***
Шесть лет назад…
Звуки сражения отражались от стен расширяющегося ущелья, доносясь до слуха Риманна искаженным нечеловеческим воем. Небольшой поворот в горах мешал отсюда увидеть происходящее на равнине, пока метель укрывала от взора все остальное. Юноша дернул на себя поводья, останавливая коня. Нехорошее предчувствие растеклось по телу жидким льдом. Позади двадцать два дня голодного пути по рыхлому метровому снегу, от деревни к деревне, в ожидании и страхе. Впереди всего одна деревня, три дня пути и две ночи в холодных шатрах до развилки, где брал начало Кэхэйский перевал. «Война началась», — шептали ему ветра, и Риманн не мог не прислушаться. Юноша знал, что какие-нибудь горские бандиты довольствовались отдельными торговыми караванами, идущими к деревням, сейчас же эхо было наполнено заунывным боевым воем и треском горящей древесины. Прошло слишком много времени, скорее всего, таррангорское войско уже собралось и направилось вглубь Брита. При любом исходе спасать Хайолэйр теперь поздно. На узкой дороге бок о бок могли идти только два всадника, но Келл шел чуть позади, уже не первый день храня молчание, за которым скрывалось неодобрение. Риманну пришлось развернуть лошадь, чтобы отдать приказ. Пальцы закоченели и потеряли гибкость, снег с ветром дул в лицо, жестко царапая загрубевшую от холода кожу. — Возьми еще одного человека и скачите туда. Узнайте, что происходит, и сразу возвращайтесь. Его боевой конь, еще не видевший настоящих сражений, беспокойно заржал, переняв тревогу седока. Риманн накрутил поводья на левую руку, правой пригладил притороченный к седлу меч. Идти в лоб неизвестно на кого было чревато, но и просто стоять, глядя на исчезающих в снежной мгле разведчиков, было ничем не лучше и не легче. Шло время, его люди встревоженно переговаривались, но Риманн не слышал отдельных слов. Страх угнетал и лишал выдержки. Он, юнец, поставленный отцом во главу разведывательного отряда после долгих уговоров, и два десятка опытных воинов. Кого они встретят за этим поворотом? Кого им предстоит убить? Битва шла у Озерной деревни, едва ли служившей защитой этого горного перехода. Торговцев и каменщиков водилось там куда больше, чем солдат, и Риманн понимал, кто сейчас пытается дать отпор неизвестным нападавшим: жители деревни и, возможно, несколько человек из стражи. А он сам сможет сносить мечом головы простых людей, не умеющих держать оружие? Разве все эти люди виноваты в их неурожае и голоде? Разве заслуживают смерти, чтобы его сородичи могли жить? Опасные сомнения терзали Риманна в эту секунду. И он не знал, сможет ли исполнить свой долг, сможет ли поднять руку на невинных, когда придет время. Вдалеке показался вытянутый силуэт. Один вместо двух. Риманн поднял руки к лицу, чтобы защитить глаза, но виднее не стало: и без того он никогда не мог похвастаться орлиным зрением, а при такой непогоде и подавно. Тем временем за его спиной послышался лязг вынимаемого из ножен металла. Скачущее животное увеличилось до размера ладони, и Риманн увидел: конь без всадника. Келлин конь. Юноша спрыгнул на землю, всучив поводья подоспевшему оруженосцу, и остановил напуганного коня. — Тс-с, тихо, — заговорил Риманн, но животное не слушалось, так и норовя встать на дыбы. Его левый бок обильно покрывала свежая кровь, а в съехавшее седло крепко впилась стрела с зеленым оперением. «Келл мертв», — пугающе хладнокровно констатировал голос в пустой голове. Его старый друг, никогда не рвавшийся на рожон. — Это стрела бритской армии, — произнес кто-то из солдат. — Война началась, — не то испуганно, не то радостно провозгласил второй. Риманн не оборачивался. Только сейчас он в полной мере почувствовал, что может ждать их там. Смерть. Белое полотно, застилающее взор, и брызги черной крови на нем. Это первая смерть, которую он видел, но не последняя, которую не сможет предотвратить. А ведь если бы не амбиции и непомерная гордость его лэрдов, войны можно было бы избежать. Если бы он сам взял слово, не боясь идти против мнения отца и не мучаясь сомнениями, пока свита Хайолэйр после переговоров спешно собиралась в обратный путь, если бы послушал Келла и отступил от своей затеи… Очередные «если бы». Тихая молитва, взывающая к всесильному духу войны, сама сорвалась с покрытых коркой губ: — Великий Когадх, помоги нам избежать лишних жертв. Помоги победить тем, кто борется за правое дело. Помоги исправить совершенное. Я готов понести ответ перед