Спустя трое суток…
Капитан Леви часто брал на себя обязанность сообщить родственникам о смертях своих солдат. Дело было, пожалуй, в том, что он чувствовал свою ответственность, несмотря на то, что твердит бойцам, что в их смертях, кроме их самих, никто виноват не будет. Так и есть, на самом деле, но Леви в глубине души чувствует вину. Не так направил, не доучил. А Эстель… А что Эстель? Эстель отличалась от других, но при этом всегда оставалась абсолютно обычной. Внешность, характер — шаблон. Таких как она много. Нескончаемое множество. Обычный солдат. И капитан, может, и мог бы отправить к Келеру подчиненного, друга Отто или еще кого, но исключение из своих принципов он делать не собирался. Да и хотелось сказать самому, честно говоря. И все же, за двое суток Леви удалось заметить контраст атмосферы с Эстель и без нее. Она не носила статус местного весельчака, доброй души, или еще чего, но почему-то прочно засела в его голове. Неосознанно вспоминалась их первая встреча, ее ироничные реплики и неловкие старания выбраться из его стальной хватки. Вспомнилась одна из первых тренировок на УПМ, то, как комично она полетела в озеро и то, как сильно расстроилась из-за этого. Леви не сдержал тихого беззлобного смешка. Его часто боялись другие солдаты, капитану даже делать ничего не приходилось, его аура делала все за себя. Но не она. Она была смелой. Именно той, кто не боится высказать то, что думает, пошутить «по-черному» или усмехнуться над кем-то. Леви наврет, если скажет, что не уважает таких людей. А Эстель он уважал не только из-за этого. Эта, как бы банально не звучало, израненная душа находит в себе силы жить. Ее стремление не без помощи посторонних помогло выбраться оттуда, кому обычно и врагу не пожелают побывать, уж Леви-то знает. Капитан зовет к себе Петру. Просит ее собрать вещи Эс, чтобы отвести их ее семье и тут же отпускает. Не хочется смотреть на опухшее лицо Рал, на красные глаза, но при этом ровную стойку и уверенный вид. Настоящий солдат. Петра ведет себя, как боец, который несмотря на свое состояние, не забывает, кто он есть. Поэтому она кивает и молча уходит с каменным лицом, хоть Леви уверен, что в коридоре ее лицо перекосилось от давления. Вздыхает, бросая взгляд на документы с отчетом о вылазке. Она носит гордый статус удачной, но как назвать удачным походом за стену, когда в каждой из них тот или иной солдат оказывается в лапах кровожадных титанов? Мысли прерывает стук в дверь. После разрешения войти, на порог ступает тот, кого капитан не очень-то и ожидал увидеть. Эрвин входит в кабинет прямой походкой, здоровается кивком головы и прямо садится в кресло напротив Леви. Его осанка ровная, на лице не дрожит ни один мускул. — Моблит передал отчет, думаю, ты захотел бы прочесть, — Смит кладет на поверхность стола исписанный документ. — И без тебя бумажек хватает, — отвечает Леви, но не без рвения берет лист в руки. В графе «Пропавшие без вести» числится одно имя. Эстель Отто — выведено каллиграфическим почерком черными чернилами. В примечаниях пара строк, которые заставляют Леви ненадолго замешкаться. Он поднимает взгляд серых глаз на Эрвина и тот заметно выдыхает. — Пойдешь отчитывать его? — Нет, как капитан отряда он поступил дисциплинированно и верно, — Капитан медленно качнул головой, отложив документ в бок. Откинулся на спинку кресла, задумавшись.«Эстель Отто была отброшена аномальным титаном в неизвестном направлении. Во избежание больших потерь после недолгих поисков капитаном было принято решение выполнять задание далее без бойца. Солдат признан провавшим. »
