goodbye & love me

— Нам однозначно есть, о чем поговорить, — серьезно протянул Джин, когда ближе к вечеру стоял спиной к кровати и к Чимину, который сидел на ней и перебирал пальцами складки на спортивных штанах. — Я слушаю, спрашивай, — пожав плечами, просто ответил он и продолжил свое нелепое и неинтересное занятие. Он чувствовал себя нашкодившем ребенком, но постоянно бежать от разговора не получилось бы, поэтому он решил сразу отстреляться. Джин переодел худи на обычную футболку, штаны повесил в шкаф и уселся на пуфик, который стоял напротив кровати. У Чимина сложилось впечатление, что он под следствием. Так случалось всякий раз, когда альфа устраивал свои излюбленные допросы. Он очень любил разговаривать и задавать вопросы. И Пак, который всегда по возможности избегал ненужных разговоров, всегда раздражался на эту ужасную, как ему казалось, черту характера. — Чонгук спросил тебя про зажигалку. — Я помню. Я выкурил сигарету после того, как ты стал шантажировать меня тем, что все расскажешь родителям. И эта зажигалка — новая. Я купил ее перед поездкой, на всякий случай. И вот она пригодилась, — Чимин выпалил это все быстро, почти на одном дыхании, не поднимая взгляда на своего альфу, который не перебивал, внимательно слушая. — Я не хотел, я уже отвык от курения, это больше не необходимость, как раньше. Джин понимающе кивнул и кашлянул, прочищая горло. Он некоторое время ничего не говорил, кусал губы и думал, как лучше поступить в этой ситуации. Он думал об этом во время ужина и практически не слушал рассказы Билла. Его искренне задевало то, что в их с Чимином отношениях одна за одной снова начинали появляться проблемы. Он думал, что они уже прошли этот период, думал, что пережили, переросли. Пак больше не был школьником, у которого импульсивность характера била по мозгам каждые две минуты, это больше не был юношеский максимализм и ветреность. Поэтому он никак не мог подобрать объяснения тому, что это опять происходило. Джин поднялся и пересел на кровать к Чимину, снова прочистил горло и положил ладонь на его плечо, легонько сжимая. — Я был неправ сегодня днем, когда накричал на тебя, когда стал манипулировать твоими родителями. Это подло и низко с моей стороны, признаю. Но в последнее время, мне кажется, что наши старые проблемы возвращаются. Ты опять замыкаешься в себе, а я опять не знаю, как вытащить тебя. Мы ведь должны быть одной командой, я хочу тебе помочь. Не хочу, чтобы ты думал, будто я стараюсь для себя, хочу, чтобы ты знал, что так тебе будет лучше. И потом ты сам увидишь, как тебе полегчает. Людям нужны люди, Чимин. Ты ведь хорошо пообщался с Чонгуком, разве нет? У него все написано на лбу, он простой парень. Чимин усмехнулся столь необдуманному утверждению и поджал губы, буквально насильно заставляя себя молчать, чтобы не сделать хуже. Он, в отличие от Джина, хорошо знал, что этот парень представлял собой, и он совершенно точно не был простым. Это как раз та характеристика, которую никак нельзя было применить к нему. — Я хочу, чтобы вы и дальше так общались, вы выпили кофе, наверняка, поговорили о чем-то? Что он тебе рассказал? Чимин пожал плечами, он много чего мог сказать, ему было, чем с Джином поделиться, и он знал, что может открыться ему, но не хотел ворошить это прошлое, потому что именно от воспоминаний, связанных с Чонгуком, он отчаянно пытался сбежать. Он пробовал запирать их в глубинах сознания, пытался выкинуть из головы, заглушить, закрыть и обставить другими, и все эти баррикады рухнули в один миг. С его очередным появлением. — Ничего личного он не рассказал мне. Я думаю, он не особо хочет со мной дружить. — Неправда! Он был приветлив и дружелюбен с тобой. И во время ужина он постоянно спрашивал, что тебе передать, долить ли тебе сока. Разве это не показатель того, что он тянется к тебе? Билл сказал, что вы одногодки. Вам сам Бог велел дружить, Чимин. Я не хочу, чтобы это выглядело, будто я принуждаю тебя, но тебе нужен кто-то помимо меня, с кем ты бы смог проводить время. Чимин молча кивнул, решив, что спорить бесполезно. Есть вещи, которые Джин не хотел слышать и понимать, и дело было даже не в Чонгуке. Будь на его месте кто угодно другой, все было бы также. А Пак слишком устал за этот тяжелый день, чтобы вынести еще одну словесную перепалку. — Хорошо? — ткнувшись носом в щеку своего парня, уточнил Джин. — Хорошо, — едва слышно ответил тот, но от усталости не смог выдавить даже подобие улыбки.