тобой. Ветер взвыл, словно благословляя в путь. Или проклиная. Он думал, что пойти на сделку с совестью и с бандитами было сложно, но принять это решение было куда сложнее. Только когда оруженосец взял из его рук поводья и отвел оставшуюся без хозяина лошадь в конец отряда, к обозу, Риманн нашел в себе силы расправить плечи. Страх расползался по сознанию, забираясь в укромные уголки, оседал черной копотью на его надеждах. «Выбора нет, поздно. Надо помочь своим», — решился он и, забравшись в седло, попытался перекричать снежную бурю: — Таррангорцы! Великая война с Бритом началась. Мы поможем нашим братьям и лишим врагов всего, что они расценили выше наших жизней. Жизней наших матерей и жен, жизней невинных детей, голодающих, но так и не дождавшихся помощи. Убивайте тех, на ком увидите броню, тех, кто держит в руках боевое оружие. За жизни всех нас и наше будущее. Вперед! Боевой клич забился в глотку, и Риманн молча подстегнул лошадь, держа наготове обнаженный меч. «Нельзя победить без жертв, как и нельзя нестись в бой без веры, запомни», — строго говорил ему отец, когда видел в глазах Риманна сомнения. И он внимал, кивал головой, но, как оказалось, не был готов поверить. Запутался, не чувствуя ни ненависти за убийство друга, ни стойкого желания сложить оружие. Всполохи красных языков пламени отражались на снегу подобно закату: горела водяная мельница на дальней стороне деревни. Под ногами лошадей оказались мертвые, видимо, надеявшиеся убежать в горы. Риманн не смог поверить глазам, увидев среди павших людей молодую женщину, разбившуюся головой о припорошенный снегом камень — на ее глаза, залитые кровью, равнодушно падал снег. Битва настигла запоздало, неумело одарив отряд нестройным градом арбалетных стрел со стороны высокой часовни. Риманн едва успел пригнуться и резко направил коня вперед к кривой стене в два человеческих роста и открытыми настежь воротами, годными не для обороны, а лишь для защиты от горных волков. В этой части селения было тихо: битва велась у озера, пока не затронув жилые дома. Очевидно, никто не ждал, что на деревню могут напасть с тыла и взять ее в кольцо. Отчаянно забил колокол: стрелок, видимо, надеялся предупредить об их появлении. Почему-то от этого звона у Риманна сердце ушло в пятки. — Снимите его! — прокричал он так громко, как только мог, и пустился вскачь по каменным улицам. Дороги между мрачными зданиями из обтесанного камня хаотично петляли, то расширяясь, то сужаясь до крохотных проходов, куда было не пройти на лошади. Двух- и трехэтажные дома, все до одного с затворенными дверями и закрытыми ставнями, брошенные в спешке прилавки, не разгруженные повозки с покрытыми тонким слоем снега мешками — Риманн видел все до мелочей. «Если победа будет за нами, я постараюсь избежать кровопролития, мы возьмем только еду», — неожиданно пообещал юноша сам себе, не отвлекаясь от дороги. Шум и гомон становились громче и отчетливее, и в очередном пролете, на который падала тень часовни, мелькнули сверкающие доспехи с зелеными плащами. Риманн отправил было коня туда, когда из темной подворотни на него с копьем прыгнул человек. Конь заржал и встал на дыбы, едва не сбросив с себя всадника, и только поэтому оружие не задело Риманна. Он замахнулся длинным мечом, даже не успев подумать. Рука не дрогнула, и вслед за его рыком послышался хруст шеи. Металл вгрызся в плоть и застрял там. Бесконечно долго Риманн смотрел на стекающую по его мечу вязкую кровь, на почти отрубленную голову, завернутую под неестественным углом. И только когда мертвое тело начало оседать, выдернул из плоти оружие. Не воин, не солдат — старик. Его седые длинные волосы и борода, обагренные кровью, слиплись и закрыли неприглядную смертельную рану. Сквозь одежду виднелось множество свежих порезов, левая рука оказалась отрублена: это был его последний рывок перед смертью. Риманн зачарованно выдохнул, меч вдруг стал непосильно тяжелым. Он опять не сдержал обещания: этот человек всего лишь защищал свой дом, а он… он стремился его разграбить. Юноша мысленно влепил себе пощечину, заставляя забыть ненужные сожаления по свершенному, и бросился к часовне — в бой. Только вперед, без жалости, как учил отец, потому что не сумеет сражаться без веры. Дерущиеся к нему спиной пешие бритские солдаты не успели увернуться от рубящих ударов Риманна. Брызги крови попали ему на лицо, окрасили губы. Сердце стучало в глотке громче стука подкованных копыт. На небольшой