goodbye & love me

Раз за разом Чонгук набирал один и тот же номер, но никто не брал трубку. Раз за разом его сердце пропускало удар, ухало и разбивалось на мелкие осколки. А потом снова собиралось, потому что он уговаривал себя, что такого просто не может быть, что это какая-то ужасная ошибка, все будет хорошо, и Чимин обязательно вернется. Через некоторое время телефон отключили. Гудков больше не было, и у Чонгука затряслись руки. Он просил себя дышать, но будто забыл, что для этого нужно. Его так сильно скрутило изнутри, что он на мгновенье присел, пытаясь прийти в себя. Он твердил себе, что этого не может быть, что Чимин бы так не поступил, нет, никогда. Но он уже делал так, и это заставляло сомневаться, а потом вновь отбрасывать эти сомнения и верить, что произошла ошибка, что это лаг системы, злая шутка. Далеко за полночь, когда Чимин все-таки не пришел, у Чонгука началась настоящая истерика. Он рыдал, задыхаясь, и бесконечно записывал голосовые сообщения, которые не доходили. Он умолял Чимина хотя бы выйти на связь, хотя бы поговорить. — Я не буду давить, я все понимаю, я понимаю, что тебе трудно. Мы будем скрывать, сколько скажешь, мы вместе справимся, только не делай этого, я умоляю, — он умолял еще долго, в каждом новом сообщении, каждое новое предложение начинал и заканчивал этим словом. А потом уговаривал себя, что все не так. Сейчас он придет, и они вместе будут смеяться над тем, какой Чонгук дурной, не так все понял. Все можно объяснять. Вдруг сработал т9, когда Чимин набирал сообщение, и пришло совсем не то, что должно было, а у Чонгука уже настоящий апокалипсис в душе. В четыре часа утра Чон не выдержал и позвонил Биллу с просьбой приехать. И альфа, конечно же, рванул незамедлительно, потому что голос на том конце провода так сильно напугал его, что он буквально успел влезть в футболку и джинсы до приезда такси, а уже через двадцать минут стоял на пороге чужого номера. Чонгук был разбитый, его нижняя губа подрагивала, глаза были красные от недавних слез, но он не плакал. Он отошел от дверного проема, позволяя мужчине пройти внутрь. Тот молчал, понимая, что лишние вопросы могут сделать хуже. Он присел на край расправленной кровати и уставился на Чонгука, который сжимал в руке телефон. — Позвони Джину, — попросил он, подрагивающим голосом и громко сглотнул новую порцию рвущихся слез. — Позвони ему, где он сейчас? — Что случилось, Чонгук? — Билл никогда не видел его таким, потому что обычно сдержанный Чон не показывал слабость. Он всегда все стойко переносил, и сейчас видеть его таким расколотым на множество осколков было странно и…очень неожиданно. — Тебя кто-то обидел? Джин? — Позвони ему, Билл, я не знаю, что мне делать, — он сел на пол и попробовал снова набрать Чимину. — Смотри, не берет, — усмехнулся он настолько надрывно, что у Билла все сжалось внутри. — Выключен. Не берет. Не берет, Билл. — Кому ты звонишь? — мужчина был в таком недоумении, а Чонгук в таком ужасном состоянии, что ему стало жутко и он подорвался с места, садясь на пол рядом с парнем и обхватывая того за свободную руку. — Чонгук, посмотри на меня. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должен мне все объяснить. — Позвони Джину, Билл, — лицо парня было бледным, и он говорил, задыхаясь. Из его ослабевшей руки выпал телефон, и он прикрыл глаза, будто пытаясь себя уговорить успокоиться, но ничего не выходило. Как он мог успокоиться, когда еще утром все было хорошо? Как он мог прийти в себя, когда еще утром он целовал Чимина, а сейчас это разбивалось вдребезги. — Джин не поднимает, — сказал Билл и для достоверности включил громкую связь. Длинные гудки казались бесконечными, и Чонгук спрятал лицо в руках. — Это как-то связанно с Чимином? Чонгук не