Унесённые жизнью

Все самые важные разговоры происходят на кухне. Дождь непрестанно барабанил по стеклу, словно наигрывая незамысловатую ударную мелодию, состоя в одном трио с завывающим ветром и шелестящими ветками деревьев, на которых только начали распускаться первые зелёные листочки. Тёплые майские деньки ушли, обещая вернуться и на смену им воцарили грозы и дожди, поливая недавно засаженные грядки огородников водой. Люди засели по квартирам, не проявляя без надобности, желания высовывать нос за порог подъезда. Даже местные бродячие псы спрятались в покосившиеся старых сараях, печально сверкая из-за них своими жёлтыми и карими глазёнками. Голуби засели под крышей, устраивая жителям самого верхнего этажа, сонаты из курлыканья, а кошки спустились обратно в подвал. — Я тут поняла, что совершенно не видела тебя с бородой. — Маша неоднозначно качнула головой, баландая в чае небольшой кусочек лимона чайной ложкой, сидя на кухне, в полумраке — гроза как никак. — И уж тем более как в сорок первом, с ней тебя бы наверное вообще за русского приняли. — Скорее за домового. — усмехнулся Клаус, отпивая свой чай. — У нас дома только фотографии отца, а твоих нет. Бабушка папой гордиться, всё время показывает каким он был в детстве. — она задумчиво улыбнулась, краем глаза зацепив за барабанящии по окну капли дождя. — Гордиться. Но явно не его браком — Клаус ещё раз фыркнул, словно кот, подмочивший в молоке усы. — Ну чего ты пап… — Маша свела брови к переносице, точь в точь как свой немецкий отец. — Плохое настроение? — Да нет. — бросил Николаус такое пресловутое русское сочетание слов, вставая из-за стола и убирая грязную кружку в мойку. — Со мной всё в порядке, я привык. Тем более, на правду не обижаются. — он улыбнулся дочери краешком губ. — Так почему же у нас нет твоих фотографий? Неужели бабушка Люда сожгла, в целях отворота? — решив разрядить обстановку, хитро улыбнулся Машунька, пошутив, наблюдая за тем, как отец моет посуду. — Это было бы более правдоподобно, но нет. Просто я не особо люблю фотографироваться, а все фотокарточки что уже есть, у моих родителей. — он пожал плечами, ставя вымытую тарелку в сушку над раковиной. — Но вроде бы одна фотография была у твоего отца, он её заныкал. — Понятно. — меланхолично отозвалась девушка, пропуская мимо ушей последнюю фразу, — Я по ним скучаю, особенно по бабушке… Может потом съездим к ним? — Ничего обещать не могу, но постараемся. Не кисни. — Клаус вытер руки об полотенце, возвращаясь обратно за стол. — Это всё из-за погоды. Хочется плакать. — она шмыгнула носом и зажмурилась, потряся головой. — Вот так лучше. — а потом так хитро улыбнулась, что папа даже не выдержал и спросил: — Что? — А ты только лицо бреешь? — она хихикнула, немного по-детски озорно. — Что за интимные подробности ты хочешь от меня услышать…? — папа закатил глаза, явно немного скомфуженный вопросом. — Мне уже пятнадцать, ты и сам знаешь, эта тема мне знакома. — она посмотрела на Клауса внимательно и неожиданно крайне серьезно. — Брею не только лицо, но и интимные места. Просто я не хочу тебе навязывать какие-либо свои предрассудки по поводу семейной жизни или в целом её уклада: где, с кем и как. Думаю, когда ты вырастешь, ты сама решишь как тебе будет удобно жить и уж тем более с кем. Лишь бы это было в рамка закона и хоть немного морали. Коле больше нравится, когда всё гладко и в жизни и между ногами, но это не значит, что другому альфе, бете или омеге, будет нравится тоже самое. Мы все слишком разные и в этом и есть наша индивидуальность. Но главное — говорить о таких вещах, договариваться о них ещё на берегу, до того как вы окунётесь в полноценные отношения и возможно, как раз же наткнётесь на эти проблемы. Да, порой