Унесённые жизнью

Валил снег, прикрывая красные остроконечные крыши ладно сложенных каменных домиков, всем своим видом и мелочами, веюшие Европой и накрывая сугробы свежим слоем, заставляя всё вокруг сверкать холодной красотой под лучами зимнего солнца, того же яркого, как щёки у Ванюшки, лепящего снеговика за небольшой резной оградой, разделяющей его с дорогой. Кругом тишина, лишь на мгновение нарушаемая треском снега под колёсами проезжающей машины и вновь растикающаясь по заснеженным холмам и замирающая в морозном воздухе завыванием редких ветров. Ванюшин снеговик, утопая в мягком липком сугробе, стоит поблёскивая старательно выглаженными, маленькими тёплыми ладошками без варежек, боками и смотрит, своими чёрнинькими глазками-пуговками на извилистую дорогу взбирающуюся по увесносу склону оврага к нему и уходящую куда-то в даль к едва замёрзшей, из-за частых перепадов температур, реке с низкими берегами и тонким, словно стеклянным льдом с крупными кочками, наросшими во время ледохода. По берегам, выстроившись в ряд, нависают раскидистые липы с уже незаметными под толстым слоем снега, огромными корнями, торчащими, словно костлявые пальцы из земли и исчезающие в толще вод реки. Длинные ветви лип, едва касаются льда, покачиваясь на лёгком ветру и прикрывающие свои могучие стволы от людских глаз. У плавного изгиба реки, словно великан, стоит огромный холм с едва развалившейся кирпичной стеной, тянувшейся по самому, резко уходящему вниз краю, и обрывающийся разрушенным при бомбёжки кирпичём. За ней стоит, словно напоминания о былых времён, старая церквушка, с полуразрушенными стенами и пустыми окнами с осколками стекла, уныло отражающими солнце. Вокруг голые деревья, пару сарайчиков, заметные с реки, лишь чёрными невнятными точками. Ванюша увлечённо вылепливает снеговику ручки-шарики вставляя в них найденные веточки и любуясь проделанной работой. У снеговика на округлом туловище есть, словно на одёжке пуговки из маленьких чёрных уголёчков, найденных мальчишком в закоптившемся мангале на верху холма, у подножьях которого он расположился. Недалеко, притоптав пушистых снег, на коленках сидит Маша катая снеговику ножки и оглядывая мужчин, устроившихся у машины. Клаус зябло поёжевшись, греет горячим дыханием красные ладони, отдав свои варежки мокрому Мишке, отогревающимся в салоне авто. Коля следит за младшим сыном, приобняв супруга за талию и позволяя тому разместить голову у него на плече. Ранний подъём, долгая дорога и задержавшийся в воздухе покой, наводит осезаемую сонливость, заставляя прикрывать глаза и тянутся к источнику тепла. На парковке ещё несколько пустующих машин, занесённых снегом и возвышающаяся на несколько метров табличка с объёмной надписью, сваренной из железных, крашенных пластин: "Пансионат Наследие" Семья Ивушкиных решила отдохнуть в Новогодние праздники, отправившись на предложенную хорошим знакомым базу отдыха в трёхчасовой езде от Ленинграда. А сейчас занимала себя в ожидании приезда старого-доброго экипажа Коли и их семей, с которыми они договорились на совместный отдых. Организатором стал их давний общий товарищ, познакомились с которым они ещё в сорок четвёртом, в небольшом чешском городке, по пути в Союз, так и спелись, продолжив общаться и разойдясь. Алексей Иванов мужиком был простым, роботящим, со своей профессией радиочастотника, только по объектам и ездил, проверяя антенны и радиосвязь на наличие помех, так и не сумев приручить себя к бумажной волоките, присущей любой работе. Сам по себе был "представительным" мужчиной крупного телосложения, ростом под два метра , эдакий русский "иван" с любовью к водке, рыбалке и прочим развлечениям, побольшей степени доступных людям свободным от бремени отцовства. Но жена и дети были, двое сыновей давно уже выпорхнувшие из родительского гнезда и отправленные в свободные полёт, нередка появлялись вместе с ним на всяких мероприятия, видимо поддерживая статус и общий благополучный вид семьи Ивановых. Это был не первый год, когда они так собирались и прошлый раз, удавшийся на славу, подавал ещё больше надежд на этот отдых. Турбазу выбирал Алексей, по каким-то своим критериям и уже позже примерно объяснив всем, где она находится. Любищий всё проверять и хоть немного контролировать ситуацию, Клаус нашёл этот пансионат в справочнике, позвонив и уточнив местоположение. Коля был ему как никогда благодарен, руля по неизвестным до этого просёлочным дорогам, занесёнными снегом, и понимая, что при всём своём желании не нашёл бы его. Это был своеобразный мир практически нетронутой природы, оторванный от общего мира технологий и связи, разместившийся