Если ты идёшь через ад...

Он двинулся дальше, и я пошёл за ним. Хотя ещё даже не осознал, что Саня согласился на разговор. Я настолько боялся поверить, что оставшуюся дорогу не проронил ни звука – лишь бы не испортить всё, не лишиться долгожданной возможности. Да и просто затупил жестоко, особенно когда понял, что Саня позволит мне зайти с ним в квартиру Пети. Открыв дверь, Саня вошёл, включил свет и бросил мне: – Закрой на верхний. Он явно не хотел касаться меня, что неизбежно произошло бы, если бы он сам стал запирать дверь. Быстро разулся, скинул куртку и, повесив её в шкаф, прошёл вперёд, сказав мне повесить свою туда же. Я разделся, сняв и пиджак тоже. Саня кивнул мне в сторону кухни. Сам он стоял рядом с входом в неё, пропуская меня вперёд. «Как будто не хочет, чтобы я ещё куда-то ходил», – мелькнуло у меня в голове. Саня прошёл за мной и включил чайник. – Садись туда, – он указал мне на место за столом у стены, – чай будешь? Я и так охреневал от происходящего, а тут и вовсе завис. Безусловно, мечтал с ним поговорить, понимал, что нужно это сделать наедине, но о том, что он позовёт меня в свой нынешний дом, даже не мечтал. А он ещё и чай предлагал. Буднично так. – Н-не-ет… – я даже заикаться начал, но тут же опомнился: – Да! – Спасибо, Сань, – добавил я мягко, благодаря не столько за его предложение, сколько за то, что он меня позвал. Саня достал из шкафчика большой заварочный чайник и коробку с чаем. – Заваришь, когда вскипит? Я переоденусь. – Ага, – машинально отозвался я. У меня даже пальцы подрагивать стали. Саня не говорил со мной, конечно, как раньше. Ни душевного тепла, ни радости я не слышал в его голосе. Но злости, холодности и, тем более, ненависти, которой он прямо полыхал на улице, тоже не было. Он вообще выглядел спокойным и обыденным, что ли. У меня всё равно появилось ощущение уюта, почти домашнего – мы с ним на кухне чай пить собираемся, перекидываемся фразами о простых бытовых моментах. Так привычно и… изумительно. – Тут руки можно помыть, – уже выходя, Саня махнул в сторону раковины. Ко мне вновь вернулось то странное ощущение. Естественно, Саня знал, что я помою руки, придя с улицы. Но эти его слова показались мне этаким упреждающим акцентом. Мол, в ванную не ходи. Хотя я опять, возможно, загонялся, ведь туда, скорее всего, пошёл он сам. Действительно, через несколько мгновений я услышал шум воды. Выдохнул и отогнал от себя дурацкие мысли. Осмотрелся по сторонам. У Петьки я был всего пару раз ещё в самом начале знакомства. Тогда моя неприязнь ещё не переросла в паранойю и ненависть, а их дружба с Саней только зарождалась. И мы как-то заезжали вдвоём ненадолго. Пили чай, болтали – по большей части Саня с Петей – и уходили. Но квартиру я, разумеется, помнил. Даже знал, какую комнату занял Саня. Она была меньше, но показалась мне уютнее и светлее. В ней Петька организовал что-то вроде рабочего кабинета для себя. И большой диван поместился. Одному человеку можно было отлично выспаться, не раскладывая его. В этой комнате Петька и Санины рисунки фотографировал. Сейчас он сам их фоткал, понятное дело, но получалось ничуть не хуже, на мой взгляд. Кухня слегка изменилась. Не обстановка – она осталась прежней. Детали, мелочи, вещи – всё говорило о том, что здесь жил Саня. Я невольно улыбнулся, посмотрев на плетёнку, накрытую салфеткой. Он всегда так делал дома, если мы оставляли сладости на столе. Подойдя к раковине, я автоматически помыл не только руки, но и посуду. Её было немного – явно осталась после завтрака. Саня часто утром не успевал помыть, но всегда всё грязное складывал в раковину, даже при большой