Боль в твоем сердце

      Сегодня Хайолэйр проснулась почти счастливой. Почти. За окном поднималось теплое солнце, первые перелетные птицы заливались нестройной трелью, прячась под суровыми еловыми лапами. По стеклу медленно стекали одинокие капли тающего снега. Начиналась долгожданная весна.       Ноги немного гудели после утомительной дороги домой, а плечи теперь болели от долгого напряжения, подкрепляя общее ощущение и в то же время резонируя с подсознательной надеждой на что-то хорошее. Миледи медленно потянулась и случайно взглянула на лежащие на прикроватной тумбе бумаги, исписанные идеальным косым почерком. Сразу как-то подобралась, приподнялась, с сомнением прикусив край верхней губы и протянула руку вперед, чтобы осторожно провести кончиками пальцев по выпуклой королевской гравировке. И тут же отдернула руку, виновато поджав губы. Вольная Риманна. Легкое воодушевление тут же сошло на нет.       Не иди речь о Риманне, Хайолэйр могла бы чувствовать ничем не омраченную давно позабытую гордость за вложенный в переговоры труд. Ведь она стоила потраченных нервов, вот только досталась с одним унизительным для Риманна условием. И Хайолэйр понятия не имела, как его выполнить. Если они оба все сделают правильно, если только Риманн не сорвется… Если… Тогда этот жест доброй воли пополнит казну и заложит твердый фундамент для воссоздания оборванных связей между победителями и проигравшими. Лучшего исхода и быть не могло, правда же?..       Густая ароматная овсяная каша не смогла разбудить аппетит, так что, едва утолив еще не проснувшийся голод теплым козьим молоком, миледи спешно — с разгорающимся трепетом — отправила Джорди с посланием для Риманна, пока сомнения окончательно не сгрызли ее изнутри. Не заставили трусливо отступиться от предстоящего разговора под предлогом серьезных размышлений. Да и в такую замечательную погоду отсиживаться в четырех стенах казалось настоящим кощунством.       Лэйр и не помнила, когда последний раз говорила с Риманном — кажется, целую вечность назад, — все их встречи начинались и заканчивались коротким обменом взглядами да и только. Вот и сейчас не стала рассказывать уже не невольнику, но еще не вольноотпущенному, куда и зачем уезжала на три дня, боясь спугнуть удачу и дать ложную надежду, которая сделала бы только больнее. Кроме Гайрона никто в Грахам-шаате и не знал причину ее отъезда, но, судя по всему, он был совсем не тем человеком, с кем можно было бы просто поговорить по душам, у кого можно было бы попросить помощи найти нужные слова. Вряд ли среди живых найдется хоть один человек, кто мог бы ее понять. «Нет, один точно найдется», — ненароком делая себе больнее, ответила сама себе миледи.       Неприятное чувство залезало под кожу, заставляя чуть морщиться и дергать плечами. Надо покончить с ожиданием прямо сейчас, рассказать без утайки обо всем и предоставить… выбор. На этом слове Лэйр словно споткнулась, но постаралась взять себя в руки. Если не врать хотя бы себе, теперь она не имела ни малейшего представления о том, что произойдет дальше. Вернее, на счет ближайшего будущего сомнений как раз таки не было — нельзя не выполнить приказ короля, — а вот что будет после, когда — если? — Риманну удастся доказать свое право на свободу… Опять глухое одиночество? Страшно.       