отвечал, он вообще не реагировал на вопросы мужчины. Подтянув мобильный, он глянул на время. Было почти пять. Слишком рано, чтобы куда-то ехать, время текло так медленно, так же, как и разрывалось его сердце — миллиметр за миллиметром. — Я люблю Чимина, — вдруг сказал Чонгук и почувствовал, как жар приливает к щекам, а потом бьет в голову, заставляя ее нещадно болеть. — Я любил его всю жизнь, это он — моя первая любовь, о которой я тебе рассказывал. Тот человек, который разбил мое сердце. И сейчас, кажется, он делает это снова, Билл, — он сжал ткань футболки в районе груди, чувствуя, как боль расползается внутри, но совершенно не представляя, как можно ее преодолеть. Билл молчал, не зная, что говорить и как реагировать. Но теперь некоторые моменты становились ему понятными. — Смотри, что он написал, — парень показал альфе сообщение, а потом убрал телефон в сторону. — Я не верю в это, Билл, такого не может быть. Он такие вещи мне говорил, он так признавался в любви, ты бы не сомневался, ты бы…если бы ты услышал, Билл. Я не знаю, что делать. Я…меня сейчас разорвет. Понимаешь? Билл ничего не понимал. Ни сообщение, ни рваные фразы омеги, ни их с Чимином отношений, потому что это все было настолько неожиданным, что он не знал, как реагировать. Но Чон был в таком ужасном состоянии, что расспрашивать, о чем бы то ни было, казалось абсолютно проигранной партией. — Хорошо, Чонгук, посмотри на меня. Сейчас поздно, все спят. Утром мы поедем к Джину, думаю, он поможет нам связаться с Чимином. Хорошо? — Почему он не перезванивает? — Чонгук был где-то в своем мире, постоянно сжимая трубку мобильного, будто вот-вот должно произойти что-то, что заставит его облегченно выдохнуть, но этого не происходило. Он написал еще сотню сообщений, записал и того больше, столько раз звонил, что уже у самого не осталось сил нажимать на кнопку вызова. С каждым разом его сердце разбивалось. С каждым разом надежда уплывала. Он нашел в себе силы подняться, лишь на пару мгновений, чтобы взять с тумбочки договор, который только утром они оба подписали. — Что-то случилось, Билл, что-то произошло. Он не мог меня вот так оставить, — он сжал лист бумаги в руках, прижал к груди и продолжал смотреть на экран телефона. Время продолжало стоять на месте, ни звонков, ни сообщений — ничего. — Нет, он любил меня. Билл, он любил меня. Он любил меня и тогда, когда отказался от нас, и сейчас. Насколько сильно разрывается его сердце, если он снова сделал это? Билл понимал, что Чонгуку очень плохо. Он оставил его на несколько минут одного и спустился вниз, чтобы купить успокоительного и заказать чашку ромашкового чая. Когда он вернулся в номер, Чонгук уже стоял в обуви и куртке. Он снова прошелся глазами по договору, уговаривая себя, что все не так, что все обойдется, и они снова обретут друг друга. — Только полседьмого, — оповестил альфа и протянул парню таблетки вместе с чаем. — Выпей это, тебе должно стать легче. — Мне станет легче, когда я снова смогу обнять его. Только тогда мне станет легче, Билл, я не справляюсь, — он отложил листок на кровать и залпом выпил чай, запивая им таблетки. — Я думал о нем каждый день, и та жизнь была пыткой для меня. А потом он вернулся, и я подумал, что это награда за страдания. Он не мог так поступить, я не верю в это. Не верю, что он мог это сделать. Я верну его, вот увидишь. Билл кивнул, понимая, что сейчас лучше ничего не говорить. Чонгука буквально трясло. Глаза были уставшие и покрасневшие, и он едва стоял на ногах. Билл был уверен, что этот парень сам не верит в то, что говорит. Прекрасная, но такая болезненная ложь. На улице было холодно. Чонгук ждал такси, продолжая сжимать телефон. Пришедшее оповещение заставило его сердце скрутиться в узел. Он