***
Влад никогда не любил. Впрочем, до него доходили слухи, что среди колдунов, прошедших через обряд вечной жизни, не было ни одного, кому бы было знакомо это чувство. Разве что в прошлом, но… в вечности оно точно было лишним. Однажды ему кто-то сказал, что чем сильнее чувство любви, которое предстояло испытать человеку, тем сильнее магия колдуна после обряда. Что ж, Влад был самым могущественным колдуном среди всех, но он ни на йоту не верил этим словам. Ему просто не в кого было влюбляться. В их племени жили одни дуры и дураки, слепо следовавшие тому, что им говорили старшие, даже не задумываясь, зачем и для чего. Точно так же было и в других племенах, и Влад был уверен, что ничего бы не изменилось, если бы он обошел всех людей на земле. Даже та девица, которая плела венки из полевых цветов и мечтала сбежать на край света, чтобы подивиться всем чудесам, в итоге стала женой его старшего брата. И нет, это было не полторы тысячи лет назад, а намного раньше, еще когда Влад не был бессмертным, и, рассказывая Рине о своей первой любви, он соврал. А то, что иной раз ему снились сны, в которых он все же решался взять ту девушку за руку и убежать прочь, туда, куда глядели глаза… не значило ничего. Ведь мало ли какая чушь могла сниться после очередного ужасно скучного дня.***
Он постоянно чувствовал, что ему не хватает чего-то. Очень важного, но чего именно — Влад не знал. Возможно, власти, потому что ощущать себя выше других было приятно, и ему казалось, что пустота заполнится, когда каждый живущий на земле человек склонится, признавая в нем своего владыку. Он не собирался вершить судьбы других — пусть копошатся сами, их заботы не волновали его совершенно, — лишь чтобы они знали, что на это способен Он. Человек, чью собственную судьбу предопределили традиции. Все это было чертовски глупо. Следовать бесчисленным «до́лжно» и «надо» просто потому, что так сказал кто-то другой, а тому еще кто-то, кто даже не смог бы объяснить, какой в этом смысл.Почему именно седьмого сына отдавали в ученики волхву?
Еще хуже были все эти «так не положено», «так не делают», «так не заведено», если кто-то все же задавался вопросом, а нельзя ли иначе.Почему в те времена старейшие решали, кто с кем свяжет судьбу, оставаясь глухими к влюбленным сердцам?
Но самым противным было то, что времена менялись, умирали целые государства и цивилизации, но на смену одним порядкам и традициям приходили другие. Люди все так же продолжали делать то, что им скажут. Отмечали праздники, не зная их первоначального смысла. Шли учиться туда, куда скажут родители, а не туда, где было бы самим интересно. Женились и заводили детей не потому, что любили друг друга, а потому что этого ждали от них. Смотрели, что скажут. Читали то, куда ткнут. И покорно брели за тем, кто громче звал. Нет, разумеется, Владу попадались те, кто делал свой осознанный выбор… но чаще встречались те, кто лишь думал, что решал сам. И чем дольше он жил, тем больше убеждался, что люди никогда не изменятся.***
Влад вполне мог наколдовать себе армию или, щелкнув пальцами, заставить других видеть в нем своего князя, короля, императора или же президента. Если ученым однажды удастся погрузиться на самое дно Марианской впадины, возможно, они даже найдут высеченное всюду на разных языках «Собственность Влада, величайшего колдуна». Но использовать для захвата мира магию было скучно. У него впереди была вечность, чтобы наиграться и перепробовать все возможные способы (и утереть, наконец, нос этой дурацкой судьбе, доказав ей, что теперь он сам решает, что ему делать, что рожденному быть колдуном не обязательно всегда и во всем полагаться на магию). Но с магией все же было намного проще в быту. Влад никогда не скупился на нее по мелочам (относя к ним все, что не связано с основной целью) и воспринимал это, как игру, правила которой мог менять по щелчку пальцев. И ведь даже щелкать было не обязательно — просто казалось ему эффектнее и не так глупо, как говорить «смотрите все, это наколдовал я». Ему хотелось, чтобы на него смотрели. Чтобы признали, боялись и преклонялись. Чтобы восхищались его могуществом… и даже подумать не могли, что когда-то он не был способен сам решить, чем заниматься завтра.***
Наслышанные о его силе, к Владу часто приходили за помощью. Он не отказывал почти никому, если его вежливо и уважительно просили и были согласны отплатить ответной услугой, какой бы она ни была. О своих должниках он не забывал, пусть и возвращался к многим лишь через десятки лет. Влад не верил, что чем-либо заплатил за бессмертие (все слухи про отнятую любовь — это чушь и наивные сказки), но считал, что у услуг, которые оказывал сам, обязательно должна быть своя цена. Большинство покорно «платили», отдавая ему лучших скакунов, родовые владения — первому встречному или отправляясь за тридевять земель за чем-нибудь, чего даже не существовало, что было выдумано самим Владом лишь для того, чтобы развлечься. От некоторых он слышал «прости, я не могу выполнить твою просьбу». Их Влад не прощал, потому что это была не просьба, а обещание, клятва… подобная той, которую сам произнес, заступая на обучение к волхву. И лишь единицам он помогал бескорыстно. Эдаким чудакам, которых не волновало богатство и власть, социальное положение и жажда наживы. Которые ни за что бы не пошли на подлость или предательство, были полной противоположностью ему самому и которые… искренне любили. Помогая им, Влад наблюдал. Ждал, когда они сорвутся, предадут высокие чувства ради низких амбиций… И почти всегда дожидался. К таким он был еще более жесток, чем к своим должникам.***
Когда его лишили магических сил, Влад не забросил свои «игры с людьми». Его имя все еще внушало страх другим колдунам. Они готовы были выполнить практически любую его просьбу, зная, что иначе кто-то другой может согласиться покарать их самих. И лишь в просьбе снять проклятие Влад всегда слышал отказ, потому что страх перед его магией был сильнее страха перед его властью. Его, заточенного в тело ребенка и неспособного защититься, и не убивали-то лишь потому, что боялись, что перед смертью он все-таки умудрится наслать какое-нибудь ужасающее проклятие. Влад и не думал, что когда-нибудь на него будут смотреть не с опаской, а как на друга. Не думал он, что однажды и сам увидит в ком-то своих друзей. И что ему будет так одиноко слышать отказ на предложение даровать вечную жизнь. Что ж. С другой стороны, теперь он мог наблюдать за тем, как долго продлится любовь этих двоих, раз в пятьдесят лет возвращая им молодость, потому что иначе эта игра бы слишком рано закончилась. Он уже предвкушал, как однажды, проснувшись утром, Октябрина и Поликарп будут долго рассматривать в зеркало себя и друг друга, не понимая, куда делись седина и морщины, и почему они выглядят так же, как в день первой встречи. Возможно, тогда он сам превратится в ребенка. Наврет им в три короба, что его опять прокляли и что так скоро проклятье снимать нельзя, и снова проживет самые странные и веселые месяцы в своей вечной жизни. Все-таки не зря же он был сильнейшим колдуном во вселенной?