Flashback
Неразборчивый голос диктора разнёсся по перрону, нарушая такое, казалось бы, не рушимое спокойствие зимней ночи, воцарившее после заката на одном из Ленинградских вокзалов. Редкие пушистые снежинки медленно кружась, падали на укрытую белым ковром железнодорожную станцию, простирающиюся на несколько метров вдоль здания вокзала, едва подсвеченного унылыми фонарями. Ещё пару его окон потухли, словно свечки, медленно погружая перрон в полумрак, не нарушаемый даже светом луны и звёзд, спрятавшими свои таинственные огонёчки за нависшими на небе тучами. Замерший в томительном ожидании небольшой состав электропоезда, расположился у второй платформы, на время прикрыв свои яркие глаза-фары и погасив в нескольких вагонах свет. Снежинки кружась, падали на рельсы, воздух наполнился свежестью и словно пробудившись после долгого сна, поезд наконец-то ожил, потревоженный вновь прозвучавшим голосом диктора, оповещающем об обытии электропоезда Ленинград — Луга. Состав приоткрыл свои глаза, недовольно что-то прогудев, и зажигая свет в вагонах, медленно двинулся вперёд, набирая скорость. За его окнами медленно потянулись амбары депо, вагоны на запасных путях и сотен старых шпал уложенных друг на друга и доживающих так свой век. С каждой секундой поезд всё сильнее погружался в мглу, по мере отдаления от вокзала, подсвечивая себе дорогу своими яркими «глазами». Коля устало зевнул, наблюдая за медленно сменяющими пейзажами за окном и постарался распрямить затёкшие ноги, так что бы не задеть попутчика напротив. С самого утра и до позднего вечера все поезда этого направления были забиты битком. Множество людей практически круглосуточно ездили из города домой, и из дома в город — на работу. Рядом с ним, в углу у самого окна устроился Ягер, закутавшийся по уши в своё немного драное пальто и задумчиво разглядывающий болтики вкрученные в пластиковую раму стекла. Он старательно прикрывал уже слишком короткими для него, полами пальто, округлый живот, нежелая привлекать к себе лишнее внимание и на протяжение последних получаса храня молчание. Он изредка поглядывал в окно, на, до этого неизменный пейзаж, наблюдая за падение снежинок. Их попутчики, альфа средних лет, старался дремать, изредка дёргая носом, когда проскользнувший в вагон сквозняк, разносил сладкий запах беременной омеги напротив, а пожилая бета, без особого интереса читала книгу, иногда поглядывая по верх страниц на молодую пару. Коля тихонько вздохнул, что бы не нарушить чужой покой и тоже прикрыл глаза, решив последовать примеру альфы, но так же напоровшись на слишком отчётливый запах и без того пристыженного немца. Молочно-медовый аромат щекотал нос, заставляя внутреннего зверя Николая довольно вилять хвостом, ощущая свою значимость. Кто это сделал? — Я это сделал. Задремать никак не получалось и Коля откинув эту идею, начав разглядывать неприглядную книжку беты, с очередным скучным названием. В это время вагон медленно начал наполняется тёплым воздухом, прогреваясь, и заставляя всё больше людей стаскивать с себя шапки и снимать куртки. Их бабуля особо не торопилась, деловито смочив палец слюной и перевернув страницу, альфа же продолжал сидеть в одежде, лишь сильнее надвинув шапку на глаза, но судя по его лицу, хотел бы он надвинуть её и на нос тоже. Клаус под цепкими взглядами бабуси и явным недовольством альфы, лишь сильнее закутался в пальто, сжавшись в углу и словно стараясь стать единым целым со стеной. Коля даже и не знал что и сделать, лишь посмотрев с сочувствием. Поезд мерно стуча колёсами об рельсы, мчался вдаль, сквозь лес и поля, наколяя атмосферу в вагонах всё сильнее, во всех смыслах. » — А зачем нам в деревню?» — Коля помнит как Клаус осторожно спросил его это, одевая обувь у входа в свою комнату в общежитии, оперевшись рукой на старенький обшарпанный холодильник. " — У меня временные проблемы с квартирой…не бери в голову. Я просто хочу провести с тобой время, ты не