Если ты идёшь через ад...

Я вздохнул и вышел за дверь. Прошёл на кухню, чтобы попить. Парни оставили включённой подсветку над плитой. Этого света хватало за глаза. Тем более на столешнице очень кстати стояли две бутылки минералки, и я прилично отпил из одной. В прихожей тоже включил только подсветку в шкафу. Тихо оделся, обулся и ушёл, захлопнув дверь. Дома, как назло, никак не мог заснуть. То ли разгулялся, проветрившись – ночи были уже морозные, – то ли мне ещё больше стало не хватать Сани. Мимолётная иллюзия привычной близости, заставила меня скучать лишь сильнее. От воспоминаний о том, как он прижимался ко мне, по всему телу разливались волны блаженства. Хотелось смаковать эти мгновения, повторять снова и снова. Хотелось, чтобы он делал это не только во сне, повинуясь подсознанию. Ведь он не мог контролировать своё сердце, когда спал. Сила воли и установки разума заставляли его отталкивать меня, но его душа тянулась ко мне с не менее мощной силой. К сожалению, тот упоительный экстаз, который я испытал сегодня, был всего лишь обманом. Не поить же Саню теперь постоянно, чтобы урвать минуты и побыть рядом с ним… настоящим. Мне стало только хуже. Не помогало уже ничего. Футболка, которая, естественно, давно не пахла Саней, после его реального запаха, стала ещё большим суррогатом. Я опять был в тупике. Говорить он не хотел, да и я не знал толком, что ему сказать. Как убедить в том, чтобы он дал мне шанс. Он же даже своё сердце не слушал. Вот когда я про флешку спросил, он же не мог не подумать об этих записях, нашем сексе, о нас. Но, чтобы отогнать эти мысли, он съязвил мне, потому что не был готов и не ожидал этого разговора и связанных с ним воспоминаний. Это точно стало защитной реакцией, и собрался он очень быстро. На улице уже светало. Сон не шёл, собственные загоны вымораживали. Я плюнул на всё и пошёл ставить чайник. Напился сладкого чаю и сидел, тупо уставившись в Санину кружку – после его ухода с вещами, я стал пить из неё постоянно. Есть ещё не хотелось – наелся у Илюхи, наверное, на день вперёд. А вот голова уже начала болеть. Надо было заставить себя поспать хоть немного. И вдруг я вспомнил про флешку. Ломанулся в комнату, чуть не уронив стул. Как Саня и говорил, валялась она в том же ящике, только в самом дальнем углу. Я воткнул её в ноут и выпал из реальности. Смотрел сначала за столом, потом на кровати. Вырубился, когда уже был выжат досуха и физически и эмоционально. Смотреть, как мы наслаждались друг другом, было особым видом мазохизма. Видеть, как Саня кайфует, стонет, задыхается от удовольствия, стало сейчас невыносимой, но желанной пыткой. Даже его шёпот, не слышимый на видео, я помнил наизусть. «Димка, люблю… люблю тебя… как же люблю». Проснулся я ближе к вечеру и сразу позвонил Илюхе. К ним со Славкой уже приехали Петька с Дэном. Я спросил про Саню. Сами Илюха и Славка не слышали, когда он ушёл. А Петька с Дэном рассказали, что он приехал в половине десятого примерно. Показательно обижался, что уехали без него, а они стебали, мол, не добудились спящую красавицу, естественно не описывая подробности. На обед он не поехал, сославшись на дела. А я обещал заскочить попозже. Уходя ночью, ни разу не вспомнил про финики – хотел их забрать. И «помочь всё доесть» тоже обещал друзьям. Расспрашивать меня о деталях они тактично не стали. Да и по реакции Сани было ясно, что не знал о моём ночном присутствии возле него. И ни разговора, ни примирения у нас не получилось. Когда я пришёл к ним, Петя с Денисом уже уехали. О Сане всё же поговорили с Илюхой и Славкой, но они начали разговор, скорее, чтоб поддержать меня. – Ну, ты кремень, – заявил Слава, – не воспользоваться таким случаем. – Боялся по морде получить, – хохотнул я. – Так, может, это стало бы – зуб за зуб? Потом бы страстно помирились. – Не сработает, Слав. Если бы помогло, я б себя в качестве груши ему предоставил. Чтобы душу отвёл. – Ну ладно, помиритесь, – хлопнул меня по плечу Илья. – Он на тебя вчера смотрел-то как? – Ага-а, – протянул Слава с охреневшим видом, – я думал ты его вот-прям-щас разложишь на сто… – Слав? – Илюха изумлённо поднял бровь. Тот стушевался: – В смысле… искрило между вами не по-детски. Я согласно кивнул, но развивать тему не хотел. Мне уже стрёмно