Спусковой крючок

      Камень. Неровный, но очень плотный, впитавший в себя миллионы прошедших лет и затвердевший под тоннами земли. Его било и омывало море, его сушило и обжигало солнце. Его Дазай хотел бы назвать своим сердцем.       Он уже собрался как всегда бросить напарника валяться там, где его накрыло, когда тихий клёкот дыхания Чуи оборвался. Осаму поначалу спокойно к этому отнёсся. А потом лихорадочно пересчитал сколько секунд прошло. Чуя не спал. В нелепой надежде на нелепое чудо Дазай стоял на месте, ошарашенный оборотом, который приняло дело, с возрастающей паникой считая не нужные никому секунды. Двадцать, двадцать четыре, тридцать…       По камню прошла крупная трещина.       Чуя захлебнулся вдохом и снова заклокотал, с беспокойными паузами и напряжёнными натужными движениями грудной клетки. У Дазая закружилась голова. Он как несколько минут назад снова поднял его голову на колени. Накахара был без сознания и, судя по всему, не собирался в него приходить уже никогда.       Человеку, чья ухмылка вселяла животный страх, была чужда забота. Он вырос в грязи, не наученный ни любить, ни жалеть, только презирать и убивать. Мафия отчасти привила ему науку заботы о команде, но до сих пор оказаться под крылом Осаму означало погрузиться во мрак, где за защиту и помощь демон в бинтах потребует твою душу и твоё тело, до самой твоей смерти.       Глядя на бледное лицо Накахары, Дазай был готов отдать свою душу, только бы сохранить жизнь безумца, которую тот вознамерился отдать так дёшево.       — Чуя? — шепнул Осаму с несвойственной ему дрожью в голосе. — Что же ты… натворил?       Грудь напарника судорожно приподнялась, напряглись на шее жилы. Пожалуйста, открой глаза, скажи что-нибудь обидное, самое острое, что сможешь придумать, только приди в себя, хоть на минуту. Нет, не на минуту, надолго, на целую жизнь.       Зачем ты сделал это, зная, чем отплатишь за то, что я сочту глупой шуткой?       Дазай с трудом припомнил, что из-за спешки в последнем деле ему тоже пришлось звать Арахабаки. Ресурсы Накахары восстанавливаются долго, а с того дня прошло всего несколько дней. Это значило, что любые потрясения для эспера были губительны, а повторное использование силы несло в разы больший урон телу.       Дазай, не зная что предпринять, не в силах позвать хоть кого-то, кусал губы, не замечая, что мелкие трещинки на них закровоточили и во рту отдаёт солёным. Картинки в голове наложились: так же он держал год назад потухшее свечой тело Сакуноске и вынести ещё одну смерть одаренный бы не смог — изможденное горем сердце не выдержало бы такого удара и раскололось, как камень под чугунным прессом.       Через распахнутое окно и снова сломавшуюся дверь сквозило. Дующий по полу холодный воздух чуть колыхал густые волосы мафиози. Влажные от пота пряди лезли в глаза, путались с длинными ресницами, но для Осаму вмиг пропало все.       — Что ты хотел доказать? Я никогда не думал то, что говорил тебе в лицо. Ты же знал, что всё это только шутки? — лоб у Чуи был холодный, по нему металась бледность. — Боги существуют, Чуя, ты доказал мне это… Твои горящие синие глаза, полные жизни вопреки всему рассказали мне про богов больше, чем каждая религия этого мира. Глаза гневного ангела, принесшего спасение.       Знакомый звук заставил его прислушаться. Дазай продолжал отсчитывать трепетный пульс в тонком запястье и одновременно поглядывал на проход в кабинет, ожидая знакомую гостью. С таким звуком капли воды разбиваются о песок, тихие спокойные шажки, почти невесомые, но твёрдые. Лёгкий шелест шелка, трущегося о шелк. У этих звуков был свой собственный цвет, запах и имя: Коё.       Женщина, которая в складках своих рукавов приносит Дазаю правду, отмытую от крови, с неуловимым запахом сакуры и длинных сладких сигарет. Её слова становились приговором для тех, кто пытался солгать новому боссу в надежде спасти шкуру. Только вот Кое-зачастую появлялась внезапно и угадать, что же скрыто за женским обаянием, было сложно даже Осаму. Она убивала, тонко улыбаясь, как профессиональная хостесс. Озаки не носила маску, но быстро брала себя в руки и не теряла достоинства.       На этот раз чуткий слух уловил глухой звук шагов одаренной, раздавшийся где-то около арки.       — Здравствуй, Коё. — не поднимая головы проронил руководитель.       — Узнал таки… — хмыкнула Кое, тоже не глядя на него. — Я было подумала, что тебе не до этого.       