Les cambrioleurs 68

      — Она хороша, не правда ли? — спросил, садясь в машину, Родни Монаш.       — Ты не о том думаешь, Родни, — усмехнулся Гарольд.       — Но ведь хороша же?       — Хороша, но сразу видно, что стерва. Ей на нас глубоко наплевать. Понадобится — она легко грохнет нас и стащит камушки твоего Гриссона.       — Ты её даже не знаешь.       — Раз она в деле, значит, деньги волнуют её не меньше твоего, Родни.       После встречи с Гриссоном друзья отправились в Рохэмптон. Пока они стояли на светофоре, Родни только и делал, что без умолку обсуждал Кейт, облизываясь, подобно горевшему от возбуждения распутнику. Девушка успела вскружить ему голову. Лайм же отнёсся к ней иначе. В Кейт Гарольд видел в лучшем случае делового партнёра, в худшем — смертельного врага. Чтобы понять, как относиться к девушке, он решил лучше присмотреться к её поведению на завтрашней встрече.       — Она не простушка, знает себе цену. Горячая красотка, — твердил Родни.       — Знаешь, она может легко тебя развести. Я лучше пригляжу за тобой, — подметил слабость друга Лайм.       — Ты меня пугаешь, дружище. Ты ведь откинулся недавно. Неужели ты не захотел ей засадить? Ты там в тюряге, часом, не стал педиком?       — Не стал. Разбил рожу одному быку. Я уже выпустил пар, член теперь мозгу не мешает. Меня больше волнуют чёртовы деньги, Родни. Так что вытри слюни, пока ты не заляпал свой пиджачок, и расскажи мне про этого Монти Вэлианта. Кто он вообще такой, мать его?       — Ты стал каким-то скучным, дружище. Помню, раньше мы с тобой любили поболтать о девках и их сиськах.       — В вонючей тюряге я понял, что надо думать лучше о деле, а девки подождут. А если загремишь туда, потом долго их не увидишь. Рассказывай давай про Вэлианта. Мы едем к нему. И я хочу знать, чего от него.       Из Уайтчепела голубой «Форд Англия» переместился в Бермондси. Оттуда через Уолворт и Стоквелл друзья приехали в Клэпхэм. Минуя красивый парк Клэпхэм-Коммон, в котором Монаш думал застать свою знакомую, Джулию (по его словам, она часто там прогуливалась), он повёл машину в Баттерси, не слишком приятный, но приличный район, где на южном берегу Темзы работала огромная электростанция. С обеих сторон дорогу окружали трёхэтажные кирпичные дома. Украшала их белая окантовка.       По радио играла приятная и расслабляющая, но туманно сонная песня с довольно необычным для уха Лайма звучанием, словно вместе с гитарой играли алмазные и стеклянные молоточки. Гарольду казалось, будто он шёл во сне по уставленной зеркалами комнате под электрогитару, игравшую где-то вдали в тумане. «Yesterday's Papers», — из динамика доносился голос Мика Джаггера. Монаш находился в состоянии этакого транса, но стоило песни закончиться, как он вышел из него, сказав: «Хорошо сыграли! «Роллинги» молодцы».       — Я же тебе рассказывал, что служил на Кипре лет двенадцать назад? В пятьдесят шестом году, — задал вопрос Родни.       — Дай вспомнить. Кипр, значится? Я помню, ты очень давно говорил, что настрелял там кучу греков, а затем слёг в больницу с какой-то дрянью, — вспомнил Лайм. — Вроде так ты говорил.       — Ага, мы тогда всыпали чернявым уродам по-полной. Не то, что ты, королевский сапёр. Куда тебе до парашютистов?       — Я в армии чуть не сдох и без всякой войны.       За время военной службы Лайм неоднократно попадал на гауптвахту за драки. Всех обидчиков он предпочитал бить сразу, чтобы потом не пришлось с ними разбираться по новой. Но и они давали ему отпор. Одни раз Гарольда чуть не убили, благо вовремя вмешались военные полицейские.       