Если ты идёшь через ад...

Вечером позвонил Илюха. Учитывая, что Саня всё-таки переехал к Петьке, друг всё понимал, детали не уточнял. Просил только не раскисать. Я обещал. Насте набрал сам. Рассказал ей вкратце. Она сказала, что я всё сделал правильно. В данный момент это было наилучшим решением. Уже ложась спать, я обнаружил Санину футболку под подушкой и едва не нарушил обещание, данное другу всего пару часов назад. Вжался в неё лицом и вдыхал, вдыхал. Наконец заставив себя оторваться, дрожащими руками сложил её аккуратно и положил на Санину подушку. Спать без него и так было непривычно, неудобно и просто хреново. И вот добавилось ещё одно определение – теперь это навсегда. И я хотел… иллюзию присутствия? Да, я пытался обмануть свой мозг. Понимал, что нужно жить дальше. Думать, как вернуть Саню. Думать трезво. И обещал себе это. Но между сном и явью я позволил себе мечтать, представляя, что Саня мой был рядом. Неделю я прожил, загружая делами мозг и физическими нагрузками тело. День начинал с пробежки, заканчивал ею же, чтобы придя домой вырубиться от усталости. По утрам пил крепкий чай. Кофе перестал пить вообще. На работе хватался за всё и сразу. Крайне вовремя распределяли стажёров. Раньше я отмазывался. Начальство не давило. Корысть перевешивала желание как-нибудь раскидать новичков. Главным моим аргументом стало то, что они отвлекали меня от работы с клиентами, а могли и вовсе мешать на встречах с ними. Учитывая, что все мои клиенты приносили компании самый большой доход и держались по большей части на личных отношениях со мной, стажёров мне уже перестали предлагать. А теперь я сам проявил инициативу, задвинув стандартную речёвку о том, что обучение новичков помогает учиться, развиваться и нам – опытным менеджерам, даёт свежий взгляд, защищает от эмоционального выгорания и прочее «бла-бла». Моя начотдела изумилась и слегка напряглась, опасаясь, что её лучший менеджер собрался «выгорать». Но вскоре выдохнула. До конца месяца ещё оставалось время, а мой личный план уже перевалил за сотню процентов. Тренер изумлялся, тестируя моих новичков. Я с барской щедростью взял сразу двоих – парня и девушку. И они восторгались, «смотрели мне в рот» и готовы были пахать, как папы Карлы, на благо родины в лице нашей замечательной компании. За всей этой беготнёй, естественно, не успел с недельными отчётами. Я вообще ненавидел эту часть работы. Бюрократические бумагомарания – раздражали. Нередко за меня её делала начотдела. И я очень уважал и ценил её за то, что она тонко чувствовала каждого сотрудника. В моём случае она понимала, что я принесу куда больше пользы в виде прибыли, занимаясь интересными для меня делами. А отчёты она всё равно сводила в один общий от нашего подразделения. Так что её не затрудняло сделать и мой. Но в этот раз я сказал, что сделаю сам. Её в очередной раз приподнятую в изумлении бровь смягчил отмазкой. Мол, проболел на прошлой неделе, переложил на вас кучу дел. Надо и совесть иметь. Начальница снова прониклась, улыбнулась и пожелала дерзать и прислать ей отчёт к утру понедельника. А я с энтузиазмом поехал на работу в субботу. Разумеется, всё можно было сделать дома и быстро. Но мне не надо было ни того, ни другого. Илюха звонил в течение недели. Но я сразу попросил его не приносить мне «вести с полей». Безусловно, спросил сначала про Саню – нормально ли устроился, всё ли хорошо. Получив утвердительный ответ, сказал, что искренне рад, но очень хочу отвлечься. Понимая и принимая, что Сане, возможно, нужно время, я подумал, что оно нужно и мне. Постараться не думать, не выносить себе мозг, не ходить по кругу. Может, это помогло бы увидеть какое-то решение и понять, как действовать дальше. Друг поддержал моё желание. И я как мог придерживался намеченного пути. Не писал больше Сане, не читал его блог. «Встретились» мы с ним