Салочки на смерть.

Долгие шестнадцать часов полета закончились, ледяное сердце ровно постукивало, на белом лице — пустота. Здесь, среди миллионов людей, легко скрыть лицо за медицинской маской, в привычном шуме аэропорта Шоуду Хаябусу попросту невозможно обнаружить, невидимой тенью он просачивался между людьми. Приближаясь к родине юноша глядел на здание аэропорта, поражающее своей величиной, крытое стеклом строение, напоминающее по форме шестиконечную звезду, горело золотом в ночном мраке. На многие километры раскинулись освещённые взлетные полосы, серой паутиной окутывает пустоту кроны деревьев. Там, внизу, кипела жизнь, к которой вскоре Хаябуса присоединится, в его голове смутные обрывки из прошлого, ведь много лет назад он покидал Китай из этого же аэропорта, надеясь его больше не увидеть. Теряясь в величине широких многоярусных помещений, напоминающих инопланетный корабль, с множеством изгибов и стальных перегородок, несущих службу опоры для выпуклого стеклянного потолка, убийца исчез. Юноша быстро шел через бескрайний зал ожидания, укрываясь за белоснежными колоннами, минуя длинные ряды кресел и стоек информации, прячась от камер и множества маленьких лампочек в тени вывесок. На подступах к Шоуду встречала автомобильная развязка, будто встроенная безграничной детской фантазией, собираясь в клубок перепутанных поворотов, нависающих друг на другом. Глухой рев двигателей и бесконечный звон являлись для Пекина неумолкающей музыкой, а смог и пробки — укрытием и смертью. В потоке стоящих машин легко потеряться, но и так же легко быть пойманным. Хаябуса отвык от родины; от бесконечных пробок, давки и духоты, от вздымающихся в небо шпилей огромных небоскрёбов, запутанных шоссейных развязок и улиц. Проведя в Китае детство, прибыв на родину в осознанной возрасте, юноша невольно задумался, что его безэмоциональность вполне оправдана, выжить в огромном муравейнике требовало стальных нервов. О личном пространстве здесь забыто, в час пик думаешь лишь о том, чтобы не быть задавленным толпой, умудрившись влезть в нужный тебе поезд или автобус. В духоте больного мегаполиса неимоверно хотелось закурить, взлететь над крышами домов и не принадлежать этому шумному миру. Перед смертью не надышишься, так говорят, но здесь и вздохнуть полной грудью не выйдет, Хаябусе нечего терять, свой путь он выбрал и сворачивать не желал, куда бы юноша не пошел — тьма ожидает везде. Как ни крути — от судьбы не убежишь, кому бы убийца не служил, в результате он вернулся к истокам, туда, чему он в сущности принадлежит. Не увидеть в вечном смоге дыма и летящего пепла, юноша ощущал горький и мерзкий привкус смола, ощущающийся в рту и горле. От сигарет Ланселота такого никогда не было, ее умел убийца выбирать качественный табак, давясь дешёвкой, прожигающей нежные стенки горла. Бычок одиноко тлел на земле, Хаябуса уже растворился в толпе, следуя за единственной возможной целью, скрывающийся где-то в множестве небоскрёбов, поражающих своими формами и высотой. И где же в Пекине грань между адом и раем, в глаза бросаются яркие огни и здания, удивляющие разнообразием геометрии, парящие над землёй иллюзорные изгибы, как картинки с обманом зрения, но приятно ли на них смотреть, зажатым между потоком людей. Близился рассвет, тусклые лучи рыжего солнца пробивались сквозь серую пелену, привнося очередной мучительный день, идущие на работу люди спешно покидали свои дома, растворяясь цветной реке таких же, как они. Утопал в сером тумане высокой небоскрёб, его вершины с земли не разглядеть, Хаябуса и ее пытался, безмолвно наблюдая за оживающим городом, за стеклянной дверью — возврата нет. В светлой красоте и комфорте дорогого офиса, отделанного лучшими материалами, выполненного в сдержанном неоклассицизме — нет будущего, лишь смерть скрывается в лживых стенах здания Триады. Заходя в злато-красное помещение холла, у Хаябусы появилось отвращение к увиденному; все было исполнено в классическом китайском стиле, казалось, обычный офис, однако охранники, вооружённые отнюдь не травматическими пистолетами, заставляли напрячься. Никто по доброй воле в это здание не входил, но и никто и внимания не обращал, будто призрак, возникший в центре города. Каждого, кто должен прибыть в убежище Доу-му знали лично, а убийца оказался незваным гостем на празднике смерти. Юноша молча обнажил татуировку, доказывающую его принадлежность Триаде, сколько бы времени не прошло — вбитые в голову традиции и правила не вытравить ничем. Двое охранников переглянулись, не зная, что им делать, слишком много событий произошло за пару дней: смерть босса, неожиданное предложение от Европейского Синдиката, слишком быстрая церемония становления нового лидера и парень, до этого неизвестный никому, носящий на теле татуировку высшего эшелона. — Где босс? — По-китайски вопросил Хаябуса. — Я пришёл исполнить волю богини Доу-му. Охранники дрогнули, более пятидесяти лет никто не решался произнести эту фразу и о страшной кровавой традиции давно было позабыто. Но только не память о ней, как в далёкие времена, когда в Китае был кризис и страна была в упадке, верховная каста грызлась за наследие трона. Каждому полноправному члену рассказывалось о страшном способе получения власти, однако, менять его никто не спешил, используя в удобном случае, когда нынешний лидер перестанет устраивать остальных, так глава стал заложником собственной организации. Чтобы сохранить место под солнцем, приходилось потакать всем и каждому и Доу-му начала кровавый путь в тьму, прославившись на всю страну своей жестокостью. Её члены вместо союзников убивали всех вокруг и самым большим доходом для мафии стали наёмные убийства значимых членов общества. Выросший в крови Хаябуса совершил первое убийство задолго до того, как был заклеймен предателем и стал служить отцу Дариуса. На поле сражения вновь встали новые фигуры, война никогда не прекращались, где бы ты не находился, смерть не отходила ни на шаг. Пешки и короли сразятся за место победителя, минуя все правила, отрубая столько голов, сколько игра требует ради трона, сделанного из костей, стоящего на кровавой реке. В церемониальном зале, находящимся высоко над городом было оживлённо, новоиспечённый лидер не собирался долго откладывать свое восхождение на престол, проводя церемонию раньше, чем похороны родного отца. Вдоль стен находились все представители