goodbye & love me

— Не воспринимай это так серьезно, — Чонгук стянул с плеч школьную рубашку и аккуратно повесил ее на стул поверх пиджака. — Твой отец просто переживает за тебя и твое будущее. Это ведь хорошо, разве нет? Чимин молчал. Он был на эмоциях из-за очередной ссоры с родителями, но мягкий и спокойный голос друга, обволакивая, успокаивал натянутые нервы. В то же время, Пак внимательно прислушивался к себе, наблюдая за тем, как под тонкой, прозрачной кожей ходят острые лопатки, когда их обладатель поднимает руки, чтобы натянуть футболку. Он никак не мог описать эти ощущения, потому что они были странными и совершенно незнакомыми. Где-то очень глубоко внутри, до него доходили отголоски осознания, что это не очень хорошо, вот только почему, он никак не мог понять. Его юное существо никак не могло допустить мысль, что он испытывает к Чонгуку чувства более глубокие, чем друг к другу. Однако он позволял себе в душе восхищаться красотой мальчика, его длинными пальцами, четко очерченной жилкой на шее, даже маленьким шрамом на щеке, который появился из-за его, Чимина, неаккуратности. В то время Чон был далек от модельных стандартов, но было в нем что-то особенное и волнующее, что заставляло Пака иногда открыто его стесняться. — Да, наверное, это хорошо, — пробормотал Чимин и отодвинулся на правую сторону кровати, когда подошедший Чонгук опустился рядом. — Это странно, но ты нравишься моим родителям. Особенно папе. Обычно они… — Да, ты говорил. Они не любят, когда что-то отвлекает тебя от учебы. Мне вот интересно…— задумчиво протянул Чон и повернулся набок, подкладывая под голову руку, чтобы было удобнее смотреть в глаза напротив. — Для чего ты учишься? Кем ты хочешь стать в будущем? — Не знаю, — Паку стало немного неуютно от столь прямого взгляда, и он прикусил губу, чтобы не выдать свое смущение. — Отец хочет, чтобы я стал юристом. — Я спросил, чего хочешь ты, а не твой отец. Ты слишком много думаешь о том, чего хотят другие, подумай и о себе тоже. Есть что-нибудь, что тебе нравится? — Может быть…я не знаю. Что-то связанное с компьютерами. Было бы здорово писать программы или разрабатывать игры. — Серьезно? — Чон был действительно поражен, потому что даже предположить такого не мог. Чимин почти на сто процентов был таким, каким его хотели видеть другие, поэтому его собственное «я» было скрыто от окружающих. — Почему раньше не рассказывал? — Я думал, тебе будет неинтересно, — пожав плечами, сказал мальчик и перевернулся на спину, поднимая глаза в потолок. Обычно никому не было интересно, чего он хочет, и вопрос Чонгука стал для него из ряда вон. В тоже время отчего-то на душе потеплело, будто в его жизни появился кто-то, кто не пытался подстроить его под себя, кто-то, кто рядом не почему-то, а вопреки. — Не против? — спросил Чон и придвинулся ближе, укладывая голову на плечо друга. Он кашлянул, прочищая горло и немного приподнял голову, посмотрев на вдруг ставшее напряженным лицо Пака. — Я хотел спросить… — Спроси…— сдавленно разрешил Чимин, сам не зная, откуда находя в себе силы на ответ, потому что Чонгук, так удобно устроившийся на его плече, вдруг сделал его совершенно неспособным к адекватному мышлению. — У тебя что-то есть с Джехеном? После того поцелуя несколько месяцев назад вы…— он осторожничал, не зная, какие слова лучше подобрать. — Между вами что-то было еще? — Нет, совсем. Это было одноразово, я совсем не думаю о нем, — совершенно откровенно ответил Чимин и так громко сглотнул, что Чон услышал. — Все нормально? — Да, абсолютно. А ты? Тебе кто-нибудь нравится? Ты никогда ничего не рассказываешь. — Есть один человек, только я не знаю, могу ли признаться ему. Не знаю, какая будет реакция, будем ли мы вообще потом общаться. Возможно, он оттолкнет меня, и я потеряю его навсегда, я не хочу, чтобы так было. Он особенный для меня, — Чонгук замолчал и перекинул руку через живот Чимина, обнимая и неосознанно прижимаясь крепче. — Тебе стоит сказать все, как есть, — немного погодя, отозвался Пак, ощущая, как неприятно ухнуло внутри от неожиданного откровения Чонгука. — И будь, что будет. Чимин спустился в кухню, достал из