***

Чимин не хотел просыпаться. Он сквозь сон слышал, как Джин собирался и просил его тоже поскорее вставать, потому что на сегодня они с Биллом запланировали поездку в лес на велосипедах. Краем уха он также услышал, что почти весь день они проведут на воздухе, где будут жарить на костре мясо и овощи, и ему совершенно не понравилась эта идея. Пак открыл глаза, когда несколько сообщений от альфы, который уже больше получаса назад спустился вниз, пришли друг за другом, вибрируя под подушкой. Еще один день бок о бок с Чон Чонгуком. Чимин понятия не имел чего ждать, но вполне ожидал, что сегодня, возможно, его скинут с обрыва или сожгут на костре. Это было, конечно, не столь правдоподобно, как то, что из-за неосторожных слов этого парня они вновь поругаются с Джином, но и эти мысли допускались. Умывшись и переодевшись, Пак спустился вниз. Чонгук в идеально выглаженном спортивном костюме бордового цвета сидел на ручке дивана рядом с Биллом, напротив сидел Джин и, заметив, Чимина, тепло улыбнулся. — Наконец-то, мы заждались тебя. — Доброе утро, — поздоровался Билл, на что Пак ответил с опозданием, перехватив серьезный взгляд Чонгука, который неловко дернулся и поднялся, складывая руки на груди. Он сделал это слишком быстро, но Чимин успел заметить руку альфы, которая до этого собственнически лежала на острой коленке. — Привет, — вернув лицу безэмоциональность, бросил Чон, проходя мимо. — Не выйдешь со мной на террасу? Я покурю и потом поедем. Чимин неосознанно нашел глазами своего альфу, который одобрительно кивнул, заставляя омегу буквально насильно себя развернуть и потащить следом. На улице было теплее, чем вчера, но Пака все равно морозило. Он встал рядом с Чонгуком, который прикурил себе, воспользовавшись сиреневой зажигалкой. Рот Чимина наполнился слюной, ему тоже захотелось выкурить одну, но Джин с Биллом могли выйти в любой момент, поэтому скрестив руки и оперевшись локтями на перила, он просто молчал. — Это ведь я впервые угостил тебя сигаретами? — делая очередную затяжку, неожиданно спросил Чонгук, заставив сердце Чимина подпрыгнуть почти до горла. Его голос впервые со вчерашнего дня прозвучал знакомо. Похоже. Как раньше. — Не помню, — просто ответил Чимин, хотя помнил. Это, в самом деле, был Чонгук. Он как сейчас помнил свою первую сигарету. Та тоже была с вишневым фильтром и потрясающе пахла, и почему-то Чимину казалось, что курить будет вкусно, но он закашлялся после первой же попытки и бросил это дело спустя несколько минут. На тот момент ничего особенного в курении он не нашел и не стал заставлять себя. Хотя мог бы, потому что одноклассники, особенно альфы, считали крутыми тех омег, которые могли выкурить с ними на пару. — Когда ты конкретно подсел? — Я могу бросить в любую минуту. Чонгук усмехнулся, покачал головой и перевел взгляд на красивый профиль Чимина, который чувствовал на себе взгляд, но не тяжелый и прожигающий, как то было вчера, а более мягкий и снисходительный, от этого еще более пугающий и неуютный. — Все так говорят. Я тоже так говорил, но потом… — Послушай, Чонгук, здесь нет твоего Билла. Джина здесь тоже нет. Не трать энергию, я не хочу разговаривать с тобой лишний раз. Нам сегодня предстоит весь день провести бок о бок, будет полно времени, чтобы хорошо сыграть свои роли. — Это было грубо, — улыбка медленно сползла с красивого, но сильно осунувшегося лица Чона и, сделав последнюю затяжку, он неожиданно протянул кончик сигареты Чимину. Тот тяжело вздохнув, уставился на тонкие пальцы, в которых был зажат фильтр, и с трудом сдержался, чтобы не высказать Чонгуку в лицо все, что он думает о его поведении. Это была очередная провокация, а они двое закончили свое