высшего эшелона, наблюдая за мужчиной, одетым в традиционные китайские одежду, читающего всем давно приевшуюся клятву верности. Никто и слова сказать не смел достаточно молодому лидеру. Качались под потолком бумажные фонари, а от обилия роскоши резало глаза — почти весь зал украшен золотыми скульптурами и древними статуями китайских богов, растянулся от громадного подобия трона, являющегося скорее декором, недели предметом было, алые ковёр с золотой вышивкой. Высокий потолок поддерживали массивные колонны с живописью и резьбой, а в центре помещения журчал небольшой золотой фонтанчик в форме дракона. Над троном величественно смотрела на собравшихся людей богиня Доу-му, напоминая всем членам клана о старых традициях, жизни и смерти, и о том, кто достоин восседать на этом троне, распоряжаясь этим возможностями грамотно и справедливо. Тяжелая дверь распахнулась, в один момент все обернулись, наблюдая за вошедшим Хаябусой, держащим в руке чёрную катану. Не слышно все перешептывались, ведь каждому из касты известно о клане Араи, что был полностью уничтожен за предательство тринадцать лет назад. Наличие угольно-черного меча служило их отличительным знаком, поэтому возмужавшего наследника сразу опознали. В Доу-му с того моменты были запрещены любые разговоры об этой семье, а причины, почему те уничтожены — сокрыты в устах босса и его ближайших подчинённых. — На глазах у богини Доу-му, я, Араи Хаябуса, призываю рассудить нас. Достоин ли человек, вошедший на престол раньше, чем похоронил отца управлять людьми? На глазах у всех кланов, у всех глав, я вызываю тебя, Чжао Зилонг на сражение за титул лидера. Если ты достоин руководить Доу-му — меня постигнет смерть, ежели нет — погибнешь ты. Повисло молчание, люди с ожиданием глядели на облаченного в золото босса и потрепанного убийцу, пришедшего с таким заявлением. Разумеется, большинство из глав разных кланов люди достаточно консервативные и чтили древние традиции, пусть они были бесчеловечными, но никто и не подозревал о том, что предпримет в этой ситуации юный босс. — Убить его. — Приказал Зилонг своим телохранителям. Несколько мужчин не успели достать оружие, как Хаябуса маневрируя между колоннами, подобрался к одному из них, использовав тело мужчины как щит. Очередь из автомата продырявила бедолагу, тот обмяк в руках убийцы, тот вытащил пистолет из набедренного чехла, лишая жизни оставшихся двоих мужчин. С дырой во лбу они свалились на пол, пачкая в крови золотой кафель, а алый ковёр стал ещё ярче, за долгие годы впитав в себя литры человеческой жидкости, а сам зал увековечил в памяти тысячи жестоких смертей. Остальные немо наблюдали за происходящим, нет нужны поддерживать лидера, что отправляет на смерть подчинённых, когда его призывают сразиться лично, кажется, Хаябуса просчитал, узнав, что старый босс погиб. Живое наследие безжалостной Триады, сын любви, разрушенной старыми традициями, тот, кто вынашивал семя ненависти и подавил его — истинный лидер преступной группировки. Юноша своей силой уже завоевал интерес толпы, позабывшей за время о поступке родителей Хаябусы, он делал все так, как должно быть, свергая недалёкого лидера, с детства мечтающего о престоле. Убийца откинул от себя труп, вплотную подходя к Зилонгу, явно недовольному поведением остальных, он прекрасно осведомлён о способностях клана Араи, о мастерстве убийства и сражения на любой дистанции, и победить ему никак не удастся. От босса его отделила молодая девушка в фиолетовом кимоно, вооружённая кунаями. — Ещё шаг и я убью тебя. — Прошептала она. — Ван-Ван, назад! — Приказал старший брат. — Тебе его не победить. Последний представитель клана Араи. — Зилонг снял со стены золотое копье, отводя сестру назад. — И с чего тебе являться спустя столько лет? Ты, как и твоя семья — предатели. — Некрасиво с моей стороны вызывать старика на смертельную дуэль. — Холодно отвечал Хаябуса. — Докажи, что ты достоин поста главы Доу-му — убей последнего предателя. Шансы равны. Схлестнулась в битве сталь, бесконечный звон ударов вбивался в уши, никто из наблюдателей не вмешивался, следя за великолепной битвой. Оба противника виртуозно владели своим оружием, не давая оппоненту захватить преимущество, Зилонг нападал яростно, словно дракон, без уловок и хитростей, скоростью и натиском не давая Хаябусе провернуть трюки. Юноша просчитался лишь в одном — явился на бой раненым, плечо нещадно болело, а хрупкие швы готовы были треснуть от перенапряжения, как назло, задета была рабочая рука, что существенно понижало шансы на победу. Ударом в живот босс отбросил Хаябусу в сторону, последний, перевернувшись в воздухе, упёрся о пол на больную руку, делая кувырок назад. Кровь брызнула, пропитывая морсом чёрную ткань плаща, пятно едва различимо, если его заметят — убийца обречён на провал. Контратака произошла также быстро, наплевав на боль, юноша, стиснув зубы рванул вперёд, превосходя предыдущую скорость, казалось, чёрная катана способна разрубить воздух. Зилонг пропустил несколько атак, с предплечий брызнула кровь, раны не смертельные, но существенно снизят скорость противника, что Хаябусе на руку. Ван-Ван, наблюдающая за боем, мириться с традициями не собиралась, самовольно вступая в бой, пуская в убийцу дождь из кунаев. — Я тоже претендент на место главы Доу-му! Противнику пришлось отпустить, укрываясь за колонну, но зажатый между двумя врагами — долго не выдержишь, учитывая, что они используют разные стили ведения боя. Через мгновение девушка оказалась за колонной, осыпая юношу чередой атак кулаками, облаченными в шипованные кастеты. Хаябусу очевидно прижимали к Зилонгу, который собирался нанести удар сзади. Юноша подпрыгнул в воздухе, отталкиваясь от плеч Ван-Ван, толкнув её на острие золотого копья, пока та повёрнута спиной, он пронзил сердце катаной. Выдернув черной лезвие из плоти, убийца брызнул кровью на пол, а девушка бездыханно свалилась к ногам брата. Времени на передышку и осознание ситуации никто не дал, Хаябуса хорошо знаком с повадками людей, зная, что в состоянии потрясения Зилонг — не противостоит ему. Этих нескольких секунд хватило, чтобы разломать копье на две части, обезумевший босс успел защититься за секунду до смерти, но от победы убийцу отделял один точный удар. Пустота в глазах, идеальность исполнения и использование преимущества: физического и морального, вынуждали остальных членов