Не вовремя
3 декабря 2019 г. в 10:49
Огромная ответственность не стоила ему никаких волнений. Осаму был спокоен как никогда. Тем более, что ему не требовалось заручаться чьей-то поддержкой как пять лет назад Мори: шатен ясно понимал, что заговорщики, если и появятся, вряд ли смогут привести свои планы в исполнение. Дазай наводил на них ужас. После нескольких чисток, на которые эспер не тратил и десятой доли своего времени, масштабные мятежи низов прекратились. Крики мятежников и кровавые казни убедили основную массу, что на его силу противовеса им не найти. Начиналось самое интересное.
Верхушка организации всегда действовала тоньше. Дазаю даже интересно было посмотреть, кто решится поднять на него руку, кто осмелится потягаться с ним, у кого хватит сил на осуществление того, что и демону не под силу? Впрочем, он всегда был уверен, что в открытую схватку с ним никто не вступит. Однажды Огай сказал, что врагам Дазая очень не повезло оказаться именно его врагами.
Но у равнодушных нет врагов. Для сильнейших нет препятствий. Те, кто стремится сделать всех своими пешками, едва ли придают фигуркам какое-либо значение. Перед Осаму все равны в своём бессилии. В его жизни только два человека выделялись из понятия «все» и были ему не безразличны. Один из них мертв, чувства, которые вызывает эта смерть грозят утопить Дазая, стоит тому вспомнить о нём. Ведь ненависть — одна из сильнейших эмоций. Второй же просто раздражал эспера с самого начала. Шутки и подколы выросли в злые перепалки, из которых поднялось что-то более массивное. Та же ненависть? Или всё-таки нет? В любом случае, сейчас это не имеет значения, потому что ни один из них не хочет нарушать напряжённого доверия заклятых друзей.
Дазая бесил сам факт того, с какой лёгкостью Накахара позволяет себе потерять контроль. Ему было противно осознавать, что в присутствии рыжего нужно постоянно держать себя в руках буквально за двоих. Он не мог расслабиться ни на секунду. Чуя — его тиски. Одна ошибка и пол-Йокогамы будет лежать в руинах, а виновник этого спокойно сдохнет ни о чём не жалея, в то время как разгребать за напарником придётся Осаму. И жить постылую жизнь так же Осаму. Снова. И каждый раз, когда Накахара шантажирует его катастрофой местного масштаба Дазай только ухмыляется, но прячет за этой ухмылкой страх потерять последний предохранитель, последнюю гарантию контроля. Даже что-то большее, в чём новый глава мафии не хотел отдавать себе отчета.
Их связь, замешанная на крови нескольких сотен жертв Двойного черного, доверии и памяти о лучших временах, едва заметна даже для него. Но она есть. И незримые нити прочнее даже того кокона, которым окружил себя Дазай, крепче обхватывают его по рукам и ногам, сковывают, придавая странную уверенность. Возможно, Осаму выдумал страх потери, зная, что напарник слишком дорожит жизнью, чтобы раскрыть истинную мощь способности, но четкое присутствие этого страха отчасти его даже забавляло. Почувствовать выброс адреналина чтобы встряхнуться — бесценно. Попахивает черствостью и эгоизмом? Да.
Играть собственными чувствами — тоже власть. Разглядывать под микроскопом свои эмоции, препарировать желания, возводить стены и разрушать их, — ну разве не интересно? Менять привычки, рвать привязанности, обращаться лицом к тому, на что раньше не обращал внимания. Да, он достаточно владеет собой.
Он бросил курить. Запросто, как только в пачке не осталось сигарет. А жаль, ему доставило бы удовольствие сопротивление самому себе и своим страстям. Кажется, что его усилий недостаточно. Кажется, что он должен делать намного больше. И даже теперь, сидя за руководительским столом, он часто размышляет о том, как гладко идут дела. Налаженная Мори машина организации катится почти без его, Дазая, усилий. Осаму жаждет вновь ощутить напряжение на грани его возможностей, физическую усталость на грани апатии, забыться под валом накатывающих задач и отпустить наконец, порвать напряженные струны нервов.