прошлое не на той ноте, чтобы иметь сейчас что-то общее, а тем более, выкуривать одну сигарету на двоих. — Обойдусь, — просто бросил он и вернулся в дом, оставляя Чона одного. Тот был более эмоционально стабилен, нежели Чимин, спокойнее воспринимал то, что судьба снова свела их двоих в одном месте, в одно время. Но, на самом деле, он лишь пытался контролировать себя, чтобы не сказать или не сделать чего-то, о чем потом пожалеет. Его душа была не на месте, он не спал всю ночь. Лежа в постели рядом с Биллом, он смотрел на его приятные черты лица, водил пальцами по аккуратному носу, острым скулам и густым бровям и пытался в этом занятии найти для себя спокойствие, но не получалось. Еще он пытался выкинуть из головы то, что в соседней комнате спит Чимин и настроить себя на то, что впереди целых две недели. Если бы он знал, кого встретит в этой поездке, обязательно бы подготовился, но он не знал и решения приходилось принимать спонтанно. Внешне Чимин практически не изменился, и это было удивительно, учитывая, что они не виделись больше десяти лет. Еще большим удивлением стало то, что внутри он тоже остался прежним, и Чонгуку это совершенно не понравилось. Он всегда придерживался мнения, что определенные обстоятельства и прожитые годы обязательно должны выстроить из человека личность. В Чимине он личности совершенно не видел. Это был тот же пятнадцатилетний школьник, который не разрешал Чону курить в своей комнате лишь потому, что боялся папу, которому такие его друзья точно не понравятся. А сейчас он сам был пристрастен к сигаретам и прятался по углам, чтобы не стать причиной очередного недовольства, но теперь со стороны своего альфы. Истинного. Кто бы мог подумать, что Чимин, действительно, встретит своего истинного. За него можно было только порадоваться, это большая удача. Джин складывал впечатление веселого и грамотного человека, с таким не могло быть скучно. Но у Пака на лбу было написано, что это не то, что ему нужно. Хотя, казалось бы, кто кроме истинного еще в этом мире может быть нужен? Но Чона не покидало стойкое ощущение того, что Чимину истинности было мало. Когда все были в сборе, Джин вдруг вспомнил, что забыл поинтересоваться, все ли умеют кататься на велосипеде. Здесь вновь Чонгук и Чимин переглянулись, это вышло случайно, автоматически, потому что у обоих всплыли в памяти моменты, связанные с велосипедами. Это было весело и необычно, и по-идиотски, как только и могло быть у подростков, но это было. По-настоящему. Джин и Билл поехали вперед, Пак ехал лишь слегка позади, а Чон здорово отставал. Он никуда не торопился. Узкая тропа, которая вела вглубь леса была практически идеально ровной. Пахло деревьями и мокрой землей, будто ночью был дождь. Но Чонгук не спал, поэтому точно знал, что дождя не было. Отпустив руль, он завязал волосы в низкий хвост и принялся быстрее двигать педалями. Вдалеке он едва мог различить очертания чиминовой спины, а альф и подавно не видел. В последнее время он постоянно чувствовал себя уставшим, прошедшая ночь без сна тоже давала о себе знать, и он понятия не имел, почему вообще согласился на это идиотское предложение с велосипедами. В кармане ветровки у него была баночка холодного кофе, которую он с трудом открыл и, сделав первые несколько глотков, закашлялся и притормозил. Он, тяжело вздохнув, вытер рукавом холодный пот, выступивший на лбу, и прикрыл глаза, быстро считая про себя до десяти и буквально заставляя собраться. Он снова стал крутить педали, ускоряясь с каждой секундой. Он был не против активного отдыха, но не в таком состоянии. Утром ему казалось, что, несмотря на бессонную ночь, он отлично держится, но, как оказалось, ему был необходим отдых. Он