клана со страхом и восхищением смотреть на почти нового лидера. Зилонг был вынужден уворачиваться, пытаясь парировать атаки, однако, инициатива давно потеряна, кровавый король всегда прорубит дорогу к своему трону. Взмахом лезвия, юноша отрубил врагу кисть, по всему залу прошёлся крик, а золото окрасилось в алый, отрубленная конечность прокатилась по полу, из неё торчала идеально разрезанная по диагонали человеческая кость. Следующий удар стал фатальным, прокрутив место в руке, Хаябуса пронзил сердце врага, наблюдая в глазах того ненависть и страх. Воочию увидев истинную силу клана Араи, даже самые ярые соратники Зилонга не рискнули вступать в бой с тем, кто в одиночку убил людей, считающихся в Доу-му сильнейшими, отделались одним ударом в живот. Безжалостность, с которой юноша расправился с правящим кланом вынудила остальных признать убийцу правым. В отличии от своих противников Хаябуса прекрасно знал традиции и был готов к бою, именно таким должен быть лидер кровавой банды. Он склонился перед изображением богини и произнес клятву, которую всеми силами пытался забыть. В чёрных глазах никто не мог разглядеть истинных мотивов, никто не мог объяснить причину резкого появления предателя. Хаябуса словно демон, питающийся людьми: холодный и жестокий, лишённый всякой жалости и сострадания, что присуще даже убийцам. Единственный, кто до конца может пройти путь ненависти и тьмы до конца, искоренив зло, становясь для мира самой главной угрозой. — Все, что я хочу единства в Триаде, процветания для нас и нашей великой страны. Линг и Клауд прибыли в Шоуду слишком поздно, самолет Хаябусы приземлился ещё глубокой ночью, а сейчас над Пекином стоял полдень. Покинув Германию, вор смог выдохнуть с облегчением, здесь его никто не ищет, учитывая, насколько мало о нем известно, даже предположить невозможно, куда тот отправиться. И лишь к вечеру им удалось прибыть к главному зданию Доу-му, внутри суетливо, что сразу насторожило Линга, лишившегося в один момент всей семьи. Ни о чем не спрашивая, ухватив Клауда за запястье, юноша рванул в церемониальный зал, застывший в немом молчании. Он не стал свидетелем смерти брата и сестры, но пришёл в тот момент, когда Хаябуса принял право на лидерство, восседая на изображением богини, раскинувшей руки. Линг выбежал в зал, обнаруживая дорожку из трупов и убийцу, безразлично глядящего на членов высшей касты, которые не смели ему противостоять. — Господин Чжао! — Воскликнул кто-то, увидев сержанта, глаза которого округлились от ужаса. — Неужели… Мы опоздали… — Юноша отшатнулся назад, совершенно не зная, что делать, разумеется, с традицией он был знаком, но не представлял, как бросить вызов Хаябусе, пока ещё мог. Преступники кинули на Клауда подозрительные взгляды, ожидая команды убить чужака, но юноше все равно. Наплевав на все, он твёрдо шагал к убийце, сжимая кулаки, всем сердцем он ненавидел ублюдка, посмевшего обмануть его, но больше всего ненавидел за то, что Хаябуса в одиночку бросился в бездну, оставив тех единственных, кто им дорожит. — Что ты делаешь, идиот?! — Прорывался Клауд через охрану, схватившую его на середине пути. — Какого хрена?! — Отпустите его. — Приказал убийца, говоря на китайском, поднимаясь с трона, направляясь к юноше, наличие Линга его совершенно не волновало. Он медленно шел к товарищу, одним взглядом заставляя его замереть в ожидании, охранники расступились, пропуская лидера вперёд. Хаябуса подошёл вплотную, не оставляя юноше места для вздоха, его взгляд ещё холоднее того, что был ранее. Человек так смотреть не может, Клауд это понял ясно, он попытался ударить убийцу, но с лёгкостью был остановлен, последний до боли сжал кулак. — Уходи, если не хочешь сдохнуть. — Чёрные глаза пали на Линга. Благо, никто из присутствующих в комнате не знал немецкого, поэтому убийца оставался спокоен. — Значит, и ты сюда втянут. Что ж, если хочешь занять место босса — то прошу, сразись за него, если желаешь отомстить. — Господин Линг, что будете делать? — Вопросил один из сторонников Зилонга. — Я не принадлежу Доу-му, мне не победить члена семьи Араи. Клауд отшатнулся назад, переполненный печалью и сомнениями, пусть Хаябуса и был отвратительным, высокомерным ублюдоком, но не заслуживал такой судьбы и не имел права обрекать на смерть людей ради защиты других. Вместе с Лингом им убийцу не одолеть, простых слов будет недостаточно для переубеждения, ситуация в которой вор получил однозначный мат, проиграв свою партию, превратившись из короля в пешку. — Не делай глупостей, Хаябуса! Твой риск не оправдан! — Пытался достучаться Клауд. — Уходи отсюда, я сказал. Наши пути на этом расходятся. — Урод, заткнись! Этим ты никого не спасешь! Слышишь! Давай вернёмся и попробуем решить проблему… Вместе. — На что ты рассчитывал, бездумно бросаясь за мной. То, что ты здесь — счастливая случайность. Моего решения не изменить, каким образом ты собирался остановить меня? Юноша достал маленький пистолет, заряженный одним единственным патроном, и сделан он был из прочного пластика, поэтому и не был засечен при проверке. Подручные Хаябусы тут же нацелились на Клауда, но босс молча поднял руку, призывая отступить. — Ты не сможешь меня убить. Пока вор мешкался, дрожа от страха и слабости, пытаясь наконец спустить курок. Прогремел выстрел, нескольких секунд убийце было достаточно, чтобы отклониться с траектории, рывком выбивая из рук товарища пистолет. — Прошу, Хая. — Безнадёжно молвил Клауд, взглянув в пустые глаза. — Остановись… — Лейтенант, я не могу допустить, чтобы вы ещё кого-то убили. — Твёрдо сказал Линг, забирая нож у одного из членов мафии. — Это не ради сраной Триады, не ради мести. Как полицейский, я обязан охранять закон. У меня приказ от комиссара Роджера арестовать вас, если вы окажетесь преступником. — Поздно. Попытаешься убить меня силой — умрёшь, вызовешь на правах принадлежности верховной касте — умрёшь. Не в ту игру ты ввязался, сержант. Ланселот велел тебе не вмешиваться. Уходите и забудьте навсегда моё имя. — Хаябуса! — Противился вор. — Как ты можешь отказаться от всего, что мы пережили! Плевать на меня, Госсена, но как ты мог предать Ланселота?! Он ведь твой единственный близкий человек! — И всегда им будет. У нас разные пути. — Убийца отвернулся, уходя в неизвестность. — Выпроводите обоих и приберитесь здесь. Церемония окончена. — По-китайски приказал Хаябуса и