goodbye & love me

В тот день Чонгук не ответил ничего конкретного. Уже поздно ночью на телефон Чимина пришло сообщение, в котором Чон просил его о встрече, когда тот с альфами вернется в Сеул. Предстоял очередной разговор с глазу на глаз, к которому Пак как всегда не был готов, но понимал, что без этого не обойдется, раз уж решил взять на себя ответственность. Он не мог уснуть всю ночь. Смотрел в потолок и думал о том, что произошло между ними в прошлом, как жестоко жизнь поставила его перед выбором. Чимин чувствовал, что скучает по Чонгуку, когда не видел его. Хотелось постоянно переписываться, рассказывать обо всем на свете. Некоторое время он упорно игнорировал тот факт, что нравится своему другу и продолжал общаться с ним так, будто ничего не произошло. Их связь оставалась крепкой, они ценили и уважали друг друга, и старались сохранить границы до тех пор, пока однажды Чимин не понял, что хочет попробовать. Он мог потерять эту дружбу навсегда, но все равно решил рискнуть, поставил на кон все и не прогадал. Это были самые волшебные полгода в его жизни. В первый день после того, как Пак предложил попробовать, Чонгук остался у него с ночевкой, они поцеловались и уже не могли остановиться. Ночь пролетела незаметно, и вот они уже собирались в школу, смущаясь друг друга и нервно улыбаясь, понимая, что с ними произошло нечто потрясающее. Чимин думал о Чонгуке двадцать четыре часа в сутки. Он не мог засыпать, предварительно не поговорив по телефону. Он перестал много учиться, и его оценки заметно ухудшились, что, конечно же, не понравилось родителям, и встречи пришлось сократить. Теперь они виделись только в школе на переменах и на выходных. Этого было катастрофически мало, и Чимин выдумал дополнительные по математике, чтобы после школы проводить с Чоном лишние два часа, но и они пролетали слишком быстро. Они уже успели поговорить обо всем на свете, но темы появлялись сами собой. Пространства и времени не существовало, когда они были вместе. Однажды Чимин понял, что упал в этого человека, как в самый глубокий колодец, и у него совершенно нет сил выбраться. Для Чонгука же Пак был воплощением идеала. В школьные годы он был очень трепетным и романтичным и буквально пылинки сдувал со своего любимого. Они были совсем разными, но такими влюбленными, что буквально вспыхивали, находясь рядом. В то время, когда все только начиналось, Чимин совсем не думал об осуждении и ненависти, с которой можно столкнуться. Он парил над землей, наслаждаясь ранее незнакомыми чувствами, которые будоражили его юную душу и нетронутое тело. Прикосновения Чонгука были особенными. Его потрясающий, еще полностью нераскрывшийся запах, тонкие, длинные пальцы, горячие поцелуи и сводящее с ума дыхание. Чимин обожал в нем все, начиная с потрескавшихся губ, заканчивая сексуальным акцентом. Он полюбил в нем каждую мелочь, и совершенно ничего не ждал взамен, кроме принятия, нежности и понимания. Он был в том возрасте, когда мог не думать о том, на что и где они будут жить, что будут думать другие, и как это будет выглядеть со стороны. Он пропал, настолько сильно влюбился. И самое главное, он чувствовал эту любовь в ответ. Чувствовал, что эти чувства, как вакуум обволакивали его и были способны защитить от всего в этом большом и пугающем мире. Он ошибался. — Ты не спишь? — спросил Джин, поворачиваясь и перекидывая руку через живот Чимина, заставляя того терпеливо прикрыть глаза. Он понимал, что в ближайшее время надо будет поговорить с Джином, но хотел оттянуть этот момент, как можно дольше. Джин не был тем человеком, который легко шел на компромисс. — Я просто думал о том, что было бы неплохо уехать завтра. Здесь здорово и чистый воздух, но я соскучился по городу. Ты не поедешь? — Мне писал твой отец, он говорил, что хочет