понял, что значительно отстал только тогда, когда, подъехав к импровизированному лагерю, заметил, что парни успели разложиться и уже активно собирали ветки для будущего костра. — Я верил, что ты сможешь нас найти, — весело сказал Билл и, подскочив к омеге в два шага, оставил короткий поцелуй на его губах. Чимин, который стал прямым свидетелем этого, неловко увел взгляд и свалил в кучу несколько крупных веток. — А если бы я потерялся? — недовольно толкнув альфу в грудь, спросил Чон и прошел к бревну, возле которого лежали бутылки с простой водой. Там же стоял Пак, сложив руки на груди и внимательно наблюдая за разговором пары. — Ты бы не потерялся, я знаю тебя, ты отлично ориентируешься. Чонгук промолчал, сделал несколько больших глотков из бутылки, передернул шеей и просто остался сидеть, продолжая чувствовать дикую слабость в каждой клеточке своего тела. Она никуда не уходила, только увеличивалась. С каждой прошедшей секундой его конечности будто теряли в весе, и это было настолько ужасное чувство скованности и бессилия, что Чон едва не запаниковал. Пак сразу заметил, что с Чонгуком что-то не так, и это не было похоже на обычную усталость после прокатки на велосипеде. Он понимал, что нужно поинтересоваться, но никак не мог заставить себя говорить. Он отвел взгляд и принялся без интереса наблюдать за тем, как Джин и Билл нанизывали заказное маринованное мясо на шампуры и что-то обсуждали по работе. Через пару минут Чимин спиной почувствовал, что Чон поднялся, и кивнул сам себе, мол, ходить может, значит жить будет. Чонгуку же лучше не стало, он лишь прошел к рюкзаку Билла, в котором всегда валялись сладкие батончики. Омега ненавидел их, но в прошлые пару раз, когда на него накатывали подобные приступы слабости, они здорово выручали. Пак все понимал и все прекрасно помнил. Чон был не из тех, кто когда-либо жаловался. Был бы он даже у порога смерти, ни слова никому бы не сказал. Сам ухаживал за собой, сам открыл воду и выпил, сам встал за батончиком. Ничем, ни словом, ни взглядом не показал, что едва держится на ногах. Но это было так очевидно, что только слепой бы не заметил, а Билл продолжал вести диалог с Джином, совершенно не обращая внимания на Чонгука, который насильно впихивал в себя шоколадку и запивал водой. Обертка отправилась обратно в рюкзак. Ноги уже не были ватными, они тяжелели, и становилось намного легче. Отпускало. Чимин осторожно бросил взгляд на Чонгука, у которого даже цвет лица стал более живым, и снова кивнул себе. Ему становилось легче от мысли, что не пришлось проявлять мнимую заботу, задавать шаблонные вопросы, а, тем более, оказывать какую-либо посильную помощь. — Мог бы и поинтересоваться, — едва слышимая, брошенная проходящим мимо Чонгуком фраза, заставила Чимина крепко сжать кулаки. — Прости? — было очевидно, что это блеф, было очевидно, что Пак все понял, потому что за последние несколько минут, Чон поймал на себе взгляд омеги раз десять, если не больше. Это забота? Волнение? Или обыкновенное любопытство? Он понятия не имел, что это было, но одно знал точно — Чимин заметил, что ему плохо. Единственный из троих, включая его собственного парня. — Не следи за каждым моим действием так пристально, мне не по себе, — также едва слышно произнес Чон, все еще тяжело дыша после внезапного приступа. — Скоро у меня не останется секретов. — Я не слежу. Я понятия не имею, о чем ты. — Сделаем вид, что так и есть, — сжав губы в тонкую линию, пожал плечами Чонгук и пошел к альфам. Если бы Чимин захотел, он бы не смог подобрать слов, чтобы описать, что творилось в его душе, каждый раз, когда они обменивались с Чоном фразами. Вновь и вновь, раз за разом это было, как бросок в