против?» — Коля тогда сильно переживал по поводу этой поездки. С Клаусом они были ещё не настолько близки, похоже, немец его стеснялся, отвечал односложно или вовсе молчал. Да и вообще, сначала Коля и не планировал куда-либо ездить с ним, но потом его квартиру затопили соседи, что, кстати, взяли на себя расходы по ремонту и Коля надо было где-то жить, а Клаус на удивление быстро согласился на предложение провести вместе время, даже не требуя уточнений где и на сколько. Вот так и получилось, что сейчас они вместе ехали на электричке в деревню, на несколько дней в дом, где когда-то жила тётка Коли. Николай знал её хорошо, частенько приезжая на лето в детстве и гоняя местных куриц, позже убегая от агрессивно настроенных гусей, угрожающе гагающих и щемящих за ним, раставив крылья в стороны. Её дом был всегда наполнен светом и уютом, а с кухни аппетитно пахло блинами или запечённой в печи картошкой. Вся местная ребятня любила Колю, каждое лето встречая его на станции, что находилась в нескольких километрах от участка через лес. Они частенько вместе гоняли в соседнюю деревню, чуть подростя, заглядываясь на омег и девок. А сейчас Коля, считай, приедет туда впервые как взрослый человек — по паспорту, но явно не по уму. Приобщать Клауса к русскому быту и своему стилю жизни, было совершено не обязательно, но уж очень хотелось. Что бы там не говорила мать, угрожая отказаться от него, как от сына, но Коля был убеждён, что с этим крайне не простым немцем они обвенчаются. Они были знакомы пусть и давно, но на самом деле немного. Фактически — они были чужими людьми, которые в порыве страсти заделали ребёнка. Практически — Коля был ему бывшим врагом, который в порыве страсти заделал ему ребёнка и бросил, спустя время вернувшись снова. Пусть не так легко, но смысл остаётся тот же. В принципе, Ягер шёл на встречу, соглашался на многое, но был крайне нерешительным. Они практически не целовались, ладони он прятал в карманы, что бы не застудить и возможности взять его за руку, да ещё и на улице, просто не было. Помощь он принимал, но лишь после уговоров и заверений в том, что ему, Коле, совершенно не трудно, сходить, к примеру, в магазин и на свои деньги купить молока. Но было видно, что Коля ему не безразличен, Клаус готовил Ивушкину ужин, когда заранее знал, что он придёт к нему под вечер, уставший с работы. И однажды, в один из совместных вечеров он медленно скользнул ему на колени, после десятков рассказов Коли о своей жизни и позволил трогать себя всего. Растягнул и приспустил рубашку, оголив белоснежные плечи, игриво сверкнув глазами и улыбнувшись, вновь покорив Ивушкина. Жалеть Коле о некогда выполненном выборе, совершенно не представлялось причин. Всё складывалась наилучшим образом. Не считая стыда, пробирающегося к нему своими липкими щупальцами, всякий раз когда Ягер болезненно морщился придерживая живот, думая, что русский не видит и когда от усталости после работы на заводе, валился с ног. Тогда Коля чувствовал себя никчёмным человеком и альфой, неспособным обеспечить собственного омегу, что бы тот жил в комфортных условиях и не ходил целыми днями на работу. Клаус был чертовски сильным духом человеком и это даже не беря в оборот его военную жизнь. Ивушкин догадывался, что немец ему ещё о многом чём не рассказывает, предпочитая справляться со своими проблемами самостоятельно. Только недавно Коля узнал, что он уже давно помогает пожилой соседке, оставшийся совершенно одной, принося ей еду из магазина, помогая с хозяйственными делами, моя пол, хотя сам с трудом уже мог нагибаться, ведя с ней душевные беседы, а иногда даже играя в шахматы. Один раз Коля это застал, придя раньше обещанного времени и не обнаружив Клауса у себя в комнате. Нашёлся немец в соседней «квартире», мило улыбающийся и явно намеренно проигрывающий бабусе, попивая с ней чаёк. Колю, милая барышня, с радостью пригласила присоединиться, высказав в слух свои предложения на счёт них двоих и смутив этим самым Клауса ещё сильнее: » — А ты чего не рассказывал мне, что у тебя жених есть?»