пригласить нас на ужин. Если мы купим себе красивые костюмы и натянем приветливые улыбки, я поговорю с Биллом, чтобы провести остаток отпуска в Сеуле, — оставляя короткий поцелуй на открытой коже шеи, сонно пробормотал Джин, заставляя Чимина недовольно зажмуриться. — Это единственный вариант? — Я не понимаю, почему ты так не любишь проводить время с родителями, они классные ребята, а папу твоего я и вовсе обожаю. Он такой приятный и грамотный, с ним всегда есть, о чем поговорить. — Только если мы пойдем к ним, обещай, что говорить будешь ты. — Чимин, я прошу тебя, будь добрее к своим родителям, не воспринимай их, как врагов. Они желают тебе счастья. Пак усмехнулся, потому что уже представил, как они проклянут его, когда узнают о расставании с Джином. А оно было неминуемым, Чимин все решил, особенно после этой поездки и последнего секса, что был между ними. Комментарии Чонгука по поводу той ночи аукались каждый раз, стоило Джину прикоснуться. И Чимин будто в один миг понял, как умело обманывал себя все эти годы, и как мучился, пытаясь убедиться, что это то, что ему было нужно. Ближе к обеду следующего дня Чимин заглянул к Биллу, который сразу же согласился на отъезд, и предложил помочь собрать чемоданы. Альфа не стал отказываться, попросил уложить в большой отсек вещи из шкафа, а остальные — в маленький, а сам пошел в ванную. Пак оглянулся по сторонам. Эта комната показалась ему намного уютнее, чем та, в которой жил он с Джином. Сама атмосфера была приятнее и теплее. Складывая чужие вещи, которые пахли знакомым порошком (Чонгук использовал его еще со школы), Пак вдруг поймал себя на мысли, что не курил с тех пор, как отдал зажигалку Чону. Это ведь он впервые дал ему попробовать сигареты, а потом подарил свою зажигалку. Сиреневого цвета. Он часто думал о том, чтобы избавиться от нее, потому что глупо надеялся, что, если избавиться от всех вещей, которые напоминали о Чонгуке, станет легче. Но это были предрассудки, не помогало. Во время разлуки он только и делал, что курил. Постоянно присутствовала какая-то непонятная, необъяснимая и порой даже болезненная грусть. В один из дней Чимин просто понял, что ему не хочется проживать эти дни в одиночку. Что ему нужен Чонгук, чтобы помочь преодолеть этот мрак, который казался бесконечным. Он нужен был ему, чтобы исцелить, чтобы взять за руку, дать свое тепло и доказать, что жизнь дается ради счастья, а не ради страданий. — Ты быстро управился, — улыбнулся Билл, выходя из душа. Он уже был одет в спортивный костюм и аккуратно причесан. — Ты не против, что мы так скоро уезжаем? — Абсолютно. Здесь как-то слишком спокойно, у меня не получается избавиться от мыслей о Чонгуке. Ты написал ему вчера? У него все нормально? — Билл подошел к чемодану и потянул собачку, застегивая большой отсек. — Нет, я не написал, — соврал парень и выдавил улыбку, когда встретился взглядом с большими голубыми глазами. — Ты скучаешь? — спросил он, присаживаясь на край кровати и понимая, что, задавая эти вопросы, ведет себя, как настоящий подонок. Иногда у него были неконтролируемые порывы рассказать все Биллу, потому что ему казалось, что он делает что-то противоправное. Эти парни едва успели расстаться, а он уже почувствовал, что может писать Чонгуку какие-то неправильные вещи. — Я скажу честно — скучаю. Но уверен, это скоро пройдет. Я всегда слишком тяжело отпускаю людей из своей жизни, но я должен сделать это сейчас, потому что не хочу терять Чонгука окончательно. Если не смогу нормально отпустить его, то у нас не будет возможности дружить в будущем. — Как думаешь, можно ли сохранить теплые отношения после расставания? — спросил Чимин, заранее перекладывая ситуацию на себя, потому что ему тоже это скоро предстояло. — Иногда смотришь на то, что происходит вокруг, на