только раз в общем чате. Мы использовали его в основном для обсуждения совместных планов. Марк и Лёха кидали туда фотки и писали коротко о поездке. Я зашёл в тот момент, когда Саня похвалил очередную фотку. Я тоже написал – «круто» и поставил смайл «палец вверх». Парни не знали о том, что мы разошлись. Санька правильно сделал, попросив Илюху не рассказывать им о ссоре. И я бы не стал, разумеется. Люди отдыхали – незачем было отвлекать. Тем более что проблемы были наши с Саней личные. Илюха со Славкой узнали-то только потому, что ему некуда было пойти той ночью. Но в воскресенье я всё-таки не выдержал. Никаких новых идей по волшебству не появилось. Время, что сам себе выделил, не лечило, не приносило облегчения. Отвлекаясь, я лишь терпел. Не жил, а существовал. Не мог я больше без Сани. Нужна была хоть какая-то информация, хоть вскользь. Как глоток свежего воздуха после духоты. Я пересмотрел кучу наших фоток. На них мы ещё были вместе. Вглядывался в Саню, ловя каждую эмоцию, рассматривая каждую деталь. Потом зашёл к нему в блог и обалдел. Запись за неделю была только одна, опубликованная в четверг. Саня выложил портрет, то есть автопортрет. Под ним написал, что его внезапно «осенило» – именно в кавычках, – что он никогда не рисовал себя. И ему стало интересно попробовать. На рисунке был практически только профиль. Словно Саня стоял боком, но внезапно повернул голову и посмотрел на ме… в зеркало, скорее. И потом нарисовал «зафиксированный кадр». На голове была бейсболка, надетая козырьком назад. Санька никогда раньше не носил её так. Отросшие волосы падали на лоб, на глаза. Левый глаз, и без того плохо различимый при таком ракурсе, пряди закрывали полностью. Во рту у Сани была сигарета. Точнее сказать, болталась, держась в приоткрытых губах «на честном слове». Кончик её наклонился вниз и слабо дымил. На лице Саня не нарисовал ни одну из своих многочисленных родинок. Весь его образ… почему-то в мыслях крутилось слово «залихватский», прямо-таки кричал словами песни «я – свободен, словно птица в небесах». В общем, стоял себе парень довольный и собой, и жизнью. На расслабоне и, может, даже слегка выпивший. И всё бы выглядело именно так, вернее, для других и казалось таковым, наверное. Но только не для меня. В этот раз Саню выдавал взгляд. Он разительно контрастировал с образом. Саня смотрел так, когда очень переживал из-за чего-то, волновался и не мог ничего придумать, чтобы изменить ситуацию. А я глядел на Саню моего и испытывал то самое пресловутое «тянулись руки» – прикоснуться, прижать к себе, успокоить, забрать его печали. Я вдруг захотел отвести непослушные вихры со лба. Провести кончиками пальцев по переносице, щекам и нижней губе. Так сильно, что рука невольно потянулась к монитору. Убрать изо рта сигарету и поцеловать. Я так невыносимо хотел его поцеловать, что даже наплевал бы на вкус никотина. Пусть курит хоть одну за другой. Я бы целовал его целую вечность. Но это всё не могло происходить в реальности. Мне оставалось только смотреть. На уже не моего… моего Саню. «Счастливая» полуулыбка, сигарета, вальяжный вид. Ложь. Демонстрация – у меня всё заебись. Всё это не могло обмануть меня, даже если бы он с пеной у рта доказывал обратное. Я был уверен, что он выложил этот рисунок для меня. Возможно, это было полным бредом, и я уже ехал крышей, выдавая желаемое за действительное. Но в этот момент никто и ничто не переубедило бы меня. Мне казалось, что Саня смотрел прямо на меня, в мою душу и сердце. Я видел его боль так же ясно, как чувствовал собственную. «Саня мой, как же я мог такое сотворить… с нами?» При всём при этом я искренне радовался, что Саня снова стал рисовать. Пусть как угодно и что угодно рисует. Пусть вот так «разговаривает» со мной своими портретами или убеждает себя. И даже если я это себе придумывал – пусть. Главное, что