Леви было пропустил мысль, что это не очень похоже на Эстель. Вот так попасться под руку, надо же. Но потом отбросил это, решив, что всякое бывает. Не хочется об этом думать. Не сейчас. Спустя несколько часов Петра сообщила, что все собрано. Сумка с вещами, по праву принадлежащими Эстель уже давно покоилась в руке капитана, когда он, закрыв свой кабинет на ключ, ровной походкой шагнул к выходу на улицу. Стабильно хреновое настроение заставляло Леви беспричинно хмуриться, и хрен его разберешь, что его бесило сегодня больше: холодная погода или то, как легко Отто лишила себя жизни. Все же, злость как-никак наполнило его тело. Он не злился демонстративно, не делал резких движений, да и вообще никак не проявлял раздраженность, но в голове то и дело проскальзывали разные мысли. Тупая смерть. Что ни на есть тупейшая и сделать с этим уже ничего было нельзя. Все же подумав об этом последние пару часов, Леви воспроизвел в голове «картинку» того, как могла «отлететь» Эстель. Он злился, что она оказалась недостаточно сильна, чтобы справиться, злился, что она оказалась недостаточно внимательна, чтобы предотвратить это. И самое страшное, что ничего поделать со своими мыслями он тоже не может. Лишь угрюмо вздыхает, выходя на улицу. Леви вдыхает морозный воздух, намереваясь пройти к за своим конем в конюшню, пока звучание приближающейся телеги не остановила его. Капитан притупил взгляд, наблюдая за тем, с какой скоростью повозка со стороны дороги мчится к их корпусу. Спустя несколько минут, она остановилась и ямщик, управляющий лошадьми, суетливо соскочил со своего места и быстрым шагом направился именно к капитану. Леви нахмурился, не желая сейчас с чем-то разбираться, но завидев эмблему гарнизона, немного успокоился. Солдат, тем временем, запыханно отдал честь: — Младший капитан шестого отряда гарнизона, Курт Шустер! — В чем дело? — кивнув на приветствие, Леви без интереса глянул на повозку, а потом на красное лицо капитана. — Сегодня утром, во время дозора, за стеной был замечен солдат разведкорпуса. Девушка оказалась живой, первая помощь оказана, но майором было принято решение передать ее вам. Раздражение из Леви тут же выветрилось вместе с подувшим зимним ветром.***
Трое суток назад…
Никто не сказал, что будет легко. Ночью идти невероятно сложно — это я усвоила в первые двадцать минут своего нелегкого пути. Благо, погода сегодня на моей стороне, она будто бы дает мне шанс на более благоприятное выживание, но тем временем темп моего путешествия беспощадно тянет вниз. Усталость так сильно охватила тело, что сил нет даже как-то раздражаться или злиться, размышлять. Плюс ко всему, голова болит знатно, а к дополнению звон в ушах и тошнота. В мыслях сейчас лишь желание оказаться дома, нахлебаться горячего чая, чтобы он обжег стенки болящего горла и упасть в теплую кровать под теплое одеяло, но мне до него еще, в принципе, как и до чая. А значит не очень близко. Я медленно шагаю по темной улице, немного похрамывая на левую ногу. Вывиха там явно не было, но вот здоровенный ушиб, сопровождающийся фиолетовым синяком — наверняка. Другое дело — ребра. Дыхание дается невыносимо сложно, а значит и усталость приходит быстрее. Ненадолго останавливаюсь, чувствуя, как гудят ноги после пяти часов непрерывного шага. Делаю пару глубоких выдохов, но с губ тут же срывается болезненный стон. — Ясно, так делать не стоит. Реплики вслух помогают не поддаться панике, которая в данный момент явно ни к чему. Если верить моим подсчетам, сейчас не менее трех часов ночи, а значит еще есть время идти до того, как проснутся титаны. Собравшись с силами, я вновь делаю шаг, опираясь на своеобразную трость. — Будет обидно, если я не дойду, — усмехаюсь, громко шмыгая носом. Насморк в последнее время стал верным союзником адской боли в горле, которая обострялась при сглатывании слюней или растаявшего снега. Таким способом, кстати, я решила экономить воду, но, честно говоря, никакого чувства насыщения этот снег и не приносил. Перед тем, как отправиться в путь часами ранее, я вдруг заметила на ноге небольшую кровоточащую рану. Видимо, вылетевшие из рук лезвия во время моего веселого полета прошлись-таки по телу и неплохо так резанули по коже, разрывая одежду. Из-за больных ребер, которые стоят по ощущениям на первом месте, сразу заметить ранение не удалось. Пришлось задержаться еще на некоторое время, обматывая ногу