охоты.
Рой вынырнул из тучи под свет луны, растягиваясь змеей, и устремился к перевалу. Чем дальше он летел, тем сильнее проявлялись признаки того, что многие бы назвали порчей. Скалы по обе стороны тропы почернели и покрылись странным шевелящимся мхом, горячий влажный ветер тянул с той стороны неприятно резкие и гнилостные запахи.
Но я был рад остаться один на один со своей целью. Меня тяготило общество людей, а ветер и луна дарили успокоение. Отгоняли мрачные мысли и дурные предчувствия. Я снова и снова возвращался в тот день, в Авернус. К той встрече и обрывку разговора, не предназначенного для чужих ушей. Волей-неволей я пытался понять исход поединка и, в то же время, страшился его. Чутье, банальное чутье на кровь подсказывало, чья она была. Но я отказывался в это верить.
Это не может, не должно стать правдой!
Однако, цель моя была впереди и так заманчиво сияла, словно приглашала воспользоваться связью. Когда так приглашают, поневоле задумаешься, а стоит ли идти? Не встретят ли меня там колом прямо в сердце?..
И я приземлился на краю перевала, там, где тропинка начинала виться и терялась в зарослях незнакомых растений, густо оплетавших скалы. Отсюда открывался вид на долину внизу, но как я ни пытался — разглядеть что-то в этом шевелящемся, кипящем месиве стволов, стеблей, листвы, каких-то жгутов и чего-то отдаленно напоминающего цветы, было решительно невозможно понять, что скрывает чаща. Нетопыри-разведчики развеивались, стоило только им отдалиться шагов на двадцать. А уж крови… живой кровью вокруг все кишмя кишело, и найти друида по ее следу оказалось непросто. Единственное, что указывало хоть какое-то направление — это связь Стража.
И, к несчастью, Антис Бэйн меня ждал… Это чувствовалось во всем, даже в том, как отчетливо приглашающе чернел в ночи зев леса. Чутье предостерегало идти туда. Но выбора, как всегда, не было. Я стал спускаться в долину, сняв с плеча Похититель Душ и надеясь, что он мне поможет больше, чем просто в роли заточенной дубины.
Сначала все было тихо. Кругом лес как лес. Я шел, не шурша каменным крошевом и стараясь не задевать ветки колючего цепкого кустарника, росшего по обе стороны тропы, которая словно сама подталкивала вперед. Ночной ветер шелестел листвой, отдаленные вопли вышедших на охоту хищников настораживали разве что непривычностью.
Но стоило углубиться в заросли и потерять из виду небо с луной, пробившейся в разрывы туч, как земля под ногами ожила. Черный мох взбурлил и стал мягким, так что сапоги проваливались, стебли и корни поползли ко мне со всех сторон, быстро оплетая по рукам и ногам, стремясь задержать, втянуть в непролазную глушь. Удары меча отгоняли назойливую растительность, она шипела и тут же усыхала, но побегов становилось все больше. Стоило хоть немного замедлить шаг, как я тут же начинал врастать в дерн, тонуть во мхе, а плети тянули за руки. Поначалу я почти не замечал помех на пути, обрывая стебли, как паутину, но, чем дальше спускался, чем гуще становились заросли, тем медленнее я шел, уже с заметным усилием вырываясь из цепкой хватки зелени. Приходилось прорубаться, чутко следя за каждым шорохом. Попытка выставить щит только отняла силы, и так таявшие подозрительно быстро. Каждый шаг давался с боем, будто я вязну по колено в болоте, а ноги наливаются свинцом. И оторваться от земли тоже не выходило.
А ведь Бэйн только и ждет, пока я увязну в зеленых сетях целиком; ему останется лишь прийти и добить пленника! Настойчивые уговоры остановиться, присесть и отдохнуть под деревом так и зудели в мозг. Из-под ног разбегались насекомые и мелкая живность, напоминавшая отпрысков крыс, спутавшихся с пауками. С какой-то ветки свесилась толстенная… змея?.. и плюнула в меня едко вонючим сгустком. Увернуться успел, но попавший под ноги корень едва не подбил мне колени, норовя свалить в хищно булькающий мох.