Саня рисовал. В комментариях его хвалили за эту работу, говорили, что он сильно «вырос». Ну а девчонки, конечно, охали, ахали, какой Саня красивый, и просили чаще экспериментировать. Прикалывались и шутили, мол, можно не только лицо. Я вспомнил рисунки, где мы с ним были вдвоём. На них были не только лица. На них был… нет, не секс. Эти интимные рисунки никогда нельзя было назвать порно-картинами. Каждая деталь, часть тел… каждый штрих и тень выражали сильнейшие чувственные эмоции. Любовь, нежность, доверие. По крайней мере, так виделось мне. Я жалел, что не просил Саню рисовать его портреты. Ведь я мог бы видеть их в сети. Как сейчас – я смотрел и любовался им. Омрачало только то, что я знал или убедил себя в том, что Саня мой был несчастен. А старые рисунки он, естественно, не публиковал, забрал с собой и… скорее всего их уже не было. И вдруг я вспомнил про наше хоум-видео. Камеру Саня, понятно, не забрал. Мне подарили её на работе, как лучшему менеджеру, вместе с блестящей бумажкой в рамке, как я называл наградные грамоты и сертификаты, и денежным вознаграждением. Искренне радовался только последнему, потому что не увлекался фото-видео съёмками. Но Саня перекинул видео на флешку, которую купил как раз под «это дело». Логично – подобного рода видео и фото должны храниться дома. А с карты камеры наверняка всё стёр. А где же та флешка? Мы хранили её и другие в коробке из-под телефона в выдвижном ящике стола. Но там я её не нашёл, так же как и нескольких других Саниных. И сделал вывод, что Санька её забрал. Зачем? Хотя она тоже формально принадлежала ему. Но флешек у него было полно, и эту забрал точно не из принципа – потому что моё. Чтобы стереть наше видео? Да не только его. Там и фотографий было полно. После того раза сам процесс Саня больше не снимал. Но иногда фоткал меня после секса или до него. Вспомнил, как он снимал меня спящего. Я раскинулся на постели, а Санька меня будил во всех смыслах. Скользил по коже рукой, зарывался ладонью в волосы, невесомо прикасался пальцами к лицу. Видео прерывалось, когда я, не открывая глаз, потянул руки к Сане, сгрёб его в охапку и попытался завалить на себя. Он засмеялся, бросил: «Погоди», – и выключил камеру. Даже понимая, что буду выглядеть полным дебилом, мне резко захотелось спросить Саню про эту флешку. И совсем уж по-идиотски – попросить её вернуть, точнее, дать на время, чтобы я скопировал эти наши с ним… моменты жизни. Но я понимал, что он забрал её не для того, чтобы смотреть, а именно стереть не только из воспоминаний, но и из памяти цифровых носителей. Как бы Саня ни старался скрывать свои чувства, но обидел я его очень сильно. Поэтому же я думал, что он уничтожил рисунки с моими и нашими изображениями. Но мне всё равно дико хотелось спросить у него. Всё-таки это тоже было «совместно нажитым имуществом». Не хотел больше видеть, слышать, знать – не забирал бы тогда. Ведь понятное дело, что я никогда и никому этого не показал бы. Думать иначе Саня не мог точно, несмотря ни на какие обиды и злость. Так я с ним никогда не посту… Блядь! То, что я сделал, Саня тоже никогда бы не предположил ни в каком бреду. Неужели он боялся? Чего? Что расскажу про него? Родителям или на его работе? Так я ни с теми, ни с другими не знался вообще. Да и показывать такое «доказательство» – означало сдать и себя. Тем более это всё вообще не сходилось. У меня на ноуте полно было фоток наших. И в сети в переписках с парнями. Да, не настолько откровенных, но из некоторых, выводы делались легко и непринуждённо. Вспомнил, как Петька однажды нас сфотографировал, «поймав» в кадр. Мы не целовались и не обнимались даже. Но то, как мы смотрели друг на друга, списать на дружбу мог только очень слабовидящий человек, различивший на фото лишь силуэты. С другой стороны, в сети была какая-то возможность почистить. Но ноут