уставился на экран в такой огромной надежде, но сообщение было от оператора, который оповещал, что на счету не осталось средств. Чонгук понимал, что скучает. Его сердце разрывалось от тоски, ему было невыносимо грустно и тяжело. А еще невероятно страшно, что все это останется вот таким, что ничего не решится, что он просто обманывает себя, а Чимин, на самом деле, струсил после разговора с родителями. Струсил, не смог выдержать давления, испугался. Что-то произошло в ходе разговора, и вот он – результат. На самом деле, это было очень похоже на правду, потому что Чимин уже делал так раньше, это было на него похоже. — За что тогда я так сильно люблю тебя? — одними губами произнес Чонгук и смахнул новые слезы, когда подъехало такси. Чем ближе они были к многоэтажке, где раньше вместе жили Джин и Чимин, тем сильнее колотилось сердце омеги, и тем сильнее подгибались ноги. Невыносимо и ужасно. Билл сидел рядом, время от времени поглядывая на парня, который то бледнел, то краснел, дышал через рот и выглядел обессиленным. Из него будто выкачали жизнь, забрали все, что заставляло его раз за разом делать новый вздох. Альфа вдруг подумал, что, если это конец, то сможет ли Чонгук продолжать жить? Сейчас казалось, что это невозможно. Он весь сжался и сам на себя не был похож. Боль его поглотила, но он упорно сопротивлялся, надеясь, что человек, которого он любит больше жизни не поступил с ним так снова. Только эта вера заставляла его и дальше держаться. Только она не давала рухнуть замертво, истекая кровью. Билл расплатился, а Чонгук выскочил из машины и остановился у подъезда, слыша, как его сердце гулко бьется. А еще оно могло остановиться. С минуты на минуту. — Билл? — едва различимый голос Джина, заставил Чона сжаться и обернуться к мужчине. Почему-то он взмолился о том, чтобы рядом с альфой сейчас был Чимин. Но тот стоял один. Он выглядел уставшим и не выспавшимся. Сжимал в руке мобильный телефон и избегал взгляда Чонгука, который в упор уставился на него, будто мужчина мог знать ответы на не озвученные вопросы. — Все в порядке, Джин? Я звонил тебе много раз, не смог дозвониться, поэтому мы приехали сюда. Где ты был? Джин открыл рот, не зная, что сказать, а потом вдруг столкнулся взглядом с Чонгуком, который сжимая ткань футболки в районе груди, смотрел на него своими большими и испуганными глазами. Он был так не похож на себя обычного. Он так отличался от задиристого и язвительного Чонгука, который вставлял свое мнение там, где спрашивали и нет, что сердце Джина пропустило удар, и мужчина отвел взгляд, смотря себе под ноги. Он крепче сжал чужой телефон с своей ладони, а потом спрятал в кармане пальто, чтобы Чонгук не заметил и не догадался. А потом вдруг подумал, что было бы здорово, если бы он обо всем догадался, врезал ему хорошенько несколько раз, забрал ключи от квартиры и все. Все для Джина. Эта ночь была слишком длинной. Самой длинной в его жизни, а еще в жизни Чонгука и в жизни Чимина. Было так больно, так страшно и ужасно, и глядя сейчас на этого омегу, Джин понимал, что похожие чувства испытывали все трое. Все они были разбиты его ужасным поступком, которому не было объяснения, но которое, как ему казалось, было единственной справедливостью в этом мире. Два абсолютно полярных чувства разрывали его сердце на мелкие осколки. Как гнусно он поступил, как сильно ранил людей. Как больно ему сделали, как разрушили его жизнь. Как все поломалось и разлетелось прахом по ветру. — Ты его видел? — спросил Чонгук, по-своему расценив виноватый взгляд мужчины. Тот поднял взгляд, совершенно не зная, что ответить. Он был, как рыба, выброшенная на берег, и это было ужасное чувство. Он предпочел бы считать себя законченным подонком, но совесть, которая все еще