скрылся за дверью, слыша крики своего товарища. И его ледяное сердце может дрогнуть, и ему больно осознавать, что лишиться всего в один миг слишком просто. Лесополоса закончилась, Госсен едва передвигая ногами, пошатывался, совершая очередной неуверенный шаг. Желудок нещадно сводило от голода, а тело от холода, весь мир был против них, ноги болели, а мышцы превратились в сталь. Раскинувшаяся на много километров серое шоссе виделось бескрайним, не будет конца борьбе за жизнь. При виде длинной дороги, студент готов взвыть, падая на колени, уткнувшись лицом в землю, умоляя, чтобы пытка закончилась, ему не удавалось терпеть лишения, а организм в таких условиях не мог восстановиться после произошедшего. Тело и душу ломало, куда не взглянешь — дорога в бездну и помощи ждать не от кого. Госсен плелся сзади, рассматривая спину Ланселота, с восхищением наблюдая за его твёрдой походкой, за весь путь он ни разу не отступился и не вздохнул от усталости. Наверняка, полицейский чувствовал себя не лучше; голодный продрогший до костей, но не имеющий права проявить слабость, а мечтал он о любимой сигарете. Над дорогой красовалась на фоне тучного неба зелёный указатель, говорящий сколько километров осталось до Гамбурга. Студент окончательно поник, увидев отметку в восемьдесят километров, долгие часы они шли без перерыва, юноша и не надеялся дойти живым. Холодные лучи падали на лицо, вынуждая мальчика щурить глаза. Госсен чувствовал себя зомби, тело двигалось медленно, в голове беспросветная пустота и лишь одного единственное желание — еда. Выдержка лейтенанта поражала, в ужасной ситуации оставался спокойным, потеряв напарника — и слова жалобного не проронил. В полиции хорошо обучали, однако, смотря на такого человека невольно задаешься вопросом: такое вообще возможно, отдать всё ради каких-то идеалов, спасти одного и погубить собственную жизнь. Студент изо всех сил хотел поддержать Ланселота, но все что получалось — плакать и винить себя, у него не появилось того стержня, который имели все его товарищи, решившие повоевать с миром. Но Госсен являлся той самой фигурой, что способна перевернуть игру, тем, от кого не ожидаешь действий. Гамбург оказался не приветлив, по большому экрану, висящему на улице транслировали интервью Дариуса, а после фотографии преступников, что сразу же могло привлечь внимание городских на двух усталых путников. К счастью, Ланселот прекрасно знал пути обхода, да и единственный подобный экран находился в современном центре, а несчастные лишь достигли черты города, а дальше и не нужно. Между маленьких, аккуратных домиков, плотно прижатых к друг другу заканчивалась бесконечная дорога, на широких тротуарах людей почти не водилось, ведь рабочий день обещал закончиться часом позже, а те, кто гуляли мало обращали внимания на милую пару. От улочек тянуло приторно-сладким, домики милые и аккуратные, неуверенно вздымались треугольные крыши, в отличие от массивных зданий Берлина в районе Харбург будто расположился хоббитский квартал с маленькими домишками. — Не могу… — Госсен уткнулся лбом в тёплую спину товарища. — Не могу больше идти… — Потерпи, мы почти на месте. — Ланселот замер на несколько секунд, натянув на голову капюшон, а потом резко повернулся, коснувшись заледеневших губ юноши. Жарко. Стало невыносимо жарко и душно, ослабевшее тело буквально превратилось в вязкое желе в крепких руках. Поцелуй пустой, ведь оба не видели ничего, кроме воды, горячий и сухой, однако, это не мешало Госсену трепетать, изливаясь румянцем. Вкус губ полицейского незабываем: горячий с привкусом горечи и незабываемым ароматом чего-то неощутимо притягательного. Юноша томно вздохнул, прощаясь с желанными губами, с блеском и надеждой в глазах, алый, как небеса горящие при засыпающем солнце, глядел на Ланселота. — Прости, это было слишком резко, но по-другому нас бы заметили. Служители закона не оставят нас в покое и проверят всех тех, с кем я знаком. — За то, что вы для меня сделали — это лишь приятная награда. — Мальчик покраснел, отводя взгляд. — Вы продолжаете защищать меня… Я толком ничего не могу сделать, даже идти… Я — балласт. — Перестань. — Юноша потрепал Госсена по волосам, в точности, как Клауд это делал, что навеяло тёплые воспоминания. — Твоё время ещё настанет. Нет в мире бесполезных людей, каждый умеет хоть что-то. — Спасибо. Знаете, я даже немного рад, что все обернулось так. До этого я был наивным идиотом, не видел ничего, кроме учёбы, не знал о людях и мире, не подозревал, что где-то около меня происходят убийства, подставы и ограбления, что людей ещё пытают и что боевики, которые я так любил в детстве, присутствуют и в реальной жизни. Мы же ведь… Все ли будет хорошо? — Разумеется. — Ланселот улыбнулся, не веря собственным словам. То, что случилось уже никогда не исправить, остается лишь только попытаться спасти хотя бы Госсена, ведь остальным свободы не вернуть, не искупить то, что они решили похоронить в собственной душе. Растворились все в огромном мире и стали им не ограничены, куда не пойдешь — ловушка; и закон, и преступный мир следует за ними по пятам. Когда студент отдышался, Ланселот завёл обоих в один из маленьких домов, скрываясь на верхних этажах, пока в нужной квартире находились блюстители закона. Внутри тепло, а стены покрыты приятной голубоватой краской, от усталости Госсен упал на пыльные ступеньки, чуть влажные от грязи на улице, сил на осталось даже на то, чтобы поднять взгляд, ощущая в волосах тонкие прохладные пальцы. Руки Ланселота мелко дрожали, даже ему полностью не подавить волнение, слишком многое ограничивало его, ни документов, ни шанса на побег, он не был уверен, что будет в безопасности, когда прибудет в точку назначения, но больше двум несчастным оборванцам помочь некому. Обессиленный полицейский довёл юношу до неприметной черной двери, покрытой белыми вкраплениями, ожидая, когда после стука объявится хозяин. Перед спутниками предстал мужчина, недовольный недавним визитом полиции и стоял, укутавшись в белых махровый халат, сливающийся с прядями снежных волос. Эстес с изумлением разглядывал своего лучшего ученика, потрепанного и уставшего, с взгляд его из недовольного превращался в тревожный. Он резко потянул Ланселота в квартиру, захлопнув дверь, а его спутник, полностью ослабленный сполз по двери, виновато смотря на хозяина. — Что ты здесь делаешь? — Удивлённо спросил