было говорить, что не знал, как быть. Не знал, как пробиться через Санькины установки, которые он запрограммировал и держал, как круговую оборону, вокруг своего же сердца. Вечером буквально заставил себя не включать наше видео. Эту пытку нужно было, как минимум, дозировать. Иначе я рисковал провалиться в сопливую депрессию. В понедельник, освободившись пораньше, приехал к Петькиному дому. Я не видел других вариантов, кроме как снова и снова пытаться поговорить с Саней. Припарковался у соседнего дома так удачно, что не пропустил бы идущего с работы Саню. И он точно не заметил бы меня, так как для этого пришлось бы целенаправленно смотреть в мою сторону. А это вряд ли ему понадобилось бы. Да и не собирался я скрываться. Планировал выйти из машины, как только увижу его и догнать, пока он ещё не успеет войти в подъезд. Я купил еду и кофе в фаст-фуде – ждать собирался хоть до ночи. На случай если Саня не сразу после работы пойдёт… в квартиру Пети. Не мог я даже мысленно называть её Саниным домом, пусть и временным. Саня пришёл через полчаса после окончания его рабочего дня. Судя по пакету в руках, заскочил по дороге только в продуктовый магазин. И шёл довольно быстро, так что мне пришлось догонять чуть ли не бегом и окликнуть его в итоге. Саня вздрогнул, обернулся и посмотрел на меня, как на привидение. – Привет, Сань, – поздоровался я, подойдя ближе. Ответа не последовало, но я и не рассчитывал особо. – Спасибо тебе. Я флешку нашёл. Теперь он смотрел, как на привидение-идиота. – Ты прости меня. Я, дурак, подумал, что ты хотел удалить… всё. Выражение Саниного лица почти не изменилось. Молчание он так и не нарушил. Я намеренно выставлял себя придурком, надеясь таким своеобразным эффектом неожиданности задержать, отвлечь немного. В лоб просить о разговоре было утопией. Это я отлично понимал и намеренно замолчал. Нужно было, чтобы он первым прервал паузу. Приём избитый – но работал почти всегда. Почти. Саня не повёлся, молча полез в карман и достал ключи. – Просто глупо получилось, и я извиниться хотел, – поспешил сказать я. Я надеялся, что он опять съязвит или просто скажет что-то ещё. Но Саня поднял на меня взгляд. Даже губы не сжимал. Только смотрел холодно. – И не только… – добавил я, сдаваясь. – Хотел попросить… Сань, пожалуйста, давай поговорим? – Нет. Мне стало казаться, что ещё пара раз, и от этого тихого равнодушного «нет» у меня барабанные перепонки лопнут. «Или нервный тик начнётся», – чуть не ляпнул вслух. Но сглотнув, попытался ещё раз уговорить: – Сань, пожалуйста. Десять минут… Но он, что называется, дважды не повторял. Повернулся, подойдя к двери и нажав ключом кнопку домофона, зашёл в подъезд. Ладно, от первой попытки я многого и не ждал. На следующий день я задержался на работе, а по дороге домой, понял, что подсел на своеобразный наркотик – видеть Саню каждый день – с первого же раза. Безумно хотелось опять оказаться у Петиного дома. Но Саня уже, скорее всего, вернулся, если только не зашёл никуда по пути. Поэтому решил поехать на следующий день. Ну не мог же он запретить мне «встречать его с работы». В среду Саня задержался на полтора часа. Когда я его увидел, понял, что он подстригся. Больше снял с боков, а на макушке оставил почти всю длину, которая у него отросла. Ему очень шла такая стрижка. Единственное, что его всегда раздражало, это падающая на глаза чёлка. Однако на сей раз её явно не укорачивали почти. «Значит, будешь заморачиваться с причёсками по утрам», – подумал я, улыбнувшись. Не стал подходить, просто любовался им. И тут же вспомнил, как отросшие пряди прилипали к взмокшему лбу, когда толкаясь мне навстречу, Саня запрокидывал голову, будто подставляясь, требуя всего и сразу. Ещё больше, ещё сильнее. И я давал. Склонялся к нему, запускал руку в его волосы, сжимал, поворачивал голову, целовал висок, скулу. Дойдя до губ, буквально впивался в них. В этот момент он стонал мне в рот так, что у меня сносило крышу напрочь. Прижимался к его спине, вбивался в его тело, кусал загривок и тоже стонал, кончая вслед за ним, упиваясь его наслаждением. Чёрт-чёрт-чёрт! Саня давно зашёл в подъезд, а я сидел со стояком и дышал, как паровоз. Ёб-твою-мать! Осталось только, чтоб окна запотели. Нет, это уже становилось