Осколки

      Имя: Двупалый;       Возраст: неизвестно;       Раса: скатонец/Гость;       Характер: неизвестно;       Биография: неизвестно;       Уровень разумности: неизвестно;       Внешность: антропоморфен;       Особенности: обитает на заброшенных участках. Активен в ночное время суток.       Людей избегает;       Статус: —.       — Эй, Мелкий, дрейфишь?       Мелкий нервно дергается. Ерзает, прислушиваясь к тишине заброшенной фермы до звона в ушах. И старательно игнорирует проклевывающуюся в голосе напарника насмешку.       — Не дрейфь, нормально все будет, — со знанием дела продолжает он, любовно обнимая автомат и чувствуя зуд на кончиках пальцев: так сильно хотелось закурить.       Но нельзя.       — Не понимаю, почему мы должны делать это, если он не опасен, — Мелкий бурчит под нос. Жамкает вспотевшими ладошками ПНВ и все никак не может заставить себя взглянуть на вытянутое, кирпичное здание старой фермы.       Его первый день на работе. Знакомый, протолкнувший его по протоптанным дорожкам, заверял, что первые несколько недель, а то и месяцев, новеньких на задания не берут. Ждут, когда притрутся.       Не то чтобы он был трусом. Но известию обрадовался. И радостный ввалился в чистенький, сверкающий стеклом и новехонькой мебелью офис.       А сейчас, спустя каких-то двенадцать часов, сидит задницей в кустах и все пытается уговорить себя взглянуть на эту треклятую ферму хотя бы разочек.       Ведь взглянуть-то все равно придется. Всю ночь в засаде сидеть они не будут. Не для этого пришли.       — А с чего ты взял, что он не опасен? — напарник пытливо прищуривается: глаза уже привыкли к полумраку летней, лунной ночи, и Мелкий различал даже мимику.       И разглядев недовольно сведенные брови, напрягается, догадавшись, что умудрился ляпнуть что-то не то.       — Так в досье написано: людей избегает, — с трудом вспоминает содержание хлипкой, замусоленной папки. И макушкой чувствует, как тяжелеет взгляд напарника.       — Это не тождественно «не опасен». Эти твари, — подтянув сползающий по плечу автомат, мужчина кивает в сторону фермы, — едва ли не самые скрытные из всех, кто сумел пролезть в наш мир. Наивно полагать, что они белые и пушистые, хотя бы потому, что белые и пушистые по заброшкам и ночным улицам не шарятся, знаешь ли. И это наша работа — делать то, что мы делаем.       — Но ведь…       — Все, заткнись.       Мелкий хочет выдвинуть что-нибудь философское на тему, что не в их праве решать, кому жить, а кого истреблять, словно стаю бешенных псов. Но в итоге проглатывает вроде бы как правильные слова, не желая нарываться на конфликт в первую же свою вылазку.       Молча супится, ссутуливается, будто в инстинктивном порыве защитить собственное мнение, пусть и оставленное при себе. Но бережно хранимое.       И чтобы отвлечься от гадливого послевкусия короткого диалога, нервно дрогнувшей рукой вскидывает ПНВ.       Цвета послушно искажаются. Округа одевается в черно-зеленое, мутное и порой скрадывающее очертания так, что разобрать, на что смотришь, получается далеко не с первого раза.       Мелкий, конечно же, проходил практику. Но одно дело, когда ты сидишь на полигоне, а вокруг манекены и декорации. И совсем другое — когда ты на самом настоящем задании, вокруг настоящая локация, и где-то там, в ее безлюдной темноте прячется самый настоящий Гость.       Не сшитая кукла с опилками внутри. А из плоти и крови.       Или из чего они там состоят, эти твари, порожденные, не иначе, как чьим-то кошмаром?       Мелкий не знал точно, когда они появились. Кажется, он был еще ребенком, а уже слышал истории о странных, местами страшных существах, охота на которых велась денно и нощно. Собственно, наслушавшись их, этих историй, он и решил, кем хочет стать.       Вот только в своих детских, наивных мечтах он боролся со злом. Он был героем, спасал людей. Он даже вырезал себе деревянный меч, чтобы спасать было удобнее.       Но в реальности все оказалось сложнее.       