на несколько холмах и ограждённый протикающий рекой. Коля поймал руки Клауса в свои, стискивая и согревая ладони тёплым дыханием, проходясь губами по сухой коже. — Скоро ли они там? — тихо спросил Клаус, выдыхая белое облачко пара. — Дорогу пытаются найти наверное... договаривались в одиннадцать встретиться. — Николай качнул головой. — Сильно замёрз? Можем в машину сесть. — Ничего, нормально. Со свистом, перелетая ограду, снежок прилетел в Колю. Звонко смеясь Маша вскарабкалась, утопая по колено в сугробах, на холм, продолжая забрасывать отца снегом. — Ну, Машенька, тоже промокнешь, как Мишка и что нам с вами делать? Заселение только в семь вечера, и неизвестно где нам до этого времени сидеть. — Николаус предпринял попытку остановить веселящегося подростка, удерживая Николая от возможности снова подурачиться. — Спокойно дети. Давайте дождём хотя бы Василёнков. — Папа, смотри какой у нас снеговик! — восторженно заявил Ваня старательно пределывая снежную морковку к голове снеговика. — Очень красивый — Клаус кивнул, улыбнувшись и полез к нему за ограду. — Смотри, что бы нос не ломался и не отпадывал, можно воткнуть палочку по-крупнее ему вместо носа и уже на неё налепить морковку — принялся объяснять мужчина, наглядно показывая. — Вай! — Ваня довольно пощупал "морковку". — Папа, там кто-то едет! — сверху крикнула Маша, тыча пальцем куда-то в даль, в овраг. Послышался гул мотора и скрип снега под колёсами и к склону подъехала нива наберая обороты и ревя, взбираясь на холм. Но в середине, сбавив скорость, съехала задом вниз, принявшись по новому заезжать. Снег был липкий и скользкий, задние колёса прокручивались, буксуя. Коля забрался к дочери, смотря на ниву: — Савельевича. — Дядя Стёпа едет! — крикнула Маша, улыбнувшись. Они взаимно любили друг друга, часто ходя в гости и собираясь по праздникам. У Степана было двое сыновей: взрослый Артём, которому недавно исполнилось двадцать четыре и с которым Коля успел познакомиться, когда тому было девять, впервые приехав в гости к Степану в сорок четвёртом. И второй мелкий семилетний Димон, достаточно поздний Светкин ребёнок, появившиеся на свет пятнадцатого июня и ставшей ещё одной причиной сборов и процветания алкоголизма в их семьях. Коля всегда смотря на их пацана, которого Света, супруга Савельевича, ласково называет "Тёмочка", удивляется, во, на две головы Степана выше, мужик, сыночек. Его Мишка конечно, не такой здоровый будет, но тоже крепким растёт, скоро и Колю забороть сможет, но на Клауса руку поднимать не смеет. Любит своего второго папу, любому готов по щам надавать за него. — Не заедет... — тихо пискнула Маша на вторую безрезультатную попытку нивы. — Заедет! Куда денется, это ж Степан... — многозначительно вздохнул Коля наблюдая за битвой отечественного автопрома с русскими реалями и вспоминая как Василёнок вальс на танке кружил перед фрицами, интересно, Клаус помнит...? Нива последний раз громко газанула, стремительно заезжая на холм, скрипя и пружиня на подвеске. Одолел. Ваня радостно визжа, рванул к паркующийся машине навстречу выпрыгивающему Димке. Вот и местная банда сформировалась. От них двоих никакого покоя, всегда когда вместе собираются, эти начинают дурить на пару, чуть ли не на ушах стоят, но чем бы дитя не тешился, лишь бы не орало. И удивительно, как Дима понимал иногда торопливый, неразборчивый лепет Вани. — Здарова! — Коля пожал руку Степану, по-братски обнявшись. — Как доехали? — Нормально, эти вон — он качнул в сторону вылезщей из машины супруги с детьми — Спали всю дорогу, а я пытался найти всё эту дуратскую базу, пару раз не туда сворачивал, приходилось на главную дорогу возвращаться. — Степан раздражённо почесал усы, дёрнув носом и всем своим видом выражая глубочайшие недовольство. — Долго бы так блуждал, если б дорогу не подсказали местные из деревушки, тут ближайшей. Ну конечно Алёха даёт! В такую глушь нас позвал и сам ещё видать не приехал. А вы как, долго шираёбились? — он вопросительно посмотрел на Колю, замечая на его лице лёгкую улыбку и собравшиеся маленькие морщинки в уголках губ и глаз. — Хах, нет, Клаус в справочной номер телефона нашёл, ещё дома дорогу узнал точную. — Коля усмехнувшись, сочувствующе хлопнул товарища по плечу. — Домчались за три часа, но кстати, на гору дольше пытались заползти. — Нет, хлопцы, это не дело.