Эстес, тяжело дыша. Разговора с полицией ему хватило надолго, как тут ещё и подозреваемый объявился собственной персоной. — Что ты наделал? — Спас этого паренька. — Лейтенант указал на Госсена. — Прости, долгая история. Да и не нужно знать о кровопролитье, которое пришлось устроить ради него. Суть в том, что мы и Синдикат вышли на Короля Воров, но все подозревали не того. Дариус взял Госсена в заложники, но у нас не было никаких доказательств, поэтому пришлось действовать без ордера. Да, что говорить, его бы и не выдали, узнав, что два лейтенанта собираются пойти против самого влиятельного человека в стране. — Я ведь предупреждал, что идеалы погубят тебя. И что теперь намерен делать? — Для начала. — Ланселот достал из сумки пачку денег. — Прошу, накорми этого паренька и купи машину. Долго мы тебя не потревожим. — Лучшим решением будет сдаться, вдвоем Дариусу не противостоять. В конце концов, вы просто погибнете. — Мужчина указал на комнату, где стоял небольшой диван, столик и телевизор. — Я помогу тебе, но дело за вами. Ты никогда ничего не рассказывал. — Доносился голос из кухни. — Почему ты пытаешься сделать все в одиночку? — В этой ситуации ты не помощник. — Ланселот уложил юношу на диван, прикрывая его пушистым пледом. — В моей работе лучше не привлекать третьих лиц. Парнишка рядом со мной — невинное существо, пережившие в один миг столько страданий, я просто не могу оставить его. Дариус сломал ему жизнь, лишил родителей и свободы, я обязан спасти его. Не стоит за меня переживать, я был лучшим твоим учеником, верно? — Да, это так. Но есть предел и твоим способностям. Вы оба обречены всю жизнь убегать. Готов ли на это тот, кого ты защищаешь? — Готов. — Шепнул Госсен. Эстес этого не услышал. Квартира залилась приятным запахом еды, от чего у студента лишь сильнее свело живот, тот прижал колени к груди, пытаясь успокоить режущую от голода боль. Спокойствие все вокруг радовало мальчика, в окружении товарищей вся опасность, угрожающая им испарялась, оно неудивительно, ведь каждый из них жил с ощущением страха всю жизнь, в убийства для полицейских словно обычный завтрак. Углядев, как хозяин квартиры несёт две тарелки с едой, Госсен не устоял, сверкая нефритовыми глазами, медленно поднимаясь с дивана. От благодарности выступили слезы, юноша плакал настолько часто, удивляясь, как не выплакал из себя всю жидкость и приблизился к ароматному супчику, облизывая сухие губы. — По новостям сказали, что вам четверо. — Завёл разговор Эстес, привычка с работы постоянно говорить без перерыва так и осталась. — Где остальные двое? Мне казалось, Хаябуса не из тех людей, которые оставляют своих товарищей в беде. — На то есть причины. Я же сказал, не следует в это вмешиваться. — Ланселот медленно размешивал ложкой бульон. ‐ Даже, если ты узнаешь — ничем помочь не сможешь. Мы и оба вынудили тебя пойти на сделку с совестью. — У вас у обоих отвратительная привычка делать всё в одиночку, наплевав на чувства тех, кто окружает вас. Ради себя ты готов поступиться с чувствами того же Госсена. Привязал к себе мальчишку чувством безмерной благодарности? Лейтенант хмыкнул, довольно улыбаясь, Эстес — бывший криминалист, а позже профессор психологии, неудивительно, что от подмечает скрытые от мира ужасные людские эмоции. — Так смело утверждать подобные вещи. Верно, защищать Госсена — моё эгоистичное желание. Подумай сам; ему некуда пойти, весь мир объявил на нас охоту, куда лучше быть с тем, кто тебя защищает, а не бьёт. Чего ты пытаешься добиться, прорываясь вглубь моей души? — Правды. — Мужчина тяжело вздохнул, глядя на застывшего студента, не собирающегося лезть в омут чужих сердец. — Как не старайся — вам не избежать правосудия. Я не знаю, чем в действительности занимается Дариус, но он не из тех людей, которые отпускают перешедших им дорогу просто так. Убьёте вы его — это будет считаться преступлением и закона не избежать. Ты всегда пичкал окружающих надеждами, едва ли будучи способным их оправдать, даже у тебя есть предел. Госсен ведь похож на неё, ты хочешь избежать того, что не смог предотвратить в прошлом? — Я не хочу, чтобы хорошим людям ломали жизнь только и всего. Сейчас не лучшее время купаться в чужом дерьме, тем более, в моем. — Твоя выдержка всегда меня поражала. Груз, что ты несёшь в сердце когда-нибудь убьёт тебя. Никому не выдержать страдания в одиночку. — Я не из тех людей, кто придаёт значение психологическим проблемам. Если убиваться из-за каждого события в твоей жизни — проще умереть. Когда столько позволено свобод, каждый второй утверждает, что у него депрессия и отвратительная жизнь. Человечество слишком размякло, потому что появилась столько времени думать о тех, вещах, которые не нужны, заниматься самобичиванием. И это, сука, делает каждый второй. У меня специфическое отношение к психологии, как к науке, поэтому, прошу тебя, не лезь в мою душу, там нет ничего кроме черной пустоты. Эстес покачал головой, переводя взгляд на Госсена, за обе щеки уплетающего долгожданный обед, на бледной коже появился первый здоровый румянец и юноша постепенно приходил в себя. Он стыдливо отвел взгляд, посчитав себя лишним на поле столкновения интересов, ведь совсем не понимал людей с их эмоциями, Госсен и свои с трудом мог описать, окрестив собственные чувства странными. — И куда вы направитесь после? — Скрестил руки в замок мужчина, наблюдая за голодными гостями. — Этого мне неизвестно. — Ланселот похлопал по сумке с деньгами. — Так ты поможешь нам? — Да. В чем бы вас не обвинили — я доверяю тебе безгранично. — Знаю. — Улыбнулся полицейский. — Поэтому, мы здесь. Пока все не закончится — забудь меня. Будь другом, купи ещё ноутбук для паренька. Эстес согласно кивнул, собираясь покинуть полупустую квартиру, в которой совсем не было предметов декора и множества мебели. — Знаешь, есть еще причина, по которой я защищаю Госсена — он гений. Если ему удастся проникнуть в нерушимую систему защиты компании Дариуса — все его деяния будут под угрозой раскрытия и у него не останется выбора кроме как снять с нас обвинения. — Похоже на тебя. — Усмехнулся учитель. — Ты всегда был лучшим в шахматах. Но с тремя фигурами партию не выигрывают. — Здесь и правил нет. Главное, использовать тех, кто тебя окружает правильно и ценить чужие таланты. Информационную войну может начать и один человек. Госсен облегчённо вздохнул, когда