Нет, драгоценный мой друид, так дело не пойдет!
Что-то огромное проламывало подлесок шагах в ста справа от меня. В неподвижном влажном воздухе, пахнущем гниением, грибами, мускусом и мешаниной много чего еще, разливалась стойкая кислая вонь. Я не стал дожидаться, пока это вылезет. Обрубив особо наглую плеть, метнувшуюся вцепиться колючками мне в горло, я слился с тенью, распался черным туманом и потек по земле. Стало легче — растения не могли ухватить воздух, а живность растерялась, не понимая, куда подевалась добыча. Но силы по-прежнему неотвратимо таяли. Как торфяное болото выматывает путников, только намного хуже. Жизнь, которой и самому мне не хватало, утекала капля за каплей. Я рванул к цели быстрее. Надеясь атаковать из тумана.
Старый, матерый олень возлежал на своей поляне в центре одного из распадков горного кряжа Крыши Мира. Далеко на северо-востоке продолжал дымиться вулкан, исторгая из себя тучи пепла и испарений. Время от времени земля еще содрогалась, вспухая нарывами то тут, то там. Воздух, густой от запахов, во множестве нес в себе споры и эфирные масла, феромоны и пыльцу. Глупый, самоуверенный вампир решил, что может потягаться с друидом на его земле!
Бык запрокинул голову, роняя ветвистые, замшелые рога на спину, и насмешливо заревел. Беги, беги, вампирчик, пока силы тебя не оставят! Тебя здесь ждали! Каждое дерево, каждый стебель, каждый лист и каждая тварь на земле Сада — это глаза, уши и Воля Верховного друида, каждая крупица жизни будет преследовать тебя!
Он ударил копытом по земле, подняв облако багряной пыльцы. Лес принял приказ и ожил, наполнился угрожающим рокотом.
Я с трудом нашел в глухой чащобе скалу, на которую можно было взобраться, чтобы глотнуть чистого воздуха и оказаться хоть немного над деревьями. Тяжело рухнув на уступ повыше, я откашлялся и огляделся, но ничего, кроме крон и едва алеющего зарева вдалеке, не увидел. Взлететь, чтобы осмотреться сверху, не было сил, а странный кашель бил уже второй час. Или больше — я потерял счет времени. Насмешливая цель все так же манила, приглашая одним шагом войти на потаенную поляну, поболтать в мягких травах. Угу. Как же…
Наверху воздух казался и впрямь чище, хотя, удушливые запахи, начисто отбивающие нюх, долетали и сюда. Дыши, не дыши, а при попытке принюхаться какая-то местная дрянь все равно попала в глотку, и с каждым новым приступом ее становилось только больше.
Демон в жопу укуси этого Бэйна!
Я бродил кругами. Лес словно насмехался, подбрасывая то одну, то другую тропу, а при попытке идти напрямик норовя сцапать или дохнуть в лицо едким облаком. На сапогах, на одежде и броне, даже на волосах налипли травянистые ошметки. Пришлось спешно, изворачиваясь и мысленно матерясь, прятать косу под ворот бригантины, пока вместе с головой не оторвали. Потом сходу отбиваться от похожей на паука-переростка твари, жаждавшей сделать из меня муху на обед. Меч не подвел, но мерзкой вонючей слизью меня залило знатно. Теперь эта дрянь подсыхала и схватывалась то и дело обсыпающейся коркой.
Хотелось крови и матерно поорать на весь лес, но подобная дурь для охотника недопустима. Я запрокинул голову, уперся затылком в камень и молча думал, как быть. По каменистому склону к ногам со скрежетом ползли плети и ветки, так что приходилось время от времени дотягиваться до них мечом. Который тоже становился все тяжелее с каждым часом…
Новый приступ кашля скрутил жгучей болью в груди.
