***
Утро, день, ночь… за закрытыми веками, будто живой, шевелился свет: символ жизни, а значит, и изнуряющей боли, которая никогда его не покидала. Она цеплялась за руки Риманна, обволакивала, обвивала поперек груди, стискивая не раз сломанные ребра. Она опять была повсюду. Мешала дышать, мешала сопротивляться, мешала умереть. И вдруг так же внезапно, как появилась, ушла. Отступила под натиском чьей-то заботы. Во сне — как давно ему не снились человеческие сны! — Риманн увидел смутно знакомого белокурого мальчишку, который крепко держал маленькими мозолистыми руками деревянный меч. Его лицо оставалось неподвижным, но как же ему трудно было удержать радость, наконец увидев во взгляде своего отца одобрение! Мальчик был так горд собой в эту минуту! Ему хотелось прыгать от радости и с восхищением, обожанием обещать суровому отцу, что он добьется еще большего! Что заслужит всеобщее уважение и, когда вырастет, будет таким же, как он. Будет сильным и смелым, непоколебимым, верным, хитрым. Он вырастет и сокрушит всех врагов, как сейчас победил своих соперников на тренировочном поле! Мальчик был готов пообещать сделать что угодно, лишь бы только отец всегда теперь так на него смотрел. Он победно обвел взглядом полупустую площадь, но вдруг наткнулся на плотную затягивающую пустоту. Отца рядом уже не было, и мальчик с криком выпустил из рук меч. Краски поблекли, размылись, выцвел яркий солнечный свет. Мальчик опустил взгляд и увидел, как медленно-медленно растворяются в воде его руки, как он сам становится все прозрачнее. Как исчезает, чтобы больше никогда уже не вернуться. Кошмар, ненадолго заменивший Риманну пустоту, исчез, а он так и не смог вспомнить свое же имя.***
Шесть лет назад…
Риманн тихо ступал по только выпавшему снегу, со страхом и нетерпением разглядывая припорошенные следы мужских ботинок, вереницей тянущиеся куда-то в горы прочь от небольшого выступа на плоскогорье, где его отряд разбил небольшой лагерь на восемь палаток. Острые черные горы выбеленными вершинами тянулись к ясному утреннему небу. «Чертов снег. Как же рано закончилась эта проклятая осень», — злился юноша, упрямо пробираясь все выше и выше, как будто ему мало было снега и вымораживающего внутренности холода дома. Но на самом деле его мысли были очень далеки от такой прозаичной злости. Воспоминания о засушливом сорокадневном лете, обернувшемся неслыханным пожаром и потерей поздних урожаев, били по нервам куда сильнее колкого северного ветра. — Риманн, ты уверен? — с сомнением опять завел свою надоедливую шарманку его помощник, Кеоллак. Он хмуро озирался по сторонам и все поправлял высокий ворот, под который задувал ветер. Хороший парень, но слишком честный и открытый: плохие черты для солдата на пороге войны. А еще худой, такой же, как Риманн, как и все таррангорцы в эту голодную осень. — Это как-то… нечестно. — Замолкни! — зло огрызнулся Риманн, но шаг все же замедлил. Глупая идея. Глупая и безрассудная. Но как будет горд им отец, если все получится, и у таррангорцев появится шанс быть услышанными и не сдохнуть либо на войне, либо от голода. Благая цель. А для благой цели пойдут любые средства. Узкая горная тропа вилась под ногами голодной змеей, цапающей незваных гостей своими острыми камнями, уезжающими из-под ног. Риманн коснулся рукояти меча в надежде успокоиться и тут же нащупал на шее под верхней одеждой увесистый мешок с серебряными монетами. Легкая добыча, хорошая оплата, нет повода для беспокойства. И ничего страшного не случится, если кого случайно ранят или покалечат в момент нападения. Не меньше получаса понадобилось Риманну и его спутнику, чтобы наконец привлечь к себе внимание. Он даже не знал, что почувствовал в большей степени: радость или страх от мелькнувших на свету наконечников стрел за очередным пригорком. — Мы с миром! — крикнул Риманн чуть срывающимся еще мальчишеским голосом так, будто он здесь, по меньшей мере, глас короля. С минуту ничего не происходило, и Риманн даже успел подумать, вдруг ему почудилось, когда к тропе спереди и сзади стали ловко спускаться люди в ободранных заплатанных одеждах. Горские отшельники, кочевники, бандиты, не принадлежащие ни Бриту, ни Таррангору. Пожалуй, в этих горах можно было незаметно спрятать небольшое войско, как минимум, из двухсот человек вместе с лошадьми — особенно летом, ведь камни не хранят следов. Так что Риманн нашел тех, кого искал, лишь благодаря снегу. Высокий щуплый мужчина, завернутый в явно