Спусковой крючок

      Мори обманул его далеко не один раз. Даже то, что сейчас Дазай старается быть хорошим руководителем, похоже на очередную его хитрую уловку. В этой последней битве они обхитрили друг друга, обменялись победами и оба остались ни с чем. И, хотя Осаму собственными руками лишил предыдущего босса жизни, ощущение было, что он проиграл. Проиграл далеко не битву, как он думал, но всю войну…       Дазай вообще всегда легко сдавал позиции, если видел, что в конечном итоге выйдет победителем. В тот раз было так же: он позволил Мори делать, что ему хочется. У него не было сил. У него ничего по сути не было. Поэтому всё, что Осаму мог противопоставить бывшему главе — только терпение, выжидающее бездействие отключённого механизма, спокойствие, похожее на холодный блеск привычных доктору Мори скальпелей. Он стал его орудием. И это был обоюдоострый обман.       Новому главе не доверяли. Никто не знал, что держит Дазая на этом свете, все поминутно ждали, что его холодное тело найдут в петле или на асфальте у парадного входа в организацию. Никто не знал о том долге, которым связал его Мори.       Хитрец мёртв, а долг всё растёт.       Подбрасывать себя в полудохлом состоянии приближенным стало своеобразным развлечением, тем более, что потребность во встряске, в небытии накатывала всё чаще. Однажды даже Рюноске пришлось спасать наставника, после чего Акутагава как-то изменился, перестал заглядывать Дазаю в рот и ходил задумчивый. Даже он начал верить, что все эти приступы — детские шалости и пройдёт, очень уж не сходилось реальное желание умереть с выходками Осаму.       Новому главе вообще мало доверяли в том, что не касалось дела. Ни его фальшивым суицидам, ни смеху, ни шутовским представлениям, тем более не верили тому, что он говорит и как выглядит, только Чуя вёлся на загипсованные руки-ноги-шею и то, скорее по привычке.       На вид он был человеком легкомысленным, необязательным — небрежно-большой плащ, стоящий колом в некоторых местах из-за въевшейся крови, неопрятные лохматые волосы и замыленные бинты. Только иногда, вырвавшийся из-под чёлки взгляд, обжигал яростной болью пущенной пули. Улыбаться ему в ответ не хотелось, ведь на оскал обычно отвечают оскалом.       Мори отобрал у него самое важное — свободу обнажать душу в простых человеческих страстях. Как он доводил Дазая, обрубая на корню все его желания, убеждая, что стоит потерять контроль и рамки посыпятся, а Осаму упадёт в свои пороки, чтобы никогда уже не выбраться. Получается, что он был прав. С его смертью внешние рамки пали, выдержки самого эспера надолго не хватило и вот он уже позволяет своим подчинённым видеть как опускается на самое дно.       Подростком стоя перед наставником, он уже понимал, что обречен быть под чьим-то покровительством, подпитываясь желанием взбунтоваться, сделать всё наперекор, даже, если за этим последует боль или смерть. Уже тогда он держался на плаву благодаря запертому гневу, запертому противоречию между «хочется» и «надо».       — Ты забыл, Дазай-кун, что пока не властен над собой? — Спросил, тогда ещё доктор, спасший нелепого переростка уже в третий раз. Мори предложил ему ассистировать на операциях, лишь бы чем-то занять, и только потом понял, что Дазай — идеальный помощник в осуществлении темных замыслов. — Твоя смерть не на руку новой мафии, ведь босс прознал, что ты сильный одаренный, а значит, уйти отсюда ни живым, ни мёртвым тебе не удастся, как бы ты ни хотел. — Огай крутанул окровавленный скальпель в пальцах. Капли разлетелись по белоснежному халату. — Во всяком случае, ты не можешь делать что-либо по собственному желанию: без мудрой руки у тебя не получится ничего, будь то учеба, миссии или завоевание своего места в мире. — скальпель замер указующим перстом. — Твоё мышление невероятно, но без меня бесполезно.       