Я идиот.
Какого демона я не пошел за советом к выжившим общинникам?! Самонадеянный кретин… И даже лицо от вездесущей летучей гадости прикрыть нечем! Пару часов назад и хватанул, когда после далекого трубного зова лес словно взбесился, а накатившая волной слабость выкинула меня из тумана мордой прямо в цветущий куст. Еле успел отшатнуться от сомкнувшихся лепестков, и не хочу проверять, что будет, если сунуться туда снова. Корни, ветки, стволы в ошметках гниловатой коры, сыплющаяся на голову обнаглевшая и совсем потерявшая страх живность… Я потерял бы направление, если бы не насмешливый призыв, до которого я никак не мог дойти...
Нахальный корень вцепился в сапог и уже оплетал щиколотку, быстро деревенея, следом за ним ползли еще, а сбоку, с ближайших крон сорвалась давешняя крылатая погань. Я матюгнулся, поняв, что лес постепенно вползает на скалу и рубанул по корневищу. Меч гадостно возмутился, но дело свое сделал. Хищные плети съежились и сдали назад.
Пытаемся загнать жертву в угол, да?
А что если выманить его, заставить выйти навстречу, позволив себя поймать? Притвориться ослабевшим, выждать, пока подойдет поближе, и…
Яркий образ, тотчас вспыхнувший в мозгу, отбил всю охоту опробовать эту идею. Трава тотчас покроет меня плотным ковром, разорвать который не хватит даже вампирских сил, корни пробьют тело, оплетая кости изнутри и причиняя невыносимую боль, выбьют глаза, а сквозь ребра прорастут цветы… И при этом я останусь жив.
Срань какая!
Значит, этого ты хочешь, Бэйн? А может, сделаем наоборот, цветочки будут колыхаться над твоим трупом?
Снова напал кашель, и я едва успел вжаться в скалу, пропуская мимо себя орущую стаю и одновременно выдрав кровь из всех тварей, до каких смог дотянуться — это хоть немного взбодрит.
А на перчатке осталась вовсе не звериная кровь. С-сука... Если вновь соскользнуть в тени и туман, я вытравлю из себя эту дрянь или нет?
Попытка не пытка… Я потянулся к густому мраку под черными шевелящимися кронами и попытался утечь, раствориться в нем.
У меня получилось. Почти.
Порыв ветра сдул клочья холодного черного тумана с уступа и отнес в сторону. Уже теряя сознание, я проломил спиной плотное переплетение ветвей и почти тут же оказался пойман волной лиан — влажных, тугих, источающих сладковато-удушливую вонь. Они с неожиданной силой припечатали меня к дереву, тут же намертво врастая в чешуйчатую кору, пока все новые и новые побеги стремились скрыть меня под собой. Меч тускло блеснул еще в полете и вошел острием в корень исполина. Хотя, по всем правилам, должен бы шлепнуться гардой вниз.
Связь взорвалась ликованием. Но, вопреки ожиданиям, плети успокоились, всего лишь лишив меня возможности шевельнуться. Неприятная, но не смертельная оплошность. Зато Бэйн, наконец, сдвинулся с места. А с ним… Джул Фари? Экая удача!
Я заставил себя расслабиться и не дышать опасной взвесью, даже глаза прикрыл. Вполне хватало звуков, слух ясно различал копошение, похрюкивание, чьи-то шаги, шум отдаленной охоты, плеск воды в овраге. Почему-то здесь совсем не было птиц. Никаких. Зато полным-полно насекомых, и какой-то жук уже норовил заползти за ворот рубашки, вероятно, привлеченный мертвечиной в лице меня. Тьфу!
Идти им сюда чуть больше дня, если не будут спешить. У меня есть время медленно, по капле, собрать силы для еще одной попытки. В здешнем стоялом воздухе это удастся. И есть время подумать. Но и думать в этом лесу надо тихо — друид нагло пользуется связкой и слышит каждый яркий образ.
