Baby, you're my picket fence

       Патрик стоял у зеркала и смотрел на себя. Смокинг он, возможно, надел впервые в жизни, но даже по такому случаю не пожелал расставаться с федорой и очками. Если бы такая необходимость возникла, он вполне мог бы спрятать шляпу в бачке унитаза в школе, а очки положить в нагрудный карман. Хотя, впрочем, вряд ли ему это было нужно.        В дверь тихо постучали. Уже через секунду, когда парень только и успел, что повернуть в ту сторону голову, на пороге стояла мама и с благоговением его рассматривала. Патрик немного смутился, но глаза не опустил.        — Ты такой красивый, — с дрожью в голосе сказала она, и в голубых глазах заблестели слёзы.        — Спасибо, мам, — ответил Патрик, снова взглянув на себя в зеркале. Да, костюм однозначно ему шёл. Интересно, что скажет Пит?        Мама снова скользнула взглядом по сыну и смахнула ладонью зависшие в глазах слёзы.        — Я зашла сказать, что до начала бала полчаса. Тебе точно не нужно никого забрать из дома? Ты можешь взять папину машину.        Патрик замер. О, чёрт. Да, наверное, стоило рассказать ей раньше. Двадцать пять минут до выпускного бала — это же нормальное время, чтобы совершить каминг-аут? Конечно, нет.        — Мам, я давно хотел тебе сказать, — Стамп-младший замялся и скукожился так, будто его вот-вот будут бить. Впрочем, и такая вероятность существовала, если рассуждать логически. — Дело в том, что за мной заедут.        — Ладно, это даже хорошо, — старательно изображая непонимание, ответила родительница. — Долой гендерные стереотипы!..        — Я думаю, ты не совсем поняла, — он зажался ещё сильнее. — За мной заедет парень.        — Твой друг?        — Нет, мой парень. То есть, тот, с которым у нас романтические отношения.        Патрик устремил глаза на лицо мамы, силясь понять её эмоции. Напрягаться не пришлось: улыбка матери медленно сходила с её лица, выражение глаз со счастливого сменилось на разочарованное. Да, определённо не самое подходящее время.        — Мам, я гей, — наконец, он позволил себе перевести взгляд на ботинки.        На несколько секунд в доме Стампов воцарилась тишина. Патрик с интересом разглядывал свою обувь. Лакированные туфли. Мужчины обычно надевают такие, когда идут на свидание в ресторан или когда женятся. Весьма удобные, но не удобнее привычных мартинсов или спортивных кроссовок, которые он пару раз надевал в качестве повседневной обуви, следуя примеру Пита.        Интересно, где он сейчас едет? Близко ли Пит к его дому? А что, если он уже возле дома?        Неожиданно со стороны стола раздался рингтон. Деревянная поверхность ощутила на себе кратковременную вибрацию. Сообщение. От Пита. Он здесь.        — Это он? — небрежно спросила мама, кивнув на стол.        Стамп-младший медленно закивал.        — Что скажешь? — спросил он, подняв глаза на родительницу.        — Как будто от того, что я скажу, что-то изменится, — она устало вдохнула. — Я не собираюсь портить тебе вечер. Иди. Потом обсудим.        Патрик снова кивнул и улыбнулся. Он взял со стола телефон, сделав несколько лишних шагов, а после, походя мимо матери, чмокнул её в щёку.        — Люблю тебя, — сказала она, поцеловав сына в ответ. — Хорошего вечера.        — И тоже тебя люблю. Пока.        Патрик вышел из комнаты, спустился на первый этаж и, выдохнув, покинул дом. Вентц и впрямь уже ждал его напротив двери — облачённый в обыкновенные рваные джинсы и растянутую майку, отчасти закрытую под расстёгнутой кожаной курткой. Патрик уже пытался представить его в смокинге, но каждый раз приходил к выводу, что лучше джинсов и майки его парню не подойдёт ничего. Пит стоял возле своего мотоцикла, опиравшегося на подножку, и с улыбкой глядел на идущего к нему навстречу Патрика. Один шлем, в котором он ехал сюда, покоился на сидении. Другой, для Патрика, — висел на руле.        Оказавшись достаточно близко, Стамп прильнул к нему, ткнувшись носом в чёрную кожу куртки и положив руки на талию возлюбленного. Пит обнял его в ответ, опёршись подбородком на макушку парня и оглядывая большой дом.        