украденное пальто с волчьим воротом хищно усмехнулся, но длинный нож все же спрятал. «Уже почуял наживу», — довольно определил Риманн, но вдруг Келл так некстати дернул его за рукав, будто пытался остановить от затеи. Всего на мгновение — одно короткое и ничего не значащее мгновение — Риманну действительно захотелось отступить, но было поздно. — Не трогай меня! — сквозь зубы прошипел он за спину и громко вздохнул, собираясь с силами. — Какая пестрая пташка забрела на нашу территорию. Чего надобно от добропорядочных поданных врагам Брита? — мужчина шуточно раскланялся, пока его люди упорно теснили Риманна и Келла к обрыву. И Риманну пришлось сильно постараться, чтобы не ответить на издевку мечом — слишком сильно били слова не представившегося незнакомца по гордости. Да, он мал и невысок ростом, но не бесполезен! — У меня есть для вас щедро оплачиваемое предложение, и я буду говорить, только когда все твои шавки отойдут от меня достаточно далеко, чтобы не нервировать, — гордо заявил Риманн, стараясь скрыть подкатывающий к горлу страх. — Допустим, — согласился вожак и кивнул головой вбок, веля расступиться. — Завтра через Кэхэйский перевал будут проходить путники. Не больше двух дюжин всадников и две повозки. — Что за люди? — Это неважно. Как только они выйдут к плоскогорью, вы должны захватить их в плен. — Должны? — с угрозой и одновременно насмешливо переспросил мужчина и шагнул прямо к Риманну. Косматый, с уродливой загорелой кожей, покрытой бороздами и подсохшими струпьями. Юноша заскрипел зубами, но, сжав кулаки, все же поправил себя: — Я предлагаю вам совершить набег. Без убийств, но максимально правдоподобно. Обычный сценарий: грабеж, запугивание, но без зверств, — Риманн вытащил из ножен богато украшенный меч, игнорируя вновь направляемые на него стрелы, и начертил на снегу примитивную карту местности: перевал, дорогу с пограничной бритской деревней, линию гор и небрежным росчерком край узкого горного озера на соседней окольной тропе. — Мы будем ждать вас в деревне, вот здесь, на перепутье, где вы их и подкараулите. Мне нужна игра в спасение, так что никаких смертей. Я спасаю их, а у вас остается возможность уйти северной тропой обратно в горы. — Кто ты такой? — с интересом спросил вожак, вальяжно прислонившись спиной к валуну. И, кажется, совершенно не собирался отвечать на прибыльное предложение. — Таррангорец, да. И важная пташка. — Тебя интересует имя? — с презрением спросил он. — Почему бы и нет? Или считаешь, мы такой чести не достойны? — Меня зовут Риманн Проинсиас из клана Хабат. Доволен? — Что, только два имени? — насмешливо уточнил вожак, так и не меняя позы. Риманн зло сжал кулаки: все сложнее получалось сдерживать гнев и отвращение, но иного пути уже не дано. Нужно идти до конца, не струсить, не выставить себя дураком. — «По-настоящему свободен лишь тот, кто решится идти за ветром, и мудр лишь тот, кто даже в трудном пути всегда защитит свои идеалы», — не к месту процитировал тот слова старой баллады, передразнивая значение услышанных имен. — Не боишься, что ветер указывал тебе другое направление? — Мои мотивы и идеалы — это не твоего ума дело. Я плачу, вы выполняете работу. На этом все, — жестко оборвал юноша зарождающийся опасный интерес в глазах собеседника. — И все же… Для чего тебе эта игра, мальчик? — выгнул бровь мужчина, обнажив в улыбке ровные, но желтые зубы. — Я. Не. Мальчик, — выплюнул он поднявшуюся в груди злость. «Я мужчина, и я докажу это… всем», — пообещал себе Риманн, когда перед глазами опять мелькнуло недовольное лицо отца. — И вас это не касается. Я плачу много. Двести серебряников сейчас, четыреста после чудесного освобождения. Идет? — он убрал меч и показал оборванцам маленький увесистый мешок, играючи подбросил в воздухе, стараясь выглядеть расслабленно и уверенно. Но ему было страшно. Очень страшно. Только успокаивала мысль, что ничего плохого с бритами не случится, никому из свиты Хайолэйр Грахам не причинят страданий, а он после «бескорыстного» спасения видной персоны Брита и ее людей сможет рассчитывать на пересмотр итога переговоров. — Идет. Как же он ошибался.***