то, как люди расстаются, с какой ненавистью все это происходит, и поверить не можешь, что раньше они делили одну жизнь на двоих. — Некоторые расставания бывают по-настоящему жуткими. Но я думаю, что если расстаются два адекватных человека, то это должно выглядеть нормально. Без истерик, разборок, без рукоприкладства. Некоторые так дерутся, что страшно становится. Когда Чонгук слышит о чем-то подобном, он сразу защищает омег, — сказав это, альфа рассмеялся. — Он сморит на ситуацию однобоко. Для него — кто сильнее, тот и виновник. — В какой-то степени он прав, — пожав плечами, согласился Чимин. — Некоторые альфы чувствуют свою силу и пользуются этим. Так нельзя. — Мы как-то загрустили. У тебя все нормально? — Не знаю, — пожав плечами, ответил омега и коротко глянул на Билла. — Кажется, я готовлюсь к чему-то, что кардинально изменит мою жизнь. Я не могу быть слишком смелым для чего-то подобного, поэтому я стараюсь изо всех сил. — Боишься кого-то разочаровать? — Я разочарую, что бы не выбрал, какую сторону бы не принял, в любом случае, кто-то разочаруется во мне. Это тот случай, когда не получится выйти сухим из воды. — Значит, нужно намочиться, — сказал мужчина и положил свою светлую широкую ладонь, поверх маленькой чиминовой, которая покоилась на его колене. — Знаешь, когда потери будут минимальны? Когда ты отбросишь страх и сделаешь так, как подсказывает тебе сердце. — Спасибо, что ни о чем не спрашиваешь. Обычно людям важна сама суть, а не то, какие чувства она вызывает, — признался Чимин, понимая, что ему давно не было ни с кем так комфортно и легко общаться, как с Биллом. И это было классное, давно забытое, но такое необходимое ощущение, что неожиданно, непонятно, как и когда это произошло, но вдруг в его жизни появился человек, которому он мог открыть душу, который так хорошо и тепло его принимал. По дороге в Сеул Чимин слушал музыку и почти всю дорогу молчал. Краем уха он услышал, что вечером альфы собираются увидится с коллегой, и расценил это, как возможность поговорить с Чонгуком в спокойной атмосфере, выяснить все для себя и для него. У него холодели ладони и остатками разума он понимал, что этот разговор может оказаться еще тяжелее, чем позавчерашний. Но это был тот момент, когда не было выхода, все или ничего, да или нет. Все, что осталось от их прошлых отношений – руины, Чимин не имел ни малейшего понятия, как на этом пепле выстраивать новые, но единственное, что двигало им – любовь. Он знал, что она сидела в нем все это время, и в последнее время стало совсем невозможно противиться этим ощущениям. Только улыбка Чонгука заставляла его сердце биться быстрее, только его плавный голос посылал импульсы по телу, и тогда Чимин вспоминал, что он жив, что он живой человек, по его венам течет кровь, а сердце может гореть ярче спасительного огонька. Поэтому еще в дороге Пак написал Чону сообщение, в котором просил прийти к нему домой. Прикрепил адрес и время, и весь оставшийся путь поглядывал на экран мобильного, ожидая ответа, который не приходил. — У вас красивая квартира, — сказал Билл, проходя внутрь и оставляя чемодан у дверей, когда парни, наконец, добрались до города. — Много пространства. — У вас была большая квартира в Берлине? — спросил Джин, проходя в комнату и открывая все окна в зале. — Я скучал по своему дивану. — По телевизору, — напомнил Чимин и, скинув кроссовки, сразу пошел на кухню, чтобы посмотреть, есть ли у них какой-нибудь алкоголь, чтобы создать атмосферу предстоящему разговору. — Почему «была»? Она и сейчас есть. У вас довольно светлая квартира, я люблю такие. Чонгуку больше нравится что-то темное, но тоже просторное. «Потому что Чонгук — творческая личность», — подумал Чимин, но вслух этого не сказал. Он уже понял, что многое Чон своему бывшему парню, несмотря