В этом он убедился сегодня — в свою первую вылазку.       Пометка «людей избегает» все еще стояла перед его глазами, когда затрещала рация.       Приказ выдвигаться не озвучивается: просто набор знакомых пасов руками. И рассредоточившись, они молча сходят с места.       Задача проста — найти и дать сигнал. Ни в коем разе не вступать ни в какой контакт. И тем более, даже не пытаться устранить самостоятельно.       Устранение — прерогатива огнеметчиков. Такие же как он, Мелкий, должны просто отыскать цель.       Поэтому они идут впереди. Тихо, быстро семенят на полусогнутых, прячась в зарослях высокой травы.       Всегда начеку. Всегда настороже.       Кто знает, где именно прячется вхожденец из другого, существующего в чьих-то кошмарах мира. Мелкий называет их Гостями, как и наставляют множество пособий и инструкций. Но там, в многоэтажном, пафосном в своем стеклянном великолепии офисе их зовут тварями.       Просто тварями.       Дают наводку на конкретный адрес и пихают в руки огнеметы: огонь эффективен всегда. В отличие от пуль его не выцарапаешь из себя когтями и не заставишь раны срегенерировать в течение пяти-десяти минут.       Огнеметчики идут позади. Мелкому кажется, он чувствует их тяжелое, сбитое от нагрузки дыхание.       Встряхивает головой, стараясь не отвлекаться на шорохи за спиной.       С каждой минутой ферма все ближе. Все четче прорисовываются очертания кирпичного здания, зияющие провалы окон, сереющие ворота. Одна из воротин висит на верхней петле, прогибаясь прогнившим полотном и тихонько поскрипывая.       Мелкий без проблем может протиснуться в щель. Но напарник знаками приказывает ему идти к хозпостройкам. И он послушно заворачивает к пустырям. Идет быстрыми, мелкими шажками, крутит головой направо и налево, вслушивается в безжизненную тишину комплекса и тычет стволом из стороны в сторону, зная — в случае чего, не поможет.       Оружие так, для остраски и мнимой уверенности. Из пособий и все тех же баек, рассказанных чаще по пьяной лавочке, Мелкий знает, что многих из Гостей не берет их оружие.       Именно поэтому каждый из разведчиков с первых же дней обучения втирает себе в подкорку простейшее правило: заметить Гостя прежде, чем Гость заметит тебя.       Мелкий не знает, не понимает, почему обо всем этом думается именно сейчас. Когда вокруг немые пустыри, брошенная ферма и где-то там представитель едва ли не самого скрытного вида.       Наверное, нервы, — думает он и, стараясь продираться сквозь заросли как можно более аккуратно и тихо, приближается к первой постройке.       Сарай сараем. Деревянный, покосившийся, но целый. Даже крыша не обвалилась.       Совсем рядом остовы летней дойки: хитросплетения металлических труб, застывшие цепи, проржавевшие резервуары для кормов.       Мелкий ежится.       И осторожно вглядывается в мутное стекло.       Сарай оказывается обычной сторожкой. Если прищуриться и напрячь глаза, можно рассмотреть заваленный консервными банками стол, деревянную лежанку и кучу какого-то тряпья на ней.       Убедившись, что внутри нет ничего и, главное, никого интересного, Мелкий огибает сторожку и с сомнением рассматривает темнеющие очертания летней дойки. Косится за спину, на кирпичное здание. Вслушивается в полнившуюся летним зноем тишину. И кивает самому себе и принятому решению.       После чего крадучись приближается к крытым навесом стойлам. Цепей старается не касаться, чтобы не нашуметь. Перелезает под навес, осматривается, заныривает за углы и бочки и, убедившись, что никого нет, выпрямляется в полный рост.       Позволяет себе непозволительное: расслабленно выдыхает. Утирает пот со лба. И думает о том, что в офисе могли ошибиться.       Возможно ли, что информация устарела, и на этой ферме уже никто не прячется?       Мелкий думает об этом не переставая. И наконец приходит к выводу: даже если и так, и на этой ферме никого нет, они должны в этом убедиться, а по прибытию составить рапорт.       