же мой с собой не заберёшь. Нет, это не укладывалось в голове. Не мог же Саня всерьёз думать, что я… – Мя-я-яу, – услышал я жалостливое, пронзительнее мяуканье. – Ё-ба-ный-пиз-дец! – воскликнул я. – Забыл уж про тебя, марамойка сраная. И продолжил, подражая типичному гопнику: – Хлебало завали, слышь? А то моргалы выколю. «И тишина-а, и мёртвы-и с косями стоять». Правильно, потому что брехня это всё. С силой потёр лицо руками. Нет, так дело не пойдёт. Несколько часов свободного времени – и я уже загонялся параноидальными думами. Всю жизнь работой и спортом не забьёшь. От упаднических мыслей меня отвлекло сообщение Илюхи. «Вечером занят?» «Нет», – сразу ответил я. «Забегай к нам на пиво». «Ок, во сколько?» «Давай в семь». Я очень обрадовался приглашению. И даже понял, что через некоторое время сам бы напросился, лишь бы не сидеть одному в четырёх стенах и не надумывать всякой херни. Из дома вышел пораньше, планируя зайти в магазин. И хотел уже у подъезда набрать Илью, спросить – что нужно было купить. Но меня буквально атаковали дети. Трое мелких – две девчонки и пацан – окружили меня и наперебой что-то заговорили. Внятно я разобрал только слова очень звонкой девочки: – Дяденька, возьмите котёнка. Я чуть не подавился, а вторая девочка уже протягивала мне рыжий комок, который смотрел на меня офигевшим взглядом. То ли испугавшись меня, то ли изначально таким был. Скорее – второе, потому что его вид показался мне… затисканным. Трагикомизм ситуации вылился в истерический смешок, а мысленно я добавил: «Своего хватило. Вам его, слава богу, по возрастному цензу видеть не положено». – Муська родила, а мама нам не разрешает, – прогундосил пацан и кивнул на лавку. Я повернул голову и увидел увеличенную копию котёнка. Рыжего котяру не волновало ничего. Он, задрав лапу, вылизывал свои яйца. Меня разобрал смех. Сделал дело – гуляй дальше. Около лавки сидела гордая рыжая кошка, а рядом с ней ещё два котёнка. Один такого же рыжего цвета, а второй – белый с чёрными пятнами. «Этого нагуляла, видать», – прикололся я про себя, всё ещё смеясь. – Они в подвале живут, а дворник сказал, что выкинет, – опять обижено заявил пацан. – Не выкинет. Дядя Федя добрый, – сказал я и прибавил мысленно: «За два пузыря зимой мне целую неделю тачку от снега копал». – Не надо их от мамки забирать. Малы́е ещё. Лучше колбасы им принесите. Котята, конечно, были уже подросшие, но надо же было какую-то отмазку слепить. – Мы их кормим, – радостно воскликнула девочка с котёнком на руках. Дети опять наперебой стали перечислять продукты, которые приносили семейству. Я улыбнулся им, бросил: – Молодцы. Потом с озабоченным видом достал телефон и, аккуратно обойдя их, пошёл восвояси. Парни, ясное дело, в начале спросили, как я держусь. Сказал, что вполне нормально. Не страдать же мне ещё и при них бесконечно. Пусть и не было это кристальной правдой, но они и сами всё прекрасно понимали. Да и отвлечься хотелось на самом деле. Не думать, не ломать себе в миллионный раз мозг и не чувствовать вселенскую вину. И вообще, соскучился я просто дико по простым весёлым нашим посиделкам и болтовне. Раньше-то Сане моему дома всегда всё говорил, а теперь... В общем, посидели отлично. Поболтали отвлечённо. Я с удовольствием рассказывал о новостях на работе, о своём рвении, удивившем начальство. О стажёрах с их трепетным отношением ко мне. Славка даже подколол: – Молодёжь совращаешь. – Не, совратить-то большого ума не надо, – сказал Илюха. – В смысле? – заржал Славка. – Я вообще-то на твой ум повёлся. Втирал мне три дня, как космические корабли бороздят Большой театр. – Да? А я думал, что пленил тебя необузданной сексуальностью. Мы со Славкой хохотали уже в голос. – Нет, а кто в итоге сказал – заткнись, пошли трахаться? – изумился Илюха, но тоже сквозь смех. – Ты так отпадно волновался, что я не