на то, каким деликатным и понимающим он был, не рассказывал. — Вы ведь уходите вечером? Я хочу заказать пиццу часов на шесть. На вас заказывать? — Пак нашел на одной из полок шампанское и улыбнулся. Да, он точно помнил, что оно тут было. — Нет, мы поедим в ресторане. — Рабочая встреча? У вас же еще отпуск. — Это просто встреча с коллегой, у нас хорошие отношения, Билл тоже с ним знаком. — Я его знаю? — Чимин задавал заурядные вопросы, ответы на которые не особо его волновали, чтобы не выглядеть чересчур отчужденным. — Нет, не думаю. Может, пересекались когда-то. Ты только пиццу закажешь? В магазин не сходишь? Завтра нам будет нечем завтракать. — Вы можете купить еды по дороге домой, — пожав плечами сказал Чимин, подхватил свой чемодан и потащил разбирать. Прошлым вечером Джин говорил, что Билл останется максимум на месяц, что им нужно вместе решить какие-то дела, а потом он вернется на родину. Пак понятия не имел, совпадают ли планы Чонгука с планами бывшего парня, но надеялся, что сегодня они смогут что-либо прояснять, хотя ответа от омеги до сих пор не было. Весь последующий день прошел в ожидании. Чимин разобрал свои вещи, чемоданы Джина и Билла отволок в сторону, но трогать не стал. Он прибрался в квартире, вытер везде пыль, поставил на полку новые комнатные духи и ближе к вечеру, когда альфы ушли, заказал две пиццы. Одну острую, как всегда любил Чонгук, а другую с морепродуктами для себя. Чон ничего не отвечал, но что-то внутри заставляло Пака нервничать. Несмотря на то, что ответа не было, он был уверен, что парень придет. Обязательно придет, он и раньше любил так делать. Заявлялся, когда его не ждали, устраивал сюрприз. Но разница была в том, что сейчас ждали, очень ждали, настолько, что сердце, ухая, проваливалось вниз, и дрожали ладони. Когда Чимин ближе к восьми снова посмотрел на настенные часы и тяжело вздохнул, в домофон позвонили. Он подскочил и быстро нажал кнопку, вслушиваясь и пытаясь понять, кто внизу. Он не хотел спрашивать, чтобы сохранить эту надежду. Он всегда сохранял надежду, когда дело касалось Чонгука. Открыть дверь, когда позвонили в звонок, тоже оказалось своего рода преодолением себя и внутреннего страха. Ручка с трудом повернулась, пальцы не слушались, дрожали, и весь он выглядел бледным и испуганным, как зверек, которого ведут на бойню. На пороге стоял Чонгук. На нем была черная кожаная куртка, такого же цвета водолазка и джинсы. Он до побелевших костяшек сжимал в руке телефон и тоже выглядел взволнованным, хотя упорно пытался этого не показывать. — Почему здесь? — это было первым, что он спросил, а потом через порог заглянул внутрь квартиры, заставив растерявшегося Чимина отойти в сторону и пропустить гостя в коридор. Не дожидаясь ответа, Чон переступил порог и внимательно смотрел на то, как Чимин закрывает за ним дверь. На том был широкий светлый свитер, который немного сползал с левого плеча, и Чон вдруг подумал, что это выглядит довольно красиво. Очень красиво. В Чимине всегда все было очень красиво, но Чонгук, у которого все тело вспыхивало, словно спичка, политая бензином, стоило это осознать, не пялился. Чревато было. — Не хотел, чтобы нам кто-то мешал. — Ты мог напроситься ко мне в отель. — Не та атмосфера, — сказал Пак, заставив Чонгука усмехнуться. Он скинул кроссовки и прошел в комнату, неосознанно оглядываясь по сторонам. — Хочешь сказать, что в отеле мы бы непременно потрахались? А что нам мешает сделать это здесь? — Чонгук остановился и повернулся к Чимину, иронично приподнимая правую бровь. — Я не это имел ввиду, — на щеках парня вспыхнули едва заметные красные пятна, и у Чонгука что-то перевернулось в душе, потому что все эти мелочи, из которых состоял Пак Чимин просто уничтожали его. — Ты меня позвал. Я думаю, что не просто