бинтом прямо поверх одежды. Компенсируя дыру в ней, так сказать. Спустя еще два часа ходьбы только вперед и не шагу назад, в далеке я увидела небольшое строение, в темноте по силуэту напоминающее мельницу. Неплохая находка-таки придала мне сил и желание добраться до туда как можно скорее, чтобы отдохнуть. Плюс ко всему, небольшие прятки с титанами не помешают. Кажется, у меня даже шаг ускорился, потому что оказалась я у постройки достаточно быстро. Ну, или мне так показалось. Оглядевшись, ничего вокруг, кроме развалин и более менее «живой» мельницы здесь не было. Оно и к лучшему, наверное. Позволяю себе вымученную улыбку, прежде чем подойти впритык к входу. Дверь наверняка беспощадно слетела с петель, потому что он оказался свободным. С облегченным выдохом я ступила на деревянный пол и внимательно пригляделась. В кромешной тьме, естественно, видно ничего не было, поэтому ничего, кроме как идти на ощупь мне не оставалось. Но долго это не продлилось. Запнувшись об какое-то бревно, я с хриплым воплем полетела на пол. Из глаз брызнули слезы от физической боли. Тело беспощадно заныло, будто упрекая меня в неосторожности. Удивительно, но мне впервые стало стыдно перед собой. Если и я стремлюсь выжить, мое тело не является резиновым. Возможно даже слабым. Немного полежав в одном положении, я переворачиваюсь на спину, сдерживая рвотный позыв, и лезу в карман. Не без труда сажусь на колени, пытаясь согреть их теплом тела, и достаю коробок. С первого раза спичка не поддается, но спустя несколько попыток эта палочка загорается и освещает совсем небольшую территорию. Беспомощно оглядываюсь, но ничего знакомого здесь не вижу абсолютно. Механизм мельницы я ни разу не видела, поэтому все это осталось без интереса. Не до этого сейчас. С трудом я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь еще раз. Дырка в полу бросается в глаза первая. Замерзшая земля не покрыта снегом, а значит уйдет меньше времени на костер. Уже хорошо. На столе мой взгляд падает на что-то знакомое. В голове мелькает мысль и мне приходится молиться всем богам, чтобы это оказалось то, о чем я подумала. Спешные шаги отдаются тупой болью и трепыханием маленького огонька, но я быстро оказываюсь на месте и суетливо хватаю предмет. Глаза загораются от радости. В руках я держу старую керосиновую лампу. Потряхиваю его и неосознанно улыбаюсь. Керосина хватит на некоторое время. — Как круто жить, — говорю вслух снова, зажигая лампу. Слабый свет освещает помещение немного лучше, чем спичка, поэтому поиски полезностей заметно улучшились. Спустя недолгих двадцать минут костер уже был готов. Дрова тихо потрескивали от огня. Дым наполнил помещение не полностью, щели и окна вполне справлялись с ним. После недолгих поисков непонятно чего, я увидела на столе небольшую бутылочку с чем-то жидким. Взяв ее в руки, я не заметила на ней ничего, что информировало бы меня об содержании, поэтому поспешила открутить крышку. Подношу к носу горлышко бутылки и втягиваю запах, а потом резко дергаюсь. Аж нос прорезался, ей-богу. К моей удаче, внутри оказался спирт. — Напиться, и дело с концом, — усмехаюсь, закрывая бутылку. Ничего интересного здесь больше найдено не было. Развернувшись, я подхожу к костру, кладу около него замерзшую бутылку с водой, и обессиленно падаю, намереваясь наконец отдохнуть. Ложусь пластом около огня и расслабляю тело, но оно все еще остается напряженным из-за холода. Мысль в голове о том, как согреться появляется спонтанно. Я вспоминаю о том, как в один из вечеров Ханджи присела на уши, рассказывая о медицинском спирте. Такой себе разговор — подумала я тогда и только сейчас вдруг он оказался полезным. Насколько я помню, если натереть кожу жидкостью, она может согреться. Так или иначе, выхода у меня нет, поэтому, думая об этом, я параллельно стянула с ног ботинки. Поставила их к костру, чтобы «подогреть», а потом принялась снимать носки. Ноги оказались до ужаса холодными. Сначала я поспешила растереть их ладонями. Поставив