обсуждать подобное стыдно и неприлично, но лично я считаю крайне важным. Моя физиология омеги совершенно не постыдна, это есть я, так же, как и твоя физиология женщины не является чем-то диким. Если твой партнёр, по-настоящему заинтересован в том, что бы доставить тебе удовольствие, создать комфортные условия, он должен знать о всех нюансах и тонкостях. И наоборот, стоит интересоваться, что для него является приятным, а что нет и подобное касается далёко не только постели, но и всех отношений в целом. Если не нравится что-то — говори. Необязательно прямо, но и не намёками одними корми, не все люди их понимают. Ну и в заключении попробуй потом разобраться в себе, что бы в первую очередь знать, что именно и как хочется тебе. Счастье — это когда каждый мазахист нашёл своего садиста. — Клаус тёпло улыбнулся, так что даже Маша кончиками пальцев почувствовала это тепло и заботу, что папа проявляет к ней. — За жизнь у меня были разные партнёры, и женщины, и мужчины. Но в основном альфы-мужчины, каждому нравилось своё, но что ещё самое главное — важно присматриваться к ним, не дать им манипулировать тобой, не стать для них потом объектом насилия. Домашнего насилия. Это тема крайне трудная и так, как я не сталкивался с подобным и не особо разбираюсь в этом, верно рассказать тебе я не могу, но кое-что скажу: подобные люди…вводят тебя в зависимости. В зависимости от себя, поглощают тебя полностью, твоё личное время, пространство, мнения и решения. Ты и не заметишь, как он начнёт тебя контролировать, для тебя это будет как одно из проявлений заботы, они крайне необычайные люди. Необыкновенные. С ними можно прожить чуть ли не всю жизнь и лишь, когда будут дети и квартира, понять, что рядом с тобой всю жизнь находился человек способный тебе же навредить. Бьёт — не значит любит. Домашнее насилие — это не про секс, это про власть. Но за чистую люди, являющиеся объектом насилия, просто не могут «встать и уйти», это зависимость, полная, психологическая, а иногда и финансовая. Важно это понять и принять, «ведь спасение утопающего — дело рук самого утопающего», только после этого тебе смогут помочь. И обычно объекты насилия чувствуют себя виноватым за то, что случилось, хотя их вины абсолютно нет и дело тут скорее в том, что человеку хочется чувствовать хоть какой-то контроль в этой ситуации. Они не виноваты, за то что их бьют. Обращайся за помощью, беги. И знай, мы тебе с отцом, всегда поможем и постараемся быть на твоей стороне. — Клаус улыбнулся озорно и щёлкнул дочь по носу выводя из раздумий. — Поняла? — Да. — она кивнула, всё ещё словно находясь не здесь, а где-то далеко. — Это у вас фамильное с отцом, не слушать меня, а зависать. — Николаус усмехнулся, закатив глаза, припоминая тот случай за столом в концлагере, когда Коля просто улетал на небеса со своими фантазиями в главной роли, которых, несомненно, выступала Ярцева. — Я тебя слушала, просто перевариваю информацию. — Маша задумчиво провела ладонью по гладкой поверхности стола, стряхнув крошки. — Я не говорила тебе…но один мой одноклассник подкатывал ко мне, он был таким скромным недотрогой, угостил пару раз конфетами, погулял и в целом всё было хорошо…не считая того, что он совершенно не понимал сарказма и некоторого юмора, его легко было смутить или задеть. Мне было трудновато, но не сказать прям, что сильно. Мы с ним общались, я делала шаги, но скорее отпугивала его от себя, чем приближала. Один раз после школы я его даже чмокнула в щёчку, мне…мне так не хватало человека на которого я могу вылить всю свою любовь, что я решила будто он подходящий. А потом, он начал «шутить», но его шутки больше походили на оскорбления и были крайне едкими. Я ему ничего не делала плохо, я наоборот