так, верно? — Чон без приглашения уселся на диван и откинулся на спинку, окидывая фигуру Пака оценивающим взглядом. — Ты хотел поговорить, давай, говори. Я слушаю. — Давай сначала поедим. Я заказал твою любимую острую пиццу. Чонгук бросил взгляд на журнальный столик, где лежали две открытые коробки с пиццами. Одна из них, действительно, была той, которую он любил в детстве. Он ел ее постоянно и предпочитал любым другим блюдам. — Я давно ее не ем. — Что? — не понял сначала Пак, а затем недовольно закатил глаза. — Ты специально это говоришь, чтобы задеть меня, да? — Нет. — Да — Нет. — Да — Слушай, Чимин, у меня была язва, ясно? Я ем либо хорошо приготовленные стейки, либо домашнюю еду. Меньше жареного и никакого острого, окей? Чимин выглядел удивленным и растерянным. Он переминался с ноги на ногу и недоверчиво поглядывал в сторону Чонгука. — Ты не рассказывал, — едва слышно сказал он и кашлянул в кулак, присаживаясь на край стула, который забыл перенести на кухню. — Прошло так много лет, поэтому мы многого друг о друге не знаем. Не знаем, какими мы выросли людьми. Но я бы очень хотел узнать, каким, все-таки, ты стал. И сильно ли изменился. Чонгук прикрыл глаза, пытаясь немного успокоить то, что начинало зарождаться у него внутри. Воспоминания нахлынули, и ему стало даже физически тяжело, поэтому он поерзал на диване, пытаясь усесться удобнее. — Ты сказал, что не хочешь терять меня. Хочешь снова попробовать. Могу я узнать, зачем? — Это правда, — пожав плечами и буквально съежившись под холодным взглядом Чона, ответил Чимин и закусил губу, складывая руки в замок у себя на коленях. — Мне показалось, что у тебя есть ко мне чувства. Чонгук молчал. Он не смотрел на Пака, он смотрел куда-то вниз, и в поле его зрения попадала только собственная ладонь с толстым серебряным браслетом, который раньше принадлежал его папе. — Ты сам видел, что произошло в ресторане в прошлый раз. Я слишком много ошибок совершаю, потому что всегда делаю так, как хочет мое сердце. — А я совершаю слишком много ошибок, потому что не делаю так, как хочет мое. Чонгук, у тебя есть полное право не принять меня, но я все осознал. — Что осознал? — Чонгук наконец поднял на парня взгляд, а у самого сердце колотилось, как сумасшедшие и дрожали ладони, потому что он понимал, что сейчас снова придется возвращаться в то прошлое, которое он хотел бы стереть из своей памяти. — Скажи, что ты осознал? Чимин, мы с тобой встречались и любили друг друга. Но, когда нас застукали и пришло время сознаваться, что ты сказал своим родителям в кабинете директора? Что ты им сказал? — его всего трясло изнутри и даже голос стал дрожать. — Не помнишь? — Помню, — едва слышно ответил Чимин, но Чонгук, у которого пылало сердце, потому что, вспоминая этот момент из раза в раз, его будто с головой опускали в кипящую лаву. — А я помню! Слова в слово, спустя столько лет. Ты сказал, что я тебя преследую, я к тебе пристаю, я тебя домогаюсь, и ты боишься меня, потому что я веду себя, как помешанный! Ты помнишь эти свои слова? Помнишь, как все в школе смотрели на меня, когда эта слава разлетелась, помнишь, как директор попросила моего отца забрать документы, а до этого парни из твоего класса хотели меня избить, чтобы я больше не подходил к тебе. Ты это помнишь? — Чонгук едва сдерживал эмоции, его лицо и глаза покраснели, а руки сделались ледяными. — Я никогда никому не жаловался, я никогда никому не говорил, но это было чертовски тяжело, Чимин. Чимин молчал, он не мог произнести ни слова. Он знал, что будет тяжело это вспоминать, но даже представить не мог насколько, потому что в прошлый раз он переживал это в одиночку, а теперь они вновь проживали это вместе, и чувства Чонгука, которые Пак так отчетливо ощущал, буквально вытягивали из него душу. — Отец отправил меня