— спросила тогда она, искренне недоумённо посмотрев на Клауса. Ягер в ответ лишь неуютно повёл плечами, не зная даже что и ответить. Коля тогда решил спасти ситуацию, помогая немцу избежать ответа: » — Мы на самом деле не так уж и давно познакомились, но я был бы совершенно не прочь, стать для него женихом.» Ягер весь побагровел, смущённо пряча глаза в кружке с чаем. Помимо помощи соседке, Коля знал о любви Клауса подкармливать местных дворовых котов и котят, что жили в подвале общаги. Он тихонечко их звал «кис-кис-кис» и ставил тарелку возле щели, ждя, когда пушистые комочки вылезут полакомиться остатками курицы или молочком. Коля в эти моменты отгонял навязчивую мысль о том, что и тогда в концлагере, Клаус возможно, лишь пожалел его, словно брошенного котёнка, начав подкармливать. Но тогда чем объяснить, преподнесённую ему, как будто на блюдичке с голубой каёмочкой, возможность побега? » — Это любовь» — говорил, смеясь Степан, пропуская с ним по рюмочке. Клаус распитие алкоголя не приветствовал, хотя было далёкое время, когда и сам предлагал. Видимо, после того казусного случая, что ещё мягко звучит, которого, кстати, Коля совершенно не помнит, он пересмотрел свои взгляды. Об их совместной ночи, намекнул ему Степан, однозначно так намекнул. Коля сначала даже не поверил…ну как сначала, пока не увидел Ягера с пузом. Потом поверил, как тут не поверишь. С того случая в кафе, Ягер позволял Коле изредка трогать его живот. И вот сейчас в поезде, был тот случай, когда очень хотелось это сделать и в целом потискать, притихщего Щербета. Коля придвинулся ближе к немцу, аккуратно сунув руку под его поясницу, приобняв, и не почувствовав сопротивления, осторожно положил ладонь на его вздымающийся при дыхании живот. Их запахи смешались и даже полу-глухая в этом плане бета, заинтересовано подняла взгляд, оторвавшись от книги. Клаус ощутимо расслабился, отпустив напряжённую спину и давая Коле свободу действий. Он выглядел уставшим, их поезд долго не отъезжал от станции из-за каких-то поломок и поэтому им, севшим заранее, пришлось ждать ещё дольше. Возможно совсем скоро он достаточно расслабиться, что бы хотя бы задремать, а Коля будет только рад подставить своё плечо. В последнее время, Клаус всё чаще засыпал, как только выдавался свободный момент, скрестив руки на груди и опустив голову. Однажды так он заснул в автобусе на пол пути и Коля всю дорогу, аккуратно придерживал его за плечо, что бы он не свалился в проход между сидений, сам при этом уступив ему последнее свободное место. Коля часто замечал косые взгляды на его немца, зачистую переполненные сочувствием. Беременный омега со шрамами на пол щеки, далеко не внушал страха, а наоборот, заставлял задуматься, где же его так помотало. Но это было намного лучше, чем тупое безосновательное призрение. Коля придвинулся ещё ближе, склонившись над ухом Клауса и доверительно прошептав: — Скоро будет остановка в Зуевке, там больше половины вагона сойдёт. Ягер кивнул, вздохнув. Его щёки начали покрываться румянцем от жара, исходящего от печки у них под лавкой, а дыхание участилось. Он просто варился в своём пальто и шарфе. — Снимай, совсем, скоро зажаришься — недовольно проворчал Коля, стягивая с немца шарф и совершенно не обращая внимание на «соседей». Какое им дело до них? Клаус нехотя снял пальто, приподнимаясь с лавки и вешая его на крючок над головой, расположенный на стене, около окна. В этот момент поезд вновь тронулся после очередной недолгой остановки и вагон качнуло. Клаус постарался удержать равновесие, оступившись и неловко падая в объятья Коли, всегда готового его ловить. Бабуся недовольно что-то пробубнила в духе: «кривоногий» и вновь уткнулась в свою книжку, альфа же и вовсе никак не отреагировал, лишь вовремя убрав свои ноги, что бы на них не наступили.***