Но дни, недели, месяцы тянулись однообразной вереницей. Труп прошлого босса кремировали, вопреки пожеланию Дазая. Хироцу, взявший на себя ответственность за похороны, настоял, что сжечь тело надёжнее, чтобы события четырёхлетней давности не повторились. Умом новый глава понимал, что так правильнее и отдал тело Мори старейшему члену Портовой мафии. Прах очень символично развеяли над городом, отдав своеобразную дань памяти руководителю — Огай все же был далеко не худшим руководителем кровавой организации.
Дазай хотел сложить кости наставника в землю, вместе с ними надеясь похоронить свои сомнения, дать им время разложиться и истлеть, но когда тело охватил огонь, оставивший через несколько минут лишь пепел на железной подложке, шатен понял, что ему не удалось бы избавиться от гнетущих мыслей. Он вновь убедился, что выход для него один — это смерть.
— Когда-то и меня вот так охватит пламя праведное, но испепелит ли оно мои прегрешения? — Тихо прошептал он, когда мафиози, окружив сожженного, наклонили головы. — На жертвеннике все равны, а значит и меня исключение не коснется.
Накахара, так некстати оказавшийся рядом, бросил на напарника испуганный взгляд. Чуя ощутил, что Осаму близок к срыву, что тот готов сдаться, и рыжего охватило беспокойство. Не успели все разойтись, как он приблизился к новому главе и пристально посмотрел ему в глаза.
— Доволен? На кого же тебе теперь срываться, зная, что проглотят? — Съязвил он, посчитав это наилучшим вариантом начала разговора из множества других, более мягких и учтивых. — Держи теперь своё дерьмо при себе и не смей лить его на подчинённых. Из тебя хреновый ученик Мори, он-то никогда так не поступал, а ты… Самому важному не научился. От твоего трагического сипа только уши вянут.
Осаму насмешливо прикрыл глаза, отводя от воротника руку в черной перчатке.
— Это дела не твоего размера, Чуя. — И Дазай с каменным выражением на лице смерил напарника взглядом.
Под раздраженное шипение Накахары он развернулся и пошел в кабинет, чтобы снова засесть за то, что раньше презирал всей душой. Шатен не заметил, как частью его жизни стали отчёты, бумаги, миссии, в которых боссу и не нужно принимать участие… Осаму не ощущал абсолютно ничего, словно тягость совершенного преступления притупила ощущения и сделала из него куклу. Бесконечные документы, что приносили и приносили исполнители, требовали только роспись. Чернильница терялась на заваленном столе и некоторое время Дазай развлекался тем, что расписывался кровью, в лохмотья изодрав запястье стальным пером.
Но и это надоело. Хотелось вновь бросаться под пули вражеских организаций, тая надежду на то, что одна из них войдёт в сердце; хотелось снова загонять иглы под ногти пленным и выпытывать тайные сведения, жадно всматриваясь в изможденные страданиями лица, хотелось многого, но ощущение того, что это кончится плохо, не покидало одарённого. Он больше не мог так небрежно относиться к своей жизни, ведь из-за его смерти неизбежно пострадала бы вся мафия. После Мори мог быть только он. После него — кто угодно. Организация утонет в сварах и борьбе за власть и пойдёт ко дну. Дазай не хочет, чтобы его люди стали жертвой кого-то со стороны.
Его люди. С каких это пор подчинённые стали «его» людьми? Они остались пешками в игре, которую им никогда не понять. Но разве он живёт не ради них? Возомнив однажды, что без него справиться невозможно, Дазай распробовал чувство власти, о котором говорила Коё.
Нет, Осаму ясно понимал, что он всего лишь крупица в мире, но осознавая это, лишь сильнее вгонял себя в рамки, стараясь только не сорваться. Дазай представлял картину идеального руководителя: требовательного, заботливого, защищающего подчинённых и стремящегося сделать для своей организации все лучшее. До него все что-то упускали, но Осаму знает, что может заставить не только бояться себя, но и уважать, доверять как руководителю. Разумеется, он не пойдет против своих принципов ради чьего-то блага, но сделает все, чтобы подчинённые были в безопасности. Теперь он обязан, в первую очередь себе.