назад в Германию. Он по сей день ничего не хочет обо мне знать, потому что считает, что я опозорил его. Мало того, что его сын — гей, так еще и психопат, который преследует парня с параллели. Иногда, когда я отбрасываю эмоции и пытаюсь рассуждать здраво, я даже могу его понять. Это очень неприятно для родителя. Он был очень разочарован. А твои? Твои были разочарованы? — на последнем слове у Чонгука сел голос и ему понадобилось прокашляться. Он внимательно смотрел на Чимина, который не мог открыть рта, он хотел что-то сказать, хотел попытаться оправдаться, но его язык буквально прирос к небу, и это казалось невозможным. Чонгук поднялся, сунул руки в карманы и прошел к окну, смотря с высоты многоэтажки вниз и вспоминая, как часто поднимался на крыши заброшенных домов на окраинах Берлина. Там он чувствовал себя свободным от людей, их мнений, а еще от боли, которая не переставала течь по венам. — Твои в тебе разочарованы не были, — ответил за парня Чон и снова повернулся к Чимину, складывая руки на груди. — Твои напротив считали тебя невинной жертвой психопата. Наверняка, пожалели, завалили сладостями. Так было? — с наигранным весельем спросил он, а потом тут же изменился в лице, силой останавливая слезы, которые так и норовили пролиться. — Чонгук, — голос Чимина прозвучал хрипло, и он сам его не узнал. — Почему ты вспоминаешь об этом сейчас, а не в прошлый раз, когда мы пытались все выяснить? Ты сказал, что больше не держишь на меня обид. — Потому что тогда ты не просил меня вернуться к тебе. А сейчас просишь, и я просто хочу спросить, могу ли после этого всего я тебе довериться? А вдруг ты опять постесняешься нашей связи и бросишь меня, как в прошлый раз? Чимин поднялся, чувствуя, что ноги его просто не держат и сел обратно, принимаясь тереть их ладошками и ощущая, как они начинают гореть. — Чонгук, мне было пятнадцать, я тогда так испугался, что сам не понял, как ляпнул ту чушь. — Ты не понял? Это выглядело так, будто ты заранее приготовил речь. Ты думал только о себе, думал только о том, чтобы тебе не влетело дома, а обо мне подумал? Чем я отличаюсь от тебя? Чем мои родители хуже твоих? Почему им пришлось все это вынести, почему мне пришлось ощутить на себе это презрение, а ты жил спокойно?! — Я не жил спокойно, — у Чимина стояли слезы в горле, и он едва мог дышать. — Я не жил спокойно, ты даже не представляешь, что это за был ад. Я сто раз пожалел, что поступил так. Но они разлучили бы нас в любом случае. — Да мне плевать на это, Чимин. Мне насрать на все, единственное, что тогда меня уничтожило – твое предательство. Если бы я был уверен в тебе, если бы ты взял тогда меня за руку и прошел через этот кошмар со мной, я бы все смог вытерпеть. Я бы все смог пережить с гордо поднятой головой. Но мне пришлось опускать ее всякий раз, потому что мне внушали, что я сделал что-то неправильно, что мне нужно стать другим, что мне нужен врач и какая-то там терапия, — Чонгук тяжело дышал, пульс бился в висках, и он присел на подлокотник, продолжая хмуриться и в глубине души жалея, что все это вышло так эмоционально, потому что на Чимине не было лица. — Чего ты тогда испугался? — уже более спокойно спросил он. — Что тебе придется пройти через все эти унижения? Что родители отвернутся от тебя или возненавидят? — он горько усмехнулся, поднялся и присел у ног Чимина, у которого слезы застилали глаза, и он просто не мог осмелиться и посмотреть на Чонгука. — Ну прошел бы, и что? И что с того, Чимин? Я же прошел, я не умер после этого. Но зато ты бы знал, что я рядом, что я всегда буду рядом, в какую бы бурю мы не попали. — Я не думал, что так все выйдет. В тот момент у меня отключились мозги, я не подумал, как сильно это может отразиться на тебе. Я не могу себе найти оправдание, ничто никогда этого