спешке. Также появилось то, чего у нас дома не могло быть. На подоконнике стояла банка, наполовину наполненная окурками. Рядом лежала пачка Саниных сигарет и зажигалка. Когда мы жили вместе, он курил только на лоджии. Я заварил чай и поставил чайник на стол. В этот момент зашёл Саня. Посмотрев на него, я остолбенел. Одет он был в знакомую домашнюю одежду. В ней он выглядел привычно, как раньше. Только было одно «но». Холодность, нет, ледяное равнодушие вернулось. Он не смотрел мне в глаза и вообще почти не смотрел, проскальзывая взглядом, как по мебели. Он даже губы не сжимал. Саня снова надел маску. Но в этот раз у меня в мыслях почему-то вертелось другое определение. Как лекарство моментального действия принял. Этот пустой взгляд прибивал меня куда сильнее ненавидящего. Я даже рефлекторно сел на место, которое для меня определил Саня. И тут же понял, почему он его выбрал. Сидя на этом стуле у стены, я не мешал Сане перемещаться по кухне. Точнее, он не рисковал меня задеть, не приходилось меня обходить, когда он ставил что-то на стол. Саня вынул из холодильника тарелку с ветчиной и сыром – поставил её на стол, из хлебницы – половинку батона в нарезке. Два ломтя сразу положил в тостер и включил его. На моё предложение помощи, я услышал то самое тихое, но оглушающее: – Нет. Все его движения казались мне механическими. В который уже раз я поражался его силе воли. Как он так быстро включал бездушного робота? В итоге Саня поджарил три ломтя хлеба для меня и три для себя. Тарелки с ними поставил на стол – одну напротив меня, вторую на противоположный край. Так же расставил кружки. Убрал салфетку с плетёнки – там оказались пряники, печенье и конфеты. Налил себе чай, сел за стол, положил на хлеб ветчину и сыр и стал спокойно есть. Я всё ещё сидел слегка пристукнутый и от Саниной разительной перемены, и от ситуации вообще. Но рефлексировать было некогда, а, главное, категорически нельзя. Долгожданный шанс нужно было использовать. Сначала я тоже решил перекусить, чтобы не говорить, пока Саня жевал. Мы поели молча. Саня налил себе ещё чаю и начал разговор первым. – Я резюмирую твою речь? – спросил он, но явно риторически, потому что тут же продолжил: – Ты хочешь, чтоб я вернулся, верно? Я аж рот открыл, но тут же одёрнул себя – тупить нельзя! – Очень хочу и… – Ок, – перебил он меня, – и как ты себе представляешь наши отношения теперь? Я вздохнул: – Сань, я понимаю, что сделанного не вернуть. Понимаю, что не получится ни как раньше, ни с чистого листа. Прошу только шанс… Я запнулся, потому что Саня встал из-за стола с кружкой в руках. Но он молчал и, подойдя к окну, приоткрыл его. Поставил кружку на подоконник, достал сигарету и прикурил. – Абсолютно убеждён, – продолжил я, – ничего даже близко похожего никогда больше не сделаю. – А я при чём? Я не стал задавать глупых уточняющих вопросов, отлично понимая, что моя уверенность не убеждала Саню. Случившееся между нами было настолько серьёзным и неожиданным для него, что он не мог мне доверять. Отсюда росли ноги всех его установок. – Сделаю всё, чтобы ты поверил. – Как? – Саня открутил крышку и стряхнул пепел в банку. – Своим отношением, своей любовью и… верой. Он не смотрел на меня, и ни один мускул не дрогнул у него с самого начала разговора. – Я разрушил наше доверие. В этом главный косяк. Мои чёртовы страхи… – у меня дрогнул голос. – Так сильно люблю тебя, что жесть как боялся потерять. И это… такой идиотизм. Ревность эта уёбищная и… теперь ты не веришь мне. Сань, я уверен, что смогу. Не вернуть – создать. – Сколько времени это займёт? – Саня взял кружку и отхлебнул чай. Вот тут я