Пусть Лэйр почти научилась без содрогания смотреть на свое отражение, пусть ее жизнь наполнилась смыслом и какой-никакой целью, позволяющей забыть о лезущих в голову глупостях, пусть к ней вернулась отцовская выдержка, а злость перестала выжигать внутреннее равновесие, пусть… Относительно решения Риманна вернуться домой к дяде она не сомневалась ни секунды: у него нет и не будет ни одной причины оставаться в ее доме и рядом с ней, как только вольная вступит в силу. Они враги — пусть и бывшие, — и связывает их лишь прошлое, которое обоим лучше забыть. Слишком о многом ему будет напоминать ее обезображенное лицо, слишком о многом ей будут напоминать его шрамы… Так что Лэйр была благодарна уже за то, что почти сумела примириться с самой собой. Теперь в оставшееся время осталось примирить с самим собой и Риманна.       Невольник уже ждал свою госпожу, подставив не тронутое шрамами лицо весеннему солнцу, которое настойчиво пробивалось через зубцы восточной стены. Услышав скрип входной двери, он открыл глаза и с удивлением — даже радостью — посмотрел на свою госпожу, но, увидев ее полный сомнений взгляд, потупился и с тревогой склонил голову в почтительном приветствии. Хайолэйр постаралась не замечать последнюю реакцию: воодушевленно улыбнулась, инстинктивно коснувшись пальцами внутреннего нагрудного кармана, где лежала аккуратно сложенная вольная. К ее радости, Риманн участливо улыбнулся в ответ. Даже не зная, не догадываясь, что его ждет.       Стоило Лэйр только подойти ближе, из-за угла на звук ее шагов выбежал подросший Аластеир — серая лайка, которую много недель назад подобрал и спас Айк. Миледи вздрогнула, не в силах побороть инстинкт и неприятные воспоминания, но пес так весело закружил вокруг нее, что Лэйр все же заставила себя забыть об этом прошлом и расслабиться. Хотя бы сейчас.       Алас настойчиво завилял пушистым хвостом, явно стремясь привлечь к себе все ее внимание, пока в зубах держал конец самодельного поводка из тонкой крученой веревки. И ткнулся в ее кисть теплым мокрым носом, с преданностью и безграничным доверием смотря на нее. Точно зная, что Лэйр не сделает ничего плохого.       — Что, защитник, хочешь с нами? — тепло улыбнулась псу Лэйр, опустившись на одно колено — холод снега неприятно коснулся ее кожи через плотные зимние брюки — так, что почти не наклоняясь смотрела в серые глаза выросшей собаке. — Тогда вперед! — Алас точно понял ее слова, радостно вытянулся, как перед прыжком, и громко радостно гавкнул в ответ.       Лэйр невзначай чуть обернулась, но застала на лице молча стоящего Риманна странное нечитаемое выражение:       — Идем?..       Тающий снег блестел на солнце и сладко хрустел под ногами. За просекой слышалось щебетание проснувшихся птиц. Каждый шаг по девственно чистому полотну сопровождался задорным хрустом тонкой корки льда над многослойным снежным покровом. Лэйр шла бодрой пружинистой походкой по едва проторенной тропе, мысленно пытаясь подгадать подходящий момент, чтобы остановить идущего всего на полшага позади Риманна. По правде, она едва успевала смотреть по сторонам, все думая: какие слова будут звучать правильно. И как бы объяснить, что приказ короля должен быть выполнен.       А еще не могла отогнать от себя страх предстоящего одиночества. Как не было никого рядом, так и нет. Ни друзей после войны не осталось, ни родных. А у Риманна семья есть — не в вину ему, — и понимание этого резало по сердцу обреченной завистью. Впрочем, недолго. Как бы проверяя, поспевает ли за ней молчаливый спутник, Лэйр периодически поглядывала за правое плечо, за что ловила на себе короткие непривычные взгляды. Риманн явно был удивлен и рад выйти на забытые почти прогулки, неловкая скованность стала не такой заметной, и юноша позволял себе