не оправдает, Чонгук. Ничто. — Тогда что ты предлагаешь? — спросил Чонгук, поднимаясь и утирая влагу у носа. — Что предлагаешь? Как я могу довериться тебе? Ты расстался с Джином? — его взгляд был прямым и тяжелым, и Пак не смог его выдержать, отворачиваясь. — Еще нет. — Еще нет. А когда планируешь, извини? — В ближайшем будущем. — Тогда какого черта зовешь меня? Какого черта просишь быть вместе? Вот поэтому я не могу тебе доверять, Чимин, я просто не могу, понимаешь? Ты пытаешься в любой ситуации сделать так, как выгодно тебе, я так не хочу, я боюсь таких людей. — Боишься меня? — Чимин поднял истерзанные болью глаза на Чонгука, он все еще боролся со слезами. — Боюсь. Потому что в прошлый раз было очень больно. И я не хочу, чтобы история повторилась снова. — Прошлое на то и прошлое, чтобы оставаться в прошлом! — почти прокричал Пак, подрываясь с места, когда Чонгук повернулся в сторону входной двери. Он схватил его за локоть и встал напротив, заставляя смотреть себе в глаза. — Я хочу оставить эти роковые ошибки позади. Я хочу выбросить их из памяти, давай сделаем это вместе. И ты, и я, мы снова сможем жить нормальной жизнью. Я умоляю тебя, давай прошлое не будет влиять на наше будущее, — Чимин говорил это так эмоционально, что у него дрожал голос, и он пытался говорить громче, чтобы подавить это. Чонгук же, смотря в глаза Чимина, отчетливо видел в них сожаление и искренность, но продолжал слышать в голове звенящие отголоски прошлого, в котором все было так ужасно и безвыходно. Но рубить на корню все равно не хотелось, потому что убивать чувства, живые, крепкие, наполненные и такие сильные, он считал абсолютным преступлением. Едва он хотел открыть рот, чтобы попросить Чимина для начала разобраться в отношениях с Джином, а уже потом снова попытаться к чему-то прийти с ним, входная дверь отворилась, заставив парней отскочить друг от друга и уставиться на высокую фигуру Джина, застывшего на пороге. Он держал в руках пакеты из супермаркета и был крайне серьёзен. — Чонгук? — его холодный, недовольный взгляд осмотрел омегу. — Что ты тут делаешь? Билл не говорил мне, что ты приедешь. У вас все нормально? — Все нормально. Билл, должно быть, забыл, — Чонгук бросил взгляд на Чимина, прекрасно понимая, что сейчас не время раскрывать все карты. Он считал, что расставаться нужно по-человечески, и решил не лишать этих двоих данной возможности. — Он не приехал с тобой? — Он внизу, — Джин продолжал говорить настороженно и переводил взгляд с Чонгука на Чимина и обратно. — Мы забыли купить кимчи. — Хорошо, тогда я пойду к нему. До свидания, Чимин, — выдохнул парень и пошел к выходу. — До свидания, Джин. — До свидания, — холодно ответил мужчина и дождался, когда за омегой захлопнется дверь. Потом он перевел внимательный взгляд на растерянного Чимина, который стоял посередине комнаты с красными щеками и дрожащими руками. — Что это только что было? — Что было? — он попытался придать голосу безразличие, но тот дрожал и срывался. — Вы кричали, на весь подъезд было слышно. Ты кричал, — у Чимина все похолодело внутри, он почувствовал, как липкий страх пополз по позвоночнику, а сердце забилось, как зверек в клетке. Что он должен был сказать? Рассказать всю правду, чтобы Джин тут же приплел родителей и сделал этим только хуже? Чтобы вся эта ситуация снова отдалила его от Чонгука? — Мы просто разговаривали. — Я слышал все, Чимин! — мужчина повысил голос и бросил продукты на пол. — Я слышал, что ты умолял его забыть прошлое и продолжать жить дальше. Что ты имел ввиду? Какое прошлое? Что у вас с Чонгуком за прошлое? Пак почувствовал, что его тошнит. У него будто что-то оборвалось внутри, и он судорожно пытался вычленить из потока информации, что давила на его мозг, нечто полезное, что помогло бы справиться с этим