Матерый олень с истертой, латаной шрамами шкурой шел звериными тропами в окружении свиты. Вампирчик затих, затаился, надеется перехитрить, не понимая, что влип, как муха в янтарь. Споры и пыльца повсюду, лианы, которыми он опутан, ядовиты для нервной системы нежити, а провиси он там долго — и соки дерева его вполне переварят. Беспокоит разве что меч. Но разве одолеет тупая железка исполина, который лишь песчинка, часть, огромного леса, заполонившего горный край почти целиком?
Глупый вампирчик будет умирать медленно и поначалу даже не мучительно. Природа мудра. Она не терпит того, что неестественно и сама уничтожит чужеродную заразу. Нужно только немного ей помочь.
«Давай сделаем из его черепа украшение?» — молчаливо шепнула спутница.
Свора текла по прогалинам, поднималась на взгорки, обходила скальные клыки и гребни. Ручные твари всех мастей спешили за вожаком к пойманной в ловушку добыче. Ночь сменилась утром, и тусклый свет затянутого пепельными тучами солнца начинал пробиваться то здесь, то там.
Время тянулось медленно, как патока. Слабость накатывала волнами, то и дело мутя сознание, вездесущий сладкий запах забивал ноздри, глотку, скапливался на языке, как я ни пытался его избегать. Но дерево, кажется, начало засыхать. Во всяком случае, с него посыпались мне на голову не только насекомые, но и листва. Далеко внизу исходил злобой на все и вся Похититель Душ.
Выходит, ты и так можешь?
Отлично…
Идея постепенно обретала внятные очертания. Но я еще оставался на месте, чтобы выманить друида поближе к себе и подальше от места средоточия его силы в сердце леса. Волосы и одежда противно склеились от смолы, мышцы то и дело простреливало болью и снова начал донимать кашель. Голод выворачивал и перекручивал внутренности, доводя до бешенства, но я заставил себя не обращать на него внимания. Копил злобу на весь этот дрянной лес. Хорошо бы его целиком спалить к демонам! Но сейчас мне нужны силы всего лишь на один прыжок, на одну смену формы. Потом я буду жрать. Много и с удовольствием. А потом…
Лиана обвилась вокруг шеи и впилась колючками под кожу, затягиваясь удавкой и впрыскивая жгучий сок. Горло почти сразу онемело, лишив меня дара речи, а потом холод пополз по всему телу.
***
«Я не могу за него тревожиться. Я не должна. Он справится со всем, иначе и быть не может. Но отчего же тогда я не могу сосредоточиться на деле, а?»
Фонарь покачивался в руке, освещая крутые ступени винтовой лестницы. Она бы предпочла вовсе не зажигать света, но бойниц почти не было, мрак царил кромешный даже для ее глаз. А тот еще нервы…
Он ушел всего лишь этой ночью. Рано тревожиться. Да и канон в любом случае, должен вывести, куда нужно.
Но почему же тогда так неспокойно за него…
Намирэ поднялась на дозорную площадку одной из башен замка. К ее удивлению, часовых там не было, зато дожидался сам барон.
— Доброй ночи, леди, — прогудел он, шумно вздохнув. Грузный мужчина в летах выглядел еще вполне бодро и даже не страдал одышкой. — Я смотрю, вам тоже не спится.
— Работать удобнее ночью, — ответила она. — Когда люди не отвлекают лишней беготней и вопросами.
Она поставила свой фонарь рядом с фонарем барона, на парапет между зубцов. Он не потребовал реверансов, зато смотрел внимательно и изучающе.
— Вас что-то тревожит? — спросил он с явственным значением.
— Всего лишь обычные женские страхи, не берите в голову. — попыталась отмахнуться она.
— Вот это и изумляет, — Не отступал от своего Орис Фальк. — Не бывало, чтобы смертная ждала вампира, как рыцаря с поля боя, и не бывало, чтобы вампир именовал супругой смертную!
— Все когда-то бывает впервые, — улыбнулась она.