растерялся: – Н-нез… ну, в смысле… – Вот и я не знаю, – он опять перебил меня. – Сколько ждать, а главное – чего? Чтоб когда-нибудь неизвестно что собралось из черепков? А если – никогда? – Сань, ну у многих бывают проблемы в отношениях и порой очень серьёзные. Но если есть чувства друг к другу – можно попытаться. – Можно. Запариваться самому, мучить тебя. – Он ещё раз отпил чай и поставил кружку на подоконник. – За мной ведь тоже косяк. Надо было сразу всё это пресекать, разговаривать. А я… думал рассосётся. Угу, рассосалось. Он машинально провёл пальцами под глазом, и у меня моментально дыхание перехватило. – Сань, да ты вообще не виноват ни в чём! Это я, дебил, молчал и накручивал себя! Я сглотнул. Мне всё сложнее было говорить. Хотелось обнять его, вновь встать на колени, умолять, прижаться к нему. Саня мой был так близко и так далеко. – Сань, пожалуйста, у нас получится, я уверен… – А я – нет. Ни в тебе, ни в себе. Допустим, попробуем. А через какое-то время скажу, что у меня не получается, что дальше? – Сань, я хочу, чтобы ты был счастлив. Попытаюсь сделать всё, чтобы ты был счастлив со мной. Если же не… если ты скажешь, что больше не любишь… я приму любое твоё решение. И ведь… – я споткнулся на мысли, но всё же добавил, вздохнув: – Тебе тогда будет легче, чем сейчас. Саня горько хмыкнул, затянулся и выпустил дым в потолок. – А если всё наладится? Я расслаблюсь, а тебе опять приснится… – Никогда! – на этот раз перебил я, задохнувшись. – Эта тварь сдохла! Никогда больше! Клянусь тебе, Сань! Он опешил и впервые посмотрел мне в глаза. – Пожалуйста, Сань, дай мне шанс, пожалуйста. Я не подведу тебя, клянусь! Саня пару мгновений глядел на меня изумлённо. Отвёл взгляд, затянулся последний раз – я заметил, что и пальцы и губы дрогнули – бросил сигарету в банку и закрутил крышку. Повернул голову к окну и ещё несколько секунд молчал. Потом вздохнул глубоко и снова посмотрел мне в глаза. Меня аж затрясло. Я вновь видел холодный взгляд. – Я тебе тоже клялся, Дим. Ты не поверил. Саня бил под дых. Я обхватил голову руками. Как бы ни понимал, что при разговоре он мог винить меня, напоминать о моих отвратительных поступках и действиях, тяжело было всё равно. Хотя лучше бы Саня наорал и обложил меня матом. А эти… сплошные логичные рассуждения без эмоций вымораживали адски. Если бы слышал всё это от другого человека, даже предположил бы, что у него нет никаких чувств к своему партнёру. Но для Сани, так же как и для меня, наши отношения были первыми, по сути, серьёзными отношениями. После четырёх лет почти безоблачного счастья, любви, не остывающей страсти и доверия, получив такой холодный душ, Саня вбил себе в голову, что второй шанс невозможен. Когда же я о нём просил, Саня рассуждал, заглядывая в будущее и словно решая задачу несколькими способами, но результат всё равно получал одинаковый. Вместе с тем, всё равно меня не покидало ощущение, что Сане что-то или кто-то помогал, подпитывал его убеждённость. Вряд ли он с кем-то обсуждал свои проблемы. Даже Петьку, ставшего близким другом, не хотел слушать. Психологов и прочие анонимные источники, типа обсуждалок в сети, я тоже отмёл сразу. Саня на́ дух это не переносил. Темы и посты, в которых писали о проблемах в личной жизни, обходил стороной, не считая такой вид помощи эффективным. Говорил, что люди или самообманываются, или попросту хотят поныть и «попиздеть-ни-о-чём». В психологов не верил, называя это потерей времени и денег. Единственным приемлемым способом, по его мнению, являлось выяснение отношений между собой. Что же тогда? Уж слишком разительные перемены происходили – только что