Во всех комнатах горел свет, что было хорошо видно с тёмной улицы. Вентц обеспокоился. Если Патрик не выключил свет в своей комнате, то, значит, там кто-то остался. Мама? Скорее всего. Совершал ли Патрик каминг-аут? Нет. Или же…        — Ты не боишься, что нас могут увидеть? — тихо спросил Пит.        — Я рассказал маме, — он поднял голову к парню так, что их губы почти соприкасались.        — Сегодня? — Вентц искренне удивился.        — Да. Только что. Она хорошо отреагировала. Сказала, что мы потом поговорим об этом.        Пит мягко улыбнулся и наклонился к Патрику, поцеловав его. Апельсины сменились дорогим парфюмом, Стамп уже был весьма опытен в поцелуях, потому знал, как нужно двигать языком, когда хочешь передать любовь, поиграть, показать желание или попросить утешения. Соответствуя первому случаю, они медленно двигались вот ртах друг друга, исследуя и открывая, будто целовались впервые, потираясь носами и причмокивая — редко, но громко, возможно, даже громче, чем следовало бы.        Пит отстранился первый, напоследок коснувшись носа Патрика своим. Когда Стамп открыл глаза, возлюбленный провёл рукой по его щеке, глядя на него с невероятным обожанием.        — Я горжусь тобой, — прошептал Вентц.        — Спасибо, Пит, — он немного зарделся, улыбнувшись.        — Нет, правда. Ты очень сильный, раз смог рассказать ей об этом.        — Хватит меня смущать. Поехали уже.        Вентц громко рассмеялся.        Они стремительно ехали по оживлённой дороге, ловко лавируя промеж неповоротливых машин и оставляя их позади, как заведомо проигравших в этих уличных соревнованиях. Ветер развивал пиджак Патрика и куртку Пита, пропуская по телам свои охладительные заряды. Глухие удары восходящих потоков создавали ощущение непобедимости, но, между тем, внушали страх.        Пит ездил опасно. Он обгонял автомобили, не гнушался гнать по встречным полосам, иногда вовсе проскакивал на светофоре за секунду до того, как цвет сигнала менялся на красный. Патрик не знал, ездил ли возлюбленный так же, будучи в одиночестве, но догадывался, что, если он спросит, ему не понравится любой ответ.        Он отчаянно прижимался к своему парню, прячась от холода и страха. Пусть на них и были шлемы (хоть какое-то правило Пит соблюдал), Патрик был готов кричать, чтобы тот не гнал так сильно. Когда полгода назад он впервые проехал с Вентцем на мотоцикле, то углядел романтику в быстрой езде, но теперь, когда в течение шести месяцев Пит возил его так быстро почти каждый день, от школы до дома, Патрик лишь в ужасе жмурился, размышляя о том, какого цвета хотел бы гроб и как их с Питом будут хоронить — вместе или раздельно.        Пожалуй, вместе.        Прошло не больше десяти минут поездки, как они остановились возле школы. Пит снова поставил мотоцикл на подножку и снял шлем. Оглянувшись на Патрика, чтобы его шлем повесить на руль, он спросил:        — Всё нормально?        От природы бледный Стамп стал ещё бледнее, а в его глазах отражался немой ужас, будто парень только что увидел смерть.        У него не было сил ни на что, кроме кивка.        Парни слезли с мотоцикла и неспешно, держась за руки, направились ко входу в учебное заведение.        На улице совсем стемнело. Подростки, нарядные и счастливые, уже вовсю бежали к дверям — кто-то в одиночестве, кто-то с парой. Девушки сверкали разноцветными платьями, трясли завитыми волосами, переливались украшениями. Парни же, все как один, были в абсолютно идентичных смокингах. Единственное отличие заключалось лишь в содержимом нагрудных карманов. Серьёзно, если бы не яркие девушки и радостные улыбки на лицах, Патрик бы решил, что стал частью похоронной процессии.        Они остановились у самой лестницы, посередь дорожки. Одноклассники огибали их, как вода скалу, не толкая и не бурча. У всех было слишком хорошее настроение, чтобы портить его другим.        Патрик повернулся к своему парню, ещё держа того за руку. Вентц оглядел его с ног до головы, а после — остановился на сверкающих глазах.        — Ты потрясающе смотришься, малыш, — сказал Пит и поцеловал его в щёку, подойдя ближе.        Стамп улыбнулся и шмыгнул носом. Когда парень хотел отойти, он вцепился в его предплечья, и Вентцу не оставалось ничего другого, кроме как обнять возлюбленного в ответ.        Их время неумолимо истекало. Столько ещё нужно было сказать, столько нужно было передать в поцелуях и взглядах, но они просто стояли на пороге школы, обнявшись и не обращая внимания ни на одноклассников, ни на весь мир вокруг них. А, впрочем, существовал ли этот мир на самом деле? Или всё, что располагалось за пределами их стеклянного аквариума, уже давно утратило свою реальность?        Патрик медленно отстранился и отступил на шаг назад. Его глаза слезились, и он не переставал надеяться, что Пит примет это за отражение света уличных фонарей.        — Ты точно не останешься? — разочарованно спросил Стамп.        — Извини, малыш. Я должен ехать.        «Малыш» поджал губы, но потом через силу улыбнулся, стараясь изображать счастье. Хотя бы ради Пита.        — Пиши мне всё время, хорошо? — попросил он. — Я отвечу в любой момент, ты знаешь.        — Хорошо. А ты просто веселись. Договорились?        Патрик кивнул. Вентц подошёл к нему и коснулся губами его щеки, оставив на ней невесомый прощальный поцелуй.        — Прощай, малыш, — он коснулся пальцами похолодевшей руки возлюбленного. — До встречи.        — Пока, Пит, — необыкновенно тонким голосом ответил Патрик.        Пит развернулся и на ватных ногах зашагал к своему мотоциклу. Мелкая дрожь рук мешала застегнуть шлем, голова то и дело самовольно поворачивалась к парню, которого Вентц оставил на пороге школы — совершенно одинокому малышу Патрику, который открыл для него свой мир, который почти плакал от того, что не хотел расставаться с возлюбленным и оставаться один. Пусть Пит и понимал, что в происходящем нет его вины, он никак не мог простить себе, что так обошёлся с ним, что просто уезжает, оставляя его на попечение судьбы и друзей, которые напьются, не успев переступить порог школы, и в своём безудержном веселье совершенно забудут о Патрике, обо всём…        — Хэй, Пит! — раздался недалеко звучный голос Брендона Ури.        Вентц снял шлем, который так и не смог застегнуть. Перед ним предстала Сара в красивейшем синем платье, держащая под руку Брендона в костюме совершенно странного бардового цвета с галстуком-бабочкой в цвет платья девушки.        — Привет, — поздоровался Пит, выдавив улыбку. — Вы, ребята, отлично выглядите.        — Спасибо, — ответила Сара. — А ты уже уезжаешь? Даже на пять минут не останешься?        — Нет, не останусь. Уже почти шесть, а мне до дома ехать несколько кварталов. Няня сказала, что задержится максимум на десять минут.        — Понятно, жаль. Патрик уже здесь?        — Да, — он повернул голову к возлюбленному и все трое помахали ему. Стамп ответил тем же.        — Ладно, Пит, удачи тебе, — сказал Брендон и уже собрался уходить, подтягиваемый Сарой, как вдруг Вентц остановил его, взяв за рукав пиджака.        Оржеховски окинула парня беспокойным взглядом, и Брен кивнул ей, давая позволение идти дальше, а сам наклонился к другу, немного хмурясь.        — Я хочу попросить тебя кое о чём, — сказал Пит, отпустив, наконец, его рукав. Ури поднял глаза на Сару, которая уже отошла на достаточное расстояние, чтобы их не слышать. — Не оставляй его одного, пожалуйста.        — Я понял, Пит.        — Прошу тебя, пусть он ни секунды не проведёт в одиночестве. Пусть с ним постоянно кто-то будет, — продолжал убедительно говорить Вентц, глядя собеседнику прямо в глаза, от чего тому становилось немного боязно. — Ты, Сара, Джо или Мари — неважно. Не оставляйте его одного до моего приезда, ладно?        — Ладно.        Брендон резко выпрямился, обогнул мотоцикл и направился к Саре, которая уже успела поздороваться с Патриком и непринуждённо вела с ним светскую беседу.        Пит последний раз взглянул на них, надел шлем — на этот раз, с первой попытки, — и уехал, надеясь, что встречный ветер сдует все беспокойства, мысли и страхи прочь, подальше от его головы.