улыбаться чуть шире обычного, глядя по сторонам. Кажется, словно и в его душу пришла робкая весна, но все равно из его взгляда так и не ушла тихая печаль, с которой он часто разглядывал веселящихся во дворе слуг. Лэйр хорошо знала это чувство. И потому, рассматривая красивое лицо, обрамленное длинными светлыми волосами, привычно чуть спутанными и забранными в хвост, все больше терялась в мыслях. Никак не могла отпустить ситуацию, не могла наконец решиться. Глупо, наверное, но так не хотелось причинить боль своими словами. Так не хотелось… отпускать?       Лэйр оступилась от неожиданно появившегося в мыслях слова. Да так, что ногой на несколько сантиметров провалилась в сугроб. Алас игриво гавкнул, словно подтрунивал, пока Риманн с опаской удерживал миледи за локоть от падения на колени. С трудом и легким смущением миледи вырвала ногу из снежного плена, выдохнула.       — Спасибо… — поблагодарила хрипло, стряхивая со штанин снег. И все не поднимая глаз.       Алас повел носом и, потеряв к ней интерес, с любопытством побежал по просеке в сторону темного елового леса, где еще не виднелось ни одного человеческого следа. Лэйр присмотрелась и с удивлением заметила, как спешно спиралью поднимается на толстое дерево пушистая рыжая белка.       — Вот следопыт, — с усмешкой озвучила мысли Лэйр, просто чтобы не молчать. Риманн только тихо хмыкнул в ответ, повторяя ее взгляд, но краем глаза миледи видела, как он улыбается, глядя на бессмысленные попытки лайки познакомиться с лесным жителем поближе. — Ну, идем за ним?       Солнечный диск степенно клонился к горизонту, удлиняя сине-розовые тени. Втроем они уже взобрались с поймы на высокий берег, обошли все знакомые и незнакомые опушки и овраги, спустились к поросшей молодняком низине и неспешно возвращались обратно. Руки без перчаток чуть ощутимо подмерзли, хотя солнце и грело, не получивший сегодня нормальной еды организм настойчиво просил обед, но Лэйр опять погрузилась в свои мысли, про себя считая до десяти, выдыхая, и начиная счет сначала. Лежащая во внутреннем кармане вольная как будто обжигала грудь прямо через одежду, все чаще напоминая о себе и больше не давая наслаждаться просыпающей природой.       «Пора», — достаточно уверенно, чтобы поверить, одернула себя она. Чуть нервно просмотрела горизонт, на миг приложив руку ко лбу козырьком — только бы оттянуть момент, — и тихо позвала:       — Риманн?       Он остановился, опередив ее на три небольших шага. Медленно развернулся, непривычно прямо смотря на нее. Вначале со скромным любопытством и участием, чуть приоткрыв рот — словно хотел что-то сказать, — но сразу после на место спокойствию на его лице пришла тревога. Значит, увидел в ее взгляде то, что Лэйр хотела бы спрятать…       Между сведенными в ожидании ее слов бровями залегла морщинка, а в глазах отразилось… понимание? Как Лэйр хотелось бы знать, о чем Риманн думает, глядя на нее так… Понимает ли, как сильно она к нему привязалась, как сама изменилась за это время? Представляет ли, что сейчас услышит? «Нет, откуда?» — чуть пожала напряженными плечами она, и зависла, пропуская через себя его невозможный взгляд. Но если нет, почему тогда в его серых глазах вдруг появилась такая знакомая боль?       — Риманн… — слов у советника и парламентера, и правда, не находилось. А еще хотелось куда-то деть руки, чтобы избавиться от глупой и неуместной неловкости. Хайолэйр даже улыбнулась про себя этой юношеской неуверенности: отец бы в жизни не поверил, что его дочь может так сомневаться, не справляясь с эмоциями.       