был более менее живой человек с эмоциями и чувствами и вдруг – хлоп – холодная маска. Я вспомнил про возможный рисунок, но в этот момент у Сани зазвонил телефон в прихожей. Вынув из куртки, он забыл его на тумбе, видимо, как часто бывало и у нас дома. Он быстро вышел в коридор и через пару мгновений я услышал: – Привет, Петь. Да, пришёл… забыл, извини. Щас прямо посмотрю, погоди. Саня не вернулся в кухню. – В шкафу? – услышал я уже из глубины квартиры. – А-а… поищу, ага, не отключайся… Дальше я уже не расслышал. Да и смысл был понятен. Саня искал что-то для Пети. Может, забыли они с Дэном какую-то вещь, может, ещё что. Всё это вдруг стало неважно, потому что меня буквально шибануло идеей. Ведь сегодня перемена в Сане произошла очень ярко и стремительно именно после того, как он вернулся на кухню, переодевшись. Не морочась больше, я вышел в коридор. Дверь в Санину комнату была закрыта, а его голос доносился из другой. Не раздумывая, я вошёл в его комнату и прикрыл за собой дверь. Здесь тоже произошли некоторые изменения. Например, диван был разложен. Видимо, Саня его не собирал никогда, так как он был накрыт покрывалом, а под ним выделялся холмик подушки. Одной. Компьютера Пети не было на столе, вместо него стоял Санин ноутбук. Впрочем, всё это тоже казалось несущественным. Я, наверное, сейчас был похож на сумасшедшего или даже зомби, который искал только одно – рисунки Сани. На столе лежали две знакомые мне папки. На обеих были приклеены полоски бумаги с напечатанными надписями. На одной папке – «Заказ», на второй – «Моё». Не хватало ещё двух, подписанных «Дима» и «Мы». Но в данном случае их отсутствие было естественным. Рядом с ноутбуком лежал незаконченный портрет какой-то девушки. Это тоже для меня было привычным. Саня часто оставлял так работы, которые планировал продолжать или заканчивать на следующий день. Я просмотрел обе папки. Но в них были рисунки, которые я уже видел в сети или наброски, которые Саня ещё не дорисовал. Но я искал другой рисунок. «Где ты его прячешь, Сань? Где твоя наркота? – крутилось у меня в мыслях. – Если ты смотрел недавно, то он должен быть где-то рядом…» Я обшаривал взглядом всё вокруг. «Где-то близко…» У меня дрожали руки. Предвкушение, ощущение, что я вот-вот найду свой портрет, мешало мыслить здраво. Гнало мысли о том, что я мог обманываться, придумав эту Санину «таблетку». Я присел, чтоб покопаться в ящиках стола, но вдруг зацепился взглядом за ноутбук. Показалось, что под ним что-то лежит. Приподняв его, увидел тонкую чёрную папку без надписей. Достал её одной рукой и, опустив ноут на место, вцепился второй, потому что папка попросту тряслась у меня в руке. Глубоко вздохнул несколько раз, стараясь унять дрожь во всём теле, и открыл. Я ошибался. Саня создал не одну, а две «таблетки». Два рисунка были вложены в прозрачные кармашки на внутренних сторонах папки. Таким образом, открыв её, можно было видеть сразу оба. На одной действительно портрет… нет, не мой. Половина лица – моя, вторая – тварь, которую я породил. Кошачья морда с длинными тонкими усами. Глаз с вертикальным зрачком. Шерсть не полностью чёрная. То ли специально – на манер пятнистых кошачьих, то ли… сквозь неё проявляется лицо. Даже очертания человеческого уха можно разобрать. Взгляд моего глаза где-то даже обычный, спокойный, но в то же время хитрый, подозрительный. Я смотрю исподлобья, широкая бровь нависает над глазом, а под ним – пятно черноты. Будто вот-вот глаз округлится, а зрачок вытянется. Моя улыбка. Но на звериной половине – трансформируется в ухмылку. Предвкушение безграничной власти. На втором рисунке – Саня. Громадный