С таким настроем прошла первая неделя. Накахара все это время вертелся рядом, лишь раздражая своим присутствием. Дазай говорил с ним сквозь зубы, испытывая все большую и большую ненависть к напарнику. Первый знал, что при таком раскладе именно Чуя станет свидетелем очередного срыва, но этого позволять нельзя: мало ли, какая реакция будет у остальных, если вдруг слухи разойдутся по всей мафии. В нем усомнятся? Нет, вряд-ли кто-то осмелится на такое. Его будут бояться? Нет, и так один взгляд, вздох, шаг, движение вселяют ужас. Что же?..
Найдут слабую точку. И будут давить, давить на нее до победного конца. Может быть они и сами не поймут, какой невыносимой тяжестью станут для него, но это законы тёмного мира. Слабости здесь непозволительны. И вряд-ли сам Накахара станет разносчиком слухов: эспер ведь знает, знает наверняка, что они связаны, что нажми на кнопку, и сигнал пройдет по невидимым проводам и приведет в действие разрушительную силу.
— Да что ты вертишься под ногами! — Не выдержал однажды Дазай и рявкнул на Чую. — Ты такой мелкий, могу не заметить и наступить.
— Повторяешься. — огрызнулся рыжий и тут же сменил тон. — Ты же не сможешь. — ухмыльнулся он, словно говоря: «давай, давай, попробуй, уничтожь меня!».
— Ты ошибаешься. — Коротко ответил Осаму.
Накахара только гордо поднял голову и ушел, в этот раз первый, оставляя Дазая совершенно одного в коридоре. Он прав — Дазай скорее сойдёт с ума от желания его прибить, чем действительно сделает это.
Эспер спокойно прошел по коридору. Он спокойно открыл дверь в свой старый кабинет, спокойно прикрыл её и обнаружил, что забыл вставить замок, выбитый Чуей накануне преступления. Он метнулся к стулу и дрожащими руками припёр мотающуюся створку. Судорожно выдохнул. Его колотит от еле сдерживаемого бешенства.
Он не может позволить себе сорваться сейчас. Только если это будет чистый гнев, жестокость, за гранью всех его пыток вместе взятых. Кто мог бы это вынести, кто мог бы выдержать Дазая в концентрированном виде, вне его кокона? Осаму знает ответ.
Будучи ещё исполнителем, он взял в ученики хрупкого колючего подростка и сразу подметил в нем ту черту, которая была присуща ему самому — стремление. Стремление к высшему, лучшему, к жизни, в конце концов, что обещал ему наставник, стоило только терпеть. И Акутагава Рюноске терпел, лишь бы приблизиться к идеалу, каким стал для него учитель. Подросток не понимал, что все жестокие наказания ни что иное как срывы, искренне веря, что такой человек, как Дазай, никогда не теряет самообладание и вымещает всю злобу на нем во благо. Рюноске вырос, но до сих пор не понял этого, а Дазай пользовался, изредка проводя тренировки с парнем, доводя того до жуткого состояния и истощения всех сил, а после жестоко наказывал за каждый промах.
За неделю он предпринял две попытки суицида и дважды был спасён стариком Хироцу. Осаму и теперь надеется, что его спасут, потому что он не собирается умирать по-настоящему. Теперь он не может бросить мафию. Но ему нужно ненадолго убежать от жизни, передать свою жизнь подчинённым, довериться даже так, опосредованно.
Вдруг в дверь настойчиво постучали, требуя немедленно отворить ее. Дазай неторопливо поднялся со стула и подошёл к двери, выбивая коленом подпорку.
— Что нужно? — опустил он глаза, глядя на Накахару.
— Да вот решил проверить, не придется ли занять твое место. — Ухмыльнулся тот. — Согласись, я всегда прихожу вовремя.
— Пожалуй. — вздохнул шатен. — Но сейчас не тот случай. Что-то ещё?
— Нет. Просто знай, что теперь не только за себя в ответе.
Новый глава Портовой мафии подумал, что в словах Чуи нет смысла. Он знает это, знает и только поэтому до сих пор жив, после всего, что натворил.
Ему хотелось ответить, спровоцировать Накахару на взрыв, заставить эспера вновь нервно теребить рыжие пряди в надежде успокоиться. Не успел. Напарник снова ушел и Осаму понял как важно для него было услышать последнюю фразу из чужих уст. Жалеть себя расхотелось.