Риманн терпеливо ждал, словно ожидая приговора. Но ждал спокойно, заранее согласившись с любым ее решением — как и предлагал в их последний разговор. И от этого прямого взгляда становилось еще хуже. Слова застревали в глотке, как рыбные кости.       — Мне нужно кое-что тебе сказать. Только я не знаю, как…       — Я тебе больше не нужен? — вдруг спокойно — даже с улыбкой, не коснувшейся глаз — высказал Риманн свою догадку, как только Хайолэйр зависла на полуслове. Без злости или страха, или мольбы, а все с той же неправильной покорностью и, что страшнее первого, с пониманием.       — Что? Нет! Почему ты так подумал? — быстрее, чем стоило бы, опровергла Лэйр. Риманн в ответ лишь пожал плечами и отвел взгляд.       Произнесенная ровным голосом догадка резанула по сердцу, но миледи не позволила себе обидеться. Или выдать глупые эмоции. У него есть полное право так думать, а у нее — шанс подарить куда большее, чем просто надежду.       Где-то позади, за пригорком, звонко журчал оттаивающий ручей и необычно тихо подвывал ветер, унося вдаль ее громкое дыхание. Алас скулил, нервно закружившись на месте, как будто чувствовал повисшее напряжение. Пауза затягивалась.       — Я тебе не нужен. Ни как любовник, ни как… цель возмездия, — охрипшим голосом спустя время констатировал он, оторвавшись от разглядывания своих искалеченных рук, на которых теперь красовались розоватые мозоли. Безжизненный голос, покрасневшие от стыда щеки. Хайолэйр и самой впору отвернуться, но она смотрела прямо, выжидающе, стараясь не показать так ненавистную Риманну жалость. — На что-то другое я не гожусь. Да и не заслужил ничем, так что…       — Ты ошибаешься. Я… — оборвала его Лэйр и даже сделала один шаг навстречу, прежде чем где-то за спиной в унисон лаю раздался неясный приближающийся топот. Непонимающе задрала голову, смотря на край мрачного даже днем леса сквозь мелкие шапки снега и свисающие к пойме корни деревьев. Дыхание перехватило от страха, и Лэйр инстинктивно попятилась назад, упершись спиной в застывшего Риманна.       Из белой пустыни прямо на них несся огромный волк.       Все мысли как отрезало. Она застыла изваянием, не смогла заставить себя двинуться с места: настолько силен оказался скалящийся из прошлого ужас. Окровавленное тело отца, алые простыни, надрывный скулеж гончих, темные капли на снегу. Кошмар, засевший в душе, мчался ей навстречу так быстро, что Лэйр уверилась: этот вдох станет ее последним.       И тут вдруг Риманн резко дернул ее за плечо, заводя себе за спину, и жестко одернул:       — Беги! — Хайолэйр не услышала, мысленно отсчитывая секунды до прыжка дикого зверя с высокого берега. — Прошу, беги! — повторил он и оттолкнул ее. Лишь тогда миледи очнулась, мазнула расфокусированным взглядом по его побледневшему лицу, едва-едва задержавшись на распахнутых глазах. И почему-то даже мысли не возникло струсить.       Увидев вблизи припорошенный снегом некрупный камень, она резко подскочила на месте и бросилась к нему. «Не брошу», — упрямо стучалась в унисон биению сердца мысль.       Прогремевший секундой позже грозный рык пробрал до самых костей. Лэйр оступилась на укрытой снегом коряге и полетела на землю. Вслепую резко оперлась ладонями и поднялась, рывками вдыхая влажный воздух. Нога опять соскользнула, под подошвой что-то громко треснуло и захрустело. Хайолэйр успела только ойкнуть, вмиг потеряв равновесие. А в следующее мгновение жгучий холод оборвал сбившееся дыхание, и болезненный удар из ниоткуда полностью лишил зрения.