синяк обрамляет глаз. Ссадины на лице. Сдвинутые брови, две ломанные морщины между ними. Как трещины. Губы, сведены так сильно. Кажется, что они дрожат и кровоточат. В глазах – неестественный блеск. Боль и, одновременно, опустошение во взгляде. Разбитое лицо. Разбитое сердце. Сломанная душа. Я словно оцепенел, не мог пошевелиться или издать хоть какой-то звук. Кровь отлила от лица, по позвоночнику скользнул ледяной холод. Сердце громко колотилось в груди и отдавалось буханьем даже в ушах. Внезапно я потерял равновесие. Мне почудилось, что я рухнул… в воду. С какой-то запредельной высоты. Отбил себе спину, захлебнулся и тонул-тонул-тонул. Сквозь толщу воды видел лицо Сани, его ненавидящий взгляд, слышал его крик – громкий, возможно, но я не мог разобрать ни слова. Нет, не слова. Брань, проклятия… наверное. Он пытался вырвать папку – мой кошмар, булыжник, который тянул меня на дно. Но я почему-то не отдавал. Нахлынула огромная волна, кидая меня на камни, а потом топя ещё глубже, скрывая лицо Сани бурунами. «Саня мой, что же я натворил?! Что же я сотворил… с нами…» – Хватит! – выкрикнул Саня. Это прозвучало так пронзительно-громко, что я крупно вздрогнул. Вынырнув из чёрной глубины, я понял, что сидел на полу. Опирался на него руками, словно иначе даже сидеть бы не смог. Приподнял голову, и взгляд упал на папку. Она почему-то валялась под окном, точно её туда швырнули. Один рисунок выпал и лежал в стороне, но лист перевернулся, и не было видно, чей там портрет. Я захрипел, неведомая сила потянула меня к нему. Мне надо было убедиться, что этот кошмар я видел наяву. Ложь! Я хотел проснуться и понять, что эти портреты – плод моего помешательства. – Дим, хватит, – рука Сани сжала мне плечо. Голос звучал тише и… мягче. Я поднял голову выше. Саня стоял рядом со мной. Сдвинул брови почти так же, как на портрете. И сжатые губы подрагивали. Он потёр переносицу и лоб, вздохнул устало и сказал: – Извини. Я так охренел, что чуть не заорал: «За что, родной? За что тебе просить прощения у меня?» Но не смог бы наверняка. Весь воздух в мгновение вышибло из лёгких, а горло стянуло спазмом, потому что Саня прикоснулся к моему лицу. Осторожно, даже нежно провёл рукой по щеке, а потом тронул губы. Эта совершенно неожиданная ласка отрезвила меня окончательно. Вернулись чувства восприятия, и до меня дошло, что Саня меня ударил. Щека ныла, во рту, казалось, болели даже зубы. Я сглотнул и потянулся губами за Саниной рукой. Он не отвёл её, и я поцеловал его пальцы. Они, было, снова скользнули к моей щеке, но я перехватил руку и целовал-целовал-целовал везде – ладонь, пальцы, запястье. То прижимался губами жадно, то прикасался нежно. Закрыл глаза и упивался долгожданным кайфом. – Ты… ты, бля, больной, – Саня попытался высвободить руку. Я застонал с горечью и поднял на него взгляд, полный мольбы и отчаяния. Саня дышал тяжело, смотрел на меня изумлённо и… возбуждённо. Внезапно он упал на колени и вжался губами в мои губы. Целовал, нет, терзал их жёстко, порывисто. В этот раз мой мозг зависал лишь пару мгновений. Я стал отвечать, обнимая Саню моего. Стискивал его в объятиях, трогал везде, дорвавшись до любимого тела. Санька на ощупь расстегнул ремень на моих брюках, схватился за пуговицу, и чуть не вырвал ее с мясом, резко дёргал молнию, а я гладил его спину, задирая футболку всё выше. Саня сжал мой член через трусы, и я задохнулся от пронзительного, яркого наслаждения. Мне казалось, что если он продолжит, я кончу тут же. Но Саня уже вцепился обеими руками в мою водолазку и потянул её вверх. Стал подниматься на ноги, не выпуская ткань, а я никак не