Четырнадцатилетний мальчик зевнул, широко раскрывая рот и обнажая ровные зубы. Он уже давно не смотрел на говорящего, обшаривая стеклянным взглядом стены операционной, до боли высвеченные лампами над столом с полуразобранным телом, которое сшивал Огай.       — Мори-сан, ты же не числишься в рядах мафии, зачем тебе всё это беспокойство? Выслуживаешься перед умалишенным стариком? — напрасно, так и будешь халатиком на побегушках. Забавно, когда над тобой есть кто-то, не позволяющий в полной мере ощутить жизнь. — Подросток начал оценивающе перебирать хирургические инструменты на подносе. — Мы похожи в этом, Мори-сан, и ты и я вынуждены подчиняться тем, кто этого не достоин.       Между ними воцарилось молчание. Не заглушаемый человеческим голосом, пробился звон медицинских аппаратов и ламп, хрип крови в горле разложенного под неплотной тканью пациента и отдалённый шум улицы. Работа доктора сопровождалась отвратительными звуками, которые его «ассистент» поначалу предпочитал не замечать, а после настолько привык, что с лёгкостью вызывал те же звуки из здоровых тел в сознании, когда те отказывались сотрудничать. Дазай не мог не поддевать наставника, без этого их игра была бы неполной.       —Обращайся ко мне на «вы». Меньше подозрений. — отозвался через некоторое время Мори пропуская мимо ушей подколку.       Дазай хмыкнул. Предосторожность не лишняя, если бы их кто-то слышал, а здесь… Здесь из чужих только тело под руками Мори, все слова которого можно списать на наркозный бред. Да и глядя на них невозможно подумать, что они в заговоре, что они что-то замышляют вместе. Поодиночке — разумеется. Старику и в кошмарных снах не мог бы присниться их альянс, поэтому тот так спокойно отдал Дазая в ассистенты — надеялся, что перегрызут друг другу глотки.       Не перегрызли. Пока.       — На анальгетики даже не смотри. — заметил Мори направление движений ученика — Вывернет и только, у тебя молодой здоровый организм, нужная доза не успеет попасть в кровь, только всё вокруг заполощешь рвотой. Неэстетичная смерть, не думаешь… или тебе нравится быть жалким?       Неожиданно для себя Мори понял, что попал. Именно этими словами попал в больное место. Дазай замер.       — По вашему, я жалок? — ухмыльнулся шатен так, что если бы Мори мог отвлечься от пациента, ему стало бы не по себе.       — Что же, отлично. Значит, я не подхожу ни мафии, ни тебе и могу преспокойно уйти. То, что ты хочешь провернуть, осуществимо лишь с великими людьми.       Обида, замаскированная под блеф. Только через много лет они поменяются местами.       — Отсюда уходят только мертвые. — затягивая шов, уронил Мори. —Я язык смозолил повторять.       — Прямо замкнутый круг. — съязвил ученик. — Я этого и прошу, как можно не понять? Ты разработал чертовски слаженный план, но сообразить, что все, что мне нужно — это смерть, не можешь. И как ты собираешься стать главой такой организации как Портовая мафия? — Осаму закусил губу. Последнюю фразу, пожалуй, он произнес слишком пафосно, но даже этой напыщенностью уважение к мафии прикрыть не удалось, скорее наоборот.       Мори впервые повернулся к нему лицом.       — Чем тебя привлекает смерть? Хочешь встретиться с мамочкой? — с насмешкой задал вопрос врач. — Рано или поздно это настигнет всех. Помни о смерти, но не мечтай о ней.       — А чем тебя привлекает место во главе стола? Думаешь, управлять людьми проще, чем резать? — сощурился подросток.       Этот разговор в разных вариациях они проигрывали уже который раз. Мори решил оборвать его, перейдя к кульминационной части.       — Ты уже не можешь уйти просто так, Осаму, верно я говорю? Ты начал дело, будь добр, заверши его.       Дазай промолчал. Его напряжение чувствовалось спиной.       — Меня не проведешь. — рассудительным тоном проговорил Мори. — Ты хочешь жить. Очень хочешь жить, но не можешь сопротивляться страху смешаться со стадом. Кто первый вытянул тебя из петли? Думаешь, ты должен доказать ему, что всё это не просто детское желание обратить на себя внимание? — Мори говорил быстро и уверенно, отобрав у Осаму возможность парировать. — Настоящие смертники не чувствуют себя обязанными, Дазай-кун, вот почему ты лжёшь самому себе. Ты свободен. Ни я, ни старик тебя не держим, но ты не хочешь свободы, не так ли?       Голос Осаму всё же удержал, не давая прорваться истинным чувствам, снова маскируя их холодным ядом иронии.       — Это несостыковка в заученном тексте? — усмехнулся шатен, покачав головой. — Я, кажется, слышал пару минут назад нечто иное.       — К чему пустые споры? — Мори закончил последний шов и затянул узел. — у каждого из нас своя правда. Что если я помогу тебе умереть?       — Вы? Поможете? — удивился Осаму. Это было что-то новенькое. — Да с радостью. Сразу бы и предложили. — Мори с шелестом снял перчатки и повернулся. —Вот видите, как легко меня уломать.       — Вижу. — подтвердил Огай.       Юноша так легко согласился, потому что не понял шутит Мори или говорит серьёзно. Что там, он и себя в тот момент не понял, а потом сросся с мыслью: наставник после завершения дела в любой момент прикончит его, только попроси.       С того разговора прошло пять лет. Из Дазая не вышло и не могло выйти лучшего руководителя, чем был Мори. Осаму повёл дела по-другому, почти насилуя подчинённых скоростью, с которой менял маски: от бесполезного ленивца, расплывшегося на кресле к умелому дипломату, от безумца с манией суицида к палачу. Всем было бы проще, будь он вторым Мори. Что ж, только эту свободу он не дал отобрать. Быть не Мори.       Нередко Дазай думал, что быть тенью босса ему подходит гораздо больше, чем боссом. Не так велико давление, не так ужасна ответственность, не так много вопросов, которые нужно решить, мелких и назойливых, мешающих заняться важными делами. Убить главу было серьёзным просчетом: Осаму терпеть не мог большую часть своих обязанностей, их выполнение отнимало последние силы.       С подчинёнными он остался тверд, не позволяя им ни малейшей вольности, тут ему помогла прежняя слава рассудочного и быстрого карателя. Переговоры с третьими сторонами заканчивались стремительно — собеседник убеждался, что новый глава не сдаст ни одного своего укрепления, скорее приберёт чужие и поднимал руки. Казалось, это то, что нужно мафии, но точка кипения была близка и Осаму чувствовал, что скоро сорвётся. Держать контроль над собой и дальше становилось всё сложнее с каждым днём.       Дела пошли настолько плохо, что даже игры со смертью пришлось прекратить. Он перестал контролировать большую часть окружающего мира и с тревогой понял, что ему будет всё равно, даже если минутная слабость будет стоить жизней всей Портовой. Он не опровергал ни одного слуха или домысла, пряча за загадочной ухмылкой то, что не слышал вопроса. Подчинённые терялись в догадках, доходя в предположениях до абсурда.       Казалось, что новый глава справляется даже лучше прежнего: появились новые связи, измельчали старые враги, эсперы даже успели немного заскучать. Судьба подбросила передышку всем кроме Дазая, который сам себе начал напоминать бомбу с часовым механизмом. Он выгорел.       Прошлый босс исполнил свое обещание, данное пять лет назад: он помог Дазаю умереть.       Случай с Одой был лишь операцией, лечением, прописанным доктором Огаем Мори от опасной болезни под названием привязанность.       Яд, который теперь не оставил от Дазая живого места был пущен ему в его вены гораздо раньше. Мори переставил в нём всё по-своему, по-хозяйски, научил бороться, подчиняясь, жить, противореча, а затем бросил наедине с самим собой.       И Дазай начал противоречить сам себе…