прошлое. И все эти ощущения, когда летишь сквозь прошедшие годы, расщепляясь на атомы, он чувствовал на себе. Он искренне не понимал, почему все это продолжалось. Почему этот парень никак не мог забить на него, почему продолжал говорить, о чем-то спрашивать?! За едой также разговаривали альфы. Чонгук много ел и молчал, периодически облизывая пальцы в своей привычной манере. Чимин, съев один кусочек мяса, смотрел себе под ноги и думал только о том, чтобы скорее вернуться в коттедж. Он уже решил, что вечером снова попробует поговорить с Джином. Было очевидно, что из этого ничего не получится, но оно того стоило. Чонгук, который находился слишком близко, который слишком много знал и слишком давил каждым своим взглядом и словом, просто не оставлял выбора. Чонгук же, в отличие от Чимина, даже не думал сбегать. Он не чувствовал себя на сто процентов уверенным, и что-то внутри неприятно копало его, не давая расслабиться, но он не подбирал слов, как то делал Пак, не контролировал своих действий и был максимально честен, в первую очередь с самим собой. — Вы уже думали о свадьбе? — именно этот вопрос выбился из монотонной болтовни альф, и оба омеги заметно напряглись, наконец, обращая внимание на своих парней. Спрашивал Билл, и обращался он к Чимину, который растерянно открыл рот, не зная, что сказать, потому что в его планах было нечто совершенно другое, но Джин не дал ему ответить, опередив. — Да, мы всерьез думаем об этом. Мы истинные, поэтому очевидно, что мы поженимся. Что насчет вас? — альфа уставился на Чонгука, который допил лимонад из пластикового стаканчика и перевел колючий взгляд на Пака. — Вы так сильно с Чимином любите друг друга? — проигнорировав вопрос, спросил омега и принялся перевязывать хвост, с которого почти соскользнула резинка. Его голос прозвучал просто и непринужденно, но Пак знал эту интонацию. Всякий раз, когда Чон говорил с таким откровенным пофигизмом в голосе, он был недоволен или раздражен. И это раздражение очевидно прослеживалось в его глазах. Джин немного растерялся от столь откровенного и личного вопроса, который никак не ожидал услышать. Ему показалось, что это немного неуместно и бестактно, но, все же, он ответил, натянув улыбку: — Мы с Чимином очень давно вместе. Мы пережили разные моменты, так называемые, взлеты и падения, поэтому, думаю, да — мы любим друг друга. — А причем тут взлеты и падения и то время, что вы провели вместе? — Чон поставил локоть на колено и подпер кулаком подбородок, внимательно смотря на Джина и ожидая ответа. Его взгляд, его поза и интонация звучали, как настоящий вызов. Уже было очевидно, что, если захочет, он способен размазать словами. Он был таким ангельским снаружи и таким опасным внутри. И Чимин единственный из всех понимал это, как никто. — Люди влюбляются постепенно. — Херня, — как отрезал Чон и закинул в рот виноградинку, прокусывая ее острыми клыками так резко, что капля сока вытекла из края губы. — Влюбляются за минуту, за час, за неделю, но не за годы. Если люди пытаются годы, значит они просто убеждают себя, что это любовь. Это не любовь. — Хочешь сказать, что мы с Чимином не любим друг друга? — Джин напрягся и выпрямился, ему не нравились слова Чонгука, особенно то, что Пак мог к ним прислушаться. — Хочу. — Чонгук! — повысив голос, наконец, встрял Билл, и Чон замолчал, пожав плечами и переведя взгляд на Чимина, который буквально онемел во время этой короткой, но очень травматичной словесной перепалки. Они столкнулись глазами. Если бы они были наедине, они бы точно подрались. Пак бы не вытерпел, он бы вцепился в эти мягкие волосы и, срывая голос, кричал бы. Кричал, чтобы больше ни слова Чонгук не говорил в сторону Джина, их