мог оторваться от него. Наконец поднял руки, и Саня, стащив с меня водолазку, отшвырнул её на пол. Секундный перерыв без прикосновений к Сане показался мне вечностью. Он скинул свою футболку, и я с жадностью прильнул к его телу. Целовал его живот, вдыхал запах, вжимался лицом. Когда Саня запустил ладонь мне в волосы, а вторую положил на затылок, я глухо застонал, прижимаясь лицом к любимому телу ещё сильнее, а рукой скользнул под штаны Сани и с силой провёл по его члену несколько раз. Саня зарычал и попытался заставить меня подняться. Но я стащил с него штаны вместе с трусами и обхватил головку губами. Саня выдохнул что-то нечленораздельное и чуть ли не рванул меня за волосы, но тут же надавил сильнее. Я вобрал член в рот, выпустил почти до конца и снова насадился до основания, пропуская в горло и вырывая у Сани протяжный стон. «Саня мой, я ведь не сплю? Если это сон… не хочу, чтобы кончался. Не-хо-чу!» Саня схватился рукой за край стола, а второй снова дёрнул меня за волосы, тут же помассировал кожу и снова надавил на голову, но теперь нежно. Я с ума сходил. Как мы с Саней только не летали от эйфории за время, проведённое вместе, но такого охуенного удовольствия я не испытывал ещё никогда. Санька стонал уже почти непрерывно, толкался мне в рот, скользил ладонью по затылку, шее, спине и обратно, так что меня бросало в дрожь и в жар. Саня чуть ли не взвыл на вдохе, с силой нажал мне на голову, но тут же отпустил, вцепился второй рукой в стол и кончил мне в рот. У меня перед глазами калейдоскопом мелькали разноцветные пятна, в ушах шумело. Я буквально высосал его досуха. Санька крупно вздрагивал, стонал. Выгнулся сначала, но потом наклонился вперёд, вновь запуская руку мне в волосы. Я выпустил его член, только когда он окончательно обмяк, и потянулся к своему – хватило нескольких движений, чтоб меня накрыло мощным, острым кайфом. Меня било мелкой дрожью, я тяжело дышал, упираясь лбом Сане в пах. Отросшие волоски щекотали мне лицо. Не брился в этом месте Саня мой с тех пор, как мы расстались – сто процентов. Когда мы были вместе, он регулярно сбривал или коротко подстригал там. Настаивал, чтобы и я делал так же. Говорил, что во время минета попавший в рот волос дико сбивает настрой. «А сейчас незачем, да, родной?» – мелькнул в голове вопрос. Я и сам даже не думал брить пах в эти злосчастные три недели. Когда отдышался, на меня накатила привычная нежность. Захотелось ласкать Саню, как бывало всегда после секса. Но он отодвинулся от меня. Подтянул трусы и штаны и, с трудом согнув колени, присел рядом со мной. – Помощь, как понимаю, уже не нужна? – спросил он с усмешкой. Не грубо, а тоже как-то привычно стёбно. Я посмотрел на свою заляпанную спермой ладонь, потом на Саню и покачал головой. – Скорострел, – хохотнул он и, выдвинув ящик стола, вытащил упаковку влажных салфеток. – На себя посмотри, – отозвался я в тон, вытаскивая салфетку и вытираясь. Снова почувствовал, что щеку и губы торкало уже довольно сильной болью. Я подвигал челюстью. Саня, заметив это, посерьёзнел, поднялся на ноги. Поискал взглядом свою футболку. Поднял её и мою водолазку. Последнюю протянул мне и сказал: – Пошли на кухню. – Ага, – я тоже встал, но откровенно тормозил. Комкал в руке салфетку и не мог отвести взгляда от Сани. Смотрел, как он одевался и любовался. И только когда он пошёл в сторону двери, опомнился, быстро застегнул брюки, а водолазку натянул уже на ходу. Чуть ли не бежал за Саней, как привязанный. Даже войдя за ним в кухню и сев на стул, всё ещё тупил. Саня же двигался быстро и чётко. Достал из морозилки лёд в пакете с ячейками. Положил его в