— Вот то и страшно…
— Вы не знаете, чего ждать от Лорда? — чуть прищурилась Намирэ. — Ничего сверх того, что может дать вассал. Родящую землю, труд мастеров…
— …Кровавую дань.
— Не вас он пошлет на поля сражений, будьте покойны, — нежный голос звякнул стальным эхом. — А дань пропитания не так велика, как может показаться.
— Странные вы, все же, речи ведете для женщины, — не сдавался он.
— Я маг, — поправила она. — В нашем роду считается, что помимо общих обязанностей каждый должен совершенствоваться в том, к чему в самом деле склонен.
— Чудные нравы, — покачал головой барон. — Ну да пес с ними… Я разослал гонцов к соседям и друидам, как вы просили.
— Хорошо, — она склонила голову в знак благодарности. — Когда их ждать?
— За неделю, думаю, обернутся, — отозвался барон, переминаясь с ноги на ногу и разрываясь между желанием побыстрее уйти и остаться понаблюдать, чтобы удостовериться, что странная девка не врет.
— Неделя… Что же, за неделю с отступником Антисом Бэйном, думаю, и впрямь будет кончено, — согласилась Намирэ. — А теперь я бы попросила вас меня оставить…
В подтверждение своих слов она засветила небольшой золотой огонек над ладонью, и барон понятливо ретировался.
Она нервничала и почти откровенно боялась того, за что собиралась взяться.
«Где взять уверенности, как раньше?..»
Раньше… Когда вся мощь Звездного Колеса ложилась в руки и казалось, что невозможного не существует. Теперь же мир затаился и ждал ее действий и прикосновений, как зверь. Не спешил открывать свою темную суть. Не спешил доверять, признавая иного хозяина. Ветер дул в лицо, трепал выбивающиеся из косы пряди, заставлял мысли разбегаться, перескакивать на что-то совершенно не имеющее отношения к этой ночи. Смутные ощущения, отголоски образов намекали, что подобное где-то когда-то уже было — густые северные леса, крепость на холме, ее хозяин, она сама в роли… ведьмы? Все слишком туманно, не разобрать. Осколки ведьмовских навыков иногда начинают всплывать в голове каким-то интуитивным пониманием, тянущим душу зовом, вспышками образов и словами старых заговоров, которые — она точно это знала — будут работать, если их восстановить, уловив структуру и ритмику звучания. Язык — не важен. Важен лишь звук и внутренний код.
Губы беззвучно шевелились, повторяя «ключи» и «замки», напевая без слов древний ритм. Когти едва слышно поскрипывали по камню парапета, вокруг закручивались мелкие смерчики неоформленной силы, заставляя пространство прислушиваться и замирать в готовности. Сознание покидало границы тела, медленно расширялось и охватывало окрестности Барсучьего Холма, близлежащие деревни, реку. В шорохи ночи вливались редкие взлаивания собак, угуканье сов, плеск воды, почти освободившейся ото льда, весенние волчьи песни…
И на всем этом лежал отпечаток запустения, налет тоски и болезни, унесшей сотни жизней.
Ей это не нравилось. Вымерший край не даст опоры, не даст приплода и пищи, не даст кожи, шерсти, дерева, камня, мыла, трав, мехов, опытных мастеров… всего того, что может дать. Даже вампиры нуждаются водежде, оружии, бытовых мелочах и, о ужас, деньгах на военные и прочие расходы. Но Каин прав, возвращать к изначальному состоянию все графство сейчас не стоит. Банально потому, что проснувшимся внезапно в своих домах людям будет некому объяснить, что происходит, и почему все вокруг так переменилось. Но здесь, в Барсучьем Холме барон Фальк вполне в состоянии позаботиться о своих подданных.
Она представила, как эти места могли бы выглядеть раньше — до чумы. Полный жизни, забот, повседневных дел и праздников, детского гомона и песен за работой в полях край. Ведь эти люди, по большому счету еще непроявленные, небывшие, никогда не жившие до этого момента, могут стать именно такими, какие нужны — крепкие, сильные, стойкие, как дубовые корневища, пюди, знающие цену данному слову, лишенные страха и крысиной мелочности.