***

      — Лэйр?       Риманн пошатнулся, выдохнул сковавший грудь воздух. Подставленная под укус голодного хищника левая рука обильно кровоточила. Одежда на груди и животе стала горячей от крови, брызнувшей из распоротого брюха зверя. Оглушенный мужчина, едва увернувшийся от падения семидесяти килограммовой туши, еще крепче сжал здоровой рукой погнутый нож. Тот, что давным давно зачем-то тайком стащил с хозяйской кухни. Тот, что в последний момент успел выудить из сапога.       Алас все продолжал зло рычать, тыкаясь окровавленной пастью в укушенную заднюю лапу тощего зверя, но Риманн едва ли его слышал.       Несколько драгоценных секунд он ошарашенно смотрел на разъехавшийся лед и оказавшуюся под ним бурлящую черноту. Едва сообразил, что случилось, из увиденного успев осознать только зацепившуюся за край острого истончившегося льда женскую руку.       Испуг погасил все, кроме инстинктов, и Риманн на четвереньках бросился к краю проруби. Не успел. Тихий всплеск, и Лэйр, щедро окропившая разломанный лед своей кровью, полностью ушла под воду. Без раздумий Риманн стянул оба сапога, сбросил с плеч тяжелый мокрый плащ, вобравший запах звериной мочи и крови. Воткнул погнутое лезвие в лед и, глубоко-глубоко вдохнув, спрыгнул.       Ледяной мрак разросся повсюду. Невольник о нем не думал. Тело свело судорогой от обжигающего холода, но он зажмурившись упрямо тянулся свободной покалеченной рукой вслед течению, неосознанно молясь, чтобы Лэйр не унесло. Ноги не касались дна, колодезная вода заползла под веки. Риманн вынырнул, чтобы коротко вдохнуть, и снова погрузился в воду. Мышцы кисти, удерживающей неудобную скользкую рукоять, окаменели. Кожу и мясо будто вмяло в ставшие ломкими кости.       Вдруг потерявшие чувствительность пальцы ухватились за прорванную прячущейся в воде веткой ткань. От охватившей сердце радости Риманн едва не лишился опоры: лед впился в натянувшую до предела руку и начал трещать. Выпустив рукоять, он рванул ко дну. Обеими руками слепо вцепился в затонувшее бревно, из последних сил стараясь не сорваться.       В голове гремело набатом только одно слово: «спасти», но негнущиеся пальцы больше вообще ничего не чувствовали. Тело раскололось на крошево от впившихся до костей острых ледяных игл, и Риманн не сразу осознал, что ухватился за руку Лэйр, такую же бескровную, как и все вокруг.       Времени не существовало, не существовало воздуха. Только мерное течение, затягивающее в никуда. Риманн сопротивлялся. На ощупь отцепил фибулу нанизанного на ветку плаща и, что есть сил, притянул к себе безвольное женское тело. Оттолкнулся вверх, подняв свободную руку. От усилия в нос попала вода. Непроизвольно распахнулись глаза, но в ту же секунду Риманн увидел над собой светлое пятно неба, а ногти царапнули по кромке разломанного льда.       Когда воздух ворвался в легкие, мужчина едва удержался на плаву, в последний момент наугад протянув правую руку туда, где во льду торчал нож. Слепые от боли глаза ничего не видели, но даже так он попытался втащить тяжелую ношу на лед. Тот трескался и кусками уходил под воду. После второй попытки клинок дернулся и прочертил глубокую борозду. Риманна понесло на другой край проруби, хозяйка приложилась головой о его плечо. Бессознательно воспользовавшись моментом, он за секунду до столкновения вытолкнул ее на поверхность до самого пояса. Сжав на спине одежду, подтянул выше, из последних сил взвалил на лед. Алас залаял и крепко вцепился в рукав Лэйр, потянул на себя, в последний момент не дав сорваться.       Освободив обе руки, Риманн кое-как закинул ногу и выполз сам. Откатился от ломкого края и, поднявшись на четвереньки, закашлялся.       Случившееся запечатлелось в памяти одним мгновением.       