Солдат из Лайма вышел неважный — маршировал плохо, традиции полка знал ужасно, из старших по званию уважал только тех, кто ему нравился. Интерес к службе практически не проявлял. Разве что стрелял недурно и отлично дрался. Самым сложным в армии Гарольд считал приучить себя к дисциплине. Лайм слишком сильно ценил собственную свободу, подчиняться приказам крикливых сержантов и чванливых офицеров-джентльменов оказалось для него непросто. Его воспоминания о службе разительно отличались от рассказов Монаша. Гарольд помнил тяготы и лишения, Родни же любил рассказать о перестрелках с греческими повстанцами на Кипре и громких победах над ними.       — Хорошо хоть восемь лет назад призыв отменили, — проговорил Родни. — Так вот, Монти Вэлиант служил вместе со мной. Бил в яблочко, всегда в цель. Кажется, этот парень вообще не умел промахиваться. Меня потом списали, а он дальше лямку тянул со своим друганом, Элдриджем. «Дядюшка Альберт» говорил про некоего Дональда Гиллиана. Ты будешь смеяться, но и он со мной служил. Командовал нами. Потом, я так понял, Монти поехал в Африку воевать. Там в Конго заварушка шла лет так семь. Может, больше, может, меньше.       — Что он там забыл? Гриссон говорил про «солдат удачи». Скажи-ка мне, кого так сейчас называют? — задал вопросы Лайм.       — Повоевать захотел. Ты хоть газеты читал? В Африке армии настолько дерьмовые, что туда зазывают вояк из старушки-Европы. Они воюют, им платят бабки. В общем, делают работу, как и мы. Не знаю, что у него случилось, но он вернулся домой. И бабки сейчас ему нужнее воздуха. Монти готов взяться за любое дело. Я расспрашивал про него у разных типов, выслеживал его. Как только услышал о нём в нашем Ист-Энде, так у меня сразу появились на него планы.       — У тебя хорошая память, Родни, — сказал Лайм, готовясь ко встрече с наёмником.

***

      От Роджерса не приходило никаких новостей. Монтгомери пытался дозвониться до него, но ничего не получилось. Он не мог долго сидеть без дела. Простой расхолаживал Вэлианта, из-за чего ему пришлось часами бегать и отжиматься. Как бы того ни хотелось Монти, но он начал привыкать к мирной жизни. Ещё и не на каких-нибудь африканских задворках, где живая курица стоила дороже винтовки, а в благополучной, пусть и отходившей от последствий Второй мировой войны, Великобритании. «Привыкнуть можно ко всему. К постоянной жаре, жажде, страху, смерти, людской жестокости. К плохому привыкнуть сложнее. А отвыкнуть от хорошего ещё тяжелее», — думал Вэлиант.       Побывав в Лондоне, Монтгомери заметил, что за последние четыре года, которые он провёл на охваченной огнём, подобно лесу при пожаре, чёрном континенте, старушка-Англия успела измениться. Пока Монти жил в одном мире, англичане дома — в другом. И если девушки в коротких юбках и откровенных нарядах заставили Вэлианта присвистнуть, то вот женоподобные, на его взгляд, юнцы с длинными волосами, вызвали у наёмника замешательство.       Успели перемениться и нравы — молодёжь вела себя довольно развязно, посчитал Монтгомери. В апреле ему исполнилось тридцать три года, но, оказавшись рядом с молодыми оторвами на Карнаби-Стрит, он за пару минут успел превратиться в шестидесятилетнего старика. «Мы так себя не вели. Я был здесь в последний раз десять лет назад. У нас в Ричмонде царят совсем другие нравы», — негодовал Монти. Он вырос в консервативной семье и теперь многому поражался в жизни столицы.       Антивоенное движение показалось Монтгомери достаточно забавным явлением. Одна миловидная девчушка лет восемнадцати с хвостиком остановила его дней пять назад на Гроссвенор-Сквер, спросив:       — Скажите, мистер, как вы относитесь к войне?       Недалеко от неё стояла толпа, скандировавшая: «нет войне!».       — Работа есть работа, молодая леди, — честно ответил Монти, чей ответ вызвал яростное негодование у девушки с хвостиком:       — Вы проклятый фашист! Из-за вас по всему миру убивают людей! Убирайтесь отсюда!       — Что за манеры? Мне хватило уже хамства. Я думал хотя бы дома услышать человеческую речь! Как надоела ругань!       