катастрофой. Недотрах, точнее, отсутствие секса с Саней, делало меня озабоченным параноиком. Дома, сбросив напряжение в душе, пошёл в очередной раз читать Санин блог. Он теперь постил записи каждый день и снова много рисовал. А я с удовольствием следил за его творческой жизнью. И не только творческой. Лазил везде, где он бывал, надеясь увидеть комментарии или даже лайки, адресованные кому-то. Читал одним глазом и пока ждал его в машине, и всегда, когда мог. Но дома мне больше нравилось рассматривать его рисунки на большом экране. На рисовальном форуме, на котором Саня общался, я прочитал, как он взахлёб спорил и обсуждал какую-то штриховку. Я нифига не понимал, но счастливо улыбался, слыша его эмоции, видя его лицо, представляя, как он сосредоточенно стучит по клавишам или читает мнения в телефоне, возмущённо швыряет его на стол или кровать. Высказывается крепко вслух, хватает телефон и начинает набирать ответ. Мой живой Саня. Не тот, который обдавал меня таким холодом, что становилось зябко, или не замечал вообще. Я на автомате двинул мышкой в сторону папки с нашими фото и видео. Хотелось стряхнуть этот образ из мыслей, отвлечься и забыться, глядя на прежнего Саню, который смотрел на меня совсем иначе. Но это было очередным самообманом. Я отдёрнул руку. Мне надо было думать и думать трезво. Я следил за Саниной сетевой жизнью, радовался, что он рисует. Более того, он рисовал много, жадно, словно компенсируя те дни, когда у него не получалось. Но я видел в этом ещё и заполнение свободного времени, которого без меня, наших общих дел, у Сани стало больше. Кроме того, так он старался отвлекаться. В том, что в его душе оставались обида и разочарование, я был уверен на сто процентов. А то, что он всё ещё любил, что тянуло ко мне, и вовсе бесило и раздражало его. Главной целью было – равнодушие по отношению к Диме Шумилову. Саня двигался к ней упрямо, не слушая друзей, не желая слушать меня. Даже своё сердце затыкал. А мне необходимо было пробиться сквозь эту защиту, причем, чем быстрее, тем лучше. Время сейчас стало для меня основным врагом. Я мог видеть Санину публичную жизнь, но не личную. Да, разумеется, думал о том, что он мог начать знакомиться с другими парнями. Но я знал Саню четыре года и понимал, что он не станет даже для секса никого искать, пока не остынут эмоции. Вокруг нас было много примеров самых разных отношений и расставаний, конечно. Как-то слышали про знакомых, которые разругались в хлам, и оба тут же бросились во все тяжкие. Трахались чуть ли не каждый день с разными партнёрами, будто соревнуясь в количестве. Рассказывали об этом в сети в подробностях, демонстрировали кайф от свободы. Саня на это брезгливо морщился и говорил, что они лгали себе в первую очередь, потому что это было унизительным именно для них самих. Случайный секс, по его мнению, не мог помочь, когда человеку хотелось кого-то одного и, тем более, если любил его. Забеги по разным койкам не помогали, а лишь усугубляли ситуацию. Потому что в этих случаях люди неизбежно сравнивали. Или даже думали, представляли того единственного. А уж если кидались искать одноразовых партнёров после болезненных ссор под влиянием сильных эмоций и, по сути, из мести, то это вообще было несусветной глупостью. Секс должен быть удовольствием, а не суррогатом или побегом от реальности. Я тогда задумался и развил тему: – Ну-у, гипотетически. Если ты очень хочешь во-он того красавца, а заполучить его не можешь, не будешь представлять его, трахаясь с другим? – Я дебил, что ли? Лучше буду пытаться заполучить того красавца, – хохотнул Саня и ткнул пальцем мне в грудь. Я тоже посмеялся и обнял его: – Скажу тебе по секрету – этот красавец сам от счастья балдел, когда понравился тебе. Саня мой расплылся в довольной улыбке и поцеловал меня. – Но всё-таки, Сань? Вот нет ни малейшего шанса. Занят он, влюблён… натурал, – заржал я, придумав последний аргумент. – Ну подрочу, – сказал Саня серьёзно, – на светлый образ. И потом – сегодня, завтра хочется, а послезавтра перехочется. Я ж не барышня сопливая, чтоб о невозможном вздыхать сто лет. Тогда я согласился с его мыслью. Даже тысячи лет назад уже звучала мудрость: «Всё проходит. И это пройдёт». А уж зацикливание на каком-то человеке я считал действительно странной