Нужно всего лишь вложить немного воли и собственных сил в их существование, в еще до конца несформированные зародыши душ. Их будут помнить родные и близкие, их существование никак не нарушит канву реальности, не будет чем-то неестественным для нее.
И реальность чуть дрогнула, отзываясь сперва неохотно, с натугой. Но воля подстегивала ее, эгрегор не имел ничего против такой малости, тем более, что часть энергии давала сама Намирэ. Она стояла, запрокинув голову, закрыв глаза и подставив лицо свету проглянувшей луны, в опасной отрешенности от окружающего, в глубоком трансе, и тонкую фигурку обвивал ветер. Кровь отхлынула от щек, когда воля сметала остатки тяжелого чумного дурмана. Будь в замке враг — она вполне могла бы поплатиться жизнью за подобную беспечность. Но старый барон хоть и казался простоватым на вид, на самом деле был куда как умнее. Вызвать на себя ярость сюзерена-вампира, потому что какому-то одержимому идиоту или косо поглядывающей жене не понравилась заезжая магичка, а то и вражеский лазутчик, не дай боги, пролезет? Нет уж, увольте! В нынешние неспокойные времена нельзя быть уверенным ни в ком ини в чем.
Потому Фальк, конечно, ушел, как велено, дабы не отвлекать, но все-таки вернулся и бдел лично. Так что, когда госпожа маг все-таки пошатнулась, болезненно потирая виски, он оказался рядом, чтобы не дать упасть.
Надо ли говорить, что поутру у обитателей замка и его окрестностей ждало много шума? Много охов, ахов, испуга, слез, радости и разговоров. И на внезапных ночных гостей понемногу начинали смотреть иначе. А барон по этому поводу и в счет грядущей смерти всех доставшего друида, о котором слухи ходили один другого гаже, приказал готовиться к пиру.
***
Я все-таки идиот.
Что мне мешало пересечь лес поверху, над кронами и убить эту отрыжку общины, даже не приземляясь?! А еще раньше просто не играться со связью, надеясь его напугать! Нет же, понесло.
Тело постепенно немело, а вот ярость наоборот, закипала едким расплавом. Голод выворачивал внутренности, доводил до судорог, оттесняя ясный разум куда-то на задворки и оставляя лишь чутье, способное распознать кровь на мили окрест.
Распознать. И притянуть.
Волос. Ниточка. Ручеек. От тех, чей запах не был искажен или отдавал чем-то неправильным меньше других.
Бэйн ломанулся напрямик, как жеребец на случку. Плети взбурлили в попытке окончательно затянуть меня, прорасти сквозь глаза, уши, рот, но кипящая ярость позволяла рвать их волевым усилием, пока тело поглощало первые алые капли насильно вырванной жизни. Местные вепри размером с лошадь на диво полны ею!
И вот уже черный туман рекой хлынул в ближайший овраг, смешиваясь с местными испарениями, избавляясь от всего лишнего.
Меч растворился в текучих клубах, словно всегда был их частью.
Это в высшей степени занятно — быть везде и нигде одновременно. Перетекать, не имея препятствий, но сохраняя все свойства личного «Я». Ведь тело, каким бы оно ни было — всего лишь сосуд для разума, воли и души. Я охотился, постоянно забирая мелкие жизни и больше не позволяя пить себя. Я кормил меч. Поражался его ненасытности и постоянной молчаливой злобе. Но когда мы нашли подходящее место, он вполне согласился выполнить то, что я задумал. Пока друид метался в гневе, не понимая, где и как меня искать, злясь за каждую поглощенную туманом тварь, я нашел дерево.