площади селяне вместе с шестью солдатами Брита защищали вход в часовню, пока таррангорские воины постепенно расправлялись с одиночными противниками. Увидев всадника, бриты словно еще больше сжались и прильнули к стене за миг до залпа арбалетов. Стрелы поразили почти всех, кто бился на площади. Риманна же словно хранили духи: стрелки не смогли ранить мчащуюся лошадь. Не сбавляя скорости юноша несся дальше, в самое пекло сражения. Огонь вдалеке медленно разрастался, прихватывая редкие деревянные постройки. По соседним улицам эхом разлеталась ярая поступь его отряда, но защитники деревни не слышали. Спиной к нему они отстреливались из луков по врагу, наступая, не ожидая нападения. И Риманн использовал это. Слишком поздно бриты услышали его приближение и те, кто оказался без доспехов, полегли замертво. Молодой лучник пригнулся и выпустил стрелу, но та не смогла пробить доспех Риманна, а в следующее мгновение юноша уже занес над стрелком меч. Мельница становилась все ближе, а бой — все громче. И в то же время все чаще среди мертвых виднелись его сородичи. Некогда было думать, на чьей стороне сейчас победа, Риманн мог только использовать внезапность и бить первым, чтобы остаться в живых. Вокруг свистели стрелы, и, казалось, что каждая попадает прямо в его сердце. Долг… Это его долг. Но из-за крови рукоять меча предательски скользила в руке, мышцы сводило все сильнее, а слух искажался, выдавая предсмертные вопли за крики чудовища из самой Бездны. Еще несколько улиц, базарные площади и палаточный рынок, везде виднелись трупы. Кто-то еще стонал, кто-то пытался бежать, и Риманн видел, что таррангорцев сумели отбросить назад, иначе среди мертвых здесь было бы намного больше зеленых плащей. А тем временем снег прекратил разрывать воздух, и местами ветру удалось разогнать нависшие над ущельем тучи. В неожиданном свете солнца смерть предстала куда страшнее и реальнее, и Риманну каждую секунду приходилось заставлять себя смотреть только вперед и надеяться, что шальная стрела с очередной крыши или из подворотни не выбьет его из седла. Деревня закончилась так же неожиданно, как началась, Риманн едва успел остановиться. Небольшой обрыв с двухметровым водопадом и стена, сделанная в подобие продолжения ущелья, рядом с которой одна или две сотни людей сцепились в схватке. Нет, не армия, только разведывательный отряд, напоровшийся на неожиданное сопротивление бритов. Откуда только здесь столько настоящих воинов? Неужели знали о приближающемся нападении? Риманн опять несся по спуску в бой под загнанное дыхание коня. Таких же, как он, всадников, было не в пример меньше, а пешие солдаты слишком поздно успевали повернуть в его сторону оружие. Повергая врага за врагом, Риманн чувствовал только страх и ужас — никакого пьянящего ощущения неуязвимости, о котором говорил ему повидавший много войн отец. Слишком много криков, слишком много крови, отрубленных конечностей, вонзенных в горную породу стрел. Под солнцем ничего не могло спрятаться, и его собственный меч сквозь слой крови ярко переливался серебром. Из глаз бритов на него смотрела смерть. Рука уже устала наносить удары, и все очевиднее становилось, что таррангорцам не победить. Кто-то из его соотечественников пытался бежать в город или наоборот перебраться через стену между деревней и дорогой на Таррангор, но те лишь ловили стрелы, как только отделялись от общей массы. Время тянулось, заглушало звуки боя. Риманн затормозил, чувствуя, как доспех мешает ему дышать. Всего в нескольких шагах мужчина в рабочей одежде ударил огромным молотом по коленям своего противника и, когда тот упал, опустил инструмент на его голову. Шлем не выдержал такой удар, с треском погнулся, вонзившись в расколотый череп с таким звуком, будто пекарь до хруста сдавил в руке куриное яйцо. И почти в ту же секунду кузнец сам оказался проткнут мечом. Риманн видел окропленный кончик, на пол пальца выглянувший между его ребер. Застывшее происходящее так сильно шокировало юношу, что с запозданием он увидел мчащегося прямо на него врага, который держал в руке длинное копье. Даже не успел поднять меч, зачарованный развевающимся на ветру плащом цвета летней хвои. Сильный удар меж металлических пластин выбил его из седла. Боль в плече ослепила, на короткий миг украла зрение, и Риманн падая инстинктивно выпустил меч. Земля под ним неожиданно захрустела, разверзлась, выпуская на волю ледяную воду, и он тут же камнем пошел ко дну.