штукой, которая подходила больше для романов и мелодрам. Да и не верил я никогда в безответную любовь. Бессмыслица какая-то. Если не получилось добиться того, кто нравился, зачем насиловать своё сердце и тем более тело? Ведь секса хотелось всегда. Зато теперь это «послезавтра перехочется» несколько иначе, но всё же вписывалось в нашу ситуацию. Саня ждал, когда обида и боль отойдут на второй план, когда чувства его остынут, и сердце признает поражение перед голосом разума. Если это случится – пиши пропало. Новые отношения вряд ли бы он стал строить сразу. Но сексуальная жизнь Сани забила бы ключом, и это привело бы к окончательному разрыву со мной. Нет, я не ревновал, думая о том, что Саня будет трахаться с кем-то другим. Видимо, ревность, родившись во мне и полыхнув разрушительным пожаром, сдохла без возможности возродиться. Я просто понимал, что не смогу вернуть Саню, если он будет испытывать ко мне равнодушие. Погода более менее наладилась, если можно было так сказать про октябрьскую холодрыгу, но хоть промозглой мороси не было весь день. Я решил сходить на пробежку, а после, заглянув к Сане в блог, увидел новую запись. Он опять нарисовал себя. И я снова готов был поклясться, что он рисовал и выкладывал это только для меня. Видимо, вдохновение нахлынуло на него после душа. И он изобразил себя с влажными зачёсанными назад волосами и явно до стрижки. Мокрые волосы выглядели ещё более длинными. Мне даже показалось, что я ощутил запах Саниного шампуня. На этот раз образ не был вызывающим или нарочито дерзким. Не было и волнения во взгляде. Но было что-то другое. Словно он что-то сказать или спросить хотел, но сдерживал себя. Или уже ждал ответ на свой вопрос, слегка сдвинув брови. Разумеется, мне опять показалось, что спрашивал он меня: «И что же ты сделаешь дальше?» Я пошёл в ванную и помылся его шампунем, который, так же как и кружка, стал и моим после ухода Сани. «Верну тебя, родной», – ответил я на мной же придуманный вопрос. После я достал свой портрет – единственный, что оставался теперь у меня. Потрогал его пальцами и мысленно добавил: «Сделаю всё, чтобы ты снова рисовал меня. Иначе». Я вдруг споткнулся на этой мысли. И поймал то, что раньше ускользало. Понял, почему Саня рисовал много моих портретов, а потом черкал, комкал или рвал их. Нет, они не были для него «пугалом начальника». Он уничтожал эти рисунки, так же как и все другие, которые у него – не получались. Не схватывалось, как он говорил, не передавали нужных ему эмоций, настроения, вообще не походили на оригинал и так далее. Он рисовал и рисовал меня, желая, чтобы у него получилось воплотить… чудовище. Ревнивого урода, который разрушил его мир. Тварь, вселившуюся в любимого человека. Злобного идиота, который растоптал его любовь. Если бы у Сани получилось нарисовать меня таким – этот рисунок он не уничтожил бы. Он пытался создать его намеренно, осознанно, чтобы хранить и смотреть, напоминая себе, что такого человека прощать нельзя. В мысли вихрем ворвались воспоминания о словах Сани, которые он мне сказал перед уходом: «Дим… я всё понимаю, только… такое не прощают». Илюха рассказывал, что Саня буквально бесился, когда рисовал. Причину этого я тоже понял. Когда раньше у Сани не получались рисунки, он мог, разумеется, психануть. Но очень быстро остывал. Говорил, что нужно просто подождать, отложить задуманное. Спустя время всё удавалось. Но в тот раз у него не было времени. Сане нужно было нарисовать меня, пока были свежи гнев, разочарование, обида. Он знал, что сильные эмоции пройдут, а ему нужно было подпитывать своё решение долгое время. Тут в голове завертелся ещё один вопрос. Что же было потом? Друг говорил, что Саня перестал рисовать вообще. Может, конечно, он продолжал, когда парней не было или… Или у Сани получилось то, что он хотел. Меня изумляла его выдержка, когда он пришёл за вещами. А после песни Марка? Он же прямо-таки вырвал себя из нашего общего транса, запрещая, не позволяя себе слабость. Да, именно слабостью он считал свою любовь ко мне. Я был уверен, что Саня нарисовал то, что хотел. Даже тут же признал, что у меня резко случилась паранойя, но не сомневался, что существовал мой портрет, который Саня не уничтожил. Не стоило говорить о том, как я жаждал