На несколько мгновений встал на ноги под его кроной. И нанес единственный удар в щель над корнями, так напоминающую пасть. Весь мой гнев, вся накопившаяся злоба потекла через рукоять и гарду по клинку, обращаясь пламенем, которое с легкостью подожгло ствол и принялось быстро пожирать все, до чего могло достать.
Лес завыл, закричал, забился. Заметались его твари. Завизжал, словно его режут, друид, и этот вопль разнесся на весь окрестный лес, звеня в моем сознании, как великолепная музыка. Я утекал прочь от огня и вонючего дыма, наслаждаясь его страхом и болью, всем существом чувствуя, как дрожит земля под отчаянным перестуком оленьих копыт. Как испуганно мчит вместе с ним это странное создание, Джул Фари. Прямо к очагу пожара.
Беги, беги, олень! Ты — добыча, я — охотник.
Туман тек, поглощая попадающую в него мелкую живность, в которой была хоть капля пригодной в пищу крови, и не трогал откровенно ядовитых мутантов, чья плоть и кровь воняла то кислотой, то вовсе не разберешь чем. Полный дыма воздух смешивался со жгутами и клочьями черно-сизого тумана, делал его почти незаметным, неощутимым.
И спешащий на помощь горящему лесу олень не заметил, как его ноги увязли в стылых плетях, цепких, словно пальцы мертвеца. Бэйн споткнулся, с ревом полетел головой вперед, тяжелые рога перевесили, и он кувыркнулся, сам того не желая, сбросил в ближайшие кусты всадницу и принял человеческий вид.
Мощный, кряжистый, как дерево, мужик в оленьей шкуре против воли вдохнул стылые туманные плети…
Закутанная в тяжелый темный плащ женская фигурка еще только выпутывалась из кустов странными, рваными, какими-то нечеловеческими движениями…
А рука вампира обрела плотность и вес прямо в груди друида, сжав когтистые пальцы на колотящемся горячем сердце.
Рывок — и оно, еще живое, трепещет и истекает кровью в ладони, а Бэйн в последние мгновения жизни видит клыки, сомкнувшиеся на его собственной плоти.
Где-то вдалеке с каменным рокотом вздыхают Колонны…
Но кончено еще не все. Девчонка, наконец, выпутывается из плаща и прыгает на убийцу своего соратника, заставив того замереть в полнейшей оторопи. Чего-чего, а встретить нечто подобное вампир не ожидал. На него с безумным ментальным воплем «Сжечь гада!!!» неслось что-то сверкающее, плюющееся молниями во все стороны и очень отдаленно напоминающее человеческий силуэт.
Он успел развернуть привычную сферу щита, но пара попавших разрядов быстро свела его на нет вокруг царил хаос, носился подпаленный молниями зверинец, нечто висело в воздухе и бесновалось, непрерывно вопя, плевалось и шипело. Некогда было думать, некогда уворачиваться от безостановочных всплесков и разрядов. От грохота почти закладывало уши.
И Каин сделал то единственное, что мог, не будучи магом — вскинул хищно запевший, нацелившийся на вкусную добычу меч и позволил ему направить тело и руку для удара.
Изгибы лезвия в стремительном рывке соприкоснулись с искрящей, перенасыщенной оболочкой давно обезумевшей души. Глазницы черепа вспыхнули глубокой, насыщенной до фиолетового свечения, Тьмой, пока фламберг, мелко вибрируя и воя, всасывал огромное количество испускаемой вникуда энергии. Джул, фонтанируя дикой паникой, прекратила плеваться молниями и попыталась сбежать в те же кусты. Но Похититель Душ уже разматывал ее, словно клубок ниток. Каину оставалось лишь удерживать дрожащую рукоять, прилагая немалое усилие, чтобы меч не рванул следом за жертвой…
Скоро все было кончено. Искрящий, сытый, отяжелевший клинок умолк, сам Каин застыл, словно среди поля боя и выглядел так, будто кто-то хорошенько его пожевал и выплюнул.
Ему оставалось только забрать трофеи и в очередной раз отправиться к Колоннам, где на сей раз его никто не ждал.