Из полудрёма Колю вывел гудение останавливающейся электрички и скрип колёс. Двери с характерным бряконьем открылись и в вагон потянуло холодом с улицы. Послышались голоса, шаги и следующей волной состоящей из нескончаемого потока людей, накрыло вагоны. Люди проталкивались с сумками, стараясь скорее занять свободные места и притесняя уже обустроившихся пассажиров. Вот и над ними нависла женщина крупного телосложения с двумя неочёсаными спиногрызами, ковыряющимися в носу. — Уступите место детям. — скорее не прося, а приказывая, сказала она, сверля почему-то Клауса взглядом. Тот видимо, как и Коля недавно проснувшись, непонимающе заоглядывался по сторонам, и покорно встал, собираясь забрать пальто и выйти в тамбур. Но их «соседка», бета, неожиданно грозно и повелительно отрезала: — Сиди. А вот вы, молодой человек, можете и выйти. Заодно проветритесь. — она ткнула сидящего рядом альфу в плечо. Тот, хотел что-то возразить, но видимо не отыскав нужных слов, удалился, забрав с багажной полки сумку. Коля благодарно кивнул бабусе, резко сгребя в охапку Клауса и садя к себе на колени. Клаус от неожиданности, охнул, непонимающе глянув через плечо на довольно улыбающегося русского. Тучная женщина с детьми устроилась на свободных местах. Они ехали около трёх станцией в полной тишине, ну, если не считать крики детей, шум разговоров и бряконье дверей в вагон, а потом Клаус тихонько спросил Колю, когда его вновь пнула маленькая девочка по ногам, оставив след своего сапожка на его штанах: — У тебя там, у дома, есть что-нибудь на подобие душа или просто скопления вёдер с водой в одном месте? — Нет… Но для тебя я обязательно устрою душ. — он игриво и незаметно для других, сжал ягодицу Клауса, за что получил недовольное шипение. — Ладно-ладно, понял, не сюда. — и ладонь переместилась на живот, придерживая его снизу. — Мне просто потом всё равно нужно будет стирать вещи… — Клаус покосился на свои штаны, от которых каростами отпадала свежая грязь, оставленная резиновыми сапожками девочки. — Да не вопрос, только плати натурой. — Коля, успокой своё либидо. Тебя так возбуждают электрички? — быстро зашептал Щербет, не позволяя рукам русского сунуться, туда куда не нужно и ещё больше возбуждая Ивушкина своим «Ко́лья». — Нет, меня возбуждаешь ду. — спародировав манеру Клауса, шепнул на ухо Колья, стараясь ущипнуть Ягера ещё за что-нибудь. По секрету, он один раз…ну или может не один, подглядывал за Клаусом, пока тот мылся в душе, через небольшое окошечко с кухни. С одной стороны это было жутко не прилично, а с другой стороны — в целом ожидаемо. Коля уже давно изголодался по сексу и искал любую возможность хотя бы потискать, недоступного, но от этого лишь более желанного, немца. Но как бы ему не хотелось удовлетворить свои плосткие потребности, Коля оставался верен своему омеге. Его совершенно не привлекали молодые девушки коллеги, работающие в бухгалтерии на заводе или омеги мужчины щеголявшие в цехах в особо жаркие дни без рубашек. Его привлекал вот, такой вот, волевой мужчина, с исполосаванной щекой и сердцем, способный командовать ротой солдат и при этом варить вкусные борщи, подкармливая котят на улице и при надобности стрелять из револьвера. Он был разным и этим он и привлекал Колю. Вряд-ли какой-либо другой омега с мог бы удовлетворить потребности Коли в этих голубых глазах, смотрящих порой так глубоко и пронизывающе, что даже не передать. После Ани у Коли было несколько недолгих романов, самый короткий из которых длился ровно два часа, пока его суженная не растворилась в шуме вокзала, помахав ему позже платочком на прощание из окна отбывающего поезда. Пожалуй, он был самым лёгким и непритязательным из них всех, но это уже совершенно другая история. Интересно, а у Клаус был кто-то до него? Как и Коля, Ягер эту тему никогда не поднимал и даже случайно не разу не обмолвился и это либо означало, что бывший штандартенфюрер умеет следить за языком, либо, что ему попросту не о ком