холодильника вишневый сок, налил в стакан и уселся за стол. Он не мог уснуть, на прогулке ему продуло шею, и та дико болела. А еще в его голове было слишком много мыслей о Чонгуке, которые не давали расслабиться. Что-то было не так. С ним, с его чувствами, которые вновь выходили из-под контроля. Он понятия не имел, что ему нужно делать. Весь прошедший день он пытался собраться с силами, чтобы зайти к Чону и поговорить, но так и не смог, потому что не придумал, что говорить. Просить прощение было бы глупо, Пак был уверен, что его извинения никому не сдались, поэтому он просто сдался. Он не был идиотом и прекрасно понимал, что натворил. И был холоден с Чонгуком лишь потому, что не мог найти в себе сил извиниться. Ему казалось, что спустя все это время и то, что произошло между ними, это будет выглядеть довольно лицемерно и по-идиотски. Он постоянно думал о Чонгуке. Каждый день. Не забывал даже на мгновенье. Все то время, что они были порознь, его сердце отчаянно тянулось назад, а Пак жестоко заставлял его замолчать и перестать убиваться по тому, кто больше никогда не вернется. Но Чон вернулся, и это стало еще большим ударом, еще большим страхом и ужасом, потому что сердце Чимина совсем не хотело договариваться с разумом. Оно просто летело на крыльях любви к тому, кого так сильно хотело ощущать рядом все эти годы. Все эти дни казались бесконечными, и Пак такой уставший и разбитый просто не мог заставить себя делать что-либо. Ему хотелось домой, вот только куда именно, он не мог придумать. С горечью он осознавал, что и дома у него, как такового, нет. Их с Джином квартира? Нет, это было вовсе не то место, куда ему хотелось вернуться. Жизнь в одном доме с родителями он тоже выбрал бы в самую последнюю очередь. Его душа тянулась к Чонгуку, едва слышно нашептывая, что там, где этот парень — там и есть дом. Сколько бы не старался, он никак не мог понять, почему судьба так больно и жестоко ударила по ним обоим. Почему они просто не могли быть вместе, быть счастливы. Или вовсе не встречаться никогда. Чимин помнил, каково это — быть по-настоящему любимым, когда бабочки в животе, когда ты не думаешь о будущем, о деньгах, о том, что скажут другие. Это было самое великолепное время в его жизни. Он мог отдать все, но только не эти воспоминания. Какими бы болезненными они не были, он хранил их в душе, лелеял и не отпускал, понимая, что они, в какой-то степени, придавали ему сил. То, что с ним произошла такая невероятная любовь, что он был способен на то, чтобы искренне ощутить это чувство, по-настоящему, казалось невероятным, и несмотря на всю боль, он был благодарен за Чонгука. Пак достал мобильный из кармана спальных штанов, положил на стол перед собой и вошел в папку, которая была на пароле. Там были файлы, связанные с Чонгуком: их совместные фотографии, скрины сообщений со старого телефона. Чимин редко просматривал все это, было слишком тяжело. Но иногда, когда накатывали воспоминания, когда становилось тяжело и грустно, он открывал эту папку и представлял, будто всех этих лет не было, и после уроков Чонгук обязательно зайдет к нему в гости на чай. Пак листал изображения и кусал губы, чтобы сдержаться. Если появление Чонгука было его наказанием за совершенные грехи, в какой-то степени, это было справедливо. Но ему казалось, что он просто не в силах бороться с этим дальше. Глаза Чонгука были сильнее. Сильнее были его красивые губы, мягкие волосы, хрипловатый голос и убийственная улыбка. Чимин понимал, что будь он хоть немного порядочным человеком, обязательно нашел бы слова для того, кого так жестоко обидел и так сильно любил. Слезы навернулись на глаза, когда он в тысячный раз принялся перечитывать скрин прощального сообщения. Он до сих пор толком не мог понять, как у него хватило сил просто взять и не ответить на такое откровение. Никто кроме него не мог знать, чего ему это стоило, как сильно болело и выкручивалось все внутри. Невозможно было забыть, как несколько дней он не мог выйти из комнаты, как не мог ничего есть, пить, как задыхался, всякий раз, вспоминая улыбку своего любимого. Ничего подобного он не испытывал за прошедшие