Изменить тебя

В абсолютной тишине, прерываемой лишь гудками поздних машин, Майти и Фукагава дошли до перекрестка. Тут их пути расходились: Маитакэ надо было вниз по улице, а Харуке - дворами мимо старой библиотеки. Коротко кивнув друг другу, братья разошлись по домам. Шатен всё пытался осмыслить и переварить информацию, полученную от брата. "Несколько недель назад его девушка Коидзуми Риса погибла". Эти слова до сих пор звучали у него в голове. Эту самую Коидзуми он не знал, зато прекрасно знал, каково это - терять дорогого тебе человека. Смерть матери он не помнил: тогда Харука был слишком мал, чтобы что-то понять. Просто однажды Фукагава Мие не вернулась домой. Отец тогда сказал, что Мие уехала в очень длительную командировку. Но будучи подростком Харука нашел в отцовском кабинете свидетельство о ее смерти и документы на могилу. Поэтому он очень хорошо понимал Отани. И не понимал одновременно. Все-таки смерть женщины, которую ты видел только по вечерам, сильно уставшую и не имеющую времени на собственного сына, несколько отличается от гибели любимой девушки. Он просто не знал, что ему думать и как быть. Его раздирали весьма противоречивые желания. С одной стороны, хотелось извиниться перед Отани и попробовать хоть как-то подбодрить его, а с другой... С другой стороны, какая-то совсем крохотная частичка его эгоистичного характера твердила: "И что с того, что она умерла? Это не повод так халатно относиться к игре!" Окончательно и бесповоротно запутавшись в собственных мыслях, Харука не сразу понял, что дошел до баскетбольной площадки. В общем-то, площадкой это можно было назвать ну с очень большой натяжкой. Участок земли десять на пятнадцать метров, щедро посыпанный песком и обнесенный металлической сеткой. С двух сторон возвышались щиты с кольцами. Краска на них покоробилась и местами отвалилась, позволяя увидеть потемневшую древесину. Обычно здесь кроме него никого не было, а сейчас шатен явственно слышал чье-то прерывистое дыхание, стук мяча и еле различимый шелест сетки. Осторожно подобравшись к сетке, Харука присвистнул и тут же зажал себе рот ладонью, опасаясь, что его заметят. Однако все предосторожности были лишними. По площадке с бешеной скоростью носился Отани, совершенно не замечая ничего вокруг и забрасывая мяч в корзину. Маска сменилась. Теперь, вместо каменного лица шатену посчастливилось лицезреть странную смесь ожесточения, ярости и неимоверной печали. Пару минут Фукагава молча наблюдал за пареньком, а потом в голове пронеслась мысль: "Ты должен извиниться!" На мгновение заколебавшись, парень глубоко вздохнул и крикнул: - Хэй, Отани! Но ответом ему послужила тишина. Казалось, коротышка его просто игнорирует. - Отани, я к тебе обращаюсь! Ноль внимания. Ацуси его словно не слышал. Он только сильнее нахмурил брови и заколотил очередной данк. - Чёрт, Отани, я, вообще-то, извиниться пришёл! Хватит тут из себя недотрогу строить! Но даже на это рыжий ничего не ответил, и тогда Харука всерьёз напрягся. Ведь, пообщавшись немного с коротышкой, он был уверен, что тот обязательно взорвется и полезет выяснять отношения. А здесь всё ещё тишина. - Тогда так, - пробормотал Фукагава и в момент, когда Отани в очередной раз подпрыгнул, Харука вытянул руку и перехватил мяч. Победоносно взглянув на ошеломленного одноклассника, шатен с изумлением заметил, что глаза у того как-то странно блестят. Только было непонятно: пот ли застилает карие глаза Ацуси, или тот просто пытается скрыть слезы. Коротышка же приземлился и недоуменно взглянул на нарушителя его спокойного уединения. В его взгляде не было ни ненависти, ни злости, которые так рассчитывал застать Харука. Обреченно вздохнув, Отани вытащил из ушей наушники. "Вот черт!" - Фукагава в сердцах рубанул воздух ребром ладони, чуть не заехав при этом по носу Ацуси. Оказывается, причиной такого странного поведения коротышки были все-навсего наушники. А он, Харука, напридумывал себе всякого. Выходит, только зря беспокоился. - Чего хотел? – сухо произнёс Отани. - Извиниться. Парень удивленно распахнул глаза, потом недоверчиво сощурился и пристально оглядел шатена с ног до головы. Но грусть, такая всепоглощающая и неумолимая, все еще таилась в глубине его карих глаз. - И спросить, почему из-за того, что она умерла, ты перестал любить игру? Я все прекрасно понимаю и очень сожалею, но причём здесь баскет... - А смысл? Смысл играть, если она не стоит у входа в спортзал и не смотрит на меня? - перебил Харуку Отани. – Если я точно знаю, что ее глаза не следят за каждым моим движением? Если ее сердце больше не будет учащенно биться от каждого забитого мною мяча? - он грустно усмехнулся. - Можно подумать, я не в курсе, что вся баскетбольная команда, за исключением, может быть, Накао, смеялась за моей спиной? Да что там говорить о них, если даже родная мать не верила в меня! А она верила. Верила в то, что однажды я смогу их всех сделать! А я, как последний дурак, даже не ценил её. Обижался, ругал ее и не воспринимал ее чувства всерьез. Я ведь даже ни разу не обнял ее на людях. Стеснялся непонятно чего. Прости меня, Риса... - последние слова Ацуси произнес шепотом, очевидно, совершенно забыв о присутствии на площадке одноклассника. Но Харука, на свое счастье, имел практически превосходный слух. Поэтому он прекрасно слышал каждое слово стоящего рядом с ним парня. Но просто стоять и смотреть на это лицо, сейчас искаженное гримасой боли и отчаянья, он не мог. Надо было срочно что-то делать. - Отани! – вдруг резко выкрикнул Фукагава, а в его глазах неожиданно показались два счастливейших чертика. Они с широкими улыбками разглядывали Отани, время от времени показывая ему языки и заливаясь хохотом. – Теперь я... я буду поддерживать тебя! - Э? – недоумевающе протянул коротышка. - Ты ведь прекрасно играешь, - кивая головой в знак подтверждения словно китайский болванчик, на одном дыхании выпалил Харука. - Но без какого либо чувства любви и счастья. Я помогу тебе его вернуть! Теперь я буду болеть за тебя! Я буду рядом, буду помогать! Харука даже не рассчитывал на реакцию, которая последовала за его словами. Несколько минут Отани стоял с непередаваемым выражением лица, а потом в его глазах появились два махоньких-махоньких чертенка. Они неуверенно огляделись, присели, скромно опустив хвостики, и слабо улыбнулись. Стемнело. Баскетбольную площадку, надежно скрытую от посторонних глаз густыми зарослями акации, освещал такой же древний фонарь. Лампочка в нем работала с перебоями, поэтому мальчики время от времени теряли друг друга из вида. Тишину наступивших сумерек нарушали крики каких-то птиц, стрекотание цикад и шорох листьев над головами. - Риса, - неожиданно произнёс Ацуси. – Я обещаю тебе, что снова полюблю баскетбол. Твои старания не пропадут даром. Я обещаю, что стану лучшим! Я люблю тебя. Люблю! – выкрикнул он всё это, подняв голову к небу, а потом посмотрел на Харуку, улыбнулся и кивнул в сторону калитки. Пора было расходиться по домам.