И в то же время Вэлианту было приятно вернуться домой, пусть и на время. «Солдат удачи» увидел много нового, разбираясь, как люди жили в шестидесятые. В Африке и на Ближнем Востоке люди застряли в дремучем средневековье, если не в первобытности. Там появилась европейская одежда, современное оружие, передовая техника. Изменилась форма, а начинка осталась прежней. Жизнь в Лондоне казалась «дикому гусю» вполне цивилизованной. Бандиты занимались здесь разными мелочами, пока в Конго и Нигерии формировались целые воинские части, куда сбегались откровенные разбойники. Конголезскую национальную армию Вэлиант считал одной большой бандой.       «Не стоит обольщаться, скоро я вернусь обратно», — впрочем, дух войны звал наёмника обратно. Богатые, как в восточной сказке, арабские султаны и шейхи, нигерийские мятежники, оголодавшие борцы за свободу, жадные до власти и денег «банановые диктаторы» в расшитых золотом мундирах — все они нуждались в услугах «солдат удачи». Однако они искали специалистов на долговременные контракты, выплачивая гонорар постепенно. О разовой работе речи не шло, а Монти искал именно её по принципу «всё и сразу».       Монтгомери тосковал по своим боевыми товарищам, честным и верным братству бойцам, способным одолеть любого противника. Ему не хватало лекций о проблемах истории и взаимоотношении цивилизаций, которые так любил рассказывать Уинстон Элдридж. Порой он желал услышать заумную и не слишком понятную фразу от бельгийца Леона Бернье или увидеть африканера* Готфрида Ван Бека за сбором разных безделушек. «Альберто хотел взять реванш», — вспомнился ему и кубинский контрреволюционер Альберто Флорес. В минуты затишья они любили соревноваться за звание лучшего стрелка в отряде.       И, конечно же, Вэлианту не доставало пафосных речей про истинную британскую доблесть, всемогущего Бога войны и призывов гнать врага через всё Конго. Перед каждым боем майор Томас Каллингвуд произносил напутственные слова. Он напоминал живую карикатуру на типаж британского офицера-джентльмена. «Эх, командир», — вздохнул Монти. В ходе одной стычке в Биафре майора тяжело ранило. Командование отрядом принял строгий и сдержанный француз Д’Ирви. Он говорил мало, но прекрасно себя чувствовал в тропиках.       От мыслей о друзьях и командирах Вэлианта оторвал телефонный звонок. Объявился Раймонд, пожелавший встретиться с Монти в половине девятого на прежнем месте. Их разговор проходил во дворах.       — Слушай, могучий Монти, ты кого ко мне подослал? — разразился обвинениями Роджерс. — Что за урод ошивался у дома сегодня?! Кому ты меня сдал?!       — Если ты закричишь ещё громче, то нас услышит вся улица, — ответил Монтгомери. — Объясни мне нормально, что случилось?       — Он ещё спрашивает!       — Я ничего не понимаю. Изволь мне рассказать всё с самого начала.       — Здоровый урод припёрся ко мне и расспрашивал про меня. Он рылся в моей квартире, понимаешь?! Вскрыл проклятый замок! Я видел его раньше.       У Монти появились соображения на сей счёт. Как-никак, за ним тоже следили.       — А как выглядел этот здоровый джентльмен? Опиши мне его, — спросил он у Раймонда.       — Огромный шкаф с дубовой рожей. И крайне тупой. Я тупарей вроде него давно не видел.       — Как он был одет?       — Что?! Что ты несёшь?! Мне на хвост сел огромный дуболом, а тебе интересно, в каких тряпках он рылся у меня дома?       — Верно, всё от самого начала до конца. Вспомни, твоя память может здорово нам помочь.       — Ну и ну! Дай-ка попробую вспомнить. Мне же в первую очередь запомнились его шмотки. Подожди. Кажется, яркий пиджак в жирную полоску и галстук. Да, точно, полосатый пиджачок и галстук!       — Неплохо, — ситуация начала проясняться, и Вэлиант решил задать контрольный вопрос. — Вспомни, какого цвета на нём был галстук. И пиджак.       — Что? Что за пургу ты гонишь? Может, тебе ещё подсказать, где он одёжкой затаривается?       — Если вспомнишь, то будет просто прекрасно. Цвет, скажи мне, какого цвета на нём была одежда. Цвет, вспоминай, — грозный взгляд больших карих глаз с налётом африканского безумия, тропической дикости и военной жестокости заставил Раймонда подчиниться. Монти знал, что такой взгляд стоил тысячи слов.       — Э… галстук белый. Пиджак — там полоски белые и розовые. Нет, темнее розового. Малиновые, да, точно! Огромный придурок нёс бредятину, я быстро его раскусил.       — Надо только захотеть. Он пришёл один? Ты видел с ним негра?       — Нет, он один припёрся. Почему ты вообще про него спрашиваешь?       — За мной недавно следил огромный бугай в полосатом пиджаке и белом галстуке. Полоска — бело-малиновая. За нами следят одни и те же люди.       — Чудесно! Просто превосходно! Мы в дерьме! Ты как хочешь, а я залягу на дно. Встретимся… нет, лучше созвонимся через пару недель, — Раймонд собрался уходить.       — Подожди. Они охотятся за нами двоими. Нам надо объединить усилия.       — Здесь тебе не африканская помойка, могучий Монти. Перестреляешь пол Лондона — потом будешь гнить в тюрьме. Я сваливаю, а ты как хочешь.       — Поодиночке нас убьют быстрее. К нам приедут мои друзья.       — Мне пора. Увидимся через пару недель, если доживём.       — Подожди, — Монти пытался убедить Раймонда дать отпор общему врагу, но посредник ушёл. — Ну что за скользкий негодяй! Вот оно, их истинное лицо! Что за люди?       В Рохэмптон Вэлиант вернулся довольно быстро.       Противник действовал грубо, не заботясь даже о своём лице. Монтгомери ни сколько не боялся ни громилу в полосатом пиджаке, ни бритоголового негра. «С ними я справлюсь. Но хотелось бы знать, кто их подослал? И где мне теперь брать деньги? Скользкий подлец спрячется в норе на две недели. Мне его не найти», — потеряв контакт с криминальным миром столицы, Монти растерялся.       Вэлиант мог бы ещё долго ломать голову над разными вопросами. Но звонок с улицы заставил его насторожиться. Сначала наёмник открыл дверь и посмотрел во двор. За забором-решёткой у ворот стояли два человека в чёрных костюмах.       — Эй, Монти, здорово! Мы служили вместе! Подойди! — крикнул ему среднего роста незнакомец в тёмных очках.       «Что за чудак ко мне пожаловал? Сейчас дождь пойдёт, а он разгуливает в солнцезащитных очках», — удивился Монтгомери.       Второй гость оказался выше ростом первого и не торопился поразить Вэлианта своим красноречием. Он молча наблюдал за фигурой выглядывавшего из-за двери «солдата удачи». «Шесть футов, один дюйм*. Выше меня», — отметил Монти.       — Мы на Кипре вместе служили. С тобой ещё болтался Уинстон Элдридж. Вы с ним не разлей вода были. А командовал нами Дональд Гиллиан, ты его за глаза называл «Догом». У него имя такое: Дональд Освальд Гилберт. Возьмёшь первые буквы, сложишь, и получится «Дог», — продолжил говорить «армейский друг» в очках, чьи слова настолько поразили Монти, что ему стало жутко. Незнакомец знал всё до мельчайших подробностей о его прошлом.       «Откуда он столько знает? Он связан с нашим «клубом»? Не похоже, я не помню его в Конго и Биафре. Кто он?» — ошалело подумал Вэлиант. Он быстро набросал в голове план действий и громко произнёс:       — Я сейчас выйду. Подождите.       «Дикий гусь» закрыл дверь, после чего прошёл по коридору и свернул в просторную гостиную. Там рядом со входом стояла тумба, куда он положил пистолет. Монти задумал завести хорошо осведомлённых о его жизни незнакомцев в дом, чтобы допросить их под дулом «Браунинга». Далее вольный стрелок вышел во дворик.       Широкая дорога, окружённая с обеих сторон красивыми клумбами и мокрыми кустами, вела к забору. Пока Монтгомери жил в загородном георгианском доме. Фасад двухэтажного здания из красного кирпича украшали белые арки и пилястры. В отличие от домов в викторианском стиле, оно не имело эркеров, походя на сплошной прямоугольник с окнами и крышей-трапецией.       — Напомни мне, как тебя зовут? И в каком полку ты служил? — задал по пути вопросы Вэлиант, осматривавший двор. В кустах никого не наблюдалось. В Конго Мотгомери натренировал глаз вычислять засады мятежников «симба» в зарослях. — Ты слишком много обо мне знаешь.       — В Британском парашютном полку. Меня зовут Родни. Родни Монаш, — ответил ему незнакомец. — Неужели ты меня не помнишь?       Когда Монтгомери подошёл к воротам, то первым делом осмотрел улицу. Тротуар пустовал. В лесополосе напротив дома через дорогу никто не прятался. Рядом с забором наёмник заметил голубой автомобиль.       — Да нет там никого! Я твой друг, Монти. Мы тогда вместе всыпали грекам, — сказал Вэлианту Родни Монаш. — Двенадцать лет назад. Ты забыл? Я вот отлично всё помню. Как вчера было.       — Мы пришли поговорить, — заверил «дикого гуся» спокойный спутник Монаша.       Монтгомери бегло оглядел незваных гостей. Родни уделял огромное внимание своему внешнему виду. Одежда Монаша идеально на нём сидела без единой складки, точно как на модели. Дорогие туфли «Челси», узкие брюки, приталенный пиджак без воротника, оксфордская рубашка и тонкий галстук выглядели модно, пусть и не по последнему писку. Внимание наёмника привлекла запонка на рукаве Родни. Внутри синего круга находился белый, а в центре — красный. Бывший десантник без труда узнал опознавательный знак королевских ВВС. На запонке Родни ещё была надпись: «Мод»*. Что она значила, Монти не знал.       Круглое и нежное лицо Монаша излучало дружелюбие. Он вёл себя так, будто действительно хорошо знал Вэлианта. И Монтгомери погрузился в воспоминания. В глубинах его памяти всплыл некий Родни Монаш с похожим лицом. Некий рядовой Монаш даже в армии не выходил из образа крутого парня из Ист-Энда. Храбрость Родни оказалась настолько велика, что его приходилось силой выталкивать из самолёта при десантировании.       — Сними очки, пожалуйста, — попросил Монти.       — Легко. Надо было их сразу снять, — Родни с радостью выполнил просьбу Вэлианта.       Увидев круглые карие глаза, Монтгомери понял, что перед ним стоял тот самый Родни Монаш, которого он знал.       — Вспомнил. Позволь мне тебя поправить, но ни в каких греков ты тогда не стрелял. Насколько я помню, тебя постоянно тошнило на Кипре. И если мне не изменяет память, ты там буквально жил в лазарете, — картина прошлого из головы Монти заметно отличалась от слов Родни.       — Да, ты прав, — сконфуженно ответил Монаш. — Приукрасил немного.       — А ты мне говорил, что валил вонючих повстанцев пачками, — усмехнулся спутник Родни. — Хах!       — Мой друг Гарольд Лайм.       Он имел более воинственную наружность. Вэлианту хотелось назвать Лайма бойцом, ибо он производил впечатление грозного в драке медведя. Повидав разных наёмников в бою, Монти привык делить людей с оружием на «бойцов» и «позёров». Если «шкаф» в полосатом пиджаке воспринимался Монтгомери как хвастун, кичившийся вымышленными подвигами, что касалось и Родни, то суровый крепыш Лайм выглядел настоящим зверем. От него исходила особенная, «бойцовская» энергетика.       Строгий классический костюм придавал Гарольду сходство с телохранителем. Или спортсменом на официальном мероприятии. С другой стороны, на матёрого уголовника, не следившего за последней модой, он тоже был похож, особенно когда оскалил железные зубы. Его широкое квадратное лицо будто высекли из камня. Маленькие глазки стального оттенка прятались под массивным лбом. Снизу их прикрывали щёки. «У него прямой нос. Его ни разу не ломали. Значит, ко мне пожаловал кто угодно, но не боксёр», — заметил Вэлиант.       — Кто вас ко мне прислал? — спросил он.       — Мы сами, — ответил Лайм, чья нижняя губа смотрелась толще верхней.       — Слушай, давай поболтаем в доме. Нам не нужны лишние уши, — серьёзным тоном предложил Монаш.       — Как пожелаете, джентльмены, — хитро ухмыльнулся Монтгомери.       «Пора мне вывести их на чистую воду», — далее Вэлиант стал следовать своему плану, впустив Родни и Гарольда во двор.       — Как войдёте, извольте разуться. Я не терплю грязь, — сказал им по пути Монти. Он собрался выиграть немного времени. В былые времена Монтгомери раздражала показная вежливость, царившая в разговорах представителей верхов. За годы ругани и словесной грязи сын парламентария успел по ней истосковаться. И ныне наёмник решил говорить с бандитами так, как его приучили в детстве, дабы провести незримую границу между ними и собой. Да и просто хамство и сквернословие с годами стали вызывать одно раздражение.       — Да как скажешь. Поговорим в тёплой дружеской атмосфере. У нас есть к тебе хорошее предложение, — согласился с ним Монаш. Настроен был Родни вполне дружелюбно, однако наёмник не забывал о том, что порой под маской доброжелательности скрывалась искренняя ненависть. Улыбкам Родни и Гарольда ему хотелось верить в последнюю очередь.       Втроём они вошли в дом, и в плане Монти началась следующая фаза. Вэлиант специально вышел во двор в тапочках. Пока знакомый из далёкого прошлого и обладатель железных протезов снимали кожаные туфли, он моментально разулся и со скоростью гепарда приблизился к тумбе.       — Ты куда побежал, Монти? Мы ведь пришли с тобой поговорить, а не с кем другим, — из прихожей послышался голос Монаша.       — Он вздумал удрать от нас, Родни, — посчитал Гарольд.       — Иду-иду, одну секунду. Прошу прощения. У меня чайник закипел, — солгал Вэлиант, вернувшись с пистолетом в руках. Перед тем, как выйти из дома «солдат удачи» также снял «Браунинг» с предохранителя. Вдобавок, дослал патрон. — Пора нам с вами поговорить начистоту. Извольте поднять руки вверх, пожалуйста.       — Глумишься над нами? — спросил Гарольд.       — Пытаюсь быть вежливым.       — Эй, Монти, ты что задумал? — растерянно спросил Монаш. Он сильно удивился, когда увидел наведённое на него оружие в руках сослуживца.       — Для начала ответьте на мои вопросы.       В узком коридоре их никто не видел с улицы. Свет попадал в небольшое помещение с оклеенными белыми обоями через маленькое окошко над дверью и из комнат. Монтгомери навёл пистолет сначала на Гарольда, затем на Родни. Стиляга-битломан застыл в удивлении у роскошного шифоньера с изысканным узором на дверцах.       — Да опусти ты пистолет. Речь идёт о хороших бабках, — твердил Монаш.       — Скажи мне, кто вас послал? Честно и без вранья, — задал вопрос Вэлиант, держась на удалении от незваных гостей. В случае их нападения он мог с лёгкостью выйти победителем. Нападавшие не успели бы настигнуть стрелка, получили бы по пуле и упали бы на пол с кровавой раной.       — Никто. Мы сами, — дал вроде бы честный ответ Гарольд. — Родни давно вынашивал на тебя планы.       — Вы далеко не первые, кто ко мне пожаловал. Один великан следил за мной вместе с негром в машине. Кто они?       — Они… не знаю, — неубедительно солгал Монаш.       — Они из наших. Думаешь, тебя взяли в оборот? — ответ Лайма оказался на порядок честнее. Он действовал намного умнее своего друга — говорил правду. — Лучше нам успокоиться.       — Из ваших парней, значит? Ладно, представим, что я вам поверил. Тогда извольте сказать мне, зачем я вам понадобился? Зачем вы посылали за мной великана? Его, наверное, с Марса можно заметить. Он здорово напугал моего знакомого.       — Родни говорил, что тебя сложно найти.       — Скажите-ка мне, а зачем вам меня искать?       — Я вижу, у тебя проблемы со слухом? Так давай вылечу. У нас к тебе дело на десять кусков.       — Почему я? И зачем было посылать ко мне бугая с бильярдным шаром «восьмёркой»? Пришли бы сразу.       — У нас есть и другие дела.       — А ты успел наняться к Родни адвокатом? Пусть он ответит. Или кто у вас главный? Может, ты? — спросил Вэлиант.       — Нет. Заместитель.       — Зато говоришь больше главного.       — Слушай, я знаю, что тебе нужны бабки. Много бабок и сразу, — начал объяснять Монаш. — Замок, приклад и ствол, дружище. Тебя считают крутым малым. С тобой мы, как-никак, знакомы. Я решил найти тебя на всякий случай.       — Этот случай настал?       — Ещё бы. Мы искали тебя, чтобы поговорить с глазу на глаз без лишних ушей. Ты хочешь урвать кусок пожирнее, нам нужен надёжный человек. Теперь уяснил, Монти?       — Заманчиво. Что надо сделать?       — Хватит держать нас на пороге, — спокойно сказал Лайм. — Лучше нам сесть и поговорить, раз мы всё уяснили.       Вэлиант посчитал, что с тем же спокойствием Гарольд мог избивать соперника в драке, резать связанного пленника или говорить при наведённой на него винтовке. Гнев Лайма оказался контролируемым и безмолвным. Вряд ли бы кто разобрал, в какие моменты Гарольд злился, а в какие пребывал в холодном равновесии.       — Десять тысяч предлагаете? Фунтов? — с задумчивым видом спросил Монтгомери.       — Их самых, — утвердительно кивнул головой Родни.       «Десять тысяч фунтов стерлингов. В Конго люди живут на два фунта в день. Обычный рабочий получает в лучшем случае тысячу в год. В Биафре контракт на постоянной основа командиру — десять тысяч. Мне же предложили столько за один раз. Заманчиво, даже очень. Десять тысяч покроют всю сумму сразу, не только мою долю», — Монтгомери хотелось согласиться с предложением Монаша, так как оно решало главную проблему его отряда.       Группа наёмников разделилась с целью собрать большую сумму денег на операцию майору Каллингвуду, их командиру. Без хирургического вмешательства он рисковал остаться навечно прикованным к коляске инвалидом. Если бы майор воевал под британским флагом, числясь в армии Её Величества, то проблемы с операцией бы не возникли. Однако наёмники действовали на свой страх и риск без какой-либо государственной поддержки.       — Проходите на кухню, джентльмены, — Вэлиант повёл Монаша и Лайма на просторную кухню с высокими потолками. Там они сели за большой стол недалеко от окна. Пистолет Монти спрятал.       — Тебе точно нужны деньги? Ты не бедствуешь. Продай дом, — произнёс Лайм, осматривая кухню, как пришелец из фантастических романов глядел на землян.       Белые обои с цветочным узором, изысканная и удобная мебель создавали у Гарольда ошибочное представление о жизни Монтгомери.       — Я здесь временно. Дом мне не принадлежит, — сказал правду наёмник. Старый университетский друг помог Вэлианту с жильём, впустил в красивый дом за полцены. — Так что я должен сделать? Десять тысяч меня устраивают.       — Ну, сработаться с командой. Поможешь нам парочкой советов по своей части. А потом мы возьмём банк. Там нас интересуют бриллианты, которые мы должны вернуть шефу, — рассказал Родни.       — Вполне в вашем духе. Работаете на дядю.       — Так же, как и ты в своей вонючей Африке, — уколол Монти Гарольд. — Лучше тебе не забывать о нормах приличия. Раз хочешь получить деньги, так не хами нам, сноб. Думаешь, ты один такой? Ага, сейчас! Не ты, так другой молотила согласится. Слыхал про Эндрю Крейна? Нам вчера шепнули, что он тоже не прочь заработать.       Слова Лайма вызвали у Монаша удивление. Он совсем не ожидал услышать их от Гарольда.       — Я знаю мистера Крейна. Родезийская сопля — вот кто он, — Лайм говорил убедительно, и Вэлиант ему поверил. Монти знал, что Эндрю Крейн уже как два месяца болтался в Лондоне. Родезиец давно пошёл по скользкой дорожке. — Он обманет вас и оставит с носом. Мне же хватит десяти тысяч. Я согласен.       — Тогда встретимся сегодня в нашем месте, — ответил Родни. — Ты теперь будешь молчать о наших делишках.