Не думая, не паникуя, даже толком не радуясь спасению, Риманн подполз к Лэйр и ослабшими руками попытался перевернуть ее на спину. Первое, что он увидел: несколько крупных алых капель, расползшихся по примятому снегу. Сердце пропустило удар. Правую половину ее лица, изрезанную льдом, заливала кровь, и невозможно было понять, уцелел ли глаз. Страх за жизнь госпожи, который секунды назад толкал вперед, вместо того чтобы сковывать, теперь подступил к самому горлу. Уже без первобытного ужаса Риманн вспомнил, как ему помогали прийти в себя после падения в воду, чтобы не лишиться ценного пленного, и тут же неожиданно понял, что, прыгая в бездну, совсем не боялся за собственную жизнь.       Страшась потерять решающие секунды, Риманн решительно подтянул недвижное тело к себе. Лэйр оказалась невозможно тяжелой, а от усталости уже отнимались руки, но в несколько этапов ему все-таки удалось перевернуть госпожу на живот и уложить на свое колено головой вниз. Перед глазами все плыло, и Риманн почти вслепую ударил раскрытой ладонью по ее узкой спине. Несколько раз промахнулся, едва не потеряв равновесие, но не позволил себе сдаться.       Лишь когда показалось, что все потеряно, Лэйр наконец дернулась и захрипела, выталкивая из легких воду. Риманн задышал глубже, на миг блаженно задрав голову вверх, а после хорошенько встряхнул ее за плечи.       — Ничего… не… вижу…       — Все хорошо… хорошо… — прохрипел он в ответ, коснувшись щекой дрожащей спины. Боли Риманн не чувствовал, но даже просто дышать получалось лишь через силу, горло раздирал надсадный кашель. Тело дрожало и зудело под вымокшей одеждой, но надо было набрать силы на последний рывок, чтобы окончательно не окоченеть.       Алас громко скулил и крутился вокруг них, и Риманну пришлось быстро схватить его за ошейник.       — Молодец, ты молодец… беги за помощью, — требовательно смотря в глаза беспокойному псу, приказал он и подтолкнул в сторону замка: ему может не хватить сил справиться в одиночку.       Аласу не пришлось объяснять дважды.       Непослушными пальцами Риманн принялся снимать с затихшей Лэйр одежду. С трудом дотянулся до брошенного в снег плаща, бережно обернув продрогшее нагое тело, лишь с третьей попытки поднявшись с ношей на ноги. Сил на то, чтобы натянуть сапоги, уже не хватило. Но, если промерзшие пальцы и кололо, невольник совсем этого не замечал. Как мог быстро переставлял ноги, пугливо прижимая женщину к себе, только бы не поскользнуться. Только бы не упасть. Не уронить.       Он шел упрямо — из последних сил, — но спасение не становилось ближе. Замок черной кляксой маячил на горизонте. Посиневшие губы Риманна сжались в тонкую упрямую линию. Хлебными крошками за ним тянулись яркие на снегу капли крови. Дозорные башни виделись изломанной лентой, а в горле першило так, что каждый глоток воздуха отдавался ломотой до самых кончиков замерзших пальцев. Почти заметенная за зиму тропинка все петляла по изогнутым полям, растягивая недалекий путь, дробя каждый шаг босыми ногами по колкому снегу на оттенки боли и страха за ускользающую меж пальцев жизнь.       Риманн даже не успел заметить, как впереди началось какое-то движение. Чей-то едва знакомый голос раздался совсем близко, и он с надеждой вгляделся в мчащийся к ним силуэт. Не волк — Алас. И человек. Гайрон?       — Я держу ее. Держу! — его теплые крепкие руки подхватили госпожу, и Риманн обессиленно выдохнул, тут же расслабив сведенные судорогой конечности. Повалился на колени, уперев ладони в притоптанный снег. — Держись, я сейчас.       Под крепостной стеной опять послышались крики и лай.       Теплый весенний ветер ножом ударил в спину, и воли подняться самому уже не осталось, когда по-близости под чьими-то сапогами вновь захрустел снег. Риманна, заваливающегося на бок, в последний момент подхватили две пары рук. Заиндевевшие ресницы дрогнули, и мужчина рвано вздохнул, когда его бережно поставили на ноги. Резкая боль вспыхнула в покалеченной зверем руке, а следом он наконец сдался и, растратив все силы, потерял сознание.