рассказывать. Лишь некий солдатик на памяти Коли, вертевшийся всё время вокруг Ягера, ещё тогда в концлагере, не давал Ивушкину покоя. Но спросить о нём язык не поднимался. С одной стороны это было вовсе не его дело, с кем там Клаус шашни крутил, пока он танк чинил и план по побегу придумывал, а с другой стороны, ну он альфа в конце концов, его альфа, он обязан знать! Но вся уверенность в своей доминирующей роли в природе, быстро пропадала, всякий раз когда Клаус спокойно отгонял бомжа от детской площадки или быстро утихомиривал пьяного соседа, не отрываясь от готовки еды. Один из таких случаев, Коля помнит до сих пор, они тогда вместе «прогуливались»: Клаус пошёл выносить мусор, а Коля встретил его по дороге. Они как раз проходили по проложенной через детскую площадку тропинке, когда наткнулись на скучающего бомжа на скамейке, что при виде их что-то неразборчиво забормотал, потом резко криво начав считать по немецки, этим самым вызвав улыбку у Клауса. Считал он правда только до трёх, забавно загибая грязные пальцы: «—Ай, швай, драйв…» — «Правильно, правильно, Михалыч, нас трое. А теперь иди лучше приляг где-нибудь в подвале, а то малышня в песочнице играть боится — улыбнувшись ответил Клаус махнув рукой в сторону стоящего рядом дома. Позже пояснив для Коли: — Это местный бомж, Михалыч, ходячая легенда. Пережил блокаду, но до сих пор в запоях, часто торчит на площадке, не даёт детям спокойно гулять. — Он знает, что ты немец? — немного удивлённо спросил Ивушкин. — Да я при нём один раз случайно руганулся на немецком и понеслось, все мои выходы из дома заканчиваются его блистанием немецкого. — Клаус выразительно фыркнул — Но я не знаю, может догадался, может нет. Чёрт его знает.» Коля задумчиво посмотрел на соседний ряд лицом стоящих друг другу лавок на котором сидела молодая девушка, может даже ещё девочка с блондинистыми волосами и карими глазами. Она о чём-то бурно спорила с другой девушкой, часто хмуря свои аккуратные короткие бровки и деловито загибая пальчики, словно перечисляя свои замечания. Её собеседница, виновато пожимала плечами, сунув руки в карманы безразмерной чёрной куртки, заляпаной в чём-то подозрительно похожем на помаду с маслянистыми пятнами. — Интересно, о чём они спорят? — тихонько спросил Коля, сидящего на его коленях Клауса. — Скорее блондинка за что-то отчитывает тёмненькую. Может они сбежали? Иначе куда они едут одни в ночь? — предположил Клаус, так же начав наблюдать за развернувшейся баталией. — Ну если только брюнетка сбежала, а вот вторая…за компанию, что ли? — непонимающе спросил Коля, скорее в пустоту адресовывая свой вопрос. — Жопу её прикрывает. — коротко резюмировал Клаус, наклонив голову набок и прижавшись виском к макушке Коли. — Спать хочу жутко. — Спи. — Не могу. — Ты бы стал прикрывать мою жопу и бежать со мной, если бы я решил сленять? — спустя несколько минут молчания спросил Коля. — Во-первых, ты уже взрослый человек, Коля. И во-вторых, ты уже один раз сбежал по-крупному, поэтому ответь на свой вопрос сам. — устало зевнув, ответил Ягер, стараясь избежать очередного столкновения грязного сапога девочки со своей штаниной. — Это значит нет? — Это значит да.***
— Клуша… Мы приехали — тихо зашептал на ухо спящему у себя на груди немцу Коля, аккуратно его тормоша. — Просыпайся. — Дяденька, просыпайтесь, мы приехали! — девочка пинавшая Клауса пол дороги, весело смеясь, подёргала его за палец. Ягер нехотя открыл глаза, чувствуя как голова беспощадно гудит. Проспав всего ничего на не самых мягких коленях русского, при непрекращаемом оре детей, он умудрился ещё и замёрзнуть. Прочистив горло, он хрипло попросил Колю: — Подай, пожалуйста, пальто. — Замёрз? Мне казалось тебе жарко… только не говори мне, что ты надумал тут болеть — напущенно сердито, но с явным беспокойством проворчал Николай, подавая ему пальто и коротко клюнув в горячий лоб. — Ладно, вылечу, горе ты моё луковое. Не вылечит. Любовь не лечится.