пятки на носки, я брызнула себе спирта в ладонь. Давай, Эс, вдох-выдох. На выдохе я поднесла ладонь со спиртом к ноге и начала растирать жидкость по коже. Пока, естественно, никакого эффекта, но ждать, пока нога согреется сама собой, я не стала. Дрожащими руками натягиваю носки, потом ботинки, плотно завязываю шнурки. Согреюсь ли я, если выпью эту бурду? Никогда не интересовалась медициной, поэтому действие спирта на организм оставалось для меня загадкой, но стереотип о том, что алкоголь может согреть тело мне все же известен. В принципе, вариантов у меня нет, да и хуже уже не будет. С этими мыслями я зажимаю пальцами нос и делаю нехилый глоток. И тут же жалею. Не в силах бороться с нарастающим рвотным позывом, я успеваю резко дернуться в сторону, тут же извергая содержимое желудка с давящим напряжением в теле. А в желудке кроме желчи и воды ничего и не было, поэтому рвота далась еще омерзительнее, чем могла быть. Убедившись, что изо рта больше ничего не выльется, я судорожно выдыхаю, вытирая губы рукой. Боль в голове неожиданно усилилась, в глазах потемнело. Первое, что я испытала, открыв глаза — страх. Земля дрожала, намекая мне о том, что в этих землях я не одна. Второе — осознание того, что спирт на голодный желудок — это очень плохо и я больше делать так не буду. Лежа на боку, мои глаза устремлены на почти потухший костер. Надо бы подкинуть дров, но скованное от страха тело не позволило и с места сдвинуться. Я понимаю, что если не издам ни единого звука, гигант пройдет мимо. И я не издаю, хотя крик страха и боли так и хочет вырваться из груди. Подношу ко рту ладонь, не справляясь с собой, и тихо так, затыкаясь перчатками, рыдаю. Выплеск эмоций пришел не вовремя и совсем неожиданно. Лежа неподвижно я ощутила весь дискомфорт переломанных ребер, жжение в ноге, отвратительную мигрень и, как не странно, тошноту. Ко всему прибавилась отдаленная боль в районе ступней обеих ног. Я даже проверять не хочу, как это сейчас выглядит, потому что там хотя бы… тепло. Шмыгнув сопливым носом, я с особой агрессивностью вытерла слезы, избавляясь от пелены глаз. Пролежав так еще несколько минут, я прислушалась. Убеждаясь, что снаружи тихо, попыталась привстать. На глаза попалась уже замерзшая рвота и я впервые испытала отвращение к чему-то подобному. Отодвинулась ближе к костру, направляя руки к углю. Как, наверное, жалко я сейчас выгляжу. Красная, грязная, неспособная нормально двигаться. Сопли текут ручьем, как и слезы, которые сдерживать уже не могу. Так еще и рядом со своей же рвотой сижу. Я выгляжу как слабачка. Как самое слабое существо на свете, не способное защитить себя и мне явно не нравится это положение. Живот издал голодное урчание. Здорово, теперь есть вероятность сдохнуть еще и от голода. Но это не та смерть, которую я хочу. Любая, но не эта, нет. — Давай, возьми себя в руки, — я не узнаю собственный голос. Хриплый, сиплый и еле слышный. Рефлекторно подношу руку к шее, но тут же отдергиваю. Наревелась, хватит уже. Тяжело вздохнув, я предпринимаю попытки встать и тут же испытываю такую боль, которую даже сравнить не с чем. Ступни горят, получая такую нагрузку, но я не могу все бросить. Я должна вернуться. Я этого хочу. Терпя все, что только можно, я стойко встала на ноги. Достаю из сумки несколько таблеток обезболивающего, запиваю растаявшей водой. Поднимаю ту палку, опираясь на него и делаю первый шаг к выходу. Вдох. Второй шаг. Медленными темпами подхожу к улице и оглядываюсь. Дневное солнце режет глаза, жмурюсь, но спустя пару секунд открываю вновь. Поблизости титанов не видно, но я точно знаю, что они не спят. Насколько сомнительной идеей было бы идти прямо сейчас? — Идиотский план, — шаг на улицу. — Самый тупой, что я могла бы придумать. Но все равно иду. Нога ступила на белый, немного притоптанный мной снег и замерла. Поднимаю голову к небу, отмечая, что еще чуть-чуть, и погода испортится. А как я буду идти в снегопад, метель, вьюгу, и всевозможные неблагоприятные