десять лет, но испытал вновь, когда увидел Чонгука. Он казался ненастоящим, эфемерным, но с каждым днем становился более реальным и желанным. Чимин боялся его и обожал. Он был так близко, казалось бы, руку протяни и дотронешься, но нет, это все была иллюзия, и для Пака было абсолютно очевидно, что его не простили. Ничего не было забыто. Подбираясь к последним строчкам сообщения, которые он и так знал наизусть, слезы неконтролируемым градом полились из глаз. Чимин прикрыл рот двумя руками, чтобы не всхлипывать слишком громко, но это не помогало, он весь дрожал. Всякий раз, когда он осмеливался вновь прочесть всю ту боль, что испытывал тогда Чонгук, не получалось реагировать спокойно, его сердце разрывалось. Но сейчас это было более эмоционально, ведь они снова встретились после стольких лет разлуки. Пак скучал, как сумасшедший, он не хотел ни с кем разговаривать, ему никто не был нужен, он хотел видеть перед собой только одного человека. В какой-то момент, он стал серьезно за себя переживать, потому что это было похоже на настоящее помешательство. И именно это помогло ему немного прийти в себя, вернуться к обычной жизни. Чувствуя сейчас те же ощущения и эмоции, Чимин боялся, что все повторится. Боялся, что Чонгук уедет с Биллом, и он снова не сможет без него жить. Все остальные причины меркли по сравнению с этой. Отложив телефон в сторону и поставив его на блокировку, он принялся вытирать руками слезы с лица и просто прикрыл глаза, пытаясь немного прийти в себя. Он снова становился слабым и беззащитным, и эта боль снова ранила его слишком глубоко. Услышав неподалеку чьи-то шаги и почувствовав чужое присутствие, Пак сразу понял, кто это. Он крутанулся на стуле, поворачиваясь к двери спиной, чтобы вошедший не увидел его опухших и покрасневших глаз. — Снова не спится? — Чонгук прошел к холодильнику, а потом заметил, что сок, за которым он пришел, стоит на столе, и сменил направление. — Не против, если я выпью с горла? — спросил он, глядя на спину омегу, но не услышав в ответ ничего, приложил горлышко к губам, сделав несколько больших глотков. — Я слышал, вы ездили на озеро? — Чон обошел стол и сел с другой стороны, тщетно пытаясь заглянуть в лицо Чимина. Тот громко хлюпнул носом и крутанулся снова, встречаясь глазами с Чонгуком. Он буквально заставлял себя выдавить улыбку, но ничего не получилось, и он просто уставился на парня, едва различимо кивнув. Чонгук поводил зрачками из стороны в сторону, а потом остановился на уставшем, заплаканном лице Чимина, у которого, помимо прочего, все губы были в мелких ранках. — Все нормально? Что-то болит? — Почему ты разговариваешь со мной? Чонгук, которого явно застали врасплох, пожал плечами и снова потянулся к пакету сока. — Ну, знаешь…— он сделал один короткий глоток и замолчал, не зная, что ответить. Вообще-то, в прошлый раз он просто вспылил, но помимо этого, Чимин абсолютно справедливо получил от него, поэтому Чон просто не мог найти, что ответить. — Ты так и не сказал, у тебя что-то болит? Чимин пожал плечами и опустил взгляд на свои руки, которые лежали на столе. Ему хотелось много чего сказать, но он просто не мог все это собрать во что-то адекватное. От всей этой безысходности, слезы снова накатили на глаза, и он просто не смог сдержать их, хотя совершенно не хотел выглядеть перед Чонгуком таким слабаком. Он закрыл лицо ладонями, когда вся эта тяжесть опустилась на его плечи, и пытался не издавать слишком громких звуков, но даже этого хватило, чтобы у Чона все внутри сжалось. Он подскочил и в два шага оказался рядом с Чимином. — Эй, что случилось? — наклонившись и невесомо приобняв за плечи, спросил Чонгук и попытался отнять чужие руки от лица. — Скажи мне, у тебя что-то болит? Дать воды? Что болит? — Здесь, — глотая слезы, ответил Пак, дотрагиваясь до шеи с правой стороны. Он не соврал, его, действительно, очень сильно продуло, настолько, что он едва мог повернуть шею, но естественно, не это было причиной того, что он так сильно расстроился. — Продуло, наверное, — добавил он, силясь с собой, пытаясь успокоиться. — Настолько сильно болит? Может, скорую вызвать? Конечно, в эту глушь