Спусковой крючок

      Каждую минуту он ожидал, что промахнётся. Невозможно руководить таким количеством людей, каждый из которых — неизвестная переменная, и не допустить ни малейшего просчета. Дазай чувствовал непреходящее напряжение. Каждую минуту нужно быть начеку, чтобы не пропустить момент, когда всё пойдёт не по плану, чтобы как можно быстрее исправить ситуацию. Ему казалось, что он готов ко всему, а самое трудное уже позади, и, хотя ему это не нравилось, ведь он для того и повысил себя в звании, чтобы усложнить себе жизнь, он чувствовал облегчение.       Он выпустил из внимания, что люди — это люди, что, делая всё правильно, ты, тем не менее, можешь ошибаться.       Рассветы в организации стали спокойнее: сдались мелкие организации Йокогамы, порядком испытав мафию и нового её руководителя на прочность. Суета в здании не останавливалась ни на минуту, но к четырём часам утра замирала ненадолго, притихала. Все, кто должен быть на миссии, уже отбыли, кто свободен, уже спят. Дазай, которого последнюю неделю мучала собственная издёрганная нервная система, еле держался в сознании, ожидая отчета по последней операции. Он сидел в кресле, не чувствуя тела от усталости и смотрел в пол больными глазами. От живости Осаму ничего не осталось: его последовательно измотали похороны, восстания внутри и снаружи, несколько попыток суицида почти подряд, бессонные ночи и излишне солнечные, выжигающие дотла дни.       Стоило на секунду расслабиться, как воображение создавало чудовищных монстров, способных противостоять ему эсперов, которым ему нечего противопоставить. Как ребёнок, пробудившийся ночью от кошмара, он прислушивался к каждому шороху, вздрагивал, принимая тень от лампы за клубящуюся неизвестную способность или её владельца. Он лелеял своих монстров в темноте, пытался придать им объёмные формы, плотность, звук, чтобы они были больше похожи на привычных живых врагов. Больше его пугал только свет, способный озарить его монстров и заставить встретиться с ними лицом к лицу. Для него было легче смириться с их присутствием, чем бороться с ними — Осаму знал, что бороться придется с самим собой. Методы Мори, помогающие в управлении организацией, в этом совсем не помогали.       Незаметно его стали больше волновать не реальные враги, а эти, вымышленные, пожирающие своего создателя изнутри. Они обгладывали последние силы, заползая в его случайные отражения, забирая сны, разрушая мысли и хаотично появляясь то тут, то там. Они почти отняли у него власть над собой.       Что ещё хуже, они отняли у него хвалёную бесстрастность, которая оправдывала практически любую жестокость по отношению к подчинённым. Дазай перестал быть прав всегда и во всём, а может он никогда таковым и не был.       В полутьме кабинета он замер, как затонувший корабль на самом дне, под километрами воды, наполненной непрерывной жизнью. Утро понемногу развернулось в просветах под тяжелыми занавесями, но не достигло главы Портовой мафии пока в коридоре не послышались отчетливые шаги и натужный кашель.       Явившийся Акутагава, хмурым взором уперся в него. И, черт побери, Дазай сам вызывал его накануне.       — Доброе утро. — сухо сказал эспер, стараясь не смотреть в глаза босса. Покрасневшие, они вселяли страх и вызывали жалость одновременно, а жалеть их обладателя было смертельно опасно, непозволительно простым смертным.       Осаму тяжело вздохнул. С каждым днём тушить в себе вулкан становилось тяжелее. Он показал изможденным взглядом на песочные часы, стоявшие на самом краю стола. Традиция, казавшаяся бесполезной раньше, теперь выкраивала ему много времени.       — Поверни. — усмехнулся он через силу. — У тебя три минуты.       Дазай на самом деле знал, что там происходило: оставлять операции без личного контроля пока было опасно. Жучки незаметно сопровождали всех сколько-либо значимых исполнителей.       — Босс, контракт с организацией, поставляющей оружие правительству заключён. — отчитался Рюноске, учтиво склонив голову перед бывшим наставником. — Возникли кое-какие заминки и… Мы решили это дело, но… — Акутагава поморщился: с него взяли обязательство решать вопросы без убийств, и только в крайнем случае выпускать черные лезвия плаща, давая им вдоволь насладиться кровью. Он поднял голову и посмотрел на руководителя.       Дазай, положив лохматую голову на сцепленные руки, будто не слушал доклад подчинённого. Казалось, что тот уснул, и вот-вот усталое тело рухнет, не удержавшись на перебинтованных предплечьях. Рюноске вздохнул, тихо поднялся, стараясь аккуратно идти, чтобы прогнившие половицы не стонали под плотным ковром. Он с детской наивностью понадеялся, что сидящий во главе стола не слышал его, или хотя бы не обратил внимания на подробности.       — Твое время не вышло, думаю, ты успеешь поведать мне, что это за «но» произошло. — не поднимая головы произнес босс. — Я жду. Не трать свои и мои силы.       — Они не собирались соглашаться, тянули время… — холодный пот выступил на бледном лбу, а в голову закралась мысль: босс все знает. И, хотя Рюноске давно потерял страх перед чем бы то ни было, тон Осаму всегда заставлял его чувствовать себя нагим. — Все улажено. — выдавил он.       — Эту чушь ты будешь втирать Хигучи, если она решится покуситься на мою жизнь. — Процедил Дазай, оскалившись. Глянцевая поверхность стола отразила выражение лица. Один из монстров бросился ему в лицо. — Сколько было трупов?       — Три… — еле слышно промолвил Акутагава. Он боялся именно этого вопроса. — Остальные не противились.       — Врешь. — Осаму поднялся и шаркающими шагами добрался до окна. Удивительно, но там юноша будто подпитывался, даже при разговорах с Мори он позволял себе подойти и посмотреть сверху вниз на Йокогаму, словно ощущая превосходство. — Единственная женщина в группе вынашивала ребенка. — С укором сказал он.       — Воровство оружия не осталось бы незамеченным сверху. Думаете, останься она жива, с ней бы церемонились в тюрьме? Нет, и если бы она родила, то малышу пришлось бы выживать в трущобах. — Проскрипел мафиози.       — Так значит, жалко, что твоя мать не подохла на три года раньше? — проговорил руководитель. Осаму знал, что физически он чертовски слаб, но если накинется на подчинённого, до изнеможения будет колотить костлявое тело, которое не посмеет воспротивиться и ответить. Особенно после такихслов.       Вина взвилась в черных глазах Акутагавы. Вина и ненависть. Его затрясло, пояс плаща бесконтрольно взвился, словно колючей проволокой обвивая шею Дазая, как при их первой встрече.       — Это все, чему ты научился за три года? — насмешливо изрёк босс, когда убийственная лента рассыпалась с лёгким звоном. — Что же, я слов назад не беру. Знаешь почему? Потому что никогда не ошибаюсь. Иди вон. — приказал он. — Я не хочу больше видеть тебя.       Когда Рюноске покинул кабинет, Осаму распахнул окно и сел на широкий подоконник. Столкновение с Рюноске разбудило его, но оставило внутри скребущую пустоту. Пару минут назад он обрушил на подчинённого гнев, и было бы за что? Убийства… Имеет ли он право осуждать бывшего ученика, если на руках его наставника сотни загубленных жизней?       Осаму попросту устал, устал давно, но признал это только сейчас. Устал предвидеть наперед, устал разрешать проблемы, устал контролировать ситуацию. Устал от себя. Смерть больше не была выходом. Он перепробовал почти все варианты безболезненной эстетичной смерти и его вытащили. Повторяться, как ни смешно, не хотелось. Попробовать что-то причиняющее сильную боль или унизительно безобразное не хватало решимости. Он вовсе не хотел умереть вот так, захлебываясь собственной рвотой от большой дозы таблеток, задыхаться, чувствуя как вода разрывает лёгкие, слепнуть от болевого шока в полёте к земле зацепив выступ в стене. Героическая гибель влекла ещё меньше. Хотелось держать под контролем жизнь и смерть: щелчок пальцами — и умер, ещё один — снова живёшь, и так до бесконечности. Глупо, его мечтам было не суждено сбыться.       В дверь настойчиво постучали, но Дазай не пошевелился. Видеть подчинённых он был не готов. Сейчас он понимал Мори, который так часто приглашал его просто поговорить на равных. У Дазая не было никого, кроме внутренних демонов, кто мог бы перечить ему. Он помотал головой, уверенный в том, что в мафии, по крайней мере, не найдется больше человека, готового сказать свое слово.       За дверью послышалось недовольное ворчание вперемешку с ругательствами, заставившее руководителя организации вздрогнуть. После того случая, когда Накахара увидел его срыв, смертельный дуэт предпочел не сталкиваться, чтобы не возникало новых взрывов. Но ошибаться шатен не мог — голос Чуи он узнал бы из тысячи.       — Дазай, ты тут? — раздался недовольный оклик напарника. — Ответь же, черт бы тебя… Осаму!       Ответа не последовало. Оба предполагали, чем обернется бездействие. Накахара не медлил никогда, и порой его нетерпеливость играла на руку. Далеко не хлипкая дверь поддалась сразу.       — Вот значит чем ты занимаешься, когда у мафии возникают проблемы? — фыркнул рыжий. — Что же, за-ме-чаа-тель-но!       — Будет забавно, если кто-то займётся этим кроме меня. Хочешь предложить свою кандидатуру? — почти хихикнул Дазай.       — Очень смешно. — бросил вошедший. — А-а… В окошко решил сигануть? Снова я не вовремя?       — Ты никогда не приходишь вовремя.       — Как и ты. Заметь, я стучался.       Осуждающее продолжение повисло в воздухе.       — Я заметил.       