отношений и любви, которой никогда не существовало, но ему об этом необязательно было знать. У Чонгука было другое желание: он хотел схватить Чимина за горло, держать крепко, больно давить на адамово яблоко и под этим давлением заставить сказать всю правду. Правду о том, что произошло в прошлом, правду о том, что любви с Джином не существует, потому что Чон знал Чимина. Он прекрасно помнил, каким тот бывает, когда влюблен. Это другая вселенная. Это не тот Пак Чимин, которого он видел сейчас. На его лице читалась усталость и отчужденность. Они были всего два дня в одном пространстве, но этого было достаточно, чтобы понять – никакой искры между этими двумя нет. Джин откровенно обманывал себя, а Чимин уже даже не обманывал, просто смиренно терпел. И Чонгук не понимал людей, которые не могли просто откровенно признаться в правде. Биллу пришлось извиняться перед друзьями за чрезмерную грубость своего парня. Естественно Джин сказал, что все в порядке, и это был обыкновенный спор. Чимин тоже выдавил улыбку, мол, ничего страшного, но в груди у него так сильно барабанило сердце, что ему казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди. Весь последующий день он старался никак, даже взглядом не пересекаться с Чонгуком. Полностью игнорировал его присутствие. В голове было так много мыслей и главная била набатом – Чону нужно заткнуть рот. Любыми путями. Иногда он был полностью спокоен. Как вчера за ужином, а иногда его несло и рано или поздно это могло плохо кончиться. Когда парни вернулись к коттеджу и сдали велосипеды, Чимин перехватил Чонгука у входа и попросил постоять с ним на воздухе пару минут. Второй сразу понял, что к чему, но сопротивляться не стал. Это стало поводом покурить. Он щелкнул зажигалкой возле лица и уставился на открытое, потемневшее небо. — Сегодня день прошел быстрее. Я бы с ума сошел, если бы это тянулось так же ужасно, как вчера. Чимин глубоко вдохнул, будто набираясь сил и смелости и тяжело выдохнул, сжимая руками перила. — Почему ты ведешь себя так, будто ничего не сделал? — А что я сделал? — если бы Пак не знал, с кем имеет дело, подумал бы, что Чонгук в самом деле ничего не понимает. — Ты пытался выставить мои отношения… — Да там и отношений нет. — Ты меня слышишь? — Чимин едва мог контролировать свой голос. — Ты слышишь, что я пытаюсь до тебя донести? — Доноси, я внимательно послушаю. Может быть я сейчас не очень сосредоточен, поэтому не могу уловить того, что ты пытаешься сказать, говори прямо. — Посмотри на меня, — Чимин дернул Чона за куртку, заставляя встать в пол-оборота. Затем он бросил короткий взгляд в сторону дверей, чтобы убедиться, что их не подслушивают и продолжил: — прекрати вести себя так, я уже просил тебя, но ты стоишь на своем, поэтому я прошу еще раз. Оставь меня и, тем более, Джина в покое. — Смотри не заплачь, — усмехнулся Чонгук и выдохнул дым в лицо напротив. — Или ты так боишься, что однажды я не сдержу поток речи и скажу чего-то, чего не стоит произносить вслух? — У нас с Джином все хорошо! — почти прокричал Чимин и почувствовал, как предательски начинают дрожать его руки. — Хватит пытаться убедить нас в обратном, хватит так подло гадить исподтишка. — Исподтишка? — Чон склонил набок и заглянул в темные, испуганные глаза. — Тебе не кажется, что я делаю это в открытую? — Зачем? — нижняя губа Пака едва заметно подрагивала, и Чон перевел взгляд на нее. Это было максимально странным, но подушечки его пальцев помнили, какие эти губы наощупь так отчетливо, будто только вчера касались их. — Затем, что ты врешь. Ты врун, который не умеет держать свое слово. Ты врешь всем вокруг, но себе — больше всех. Это такая форма мазохизма — быть с человеком, который