они будут ехать полвека, но если тебе так плохо… — Нет, не нужно, надо поспать и пройдет. — Просто так не пройдет, — Чонгук отошел и принялся открывать все шкафы. — Тут должна быть аптечка. тебе нужна какая-нибудь мазь, так не пойдет. — Ничего не надо, правда. Я просто пойду спать. — А вот и она, — Чон достал из нижнего ящика, где хранилась одноразовая посуда белую коробочку и поставил на стол. В ней нашлась обезболивающая мазь, а это было как раз то, что нужно. — Я помогу тебе, давай, — парень встал за спиной Чимина, выдавил немного густой жидкости на руку и осторожно коснулся открытого участка кожи. Пак дернулся от прикосновения холодных пальцев и попытался заставить себя расслабиться. Руки Чонгука были нежными и аккуратными, он втирал мазь, неспешно массируя, стараясь сделать так, чтобы Чимину стало полегче. — У тебя есть что-то теплое? Шарфик или свитер? Нужно, чтобы шея была в тепле, — Чонгук отложил тюбик и пошел мыть руки. — Нужно теплее одеваться, уже не лето. — Зачем ты делаешь и говоришь все это? Я тебя не понимаю, я вообще ничего не понимаю. Позавчера ты чуть не ударил меня, а сегодня втираешь мне мазь в шею. В чем твоя проблема? Почему ты меняешься так резко? Если тебе есть, что сказать — скажи. Просто скажи, что ненавидишь меня. — Ты так сильно хочешь это услышать? — Чон вытер руки и вернулся на свое место, садясь напротив. — Кажется, это тебе есть, что мне сказать. Если есть — вперед. — Мне нечего. Я с самого начала честно делал вид, что мы не знакомы. Я не трогал тебя, избегал, но ты постоянно мелькал у меня перед глазами. Зачем? — Мы живем в одном доме. — Нет, не поэтому. Зачем ты все время задеваешь меня? Я тебя не понимаю. У нас было что-то в прошлом, но мы были детьми. Что мы могли понимать? — Так ты ничего не понимал? — Чон откинулся на спинку и пораженно покачал головой, ухмыляясь. — С ума можно сойти. А мне казалось, что ты прекрасно все понимаешь. — Нет, не понимал. Ты тоже. — Хватит загонять мне эту херню! Чего ты не понимал? Вроде был отличником, я думал, ты умный мальчик, а оказывается ты не понимал, когда трахался с кем-то. Ты правда не понимал, что мы делали? — Я не об этом, — Чимин не знал, что с ним творится, но ему просто хотелось плакать, все это было слишком тяжело, особенно Чонгук, совершено его не понимающий и не слышащий. — О чем тогда? Или ты хочешь сказать, что эти чувства мы себе придумали и поверили в них? Хочешь сказать, что я ночами не спал, потому что что-то там себе выдумал? Или у нас массовое помутнение рассудка было? Что именно мы не понимали? Объясни мне, я не знаю, что ты имеешь в виду, ты сам у себя на уме. Ты говоришь одно, делаешь другое, а чувствуешь третье. Ты казался мне таким сильным в детстве, но сейчас ты просто тряпка. Ты двух слов связать не можешь. — Зато ты научился хорошо разговаривать. Доучил язык, и теперь тебя не остановить. — Что ты пытаешься мне сказать? Просто скажи. Чимин не знал. Он понятия не имел, что хочет сказать Чонгуку. И что он должен сказать. Должен ли он оттолкнуть или наоборот намекнуть, что его чувства еще живы? Ситуацию осложняло еще и то, что он не мог знать, что чувствует сам Чон. Иногда могло показаться, что его чувства также сильны, как раньше, а иногда — что он просто играется. — Я хочу узнать, что у тебя внутри. Ко мне, — набравшись смелости, спросил Пак и поднял на Чонгука глаза, который растерялся от такого честного и неожиданного вопроса. Любовь. Безусловно, это была любовь, очень сильное чувство, которое с каждым днем становилось только сильнее и крепло. Казалось, все эти годы были даны для того, чтобы эта любовь стала бессмертной, чтобы к их встрече ее больше ничто не могло разрушить. Чон был уверен, что она непотопляема, пуленепробиваема, что она уже очень прочно сидит у него внутри. На следующие тысячу или больше лет. Но при этом никто не говорил, что Чимин изменился, что он стал другим. Он был тем же Чимином, который однажды поступил с ним очень плохо, и от признания Чонгука останавливало осознание этого и слова брата, который очень просил его не совершать одни и те же ошибки. — Я не могу пока ответить на этот вопрос, — сказал