защищала его… А он продолжал сыпать на меня всю эту желчь, а потом уже открыто угрожать. Я не кинула его, нет, мы ведь даже не встречались. Я просто отдала все эти угрожающие записки нашему классному руководителю, где он оскорблял не только меня, но и всех учителей. В этот же день его маму вызвали в школу, а меня заставили рассказывать всю эту историю ей, она не самая приятная женщина. Всё говорила, что они пытаются его исправить, но ничего не выходит, что он закрытый мальчик и тому подобное. Мне то это зачем знать? Мне важно что бы он больше ко мне не подходил. Никто из них так и не извинился. — Маша вздохнула, не поднимая взгляд на отца и выводя пальцем по столу незамысловатые узоры. — Ты не хотела рассказывать потому что ты чувствуешь себя… — начал осторожно своё предположение Клаус. — Виноватой. — закончила за него Мария, так и не поднимая взгляд. — Скорее, все пытаются заставить меня чувствовать виноватой. Будто это я его, такого хорошего кидаю не за что и ломаю психику. Будто я обязана его перевоспитать, сделать хорошим и открытым. — Ты ничего не обязана. — Клаус покачал головой, смотря на дочь с печалью. — Людей невозможно перевоспитать. — Вот именно! — Маша наконец подняла на отца встревоженный взгляд голубых глаз. — Я ему не мама и не папа, не сестра и даже не друг. — Хочешь, что бы я с ним поговорил? — Клаус спрашивает осторожно, касаясь напряжённой ладони дочери, своей. — Я… Я не знаю, думаю, что пока нет. Если он продолжит, то тогда наверное стоит. Не хочу продолжать конфликт и опускаться на его уровень. Всё равно не ему, не его немногочисленным дружкам, ничего не докажешь. — Мария отмахнулась, залпом выпья оставшийся чай. — Лучше ещё что-нибудь расскажи. К примеру, когда лучше стоит заводить детей? Когда этот «самый возраст»? — Опять же зависит только от тебя. — не сопротивляясь, спокойно переключился на другую тему Николаус, давая дочери остаться при своих мыслях. — На самом деле, так таковой, цели завести семью у меня не было. Я просто хотел пережить войну и вернуться домой…ну, а вышло…что вышло. Я готов был родить хоть в сорок, первого ребёнка, но никак не ожидал, что рожу четвёртого в этом возрасте. Так что, в двадцать шесть для меня первый ребёнок это было рано, я был просто не готов. Особенно в начале беременности, думал, что я обречён. Куда мне, ни дома, ни работы, ничего. Коля подарил мне полноценную жизнь, перед этим забрав её. Хотя, насколько можно назвать, то что у меня было, полноценной жизнью, я не знаю. Каждый дрочит, как хочет. — после этих слов Маша навзрыд рассмеялась, громко хохоча. — Только твоя бабушка, по отцовской линии способно шифроваться и всячески выдавать себя и всю свою семью за приличных. — Оох — отсмеявший, тяжело вздохнула девушка. — Это да. Я один раз ненароком слышала её разговор по телефону с какими-то не самыми близкими родственниками, так похоже она врёт им, что мы крайне примерные отличники и её «Коленька» женат на русской аккуратной женщине-красавице, что целыми днями работает, а не «сидит на шее у мужа». — Маша изобразила манеру Людмилы Геннадьевны говорить с явным упрёком и сама с этого рассмеялась. — Но наверно где-то в глубине души, она тебя всё же любит. — Очень глубоко. — Клаус заражается ответным весельем и улыбается. — Главное что бы вас любила, а я уж это как-нибудь переживу. Пятнадцать лет пережил и ещё больше переживу. Маша скользнула папе на краешек колен, оплетая его руку своими и прижавшись, обнимая. — Взрослая жизнь…это так неопределённо. И это неопределённость пугает. — тихо шепчет она, сжимая пальцами рубашку отца. — Страшно. — так же тихо отвечает Клаус, погладив дочь по голове. — Радуйся детству, пока можешь. Это сильнее всего повлияет на тебя в будущем.