Воцарилось молчание. Чуя, всю дорогу к кабинету продумывал, чего бы такого сказать, чтобы у загнавшегося напарника снова сорвало резьбу. Накахара каждым нервом ощущал напряжение Осаму и хотел распустить его гордиев узел, даже если для этого придётся достать меч. Дазай молчал, пытаясь сберечь силы, которых с натягом хватало, чтобы держать лавину, назревающую внутри, до ухода эспера.       — И долго ещё ты будешь вот так… Нервы нам мотать?       — Вам? — удивился Дазай и то ли умышленно, то ли случайно оказался на самом краю, свешиваясь вниз.       — Нам. Думаешь, так легко, когда у босса семь пятниц на неделе? Встань, когда с тобой говорят!       Безусловно, Дазай мог бы съязвить что-либо в ответ, послать его ко всем чертям, как делал раньше, но дерзость Чуи оглушила его, и, пробормотав что-то вроде «ты зря начинаешь», он послушно сполз с подоконника и встал перед Накахарой, прислонясь к стене.       Друг напротив друга.       Оба боятся потерять контроль над собой, но, пожалуй, это не единое их сходство. Оба беспризорные, бездомные, оба не могут умереть как люди.       — Так что же вам мешает? — наконец опомнился Дазай и поднял голову. — Вот, перед тобой я, безоружный. Смени власть! — сделал он шаг вперёд, открывая беззащитное горло.       — Напрасно тебя считают умным, только я знаю, какой же ты идиот, Осаму. — отступил Накахара. — На самом деле ты не знаешь ни черта. Думаешь, никто не покушался на твою жизнь? Ошибаешься, если скажешь «нет». За все время, что ты стоишь во главе, десятки раз твоей жизни угрожала опасность. Низы только и шепчутся: «ах, как жалко, что попытки суицида прекратились!». Тебе-то, конечно, с высоты ничего не видно…       — Предполагаю, им помешал не кто иной как ты? Огорчу тебя, но я совершенно не рад этой новости и предпочел бы… — Дазай медленно потёр бинты на лбу и нахмурился. — Для чего?       — Потому что я хочу жить. Ты прекрасно это знаешь, Дазай Осаму. Распрощаться с миром из-за такого урода как ты? Нееет, я этого не допущу. — протянул со злобой Чуя. — Я люблю этот мир и буду жить, даже если для этого придётся мириться с таким идиотом как ты.       — Я же отравляю тебе жизнь. Так почему не избавиться от меня, чтобы любить все без исключения? — словно напрашиваясь, подначивал его Дазай.       — До тебя серьезно не доперло? — Чуя решительно сдёрнул перчатки. — О, дарители темной немилости!       — Не смей… — вырвалось у Осаму, слишком тихо, чтобы прервать фразу, активирующую способность.       — Не тревожьте меня вновь…       С рыжей головы снесло шляпу, бумаги, лежавшие на столе, вихрем закружились по кабинету. Глаза Накахары закатились, рывками по телу расползлись раны, но Дазай отчего-то не торопился, словно обдумывал: стоит ли?       — В кабинете мало места. Твоя энергия рано или поздно настигнет меня, и я обрету вожделенное место в ином мире. — покачал головой шатен, но в голове промелькнула мысль: какой ценой?       Первый сгусток энергии, ещё не сформировавшийся в огромный шар, угодил в распахнутое окно минуя Дазая. Видно было, что Чуя невероятным усилием контролирует направление бросков. Второй полетел следом за первым. Что он делает? Угробит не только Дазая, но и себя, и всех, кто в здании.       — Решил поиграть? — больше с собой, чем с напарником заговорил Дазай. — И чего ты добиваешься?       Попытки удержать хаос чёрного безумия отняли у него больше сил, чем обычный бой.       Третьему шару было не суждено отправиться вслед за первыми.       Холодная рука крепко обхватила израненное способностью запястье напарника и аннулировала действие смертельного дара. Обмякшее тело Чуи подалось вперёд и легло в руки Осаму, Дазай успел подхватить его — откуда-то появились силы.       — Я знал, что ты способен на всякие глупости, особенно, когда пьян, Чуя, но это… Немыслимо.       — Весело получилось, а? — прохрипел едва живой напарник. — Теперь до тебя дошло?       Да, дошло. Я — твой гарант, что тёмный бог остановится, а ты будешь жить. Знаешь, ты ведь можешь не призывать Арахабаки, никогда к нему не обращаться и тогда будешь в безопасности и моя помощь тебе не понадобится. Так чего ты боишься? Что всё же сорвёшься, а меня не будет рядом?       — Ты понял? — настойчиво повторил Чуя.       Дазай аккуратно положил его на ковёр и отвернулся от требовательных глаз рыжего.       — Да.       — Ясно, нихуя ты не понял… — пробормотал Чуя и отключился.       Осаму пощупал пульс тонкого запястья, убедился, что напарник просто спит, как всегда после вызова Порчи. Ненадолго замер рядом, сидя на полу и наблюдая как закрываются алые прорези на неестественно белой коже. Потом встал и отошел к окну, оставив Чую лежать. Кто-нибудь придёт и вместе перетащат, для одного Дазая этот комок жил слишком тяжелый. Он не понял.