цунами. — Это ведь он? Это ведь тот парень, о котором ты мне рассказывал? — Какой? — у Чимина сжалось горло, и этот вопрос прозвучал едва слышно. Этот ответ удостоверил Джина, что его догадки верны. Он закатил глаза и едва сдержал себя, чтобы не выругаться. Теперь до него вдруг дошло, почему Чимин так отчаянно хотел вернуться, и почему при виде Чона всегда выглядел таким испуганным и отчужденным. — Мне нужно спуститься вниз, — сказал мужчина и развернулся к двери. Чимин, стоявший все это время как вкопанный, вдруг сорвался с места и буквально вцепился в руку альфы. — Ты идешь к нему? Что ты? Зачем? — Чимин, успокойся. — Не ходи! Ничего не говори ему, не ходи! — Чимин! — прикрикнув, мужчина выдернул свою руку из крепкой хватки и отошел на пару шагов. — Не волнуйся, я ничего не скажу и не сделаю. Он все еще парень моего друга. Я просто хочу посмотреть на него еще раз. Раньше он казался странным, но вполне обычным, но теперь… — Не ходи! — продолжал просить Чимин, но Джин не послушал его, похлопал по плечу и попросил ни о чем не волноваться, а потом вышел за дверь, оставляя омегу одного в пустой квартире и безумном страхе. Чонгук нашелся у подъезда. Он почти докурил сигарету, выглядел уставшим и задумчивым. Заметив Джина, он попытался изобразить подобие улыбки, но вышло странно. Джин не пытался ничего. Он смотрел на Чонгука и не мог поверить, что этот нормальный, красивый с виду омега мог так серьезно обидеть Чимина в детстве. — Билла ждешь? — Такси, вообще-то, — сказав это, Чонгук выбросил окурок в урну, кутаясь в тонкую куртку. — Уже довольно холодно. Джин промолчал, не стал расспрашивать. Он был зол и едва сдерживался, чтобы не сказать этому парню все, что думает о нем. А думал он много нехорошего. Он еще помнил, в какой депрессии жил Чимин долгие годы, как не хотел никого подпускать к себе, не мог заводить друзей и новые знакомства. Эта ситуация сильно отразилась на то, каким человеком он стал. И именно Чонгук, по мнению Джина и чиминовой семьи, был причиной проблем омеги в общении с людьми. — Я хотел тебе сказать, — заговорил альфа, когда заметил подъезжающее такси. — Не подходи больше к Чимину. Чонгук сначала подумал, что ему послышалось, он вопросительно уставился на мужчину и свел брови, прося этим жестом объяснить. — Я знаю обо всем, что приключилось между вами, я не хочу, чтобы ты каким-то образом давил на Чимина, — мужчина пытался говорить спокойно, но при этом даже не смотрел на омегу, понимая, что стоит посмотреть — вспыхнет, взорвется. — И что ты знаешь? — Что ты гребаный сталкер, — сквозь зубы прошипел мужчина и все-таки посмотрел в бесстрашные глаза парня. — Что ты не давал вздохнуть ему спокойно и запугал до смерти. Чонгук усмехнулся и покачал головой. Раньше он бы разозлился, но сейчас эта ситуация кроме грустного смеха, не вызывала эмоций. — Это он тебе рассказал? — Он! — подтвердил альфа, сжимая кулаки. — Когда? — Я не хочу устраивать долгих разборок, просто… — Когда?! — Чонгук уже не сдерживался, крик был слышен на всю улицу, и Джин, явно этого не ожидавший, отшатнулся на шаг. — Сейчас. — Сейчас? — выдохнул Чонгук, не веря своим ушам, потому что этого просто не могло быть. Не мог же Чимин пять минут назад просить его быть вместе, а потом сразу нагло врать Джину. Или мог? «Для Чимина это ничего не стоит», — подумал Чон, еще до конца не осознав всего произошедшего, но уже отчетливо ощущая, что еще немного и этот парень просто добьет его. — Сейчас сказал, — зачем-то повторил альфа и посмотрел за плечо омеги. — Твое такси приехало. Я попрошу еще раз, надеюсь, ты прислушаешься к моей просьбе. Не приближайся к Чимину, или я все расскажу Биллу. — Да похуй мне! — выплюнув в лицо мужчине, Чонгук быстро направился к серой машине, проклиная на чем стоит весь этот белый свет.