его увидеть. Одновременно понимал, что такой возможности Саня мне не дал бы. Это уже не про флешку… спросить. Да, можно было просто спросить, и не для того, чтобы убедиться, а чтобы шокировать Саню. Однако паранойю никто не отменял, я мог ошибаться, как с той же флешкой. После того, как задал ему вопрос про нее, я и так чувствовал себя хуже некуда. В тот раз для Сани, возможно, я выглядел просто придурком, нормально не покопавшимся в ящике. А если коснётся святая святых для него – творчества? Весь такой уверенный предъявлю, мол, знаю, что ты нарисовал. В общем, рисковал оказаться для него дебилом, поехавшим крышей, который выдумывал бредовые истории и с которым тем более говорить не о чем. Короче, решил на следующий день встретить Саню около его работы, потому что уже просто необходимо было разрывать замкнутый круг из метаний и домыслов. Он наверняка опять не захочет со мной разговаривать, но говорить смогу я. Просто пойду рядом и буду рассказывать то, что писал ему. Шарахаться и бегать от меня он, естественно, не станет, разве что, шаг ускорит. Но я прекрасно могу говорить с ним практически на бегу. В любом случае у меня будет около десяти минут, о которых я просил. Бесспорно, всё это станет возможным, если Саня пойдёт сразу домой, а не соберётся куда-то по делам. Но это уже детали, которые выяснятся на месте. Примерно прикинул его пеший маршрут к Пете. На остановку он пошёл бы в противоположном направлении. В этом случае, я даже не стал бы выходить из машины, чтобы не палиться, а повторил бы попытку в другой раз. Я чуть не опоздал. Время рассчитал нормально, завершив последнюю встречу, чтобы успеть к Сане на работу вовремя. Но из-за аварии на шоссе, застрял в пробке. Приехал за пять минут до окончания его рабочего дня. А нужно было ещё припарковаться так, чтоб он меня не заметил, выходя, поэтому я был немного напряжён. Зато мне повезло – Саня пошёл в сторону дома Пети. Я чуть подождал, пока он отойдёт подальше и догнал его практически бегом. Он от меня всё-таки шарахнулся, ответил на моё приветствие злым взглядом и, разумеется, молчанием. Но в очередной раз очень быстро надел маску равнодушия и пошёл дальше, ускорив шаг, как я и предполагал. – Сань, я тебе писал, – начал я и стал рассказывать ему всё, что пытался передать в письмах, которые он так и не читал. Я говорил, говорил, глядя на Саню почти постоянно. Один раз даже споткнулся, не заметив, какую-то выбоину. Старался только делать паузы, когда мимо нас проходили люди. Саня старался держать лицо, но с каждой минутой сжимал губы всё сильнее и шёл всё быстрее. Когда я признался, как безгранично сожалею о том, что не говорил с ним, что мне мешали идиотские страхи, выражение его лица снова стало злым. А когда я сказал, что очень его люблю и тогда до смерти боялся его потерять, он резко остановился. Я даже по инерции сделал ещё пару шагов, но быстро развернулся. Саня не смотрел на меня и тяжело дышал, словно пробежал только что куда больше тех пятисот метров, что мы примерно прошли. И вновь ему понадобилось совсем немного времени, чтобы собраться. Он вздохнул глубоко, поднял голову и спокойно сказал: – Мне это неинтересно. – А что тебе интересно, Сань? – неожиданно для себя спросил я. У него дрогнули желваки, но ответил он так же спокойно: – О тебе – ничего. – А о себе? – спросил я без паузы. И вывалил ему всё, что видел и чувствовал на квартирнике, когда Марк пел. Ледяное равнодушие слетело-таки с лица Сани. – Почему ты бежишь от своих чувств? – спросил я в конце. Он смотрел на меня уже чуть ли не с ненавистью: – Тебе в рифму? – Можно в рифму, а можно и по морде. Я заслужил. – Много чести, – процедил он сквозь зубы. Это было жестоко, однако тем самым Саня лишь подтверждал мои предположения о том, что он не хотел показывать мне никакие эмоции и свою обиду в том числе. Боковым зрением я заметил женщину. Мы давно уже свернули во дворы, народу попадалось немного, к счастью. А с тех пор, как мы остановились, никто не проходил мимо нас. Мне, безусловно, не хотелось, чтобы кто-то пусть и краем уха услышал нас. Поэтому помолчал, опустив голову, пока она не прошла. Когда снова посмотрел на Саню, увидел, что он тоже рассматривал свои ботинки. Но вдруг вскинулся и сказал: – Хотел поговорить? Пошли.