обычный прозрачный пакет, закрутил, завязал посередине и протянул мне: – Приложи. Я машинально взял – у Сани получился этакий ледяной блин с «ручкой», чтоб удобно было держать. Саня подошёл к окну, прилично отхлебнул остывшего чая, а потом закурил. Я встал, чтоб выбросить салфетку и помыть руки. Вернувшись за стол, тоже отпил из своей кружки и приложил лёд к щеке. Боль усилилась, но в целом, двинул Санька, само собой, не сильно – вскользь, да и случайно, скорее всего, в запале, когда никак не мог вырвать папку у меня из рук. Теперь же явно нервничал из-за этого и из-за того, что произошло потом. У меня перехватило дыхание, когда я вспомнил портреты. Наши с ним и… не наши. Мы оба не могли, не должны были быть такими. Не говоря уж о том, что Саня «увидел» меня с мордой твари, которую породило моё подсознание. Это даже не изумляло, а шокировало. Вновь по спине пробежали ледяные колючие мурашки. Зато понятно стало, почему Санька так держался. Эффективные он создал пилюли от своих оставшихся чувств любви и привязанности ко мне – что уж отрицать. Даже обычный человек, посмотрев на такое, как минимум, удивился бы. А уж для Сани с его художественным ви́дением эти портреты стали впечатляющей картиной воспоминаний, точнее, напоминаний о случившемся между нами и постоянным подтверждением своего приговора: «Такое не прощают». Теперь я узнал об этой его защите от… слабости. Да, любовь ко мне Саня считал слабостью. Надеялся, что она пройдёт, остынет. Нужно было лишь подождать, продержаться некоторое время. Вмазал-то мне явно из-за этого. Вызверился, что я, как вор, влез в его комнату и увидел рисунки, которые он так тщательно скрывал. Причём я был уверен, что от всех. Пока он курил, я молчал, да и, вообще, старался лишний раз не шевелиться. Боялся, что любое моё слово, движение станет неким толчком, чтоб Саня меня выставил. Явно же он загонялся сейчас в мыслях. Ведь я не только раскрыл его секрет. Притянувшись ко мне магнитом, он сам проявил слабость или свалял дурака, как он наверняка считал. Потушив сигарету, он не отошёл от окна. Обнял себя руками и продолжал стоять ко мне спиной. В конце концов я решил, что тянуть дальше некуда. Я уже намолчался в своё время. Сейчас именно мне нужно было действовать. Я положил лёд на стол и подошёл к Сане. Тронул его за плечо почти невесомо, стараясь не делать резких движений. Но он всё равно дёрнулся. Я тут же убрал руку. Коснулся носом волос, вдохнул запах. Саня напрягся сначала, но потом вздохнул и опустил голову. Я скользнул губами по его шее, поцеловал нежно, мягко. Вновь дотронулся рукой до плеча. Саня больше не вздрагивал, только вздохнул ещё глубже. Я легонько погладил его предплечье другой рукой. – Холодная, – Саня повёл локтем. – Прости, – я даже успел забыть, что рука, державшая «блин» была ледяной. Подышал на ладонь и уткнулся лбом в шею Сани. Спустя примерно минуту осторожно обнял его. В душе царила тихая радость, завораживающая своим теплом и нежностью. Я словно пил этот одуряющий восторг и держался из последних сил, чтобы не увлечься, не сжимать Саню сильнее, не целовать опять везде. Он не прижимался ко мне в ответ, но и не гнал. По сравнению с тем, что творилось после нашего расставания, это стало для меня просто счастливым сном наяву. Мы постояли так совсем недолго. Саня, всё-таки, выкрутился из моих объятий, повернулся и, не поднимая головы, упёрся ладонью мне в грудь. – Н-н… – попытался он что-то произнести, мягко, но настойчиво отодвигая меня. Поднял голову и сказал: – Наизнанку. Я даже не сразу уловил смысл. Саня убрал руку, а я машинально посмотрел на свою водолазку. Впопыхах я