Эстес ушел, оставляя гостей одних, юноша со страхом смотрел на уходящего, сгорая от стыда, от чего-то мужчина не вызывал доверия. Укутавшись в плед, он смотрел на статичные голубые занавески, скрывающие свет от глаз, способность мыслить к нему благоверно возвращалась. То, что поручил ему Ланселот — невозможно, как не старайся — систему безопасности Синдиката не обойти, сколько бы Госсен не вкладывал сил — ни на йоту не приближался к разгадке. Больше всего на свете хотелось узнать, что же таит в себе сердце полицейского, каждый темный уголок закрытой души, понять все то, почему он так старается защищать бесполезного идиота. Для юноши Ланселот был самым сложной системой, с которой он когда-либо сталкивался, да и в эмоциях Госсен мало понимал для того, чтобы залезать в чужие тайны. Мир людей превратился в сплошной кошмар, для зажатого мальчика подобные проблемы виделись только в вещах, помогающих заполнить его серую действительность. Находясь в текущей ситуации юноша размышлял над тем, что в действительности попал в игру, где является бесполезным союзником, бесящим поголовно всех, но правила предписывают его защищать. — Я… — Кутаясь в собственном яде, говорил Госсен. — В систему Дариуса невозможно проникнуть извне. Она полностью автономна. Я несколько лет исследовал её, но так и не нашел способ обойти, не то, что отдалённо, я не уверен, что смогу взломать систему через компьютер, подключённый к этой системе. — Думаешь, совсем нет способа? — Если найти центральное ядро, управляющее всей системой и крашнуть его, но нет никакой гарантии, что данные сохранятся. Уверен, Дариус, создавая систему, предусмотрел подобное и предпринял соответствующие меры безопасности. Грубо говоря, все это напоминает улей, если уничтожить королеву — начнётся хаос, а вывести из этого информацию задача весьма проблематичная, а для внешних устройств сервера Дариуса не существует, возможно, используется какая-то спутниковая технология, где один из спутников функционирует строго для это системы. — Немецкая разведка использует аналогичную систему защиты, если она принадлежит Дариусу, то все данные, имеющиеся в BND принадлежат ему. Пока есть время на рассуждения — необходимо сложить всё, что мы знаем. — Клауд рассказал, что украл у компании секретную разработку неизвестного оружия и продал её некоему итальянцу, предположив, что это политический деятель. Он мало интересовался тем, что и кому продаёт, жертвуя безопасностью других ради анонимности. — Возможно, мы ищем преступника не там. Предположим, Дариус работает на государство, тогда обнародование его преступлений не даст ничего, кроме потери рейтинга. И в моей практике случалось такое, что полиция отпускала мелкого преступника, дабы выйти на улов более крупный. Если мы узнаем, что это за оружие, то появится шанс откупиться. Кроме слов Дариуса толком нет доказательств причастности Клауда к преступлениям, но вот Хаябусе придётся тяжко. — То видео, что показали в интервью — подделка, я уверен. Выполненная идеально, но с учётом светотени и возможностей компьютерной графики подобное создать достаточно легко, особенно, если меняешь при этом лишь одну деталь. Они могли переделать лицо убийцы в лицо Хаябусы, чтобы доказать это, придется разобрать все по кадрам, но истину можно открыть только в оригинальном видео. — Значит, все сводится к системе безопасности. — Ланселот тяжело вздохнул. — Наш единственный шанс узнать про разработку секретного оружия и попытаться им завладеть. Дариус о нем беспокоится об это не просто так, раз лично начал поиск Короля Воров и довёл ситуацию до такого масштаба, определённо, создал нечто ужасное. В любом случае, у нас слишком мало данных для разработки стратегии, а строить предположения можно до бесконечности. — Все данные в любом случае хранятся либо у Дариуса, либо у разведки. — Госсен обречённо покачал головой. — Куда не посмотришь — нет шанса на благоприятный исход. Простите, от меня теперь совершенно нет толку. — Ошибаешься. Данные хранятся у текущего владельца оружия. Есть в мире аналоги системы безопасности компании "Scharlachrote verbindungen" ? — Насколько я знаю — нет. Хотите, чтобы я взломал архив данных другого государства? — У нас нет выбора. Если это оружие действительно опасно, то лучше вернуть его владельцу. Мы точно не уверены, что заказало его итальянское правительство, если это преступная группировка, то ничем хорошим это не закончится: от теракта до войны пара шагов. Студент обхватил голову руками, зарываясь в волосы, будь он немного внимательнее к людям, то не допустил бы деятельности Клауда, если бы хоть немного попытался понять душу лучшего друга — всего этого не случилось. Новость о войне играла похоронную мелодию в сердце Госсена, как глупость одного человека могла привести мир к краху. Юноша запутался в чёрных нитях, несущих смерть, события развивались со стремительной скоростью и нет способа оборвать борьбу за выживание. Жизнь, которой по сути не было, разрушена, плыть по течению, ведущему в бездну глупая идея, как бы не пытались сопротивляться — конец предрешен, против мира с ноутбуком и пистолетом не выйти Дариус из окна глядел на кровавое солнце, перебирая в руках шахматные фигуры, глаза искрились в мрачном свете, превращая мужчину в настоящего демона. На лице растягивалась улыбка, когда наконец его любимую игрушку, испорченную новыми шрамами, доставили к трону Дьявола. Преступник развернулся, освещенный багровым сиянием, его кабинет будто залит кровью, а все те, кто страдал от его рук пытаются сообщить миру об этом. Аккуратно он поставил две фигуры на шахматную доску, внимательно глядя на провинившегося Грейнджера, а его маленький сопровождающий поспешил оставить недовольного босса наедине с пешкой. Панельная дверь с щелчком закрылась, вызвав порыв дрожи у журналиста, глядя на Дариуса, страх сигналил мозга, приказывая бедолаге бежать, закрывшись руками, защищаясь от происходящего вокруг ужаса. Ослабленный Грейнджер едва ли находил в себе силы стоять на ногах, безуспешно пытаясь забыть картину недавнего кровопролития, превращающуюся в новых безликих. — Подойди. — С интересом сказал Дариус, закидывая ноги на стол. Юноша сделал несколько шатких шагов, упираясь руками о стул, стоящий напротив босса, тяжело дыша от изнеможения. Нелегко привыкнуть к тому, что преступник больше не травит журналиста, но от приевшегося страха