дам. Сначала я тащился с этого. Но потом ты занудел меня вусмерть. – И поэтому ты меня сам трахнул? – Нормально, – деланно возмутился я и бросил Славке: – А мне не давал, прикинь? – Ты неправильно совращал, надо было ему сначала дать… интеллектом блеснуть. – С… с-стратеги, пиздец, – уже чуть ли не икая от смеха, выдал Илюха. – Гордись, ёпть, – заявил Славка, – все хотели твой упругий зад. Мне уже тоже грозила икота, и кое-как произнёс: – Так ты чего… про моих-то? Умом я, говоришь, их обаял? – Ой, бля, – выдал Илюха не в ответ мне, а относительно предыдущего ржача, потёр глаза, продышался и продолжил уже относительно ровно: – Талантом продажника. Я тебя сколько соблазняю своё замутить? Ты ж снег зимой продашь кому угодно. А ломаешься, как барышня. – Да, Илюх, не ломаюсь, а признаю – ссыкотно. Тут, считай, почти свободный график. Начальство и коллектив – отличные. Вспомни, на предыдущей – меня ж «съели» из зависти, ты сам говорил. Даже бабки, которые я приносил, не повлияли. – Не только из зависти. Зассал твой нач, что подсидишь. – Мудило, бля, – помянул я «добрым» словом своего предыдущего руководителя, которого и правда бесила моя успешность. Это все замечали. Задрал меня придирками, бессмысленными поручениям, попытками загружать ненужной рутиной и навязчивым контролем. И я в итоге свалил с той работы. – Как можно было не понимать, что мне не упиралась его должность? – буркнул я. – Во-от, а я понимаю, – хмыкнул Илюха, – «есть» не стану, а будут холить и лелеять. Друг уже не первый раз предлагал мне замутить совместный бизнес. И наверняка у нас с ним получилось бы отличное партнёрство. Он бы взял на себя организацию и юридическо-бухгалтерские тонкости, которые навевали на меня тоску. А я, действительно, мог продать, что угодно. Но я также понимал, что в своё дело нужно будет вкладываться сильнее. И финансами и временем. Когда жили с Санькой, мне хотелось посвящать больше времени нашему «мы». Но теперь я внезапно задумался. Сейчас такая деятельность могла стать отличной перезагрузкой. С другой стороны, я не планировал опускать руки. Самой главной и желанной целью для меня стало возвращение Сани. И, наверное, впервые мои таланты не работали. Цель – внятная, очевидная. Желаемый результат – чёткий, понятный. А вот какие действия осуществлять – совершенно не представлял пока. Я озвучил свои мысли вслух: – Илюх, просто сейчас Саню очень хочу вернуть. Блядь, руки уже опускаются… – я всё-таки дал слабину. Тряхнул головой и добавил, чтобы не углубляться в грустную тему и не грузить друзей: – Но я подумаю, спасибо тебе, вам, – я перевёл взгляд на Славку. Он улыбнулся, покивал, а потом сказал: – Забегал вчера к нам. Забыл у нас по мелочам… Альбом маленький, флешку… – Ты рисунок его, кстати, видел? – спросил Илюха. – Да, – я опустил взгляд, – хорошо, что рисует. – Ага, – отозвался Слава. Посмотрев на него, я увидел, как они переглянулись с Ильёй. Он кивнул, и Славка, выйдя из-за стола, ушёл с кухни. – Мы когда прибирались нашли… под батареей валялся, – начал Илюха, – сейчас Слава принесёт. Тот быстро вернулся, неся с собой лист бумаги, по которому было видно, что его когда-то сильно скомкали, а потом как могли разгладили. Славка подал мне… мой портрет. Лицо едва просматривалось, потому что было зачёркано карандашом и с такой силой, что местами бумага порвалась. Выражение лица вообще невозможно было разобрать. Только глаза оставались. Злой прищур, недоверчивый взгляд. Саня словно не смог их дочеркать, не выдержал этот взгляд, скомкал и отшвырнул от себя. – Дим, прости, что лезем опять. Но, мне кажется, это хороший знак. Я поднял голову, и друг продолжил, кивнув на рисунок: – Такое. Теперь вот себя рисует… слегка показушно, согласись? Я не ответил, только вздохнул глубоко. – От уверенности и равнодушия не делают так, ты же понимаешь. – Да, только мне… я