Чон, до боли закусывая губу, потому что это была самая наглая ложь в его жизни. — Почему? — Потому что я не могу, — слегка повышая голос, ответил Чонгук и потер ладонями лицо, тяжело выдыхая. — Ты сам должен знать, насколько тяжело иногда понять, что ты чувствуешь. Я не знаю, какой ответ ты хочешь услышать, но я больше не сержусь на тебя так, как раньше, этого больше нет. Я считаю, что ты виноват во всем, что произошло. Ты можешь считать иначе, имеешь абсолютно полное право, но это то, как я чувствую. Ты все разрушил. Ты меня предал, ты сделал мне больно. Ты отобрал у меня все, даже любовь моего отца, — он замолчал и бросил взгляд на Чимина, который продолжал кусать губы, создавая все больше ранок. — Я мог бы понять тебя, если бы ты открылся мне тогда. Я бы тебя понял, если бы ты сказал, что совершил ошибку, испугался. Я бы понял тебя, если бы ты извинился передо мной по-человечески, но даже сейчас. Даже, когда мы встретились здесь, ты воспринял меня в штыки. Ты не можешь понять, что единственный виновник — ты. Ты не признаешь этого. — Я признаю, — едва слышно сказал Чимин и снова спрятал лицо в ладонях. Этот разговор был слишком тяжелым и эмоциональным для него. Он много раз представлял, что будет говорить. — К чему сейчас эти слезы? — сказал Чон, хотя у самого ком в горле давил. — Что мы сможем благодаря им решить, скажи? Чимин вытер лицо двумя руками и так тяжело выдохнул, что у Чонгука мурашки побежали по спине. В глубине души он прекрасно знал, что Пак тоже страдал, потому что он любил его. Невозможно подделать такие искренние эмоции, которые были между ними. Но ему сделали так больно, что он насильно запрещал себе жалеть этого маленького засранца. — Что с тобой происходит? — спросил Чон, не ожидая ответа. Но Чимин ответил. — Ты происходишь, — слишком тихо, чтобы услышать. И слишком нереально, чтобы поверить. Чонгук почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, а потом стало биться так сильно, что едва не заложило уши. Он не мог поверить, что Чимин сказал это. — С тех пор, как мы встретились я только и делаю, что думаю о тебе. Постоянно. Я думаю о том, что ты делаешь, о чем думаешь, что чувствуешь. Перед тем, как увидеть тебя, я думаю, что ты сегодня наденешь, каким гелем для душа будет от тебя пахнуть, хорошо ли ты выспался. Я не могу выкинуть тебя из головы. Я и так не мог, а сейчас совсем плохо. — Вау, — выдохнул Чон, и это было единственное, на что его хватило, потому что у него буквально парализовало все тело, пока Чимин говорил. — Я знаю, что я поступил по-скотски с тобой, знаю, что я не извинился, хотя должен был, но я просто не умею делать подобные вещи. Ты везде и всегда, но я понятия не имею, что творится у тебя в душе, поэтому не хочу говорить чего-то, что может быть будет лишним. — Ты уже и так многое сказал. Можешь продолжить, если хочешь, конечно. — Я чувствую себя разбито, когда не вижу тебя. Вчерашний день, он был просто… я не знаю, как справился вчера. — Ты мог бы зайти ко мне. — Я не мог! — слишком эмоционально выкрикнул Чимин и потянулся к пакету сока, у него знатно пересохло в горле. — Я не мог. Когда я увидел сцену в ресторане с твоим отцом, я понял, что все это из-за меня. — Еще из-за того, что мой отец – говнюк, но и ты хорошо приложил к этому руку, — кивнул Чонгук, а сам поверить не мог, что Чимин, в самом деле, говорит это. Что он признает свою вину, хотя раньше всегда отрицал. — И с какой совестью я бы пришел к тебе? Мне нечего тебе сказать, потому что ничего уже не вернуть, и я ничего не смогу изменить, хотя я хочу. Некоторые вещи, я бы обязательно сделал иначе. Я смог бы, — добавил Пак, почему-то уверенный в том, что Чон, наверняка, думает, что у него не хватило бы смелости. Оба замолчали. Чонгук не знал, что ответить на такое откровение. У него разболелась голова и вспотели ладони. Идя в кухню, чтобы выпить сок, он никак не ожидал подобного разговора посреди ночи. — Я тоже думаю о тебе, — вдруг сказал Чон и встретился глазами с Чимином. — Думаю о том, насколько тяжело тебе приходится иногда, но ты не говоришь об этом, не показываешь. Наверняка, есть вещи, о которых ты переживаешь, которые