трещала внутри него, не позволяла чувствовать себя хозяином положения. — Чонгук…— он сам не знал, зачем позвал омегу. Он хотел рассказать правду? Или наплести очередную ложь? Или он просто хотел принять душ, прийти в себя, отдохнуть, забыться? Он хотел просто вычеркнуть все это из жизни, но не получалось, потому что итоги его лжи стояли прямо напротив — разбитый человек, которого уже разбивали. Джину даже показалось, что он видит трещины на красивом лице. Они еще держатся, склеенные неизвестно чем, скорее всего, чиминовыми обещаниями и признаниями, он бы не удивился, увидев, как этот человек рассыпается в песок прямо на его глаза. — Я спросил тебя, ты видел его или нет? Что он сказал? Он ведь был у родителей? Что он сказал? Что там произошло? Джин не мог просто сказать, что сделал нечто ужасное. Он не мог просто признаться во всем, потому что ему было плохо от всего этого. Его не терзали настолько сильно даже крики Чимина. А вот спокойствие Чонгука, наигранное спокойствие, которое с минуты на минуту должно было перейти в настоящую бурю, безумную и страшную, — на корню уничтожали. Это было невыносимо, он смотрел в асфальт, понятия не имея, что таким своим поведением делает хуже, потому что Чонгук все воспринимал иначе. Он видел ситуацию глазами своего разбитого сердца. — Он отказался от меня? Что сказали его родители? — этот шепот въелся альфе под кожу, и он решил, что сможет найти в себе силы сказать правду, только силы убывали и он продолжал молчать, будто язык к небу приклеился. Чонгук психанул, развернулся и пошел прочь от этого дома. Билл хотел пойти за ним, но не знал, должен ли, потому что ни одни слова не смогут помочь его сердцу сейчас. И он метался не понимая, лучше ли оставить его одного или это будет ошибкой. И еще он понимал, что Джину тоже нужен кто-то, с кем можно поговорить. Он понятия не имел, как попал в эпицентр этого апокалипсиса. Чонгук не принимал. Не собирался, отказывался. Ни за что. Никогда. Только не после всего. Только не после этих объятий, поцелуев, обещаний. Только не после этого. Он сел в первое такси, которое стояло за поворотом. Он еще с детства помнил адрес родительского дома Чимина. Он не соображал и даже не думал о том, как его примут там. Ему было неважно, ему нужно было увидеть лицо одного человека. Ему нужно было услышать только из одних губ слова, которые пришли ему сообщением. Ему нужно было видеть выражение, с которым Чимин скажет это, ему нужно было знать, что это конец, чтобы уйти. Из города, из страны или из жизни, он еще не знал, но ему нужно было это услышать и увидеть лично. Когда машина остановилась у нужного дома, у Чонгука все сжалось внутри. Он вышел, закрывая за собой дверь, и встал напротив ворот. Воспоминания, прекрасные и ужасные, связанные с этим местом, вдруг нахлынули на него, но даже они не заставили улыбнуться. Сердце бешено билось, буквально выворачивая все изнутри, это было невыносимо и страшно. Но остаться вновь без Чимина казалось еще страшнее, поэтому он несколько раз нажал на звонок и отошел подальше, пряча руки в карманах куртки. Через несколько минут во дворе показался мужчина. Он был в пальто и туфлях, с пакетом в руке и шел к воротом. Только когда мужчина приблизился, Чон узнал в нем папу Чимина. Годы сильно изменили его, но он по-прежнему казался стойким и уверенным. — Добрый день, — поздоровался Чонгук, когда калитка была еще закрыта. Мужчина поднял на него глаза, достал из кармана пальто ключи и открыл ее, выходя на улицу. — Добрый день, Вы сюда? По какому вопросу? — Вероятно, Вы не узнаете меня, господин Пак? Я учился с Вашим сыном в средней школе. Через мгновенье мужчина изменился в лице и кашлянул прочищая горло. — Да, кажется, я вспомнил тебя. Вы даже дружили какое-то