отделаться невозможно. Сами глаза Дариуса говорили о его любви проливать кровь, желание убивать пропитывало все вокруг этого человека. — По-хорошему, ты изжил себя. — Сухо говорил мужчина, пальцем поглаживая чёрную пешку. — Брошенный всеми щенок, ищущий место, куда прибиться. Наблюдать за чужим разрушением — забавно, забавно давать человеку надежду, а затем разбивать её. Но что делать с человеком, лишённым всего? — Выбросить? — Испуганно шептал Грейнджер, отзеркалив на себя слова Дариуса. Мужчина поднялся, обходя жертву вокруг, незаметно изъяв из кармана визитку, данную Леомордом, лёгким движением обводя талию журналиста. — У тебя уже появился выбор. — Преступник сжал бумажку между пальцев. — А ты так легко позволил его уничтожить, превращая себя обратно в безвольного раба. Тебя так страх привязал ко мне? — Нет… — Нервно покачал головой Грейнджер. — Рядом с вами боль отступает. — Занятно. Я причиняю людям боль, может, ты в глубине души любишь её? — Дариус потянул юношу за подбородок. — Любишь, когда над тобой властвуют, потому что сам не способен на это. Есть боль, приносящая удовольствие. Преступник провёл язычком по искусанным губам жертвы, наслаждаясь привкусом стали, провел рукой по бинтам, служащим для Грейнджера вечным украшением. Губы Дариуса мягкие и горячие, с избытком компенсирующие сухость юноши, от одних прикосновений тепло разливалось по ледяным венам. В моменты слияния марионетки дрогли перед властью преступника, умело подавляющего все порывы воспаленного мозга. Самые отвратительные воспоминания о насилии растворились, когда мужчина умело исследовал не привыкшие к ласкам тело. Грейнджер тяжело дышал, полностью отдавшись во власть другого человека, краем сознания понимая, что преступник давно желает большего, но терпеливо ждёт одобрения, идя наперекор гадкой сущности, привыкший получать все и сейчас. Горячие руки затрагивали сухую, покрытую шрамами кожу, успокаивающе поглаживая, от чего боль пропадала. Верхняя одежда юноши змейкой тянулась до окна, к которому Дариус его и прижал, губами проходясь вдоль линии роста волос, где расположены очень чувствительные места. Ощущение для него непривычное: тело мальчика ледяное и изуродованное, но преступник чувствовал от него сильный жар, сильнее возбуждающий. Медленно он покрывал молочную шею поцелуями, проникая во влажный ротик Грейнджера пальцами, наслаждаясь каждым его неуверенным действием и тяжёлым вздохом. Руками Дариус скользил по выпирающим рёбрам, затрагивая соски, от чего подчинённый сдавленно сопел. Перед глазами расплывчатая картина горящего в закате города, где по холоду слоняются люди-тараканы, спешащие в свои жилища. Грейнджер дрожал от возбуждения, скользя по стеклу, чужие глаза так близко, но не могут различить аромата похоти, заполонившем кабинет. Юноша ощутил себя значимым и нужным, смотря на всех сверху, пусть и был унизительно вжат в стекло, облапанный и нагой. Глубоко вздохнув, когда Дариус извлек изо рта пальцы, журналист оставил на запотевшем стекле отпечаток руки, ощущая, как внизу живота кожу обжигает жар. Преступник медленно ввел один палец, носом зарываясь в запутанные угольные волосы, целуя затылок. Грейнджер дрожал от старых-новых ощущений, прикосновение оказывались непривычно приятными, особенно, когда Дариус нащупал внутри юноши бугорок, надавив туда пальцем, взамен получив благодарные стоны. От ощущения того, что от рук преступника тает неприступные лед журналиста, кровь приливала книзу слишком быстро. Дариус не из тех людей, кто хорошо контролирует себя, сдерживать возбуждение становилось все сложнее, когда мальчик сдавленно поддавался на ласки, самостоятельно насаживаясь на пальцы. Хриплые стоны и вздохи, полные любви и благодарности затуманивали сознание, терпеть мужчина больше не мог, кое-как подготовив узкий проход тремя пальцами. Почувствовал, как нутро заполняет горячий и влажный от смазки член, Грейнджер глубоко вздохнул, скользя пальцами по важному стеклу. Мир окутал приятный туман с запахом страсти. Дариус всем телом прижался к юноше, сплетаясь с его теплеющими руками, наращивая темп, полностью погружаясь в чужое нутро. Через бинты брызнула кровь от свежих ран, перемешивая удовольствие и боль в коктейль невероятных ощущений, пачкая обоих в алой краске. Удивительно, что преступник умел проявлять нежность по отношению к другим, он не кусал и не бил Грейнджера, лёгкими движениями лаская без того чувствительное тело. Журналист задыхался от собственных стонов, идущих в такт быстрым движениям мужчины, собственный член предательски пульсировал, не нужно прикладывать усилий, чтобы юноша кончил. Спустя пару толчков и нежных поцелуев Грейнджер излился на стекло, издавая последние усталые стоны, из тела будто выбили остатки сил. Схватив со стола первую попавшуюся под руку бумажку, Дариус кончил в неё, прижавшись лицом к спине паренька, едва стоящего на ногах. — Хорошая работа должна поощряться. — Запыхаясь, говорил преступник, поглаживая дрожащего от экстаза мальчика. — Однако, это не повод пачкать мой кабинет своими выделениями. — Прости… те… Грейнджер сполз по окну, не в силах больше стоять на ногах, расплываясь от удовольствия, до сих пор каждую клеточку пробивала сладкая дрожь. Искрящимися серыми глазами он смотрел на начальника, натягивающего на себя одежду, тот выглядел бесподобно, будто минуту назад не предавался плотским утехам. Тот кинул журналисту платок из кармана пиджака. — Вытри. — Вы и правда работаете на государство? — Грейнджер почувствовал себя осмелевшим, наконец разглядев в главе преступного Синдиката не только хозяина, но и живого человека, способного на сострадание. — Они так считают. Между мной и другими симбиоз, работаю я лишь на себя, остальным лишь дано право выбора: сотрудничать со мной или нет. Скорее, государство само не подозревая, работает на меня. — А те люди… Зачем вы преследуете их?.. — Поежился юноша, слишком поздно поняв, что спросил о том, чего ему не следует знать. — Этот секрет я не могу тебе поведать. В мире есть вещи, которые не должны были создавать или хранить за тысячами замков. Клауд ударил в стене здания банды Доу-му, провожая взглядом злобных охранников, прикусывая губы от досады. — Я иду в полицию. Сваливай отсюда, я сдам и тебя. — Злобно прошипел Линг, проклиная своё происхождение, ненавидя то, что происходит вокруг и самого себя. — Рехнулся что ли? — Раскинул