натянул её навыворот. – Блин, – я хмыкнул смущённо. Саня отошёл от меня, но я сразу отметил, что он больше не старался обходить меня чуть ли не по дуге, чтобы не задеть. Он включил чайник, а я быстро переодел водолазку. Он всё ещё стоял у столешницы и снова ко мне спиной. Потёр лоб и сказал-таки то, что я так не хотел услышать: – Дим, уходи. – Сань… – Прошу, – он повернулся резко и посмотрел мне в глаза. Я тоже смотрел несколько мгновений, вздохнул и кивнул согласно. Видел, понимал, что у Сани сейчас, как он иногда говорил, «каша в голове». Ему нужно было подумать обо всём спокойно. И я решил дать ему время. Он никак не предвидел такого развития событий, да и я до сих пор обалдевал от случившегося. Санина страсть только распалила меня. Как жаждущий, дорвавшийся до желанного источника, я хотел большего. Быть рядом, обнимать Саню моего, ласкать, целовать каждую его родинку. Воспоминания о рисунках тоже не добавляли спокойствия. Саня изобразил меня… не меня, а мою ревность именно так, как её видел я сам. Кстати как он?.. – Сань, только один вопрос, – мне нужно было это узнать, – почему ты нарисовал меня именно таким? Саня опустил голову и молчал несколько мгновений. – Не знаю. Честно – не знаю. Много рисовал… не суть. – Он словно отмахнулся от какой-то мысли, но я понял, о чём он думал, уже зная о его многочисленных попытках и понимая их смысл. – А потом… как-то быстро… Я видел, что он, действительно, не понимал. Для него всё было, как всегда и со всеми работами, которые не получались с первого раза, а потом приходило некое вдохновение, озарение. Просто в этот раз он нервничал сильнее. Я же смотрел на Саню и не мог толком вздохнуть. Он чувствовал меня сильно, глубоко, видел меня насквозь, знал меня, наверное, больше, чем я сам. Я вспомнил разговор с Настей, слова Илюхи о том, что Саня – мой человек. Да и наши друзья, и все кто нас знал, однозначно сходились во мнении, что мы с Саней, как те самые пресловутые половинки, которые создали единое, общее для двоих счастье. За четыре года наша любовь не остыла, не перешла в рутину и привычку. Нет, она лишь усиливалась, становясь близостью, которую смело можно было назвать сверхъестественной. – Дим? Я погрузился в воспоминания и охреневал от интуитивного Саниного ви́дения, не заметив, что он смотрел на меня озадачено, словно пытаясь прочитать мои мысли. Мне даже показалось, что он вот-вот сможет это сделать или спросит. Я вздохнул и ответил на его незаданный вопрос, вывалив часть правды: – Когда тебя у Илюхи увидел… В общем, бухал опять и ужрался до «белочки», видать. Кошмар приснился. Словно я в зеркало смотрю, и у меня морда т-т… ну, звериная. Саня даже рот приоткрыл и смотрел на меня, почти не моргая. – Я её срывал-срывал… – я даже поморщился и мазнул по лицу, брезгливо смахивая мерзкое воспоминание. – А она ухмылялась, с-сука. И… я потом зеркало разбил. Ну, во сне. Саня побледнел, сглотнул, вдохнул шумно и выдохнул как-то судорожно. – Её больше нет, Сань. И никогда не будет. Он опять обнял себя руками и опустил голову. Я помолчал ещё некоторое время, но всё же сказал, как бы ни было мне трудно: – Ну… я пойду. Саня несколько раз кивнул, покачиваясь всем телом. Я быстро оделся и уже обувался, когда он вышел из кухни в прихожую. Саня ничего не говорил, а я сдерживался, буквально стиснув зубы, чтоб не попросить о следующей встрече. Сейчас в нашей истории появилась робкая запятая. Важно было её сохранить, а не превратить в жирную точку. – Пока, Сань, – только вот тепло в голосе и надежду во взгляде я скрывать не мог. – Пока, Дим, – ответил Саня тихо, так и не посмотрев больше мне в глаза.