тебя никак не привлекает? Для чего? Вы истинные, но даже это не работает для тебя. Это не помогает. И ты даже не представляешь, как жалко выглядишь рядом с ним. Тебя не существует, ты просто тень своего альфы. Тень, которая таскает чужие вещи, которым уже сто пятьдесят лет, с собой, — Чон потряс сиреневой зажигалкой в своей руке и спрятал ее в кармане. — Это не она, — резко ответил Чимин, чувствуя, как сердце в груди подпрыгнуло. — Не она. — Опять врешь. Сколько можно, Пак? Даже мне уже смешно. Ты не хочешь себе признаться, но я могу сделать это за тебя. — Мне не в чем! — на последнем слове голос, все-таки, сорвался, и это заставило еще сильнее посерьезнеть Чонгука. — Правда? Тогда как объяснить то, что ты ни разу не посмотрел на своего Джина так, как смотришь на меня? Спустя почти одиннадцать лет. У Чимина, определенно, что-то оборвалось внутри. Он почувствовал, как стремительно краснеет, и все его лицо буквально в огне начало гореть. Он никогда не думал о том, как выглядит, когда смотрит на Чона, что вкладывает в эти взгляды: злость, тоску по детству или что-то иное. — Не выдавай свои желания за действительность! Чонгук разозлился. Его глаза безумно заблестели, он в два шага преодолел расстояние между ними, схватил Чимина за подбородок и своим телом больно прижал к перилам, придавливая и заставляя смотреть себе в глаза. Пак едва удержался на ногах, потому что впервые за эти два дня он так отчетливо почувствовал дикий запах чонгукова тела, его природный аромат, который концентрировался в районе шеи, горькую примесь сигарет, шампунь для волос. От одежды пахло едой и костром, но это было не то и почти не ощущалось. Руки Чона были ледяными, пальцы острыми, они больно впивались в нежную кожу лица. Взгляд безумный, дикий, как всегда – все чувства в глазах. Чимину показалось, что сквозь слои одежды он чувствует, как бьется чужое сердце, но это была лишь игра воображения, такого просто не могло быть. — Это твои желания, Пак Чимин, — его голос звучал почти неслышно, он пробирался под кожу и уничтожал все внутри маленького омежьего тела. — Твои. И это я должен тебя опасаться, а не ты меня, потому что из нас двоих, ты — тот, кто предает. Ты бросишь в горящую лаву и даже не обернешься, поэтому все, что сейчас с тобой происходит, ты заслужил. Я рад, что ты встречаешься с истинным, которого едва выносишь. Я рад, что тебе приходится вести такое жалкое существование, которое просто невозможно назвать жизнью. Большую радость ты сможешь сделать для меня, если проведешь в таком аду всю свою оставшуюся жизнь. Эти слова слишком сильно били Чимина, и самое ужасное — они попадали в цель, все было правдой, Чонгук видел его насквозь, чувствовал, как Пак кричал изнутри от безысходности, но изменить пока ничего не мог. — А ты? — резко мотнув головой и сбросив со своего лица руку Чонгука, выдавил он. — Так сильно ненавидишь меня до сих пор? Почему? — он бы никогда не произнес следующую фразу, даже будучи пьяным, не спросил бы такого. Но от обиды слова сами вылетели из губ: — любишь? Как раньше любишь? Если бы Чонгук врезал ему, посыпались бы вопросы. И он едва успел отдернуть себя, потому что кулаки уже сжались. Они поразительно точно чувствовали слабые места друг друга. — Ну, я же не бродячий пес, чтобы любить мусор вроде тебя, — выплюнул в лицо Чимину омега и быстро направился в дом, вновь чувствуя резкий приступ слабости, такой же, как днем. Ноги буквально подгибались, и он едва успел добежать до лестницы, чтобы схватиться за перила. Это стало для него открытием. Этот Чимин. Который был таким прямым и дерзким. И который, пусть и боялся, но говорил то, что думал. Это было неожиданно и опасно для них обоих.