руками вор, закипая от злости. — Ты будешь помогать нам или зассал?! — Не вынуждай меня идти против закона и собственных принципов. Ты не один хотел помочь лейтенанту, но если тот желает ввязать в кровопролитие других людей — я должен его остановить! Ты во всем виноват, вор-самоучка! — Заткнись! Не я просил тебя о помощи, раз уж ты с нами заодно, не сливайся на половине пути! Я свое получу, когда мы спасем невиновных! — Ты что, не понимаешь?! Борьба мафиозных кланов неизбежно приведёт к гибели простых граждан, ты хочешь, чтобы я оставил это просто так?! — Твоя полиция не попрёт против Триады, идиот! Не все такие отбитые идеалисты, как ты и Ланселот! — Тогда, что мне делать?! — Растерянно воскликнул сержант, схватив Клауда за ворот плаща. — Для начала нужно перевезти сюда остальных, вместе придумаем, как помочь Хаябусе. Ланселот убедит его… Я надеюсь. — Ты такой простой! Как мы это сделаем, я больше не связан с преступной организацией, способной на незаконные перевозки. Боже, ты совсем отбитый, раз без каких-либо связей и помощи решил бегать от целого мира. Ещё немного и вас объявят в международный розыск. — Я поговорю с Хаей, уверен, что он поможет. — Каким образом?! Нас выгнали, если ты не заметил, радуйся, что пулю в лоб ре пустили! — Успокойся и найди, где переночевать, остальное предоставь мне. И не в такие места проникал. — Улыбнулся вор, убирая от себя руки юноши. Комната Хаябусы одиноко расположилась на верхнем этаже, сделанная в ненавистном китайском стиле, полном красноты и золота, он безразлично глядел на полотна бумажных картин. В окно проникал свет ночного города, ярко сияли в туманной пелене шпили соседних небоскрёбов, таящих в себе пролитую кровь, перемешанную с ложью. Блаженному спокойствию пришёл конец, нити стальных нервов натянулись до предела, готовые лопнуть в любой момент, а в чёрных глазах пылал огонь вины и ярости. Душа, от которой было принято решение отказаться, тяжёлым ударом вернулась в сознание убийца, принося с собой скорбь и давно позабытые чувства. Холод сменялся пламенем ненависти, юноша размахивал катаной, оставляя длинные порезы на полотнах, ненавидя самого себя. Бремя, что он взвалил на себя — неподъемно и Хаябуса, обещавший себе не испытывать эмоций, не зависеть от окружающих, медленно ломался. Тёмное сердце треснуло, пропуская ненужный сейчас свет, обрекая на череду бесконечных страданий. Факт того, что Клауд бросился за ним подламывал сильнее всего, наглый и лицемерный мальчишка вдруг стал верным псом и тем, в ком убийца нуждается. Обещание сделать из Короля Воров жертву больше неисполнимо, ведь юноша отдал собственную свободу, чтобы спасти мальчишку, которого хотелось приручить и сломать. Глядя на яркий свет высоток, Хаябуса пытался успокоить вспышку эмоций, забыть недавние слова Клауда, его хитрую улыбку и блеск карих глаз. Небеса плакали холодным осенним дождём, тяжесть, как и большие капли тянули убийцу к тёмной земле, где его засосет в пучину мрака. Цепи прочно легли на тело, запретив любой намёк на человечность, где юноша — король управляющий и управляемый пешками, собственная личность должна уступить безликой маске. Есть цель — добейся её любым способом, жертвуй всеми, очищая мир от грехов, греша сам, стань тем, кто впитает в себя всю тьму человеческую. В отражении стекла Хаябуса разглядел силуэт Короля Воров, не понимая, реальность это или всплеск эмоций довёл его до подобного. Пусть и миражу, но юноша рад, что в его воспоминаниях Клауд ещё жив, всё ещё стоит рядом, как ангел-хранитель. — Теряешь сноровку. — Насмешливо произнес шатен, подходя ближе. — Даже тебе не проделать этот путь в одиночку. Хаябуса молниеносно обернулся, свернув в ночь лезвием катаны, прислонив ледяное оружие к пульсирующей шее. — Жизнь без меня не милость? Играя с огнём — сгоришь. — Знаю, но ты айсберг, а к пламени отношусь я. — Клауд улыбнулся, пальцем отодвигая лезвие. — И уже подтопил осколок твоей души. — Слишком много думаешь о себе. — Хаябуса придал голосу твёрдость, сквозь которую просачивалась благодарность. Его сердце действительно билось быстрее, когда юноша находился рядом, когда, скрывая собственную боль, пытался спасти, лгал себе, как и сам убийца. В карих глазах Хаябуса видел собственное отражение, их кровь и пути схожи, а глядят они глубоко друг другу в сердца, ухватываясь за едва проявляемые чувства. — У нас одна дорога в Ад. — Вор подошёл ближе. — За душой грехов, что и Богам не посчитать, мы оба тянемся в свету, предпочитая оставаться в тени. Хаябуса, прошу, не смей продавать свою свободу. — Я выбрал свет, находясь в тени, а ты — тень, имея возможность жить на свету. Тому, кого кровь не обязывает к принадлежности организации не понять всю прелесть света. Ты прыгнул в бездну добровольно, я же родился в ней. Вот разница между нами. — Ты прав. Но найдя выход из бездны, ты вновь решил прыгнуть в её. Этого ты хочешь?! — Это плата за мое спасение. Ланселот не должен страдать, поэтому я уничтожу Дариуса этими руками вместе с тем, что полиция веками хочет разрушить. Я положу конец эпохи мафиози. — Открытый конфликт заденет гражданских, разве ты не понимаешь?! — Не заденет. Смерть Дариуса разрушит Синдикат, тогда итальянская мафия попытается захватить инициативу в Европе и эта борьба за власть уничтожит оба клана. Выиграет не тот, кто делает первый ход, а тот, у кого достаточно пешек, чтобы перевернуть игру. — Ради чего ты отправляешь на казнь столько людей?! Это не справедливость! Убийство ей никогда не было! Ланселот, Госсен, думаешь, они хотят этого кровопролития?! Сраный эгоист! Я не хочу терять тебя, идиот! — Сорвался Клауд на крик, крепко вцепившись в убийцу, сжимая его в объятиях. — Клауд, да что ты несёшь… — Хаябуса невольно обнял юношу в ответ. — Потому что не другого выбора, чтобы спасти тебя и остальных. Думаешь, я хочу убивать? Только избавившись от корня можно убить древо зла. — Да срать я хотел на это! — Вор уткнулся в грудь товарища. — Лучше убегать всю жизнь всем вместе, чем жертвовать друг другом! Я лучше паду на колени перед Дариусом, чем позволю тебе осуществить задуманное. Давай сделаем документы для остальных и сбежим, прошу тебя… — Прости. — Хаябуса прикусил губу, на прощание подарив юноше лёгкий поцелуй в лоб, а затем ударил его позади шеи, лишая создания. — Ублюдок… — Прошептал Клауд и пал у ног убийцы. — Я исполню твою просьбу.