его боль и обиду нутром чую. И мне ещё хуже. Он… вообще не хочет разговаривать. – Диман, я к тому, чтоб ты руки не опускал. Его сейчас кидает в крайности, но что любит тебя – ясно, как божий день. – Нет! Не опущу ни за что! – выпалил я. «Ещё б знал, что делать», – добавил про себя. – Заберу? – спросил я почти риторически. Понятно, что парни сохранили рисунок для меня. – Да, – Славка достал из холодильника ещё три банки пива. Я аккуратно сложил лист и подвинул на край стола. – Вот вчера посидели тоже, – Илюха налил себе в стакан, – и Марк с Лёхой позвонили. Поначалу-то весело всё. А потом Марк ему, мол, а Дима с тобой? Он аж посерел и выдал резко – нет, мы расстались. Я втянул ноздрями воздух и покосился на пиво. Но тут же решил, что на сегодня мне достаточно выпивки. Илюха рассказал, что парни охренели, естественно. А Саня тут же смутился, извинился, сказал, что не время сейчас – Марк с Лёшкой отдыхали. Да и вообще не хочет это обсуждать. – Я им позвоню, – сказал я. – Давай, ага, – Слава допил остатки своего пива, – мы не говорили ничего, конечно. Он налил себе ещё пива и показал на мой стакан, мол, будешь? – Не, хватит на сегодня. – Они возвращаются во вторник, а в конце недели Петя с Дэном приехать обещали, – Илюха подцепил шпротину вилкой, – собраться думаем или в пятницу или в субботу. Ты как? – И в пятницу, и в субботу смогу. Я поймал себя на мысли, что мне странно, непривычно слышать это «ты как?». Не «вы». Ну что ж. Пока приходилось привыкать. – Отлично, тогда со всеми окончательно порешаем ближе к делу. – Саша тоже сказал, что сможет, – добавил Слава. Я вздохнул и улыбнулся. Это была возможность, чтобы хоть посмотреть на него. А вслух сказал: – Хорошо. И потом засобирался домой. Илюха плеснул мне в стакан немного пива: – Давай на посошок. Мы чокнулись и Слава сказал: – Честно, вот верю, что всё наладится, Диман. Илюха согласно покивал. Я в очередной раз поблагодарил их. Парни здорово меня поддерживали. Дойдя до дома, написал Марку в стиле «издалека». Рассказал, что вернулся только что от Илюхи со Славкой. Мол, про вас упоминали в разговорах и уточнил: «Вы же во вторник в десять возвращаетесь? Я в это время вас встретить смогу. Вы как?» Достал рисунок Сани, аккуратно его разгладил и вложил в прозрачный файл. Долго смотрел на него и думал над словами друга. Да, я понимал, почему и зачем Саня рисовал автопортрет – попытка убедить себя же и других в том, что у него всё хорошо, жизнь продолжается. Может, даже так оно и было. Это я, цепляясь за соломинку, старался не верить и убеждал себя в обратном. Мотивы тут становились вторичными. Главным являлось то, что Саня рисовал себя счастливым. Но зачем он рисовал меня? Точнее, пытался запечатлеть меня таким, каким увидел в ту ночь. Парни нашли рисунок, случайно застрявший в месте, где Саня не нашёл его, чтобы выбросить. Ведь Илюха говорил мне, что Саня делал много попыток рисовать, а потом всё уничтожал. С одной стороны, вроде сходилось. Просто один он зашвырнул так, что сам потом не заметил. Но это значило, что рисунков было много. И в этом случае всё казалось понятным. Саня таким образом выплёскивал злость, обиду. Рисовал меня ревнивым уродом, а потом с ненавистью черкал, мял, рвал рисунки. И чем больше их было, тем легче ему становилось. Стандартный приём – «избить и уничтожить чучело начальника», выпустить пар. Но что-то мешало мне видеть ситуацию именно так. Словно какая-то мысль мелькала, но ухватить, понять, о чём она, я никак не мог. Мои размышления прервал ответ Марка. Он лишних вопросов не задавал, правильно поняв, что я в курсе их разговора с Саней о нас, но поговорить хочу лично и уже после их отпуска. Подтвердил время и написал, что они с Лёшей будут рады меня видеть. После этого, я решил, что утро вечера мудренее и лёг спать, привычно уже положив футболку Сани на его подушку.