погодные явления? Никак. Я не дойду. Итак, осталось два варианта. Первый — это остаться тут, умереть от голода или чуть позже от погоды, второй — идти прямо сейчас, все время рискуя быть замеченной титаном. Кажется, тут все очевидно. Я лучше пойду на корм, чем умру от слабости собственного тела. И я начинаю идти. Медленно, неторопливо, внимательно вглядываясь во сторонам, чтобы в случае чего заметить гиганта первой. Кажется, я шла целую вечность. Спустя эту вечность в голове заварилась каша, тело стало ватным и тяжелым, но я все еще продолжаю идти. Оживил меня куст у небольшого леса. Что-то красное на белом снегу выражалось очень хорошо, потому медлить я не стала. Как оказалось, шиповник на голодный желудок — неплохая еда. Что-то пожирнее даже разом перехотелось. В итоге я набрала немного ягод в карман и отправилась дальше уже без единой мысли. Сил думать не хватает.***
Что испытывает человек, который почти добрался до своей цели, но все обстоятельства вокруг кричат о том, что все развалилось в пух и прах? Вот я и не знала. Прошло около двух дней, я точно не уверена, но это и не так важно. Пойти днем было неплохой идеей, вполне сносной. Титан, которого я увидела вдалеке не заметил меня, потому что я просто «нырнула» в снег, прячась. Останавливаться не решилась, иначе опять отключусь, поэтому поползла к своей цели, практически не двигаясь. Это было очень сложно и мучительно больно, страшно. Чтобы было легче, УПМ я все же сбросила. Если так логически подумать, я даже с помощью устройства мало что смогла бы сделать титанам, поэтому разницы особой не имело. В итоге к вечеру я приползла к небольшой деревушке, заползла в первый попавшийся дом и отключилась, почувствовав мнимую безопасность. Очнулась от боли и холода. Выхода у меня никакого не было, поэтому я доела все эти проклятые ягоды, проглотила еще несколько таблеток, запила водой, а потом меня вновь вырвало. Все, чем мне удалось набить желудок вновь оказалась снаружи. Есть все еще хотелось и я не придумала ничего лучше, чем облазать шкафчики дома. К счастью, банка чего-то консервированного меня все-таки спасла. Я не знала что там, но завидев хоть какую-то еду, не сдержала урчание в животе. Сил, чтобы открыть банку не было, поэтому я просто ударила ее об стол. Стекло треснуло, облегчая мне задачу. Как оказалось, консервированная капуста такая же ужасная на вкус, как и жареная, но выбора у меня, опять же, не было. Наполнив свой желудок вновь, я молилась не выблевать это и пошла дальше. Интуиция подсказывала, что осталось чуть-чуть, но выходя из деревни я столкнулась с еще одной проблемой. Небольшая снежная горка являлась для меня весьма затруднительным препятствием. Подскользнуться и упасть, сломав себе еще что-нибудь — сомнительное удовольствие, а вот скатиться оттуда было тоже страшно. В общем, выбрала я второе. Спустя еще несколько часов ужасно, повторюсь, ужасно! медленной ходьбы, на горизонте я увидела стены. Улыбка сама собой растянулась на губах, разрывая корку на них и превращая кожу в месиво. Кажется, открылось второе дыхание, потому что так, как к стенам я никогда не шла столь целенаправленно. Мне казалось, что все загвоздки на моем пути уже пройдены, но жизнь оказалась намного жестче, чем я предполагала. Я могла бы дотронуться до каменной стены рукой через несколько метров, если бы не вопль титана где-то справа. Что испытывает человек, который почти добрался до своей цели, но все обстоятельства вокруг кричат о том, что все развалилось в пух и прах? Ничего. Пустоту. Уже даже не страшно. Глядя «мыльными» глазами на свою смерть, мне уже ничего не хотелось, кроме как прекратить всю боль в теле и свои жалкие надежды остаться живой. Большие мерзкие руки обхватывают мое тело, несильно сжимая. Я не хочу смотреть на то, как оно будет есть меня, поэтому сильно зажмуриваюсь и не выдерживаю, в глазах темнеет до того, как я отправлюсь в желудок. Но перед этим чей-то громкий крик вновь вселил в меня надежду. — Там человек!