Осаму сглотнул, но промолчал, стиснув до боли зубы. Одаренная плавно проплыла вперёд, поеживаясь от прохлады. Ее взгляд будто случайно упал в середину комнаты, на напарников, застывших, как на картине.       — Смело же ты действуешь, Дазай Осаму, очень смело. — прищелкнула языком женщина и шумно развернулась, заставив всколыхнуться полы кимоно. — Устранить всех, кто знает тебя достаточно близко — хорошая идея, бесспорно. До сих пор не могу понять, что тобой движет, а я привыкла колоть маски людей как яичную скорлупу. — она усмехнулась с горечью. — Может тебе кажется, что скрытность и одиночество делают тебя неуязвимым? — Озаки прикрыла глаза, искусно подведённые в тон одежде. — Но ты сам видел, что бывает с человеком, если он остаётся один в нашем мире: его рвут собственные демоны.       — Я бы ничего ему не сделал. Выйди, Озаки-сан, ты мешаешь. Дазаю не пришло в голову просить у Коё помощи. Его напарнику осталась пара минут, не больше, вряд ли что-то можно сделать с ранами, нанесёнными Порчей в этот раз. Он тоже умрёт.       — Ха. вот как? — эспер поджала алые губы. — не обязательно что-то делать, Дазай, чтобы быть в этом виновным.       — Уйди… — выдохнул шатен.       — Как пожелаешь. — Исполнительница пожала плечами и двинулась прочь, но сделав несколько шагов, остановилась и повернула лицо к руководителю. — Дазай… — заговорила она с новым, полным сожаления, выражением лица. — Ты и половины не знаешь из того, что он для тебя сделал, даже не поймёшь, если я всё расскажу. — Озаки выдержала недолгую паузу. — Я, скажем прямо, никогда не поддерживала решение Мори сделать тебя ассистентом на операциях, да и вообще спасать тебя после первой попытки суицида было ошибкой. — Коё делала то же, что и всегда: несла правду. — Ты и вправду умер тогда, как человек. Врачи возвращают к жизни тело, но душу вылечить невозможно. Только Чуя будил в тебе последние её остатки. И сейчас, когда ты так поступил, не надейся на мою поддержку. Я ценила своего ученика не только как сильного эспера, но и как хорошего человека. Кто из вас не оставлял его напоследок, на крайний случай, чтобы если что он утянул за собой ваших врагов? Что ты, что Мори. Скажешь, что я ошибаюсь?       — Не тебе меня судить, Кое, не тебе. — после долгого молчания покачал головой эспер. — Твой суд слишком мягок.       — Сколько гордости в одной фразе. — Коё помедлила. — Прощай. Нежность в последнем слове женщины не позволила Осаму ошибиться с адресатом. Стало ясно почему она только плюнула в Дазая ядом и ушла: Озаки показалось, что Чуя уже мёртв. Накахара к её появлению едва дышал и понять, что он всё ещё в этом мире мог только Дазай, держащий пальцы у сонной артерии рыжего.       Нить пульса становилась всё неразличимей, хотя по виду Накахары нельзя было сказать, что раны смертельные. Глава Портовой мафии молча ждал, когда она оборвётся, но минута от минуты нащупывал его снова, как и еле заметное движение рёбер под жилеткой.       Сквозняк стелился по полу, но холодно не было. Дазай подумал, что сквозняк несёт в комнату свет, хотя это противоречило всем законам физики. Губы растянулись в глупой улыбке, из-за чего ранки, только-только затянувшиеся тонкой корочкой, открылись. Дазай заправил за уши мешавшие пряди и наклонился к самому лицу напарника.       — До последнего держишься за жизнь, да? — тихо шепнул он в аккуратное ушко. — Я просто пойду за тобой. Мы оба многое скрывали друг от друга. Быть может, наши тайны совпали бы, но…       Кровь прилила к опущенной голове, мозг пульсировал, отдавая неприятным ощущением в висках, глаза стали влажными, заслезились, уголки покраснели, щеки пылали как кострище, но были бледны. Кровь на губах кипела то-ли от нежности, то-ли от страха, неважно, оба чувства — страдание для изможденной души.       — Как драматично: в первый и последний раз. Ты — королева драмы — усмехнулся, наклоняясь ещё ближе Дазай. — Чуя…       Губы рыжего он не почувствовал, хотя знал, что прикоснулся к ним, только свои, раскалённые, распалённые этим коротким прикосновением. Чужой выдох у себя на щеке и неузнаваемо слабый удар кулаком под дых.       — Тфу, блять! — пробубнил Накахара резко дернувшись, чтобы поднять туловище с острых колен, и, отпихнув босса, начал сплевывать на ковер, вытирая попутно губы тыльной стороной ладони. — У тебя даже кровь мерзкая. Додумался, я тебе что, спящая принцесса?! — одаренный закатил глаза и хрустнул шеей. — Смешно.       Чуя был готов к любой реакции, всё-таки действия Дазая он предугадать так и не мог. Предполагал: добьёт, съязвит и скажет не мешать работе, сделает невозмутимое лицо. Но напарник его удивил.       