Риманн стоял и смотрел туда, где еще минуту назад заканчивалась широкая протоптанная дорога Кэхэйского перевала. Снежная лавина застала их так внезапно, что точно могла бы похоронить заживо, если бы не чудо. Келл стоял привычно чуть позади и сопел, видимо, порываясь что-то сказать. Но Риманн не хотел его слушать, не хотел услышать то, что понимал и сам. Беда. Высокие горные пики по левую и правую сторону кончались далеко-далеко, даже скрывали еще стоящее в зените солнце, не оставив его отряду дороги назад. К его отцу, к Таррангору, к Хайолэйр… Госпожа Советник со своей свитой оказалась позади, по ту сторону, как и бандиты, которые шли по пятам и должны были напасть на них уже этой ночью. Он отдал им часть денег и навел на дорогую добычу — они в любом случае нападут. Признаваться в своей ошибке было больно и унизительно, но и молчать о ней — невозможно. — Что я наделал?.. — обреченно выдохнул он, смотря на стену снега. Едва-едва юноша надеялся, что Келл, как и раньше, поддержит его и не станет бить по больному. Здесь он мог поговорить только с ним, не боясь подорвать не так давно заработанную репутацию. Но и в этом опять ошибся. — Совершил ошибку, — гневно, хоть и тихо отозвался его друг. Риманн задохнулся от возмущения и стыда, услышав обвинение. Развернулся на пятках, готовясь, как и следует командиру, поставить острого на язык бойца на место, но рука дрогнула. Келл смотрел на него из-под сведенных бровей хмуро и разочарованно. — Мы вернемся в обход! — заключил юноша, вцепился в жалкую соломинку, прекрасно понимая безнадежность такого пути. И без того небезопасно будет возвращаться окольным путем вдоль озера через земли бритов, без пяти минут врагов. — Но это займет больше трех недель. — Я приказываю тебе, — с нажимом произнес он. Командир, воин. Посмешище… — Ринн… ты не заплатил им все сразу. Убийцы нападут, но не станут ждать нас три недели в опасной близости от военных действий. Скорее всего, они проведут свою добычу через горы и, чтобы не связываться с бритами, продадут шаям или криитам, как обычных рабов, — Кеоллак говорил правильные вещи, но Риманн не хотел ему верить. Не хотел. — Или предложат выкупить ценных пленников, если узнают, на кого напали. Но мы в любом случае уже ничего не решим. Если ублюдки все же свяжутся с Бритом для обмена… Как только эта Хай… как-ее-там вернется в столицу и лично дословно расскажет все, что от нас услышала после провала на переговорах, король Джоннан первым объявит нам войну. А если еще и прознает, кто на нее бандитов натравил… — Келл зло рыкнул, а Риманн только сейчас понял, насколько серьезно просчитался, стоило вожаку задеть его гордость. — И кто тебя за язык потянул назвать свое имя?.. Нет времени идти через бритские земли таким кругом ради невесть чего, надо выбирать самый короткий путь домой и скорее убираться отсюда. Быстрее всего будет обогнуть хребет к морю: всего дней десять. Нам нужно успеть вернуться к войску твоего отца, пока не началась война, приказ был… — Молчи! — Ринн, мы не успее… Риманн не выдержал и резко толкнул Келла в грудь. Сейчас он ему не друг и не соратник — подчиненный, который отказывается выполнить приказ. Только не вспоминать вскользь увиденную на переговорах молодую женщину, ослепительную, грациозную, величественную. Не думать о том, что могут сделать разозленные ублюдки с такой красотой. Не думать об этом. Не винить себя. Он сделал только хуже. А ведь просто хотел переубедить своенравных бритов и заодно извиниться за нелепые оскорбления его лэрдов, разозленных отказом Брита задаром подать им руку помощи. Помочь… Пусть даже прибегнув к лжи. Зато он смог бы отличиться, стать спасителем, завоевав уважение отца и доверие молодой женщины, голоса королевства в этих переговорах. Они были едва знакомы, но Риманн почему-то верил, что спасение ее из лап бандитов стало бы переломным моментом. Возможно, она бы согласилась задобрить короля ради сохранения мира и жизней сходящих с ума от голода таррангорцев. Согласиться оказать посильную помощь его родине хотя бы провизией. Спасение за спасение. Но теперь, похоже, Риманн никогда об этом не узнает. В горле встал ком. Теперь либо бежать как можно быстрее, поджав хвост, либо пытаться спасти бритов, что по его вине вот-вот окажутся в окружении. Но если бандиты назовут пленным его имя и настоящую причину облавы, что делать тогда? Убить? — Идем в обход по озерной тропе и возвращаемся к перевалу с той стороны. Еще раз посмеешь перечить мне, разжалую, и отправишься обратно разгребать конский навоз, ясно? Келл отступил, нервно оправил манжеты рукавов и потупился. На молодом прежде улыбчивом лице читалась обида, не страх: — Да, командир. Риманн до судороги в мышцах сжал замерзшие зубы и заставил себя задавить рвущееся наружу чувство вины. Он успеет все исправить. Успеет.