причиняют тебе боль, но ты держишь все в себе. У тебя есть кто-то, с кем ты можешь поделиться? — Я…— Пак был таким уставшим и подавленным, ему было так плохо морально и физически, что казалось он вот-вот потеряет сознание. — Честно, в порядке, — он потянул руки вперед и накрыл ими холодные пальцы Чонгука. Тот дернулся, но вырываться не стал. Ощущая это нежное, почти невесомое прикосновение, ему вдруг показалось, что они всегда были вместе, что ничего не изменилось. В детстве Чимин часто так сжимал его руки. Иногда они сидели в столовой, и он делал это на глазах у всех, не переживая о том, что кто-то может что-то заподозрить. У них были светлые, теплые и искренние чувства, которые оказались сильнее обстоятельств и нехороших людей, разлучивших их однажды. — Я не знаю, нужно ли тебе это еще, и сможешь ли ты меня простить, если честно, я даже не рассчитываю на это. Я просто хочу попросить у тебя прощение, чтобы нам обоим стало легче. Я не хочу, чтобы ты злился или ненавидел меня, не хочу, чтобы считал самым подлым в мире, потому что я не хотел, чтобы так вышло, я запутался и сделал глупость, о которой жалел каждый день своей жизни. Прости, что говорю все это вот так, я этого не планировал, просто я не могу так больше. Это сидит у меня внутри, и я не могу спокойно вздохнуть. Если бы ты знал, как мне было стыдно смотреть тебе в глаза, ты бы понял, почему я избегал тебя. — Я могу тебе простить все, — честно ответил Чонгук и кашлянул, прочищая горло. — Но ты так жестоко обошелся с нашей любовью. Это так обидно и грустно. Я уверен, что она была настоящей у нас. «Она и сейчас есть», — подумал Пак, но не осмелился сказать этого вслух. — Я тоже. Я знаю, что она была настоящая. Когда я говорил, что мы ничего не понимали, я имел ввиду, что мы просто не знали, что делать, когда попали в сложную ситуацию, потому что мы были детьми, и все это так навалилось. — Ты мог бы ответить на последнее сообщение, чтобы мне не было так тошно, — Чонгук чувствовал, как с каждым его словом, Пак сильнее сжимает его руки в своих, будто пытается показать, что сейчас уже ничто не имеет значения, и он готов держать его так вечность. — Я мог бы многое сделать иначе, но, к сожалению, не сделал и уже не сделаю. Сейчас я тоже, как мне кажется, сделал все, что мог. Я не хочу, чтобы между нами продолжала оставаться эта неловкость. И я желаю тебе только счастья. Будь это Билл или кто-то другой. Чонгук зажмурился, словно от удара, потому что он никак не ожидал услышать последние слова. Чимин в одну секунду перечеркнул все, что говорил выше этой идиотской концовкой, которая означала лишь одно — он не собирается уходить от Джина ради него. Он дает им обоим еще один шанс быть счастливыми, но только не вместе, а порознь. И это больнее всего ударило по Чону, у которого сердце замирало в надежде от каждого нового слова. Чимин же, воодушевленный своей речью и тем, что он наконец смог произнести слова, которые так давно рвались наружу, не заметил, как сидящий напротив парень изменился в лице и помрачнел. А для Чонгука было, как день очевидно — его брат был прав, Чимин не поменялся. Он никогда не бросит привычную жизнь ради него. Это невозможно. Так не будет только потому, что в глубине души Чон неимоверно этого хотел. — Спасибо за искренность, — пересилив себя, произнес Чонгук и аккуратно вырвал свои руки из крепкой чиминовой хватки. Так умел только он. Только этот парень мог сначала поднять до небес, а потом одной фразой с грохотом сбросить вниз. Чонгуку показалось, что он услышал треск крыльев, которые Пак умело обламывал. — Спасибо, что выслушал, — Чимин с досадой посмотрел на свои ладошки, в которых он только что сжимал чужие пальцы, и неосознанно поднял их к лицу, улыбаясь тому, что на них остался такой приятный аромат чужой кожи. — Для меня было важно выпустить это, чтобы вздохнуть полной грудью. Чонгук кивнул. Он был расстроен и едва сдерживал себя, чтобы не взорваться от неприятного чувства разочарования, которое загорелось в его сердце. — Надеюсь больше ничто не помешает тебе свободно дышать, — сказал Чон, поднимаясь и направляясь к выходу. — Спокойной ночи.