В последний раз осматривает стойла — чисто для галочки: железные конструкции такие тонкие, что за ними невозможно спрятаться даже сейчас, ночью. Цепляется взглядом за сторожку.       Что-то в ней ему не нравится. Что-то в ней не так.       Что-то изменилось.       И силясь понять, что именно, Мелкий сходит с места. Приближается к стойлам едва ли не ползком, оглушенный собственным сердцебиением. И замирает, когда буквально краем глаза замечает сбоку, в траве, какое-то движение.       Слабое, неуверенное. Так, будто и вовсе кажется.       Но Мелкий впечатлительно отпрыгивает в сторону, ощеривается автоматом. И шипит сквозь крепко стиснутые зубы, когда плечом неосторожно врезается в конструкцию раскола. От боли, вспыхнувшей по всей длине руки, роняет оружие. И тут же подрывается к нему, но отскакивает назад, когда совсем рядом в бетон врезается огрызок металлической трубы. Выбивает сноп крошки и с оглушающим звоном теряется где-то под его ногами. А Мелкий снова уворачивается, гремит цепями, запутываясь в них. И наконец падает ничком, сдирая колени и локти.       И первым делом жадно зыркает вовсе не в траву, о которой успел уже забыть. А наверх.       Туда, где опасно и жалобно трещат и стонут трубы.       За ворот сыпется ржавая крошка.       Мелкому кажется, что вся эта ставшая со временем неустойчивой конструкция с минуты на минуту просто сложится как карточный домик. И сложится прямехонько на него.       Но перевернуться и выпутать ноги из цепей не успевает. Успевает только голову вскинуть.       И наткнуться взглядом на пару огоньков в траве.       Слабо мерцают, совсем как светлячки. Только белоснежно-белые с черными точками зрачков посередине.       Мелкий шумно сглатывает. Взглядом шарит по полу и находит свой автомат неприкаянно валяющимся в паре метров от себя.       Недалеко. Но и не дотянуться.       И вздрагивает, когда понимает, что Гость перехватил его взгляд. Тоже покосился на автомат.       Будто бы даже с интересом.       А затем в траве зашуршало.       Тихонько так, едва слышно.       И под стойлами мелькает тень.       Неожиданно длинная и юркая.       Проползший по-пластунски Гость очень гибок и быстр. В считанные секунды оказывается у автомата. И, подобравшись, сгибается над ним. Обнюхивает. И, издав низкий, гортанный звук, рывком отшвыривает в сторону.       За происходящим Мелкий наблюдает, боясь дышать. А когда Гость выпрямляется в полный рост и переводит взгляд на него, ощущает, как краски схлынывают с лица.       До этого он видел их только на фото. Смазанные, непонятные пятна всегда вызывали безотчетный, не поддающийся объяснению страх.       Который не шел ни в какое сравнение с тем, что Мелкий испытал, увидев это существо в реальности.       Он даже начал понимать, почему другие члены Братства зовут их тварями, и никак иначе.       Высокий, даже не так: непропорционально-длинный. В ворохе непонятного тряпья. С угловатыми, жилистыми руками, увенчанными лишь двумя пальцами. Прячущий лицо под капюшоном. Все в его облике было какое-то неправильное, чудное. Неприятно-несимметричное и вытянутое. Вызывающее страх и отвращение одновременно.       Мелкий хочет закричать. И плевать он хочет на гордость, выправку и честь.       Твари более уродской он в жизни не видел. И надеется, что не увидит, хоть и понимает, что с его профессией надежды эти глупы и бессмысленны. Возможно даже, что этот двупалый на деле не самый стремный из Гостей. Но на данный момент Мелкого это не особо волнует.       Его волнует лишь вытянутая фигура и то, что он, кажется, забился в угол стойла и с перепугу вскинул руки.       Зачем?       Наверное, хочет убедить Гостя, что безоружен, а значит, безобиден.       Для чего?       Надеется, что тот его не тронет.       Еще одна глупая и бесполезная надежда.       Двупалый припадает к земле. Настолько резко, что Мелкий впечатлительно вздрагивает и вжимается в металлические арматуры сильнее, начисто забывая о том, что их хитросплетение над его головой держится на одном божьем слове.       