— махнул рукой Савельевич, краем глаза наблюдая за мило щебечущей супругой с Клаусом. Они хорошо стали общаться сразу, как только познакомились, найдя общие темы обсуждений и просидя у них на кухне допоздна, и позже начав обмениваться детскими вещами, советами, рецептами. Сам по себе Ягер был не плохим и ещё тогда в концлагере, Степан разглядел в нём человека... совершенно обычного с чувствами и слабостями. Наверное именно поэтому и стал помогать после моста, бинтуя и залечивая раны... Видел этот взгляд его на Колю, влюблённый, понимал, что ради Коли этот немец на всё готов. Да и раненым и побеждённым — он был им не враг. Может только из-за него они живыми вышли... Если бы Ягер захотел, он бы их ещё в том концлагере бы и прихлопнул, как мух бесполезных, а не шанс бы давал на жизнь, да побег. Не верил Степан, что он — штандартенфюрер, рыцарь Третьего Рейха не способен был один танк подбить. Не слишком себе Степан льстил, что бы проверить, что настолько хорошо кружил по мосту. А потом... А потом что? Запах он уловил, понял всё сразу, и по крови между ног, и по тошноте утреней — понёс фриц и скорее всего от командира их. А от кого ещё то? Что ещё мог делать всю ночь Мыкола, притащенный Анькой, лишь под утро, весь уставший, потный, с горящими глазами, едва понимающий происходящее? Всё было слишком прозаично ещё тогда. Вот поэтому новость о возвращении фрица и скорой их помолвке с Колей, Степан воспринял спокойно — как должное. И на Мишку смотря, не перестаёт убеждаться, прав был он. Всегда прав. По глазам его видит — голубовато-серым, по волосам светлым, манерам знакомым... Колькин, что бы там не говорили. Сейчас, за всё их большое семейство, он искренне счастлив, оба заслужили, и Коля и Клаус, достоины друг друга, как никто иной. И дети их, прелестными растут, рассудительными и с верным представлением о жизни, что не мало важно. — Кстати, шо по заселению? — Степан открыл багажник доставая ледянки малому и отпуская его катать. — Только в семь вечера. — Коля горько улыбнулся, следя как эмоции меняются на простом лице Степана, от растерянности до полнейшего негодования и досады. — Тьфу ты, блять! — Он плюнул себе под ноги, вытаскивая из кармана ватника пачку сигарет и закуривая. — И чем планируем заниматься до этого времени?— он прикурил выпуская сизое облачко дыма, прищурив глаза. На его густых тёмных усах поблёскивали едва заметные крохотные былые снежинки, тающие от тёплого дыма исходящего от папиросы. — В двенадцать обед. Дождёмся всех наших и после него пойдём кататься, я тут гору присмотрел... Вон, отвесная дорога к церкви, самое то, и машины не ездят и укатана. — Коля кивнул головой на склон соседнего холма, стаскивая перчатки и протягивая руку за сигаретой. — Курить начал? — спросил Степан приподнял бровь и с недоверием, кладя сигарету ему на ладонь. — И не заканчивал — хмыкнул Николай, зажимая фильтр в зубах и зябло грея руки о зажигалку, поджёг, прикурив. В воздух поднялся маленький столб пара и дыма, растворяющийся по ветру запахом табака. Коля качнул головой зацепив взглядом напряжённого супруга. Клаус замер в стороне, смотря обвинительно-обеспокоенно, но почему-то молча и не принимая не каких действий...словно давя и упрекая Николая или скорее не решаясь. Не решаясь сказать что-то против, ограничив его свободу...ведь он должен быть хорошим супругом, правда? Коля пристыженно отвёл взгляд, рука дрогнула и он старательно подавил выбившийся из лёгких рваный выдох. Степан ещё о чём-то говорил, но Ивушкин видел, лишь как двигаются его обветренные губы и усы. А перед глазами стоял лишь взволнованый взгляд голубых таких любимых сердцу глаз. Коля резко швырнул на землю сигарету, затущив её ногой. Это минутное чувство мелонхолии затопило разум, поглощая его. Оно словно лёгкий отглосок всего того, что из себя представляют отношения. Клаус его любит и желает лишь лучшего, не стоит его расстраивать... Он же обещал не курить. Настолько любит, что молчит... Не смеет навязывать, или указывать, ограничивая свободу, словно он Коле не указ, словно его слово не имеет веса, но всё это не так. Они должны сдерживать обещания и уважать друг друга. — Похоже всё же не курю... — усмехнулся Коля, немного горько, не без иронии и наверное ещё капельку грустно. И Степан посмотрел на него пронзительным глубоким взглядом, понимающе кивнув и продолжив словно ничего и не было: — Так я ему и говорю "Нехер коньяк хороший переводить, с самогоном мешая"... Коля усмехнулся, уже более расслабленно, подзывая рукой к себе немца и по-привычке, хозяйски притягивая к себе за талию, тихо шепнула на самое ухо: "Прости, крошка, такое больше не повторится". Вот так уже лучше...и легче. Клаус спокойно положил голову ему на плечо, слушая увлечённый рассказ Савельевича. Он сам уже давно не курит, и Колю не поощряет. Не к чему губить своё здоровье, не настолько много в жизни у них волнений, что бы глушить их табаком.