Осаму поднял брови и…улыбнулся. Чисто, совсем по-детски, как давно не улыбался. Его лицо словно источало свет, прежняя злоба на мир и на себя иссякла.       — Как долго вы с Кое-подготавливали этот план? — сощурился он, облокачиваясь согнутыми в локтях руками на ковер. — Хотя нет, молчи, я не хочу этого знать.       Он выглядел как человек, подобравший наконец шифр к древней рукописи: воодушевлённо и расслабленно.       — Чё? — недоумённо ляпнул Накахара перебив руководителя, и пожалел об этом тут же, опасаясь, что случайной фразой может загасить это свечение, что пропало довольно давно, и надежда, что оно вернётся, погибла. —  Извини, конечно. — повел рыжий плечами и поднялся с пола, отряхивая плащ. — Но я не понимаю, чё ты имеешь в виду. Да, я психанул, призвал порчу, хрен поймёшь для чего, ну и ебнулся посреди твоего кабинета. Так всегда бывает после того, как я выпущу силу, только ты обычно сваливаешь, оставив меня, вот и не в курсе, что дальше бывает. Удивительно, кстати, что в этот раз остался и даже решился… — ухмыльнулся мафиози, пародируя то, как целовал его Осаму. — А Коё причем тут?       — Да так, не при чем. — замотал Осаму головой, а после поднял глаза, посмотрев на Накахару по-новому. — Теперь все предельно очевидно. — заметил он, шутливо-серьёзным тоном.       — Что тебе очевидно? — не понял тот и нахмурил брови.       — Я примеряю твою шкуру. — с насмешкой ответил Дазай, демонстративно разлёгшись на полу. — Ты ведь тоже немного с опаской смотришь на тех, кто выше тебя.       Рыжий, который всё ещё сидел, а значит был выше, фыркнул, хотелось дерзить, отвечать грубо и остро, чтобы резануть по сердцу. Слова складывались в сотни выражений, и Чуя уже было открыл рот, чтобы рявкнуть «Не суди по себе, псина!», но остановился вовремя, немного пренебрежительно смотря на раскинувшегося напарника.       — Как низко ты пал! — похлопал он ладонью по полу. — От главы мафии до пёсика на коврике, ммм? — Чуя посвистел, будто подзывал уличного пса.       Грубовато.       — Досвистишься. — пожал плечами одаренный.       — А что ты мне сделаешь? Что было бы, если бы вся организация была в том же благоговейном трепете от тебя, что и Акутагава? Я, и Коё, и Хироцу, и другие, кто не боится сказать тебе лишнего делаем очень важное дело, ты же это понимаешь?       — Думаешь вы что-то меняете? — переменил позу Осаму.       — Не переоценивай себя. Ты такой же раб как и все мы, только вот господин у тебя жёстче. И требует он больше, и наказывает суровее. Уж ты должен это понимать.       — С чего ты решил, что вы что-то меняете?       Рыжий вздрогнул, но сумел сдержать себя в руках. В глазах Осаму появилась неприкрытая угроза. Чуя потерял осторожность, его затопило ощущение, что они действительно давно поменялись местами — пороховой бочкой неожиданно стал Дазай, а сам Накахара только и делал, что старался её не поджечь. Подбирать слова было непривычно, дипломатичности ему не хватало до сих пор: выручала только природная подкупающая честность.       — А разве это не так? — эспер поморщился от приступа боли в местах, где горели метки. — Мы с Озаки ничего не планировали, но это первое о чём ты подумал.       — Это не аргумент. — успокоенно разжал челюсти Дазай. -      Чуя внезапно прикоснулся к его губам, стирая подсохшую в уголке кровь. — А это?       Осаму не отшатнулся. Посмотрел прямо в глаза, не скрывая за маской радостной пустоты того, что чувствует, в попытке напугать и это подействовало. Рыжий отвёл взгляд, напоминая себе, что играет с огнём.       — Слушай, я зайду позже. Там надо решить проблемы, возникшие из-за убийства госслужащих. Я вообще-то поэтому и пришёл — передать, что у нас конфликт с той конторкой. И ещё попросить за Рюноске, чтобы ты не прибил его сгоряча. Но наверное сам справлюсь. — Чуя, шатаясь, поднялся и нетвёрдо побрёл к арке выхода из кабинета.       — Стоять. — твердо ответил Дазай. — Я сам. Это мои обязанности, мои проблемы. Ты сейчас не в состоянии решать такие вопросы. Причин много, и поверь, вовсе не твои раны стали главной, а то, что ты не умеешь решать вопросы с людьми. — солгал он. — Дойдет до Коё. Она распереживалась за тебя.       Накахара, придерживая правую руку левой, пострадавшей меньше, повернулся.       — Так, значит? Что же, как знаешь. Лёжа будешь разбираться? — насмешливо спросил Чуя, сверху-вниз смеряя его глазами. — Но я зайду, учти. Обязательно.       Между ними повисла недосказанность, и разрушать ее было страшно.