А Гость ползет в его сторону. Быстро и ловко, широко загребая двупалыми руками, вспахивая легко крошащийся бетон длинными, крючковатыми когтями. И есть в его гибких движениях нечто змеиное: хищная плавность и скорость. С которыми он в считанные мгновения оказывается у стойла. С минуту смотрит на Мелкого своими мерцающими, бесцветными глазами, так сильно похожими на человеческие. А затем порывисто подается к нему.       И Мелкий вздрагивает, инстинктивно вскидывает руки, пряча лицо в сгибах локтей, а грудь и горло за подтянутыми коленями. Поведение совсем не для разведчика. Но он думает об этом в самую последнюю очередь, желая лишь сохранить себе жизнь.       И заторможенно осознает, что, кажется, никто посягать на нее не торопится.       Несмело выглядывает поверх рук. И настороженно замирает, все еще ожидая худшего, когда Гость подцепляет цепи, опутывающие его ноги. С интересом их осматривает. А после рывком обрывает с пугающей, нечеловеческой легкостью и, схватив Мелкого за грудки, оказывается за пределами стойла, Мелкий бы сказал, в два широких шага. Но в том-то и дело — шагов он не чувствует.       Двупалый словно плывет над бетонными плитами, волоча за собой шлейф самого разнообразного старого тряпья, слоями надетого на худосочное тело.       Оказавшись в безопасности, он тут же отшвыривает от себя Мелкого. Так, будто ему неприятно быть в такой тесной близости с человеком.       Отшвыривает, к слову, не совсем удачно: прямо к автомату.       О том, что это не промашка с его стороны, Мелкий начинает думать тогда, когда порывисто хватает оружие и целится. Но Гость никак не реагирует.       Только припадает к плитам. Ему словно неуютно в своем росте и он хочет быть ближе к земле.       Смотрит: пристально и терпеливо, выжидая, что же предпримет Мелкий.       И приосанивается, когда он неуверенно опускает автомат и думает о том, что, кажется, досье придется дорабатывать.       Двупалый разумен.       Возможно, более разумен, чем многие люди, — Мелкий позволяет себе скупую усмешку. Но подумать о том, что же делать дальше, не успевает.       Не успевает он предпринять хоть что-то, кроме как выкрикнуть громкое и бесполезное «нет!», когда его внезапно хватают за шкирку и оттаскивают с линии огня.       Лишь две фигуры огнеметчиков на фоне взревевшего пламени вплавляются в сетчатку широко распахнутых глаз. А в нос забивается тошнотворный запах горящей плоти.

***

      Сидя в удобном мягком кресле в светлом кабинете с панорамными окнами и роскошным видом из них, Мелкий вспоминает, как мечтал о своем первом задании. Как изучает папки с досье, а потом спасает людские жизни.       Вспоминает и понимает, что не имеет ни малейшего желания открывать эту чертову папку, мертвым грузом лежащую перед ним на столе.       Просто брать в руки.       Он не считает себя белоручкой и изнеженной фиалкой, но едкий запах дыма, кажется, навсегда въелся в его рецепторы.       Он знал, на что шел. Знал, на что соглашался.       И он был готов: и к тяжелым физически нагрузкам, и к страху, и к ранениям, и даже к запаху гари, и к кошмарам, что неизменно сопровождают всех, кто встал на путь истребления вхожденцев.       Единственное, к чему он не был готов: к тому, что придется истреблять всех. Абсолютно.       Даже тех, кто безобиден.       Облизнувшись, Мелкий слабо морщится. Берет папку в руки и, не особо вслушиваясь в разговоры напарников, раскрывает ее неслушающимися руками.       И первое, что видит: уже знакомое, перечеркнутое красным крестом досье.       Имя: Двупалый;       Возраст: неизвестно;       Раса: скатонец/Гость;       Характер: неизвестно;       Биография: неизвестно;       Уровень разумности: неизвестно;       Внешность: антропоморфен;       Особенности: обитает на заброшенных участках. Активен в ночное время суток. Людей избегает;       Статус: уничтожен.        — … в досье было написано, что тварь разумна… — слышит краем уха и не удерживает кривой, сардонической ухмылки.       Еще надо подумать, кто из них настоящие твари.