время, это ведь ты? — Да, я…я хотел бы. — Что поделать, Чимина нет дома, ничем не могу помочь, он двинулся, чтобы пройти к гаражу, но Чонгук преградил дорогу. — А Вы не знаете, как с ним связаться? Я знаю, что вчера он… — Послушай, Чонгук. Ты ведь Чонгук, я же ничего не путаю? Так вот, Чонгук, не мог бы ты оставить моего сына в покое? Сделаешь милость? — Я хочу услышать это от Чимина. Пусть он скажет мне, что я должен оставить его в покое. Я хочу услышать от него. — Он скажет, можешь не сомневаться, Чонгук. Он обязательно это скажет. — Потому что Вы заставите? Или Ваш муж? — Чонгук, по-прежнему уверенный, что вчера все же состоялся разговор, чувствовал, что битва проиграна и господин Пак говорит правду. Чимин откажется от него. Даже в глаза, если понадобится. — Нет, зачем? Он сам сказал, что не хочет тебя видеть. — Это не так, — Чонгуку казалось, что еще немного и земля провалится под его ногами. — Это так. Он сказал, что, если встретит тебя на улице, сделает вид, что не знает. Он так сам сказал, мне нет смысла тебя обманывать. Я переживаю за своего ребенка, но я дам ему шанс поступать так, как он хочет, я не могу все время быть его нянькой. Если хочешь, мы можем ему позвонить прямо сейчас, и он сам скажет это тебе, — этот разговор был. Чимин так говорил. Чимин хотел выкинуть Чонгука из сердца и из головы, поэтому так говорил. Это было давно, много лет назад, но Чонгук об этом не знал. Он перекладывал все на настоящее время и настоящую ситуацию, и это так глубоко ранило его, что он буквально задохнулся от боли. — Он так сказал Вам? Что еще он говорил? — Живи своей жизнью, Чонгук. Прошлое должно оставаться в прошлом, даже если это приносит тебе боль, — мужчина похлопал парня по плечу и прошел к гаражу, оставляя позади себя человека, которого буквально добил своими неосторожными словами. На мгновенье Чонгуку показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он прикрыл глаза и посчитал до десяти, раньше так всегда делал Чимин, чтобы успокоиться. — Пройдет мимо? — прошептал Чон и до крови закусил губу. — И после всего ты просто пройдешь мимо? Как всегда. Чонгук был опустошен. Ему было невыносимо, но при этом слез больше не было, сил на рыдания не было, на то, чтобы проклинать судьбу, Чимина, мир, ничего не осталось, от всего было нестерпимо. Это был тот удар в спину, от которого, он был уверен, никогда не сможет оправиться. Он не ожидал, даже не мог предположить, что все зайдет так далеко, что этот шанс, который он и так дал с таким трудом, в конце концов с кровь и мясом вырвет у него сердце из груди. Чонгук остановился на мосту у реки Хан. В детстве они любили гулять здесь. И почему они не разу не навестили это место, пока были вместе? Счастье длилось там мало, но оно было таким невероятным и живым. Каждое воспоминание резало без ножа. Он еще давно понял, что очень сильно эмоционально зависим от Чимина, знал, что с этим нужно что-то делать, но эти правильные мысли появлялись лишь тогда, когда этот парень был далеко. Когда они были вместе, Чонгук наслаждался этим ощущением, он будто всего себя дарил другому человеку, полностью отдаваясь, не оставляя и капли себя. Чон достал телефон из кармана. От нескольких пропущенных замерло сердце, но тут же успокоилось, потому что все они были от Билла. Он не поступил бы с теми, кого любит так подло, как поступил Чимин с ним уже во второй раз. — Ты ведь меня тоже любил? Или твои страхи сильнее любви? Или твоя трусость на все закроет тебе глаза? — одними губами произнес омега, глядя на контакт Чимина в своем телефоне. «Я не знал себя, когда оставался с тобой. Я забывал обо всем, потому что ты говорил, что больше не сделаешь так, но почему-то сделал. Еще хуже. Если я встречу тебя на улице, я сделаю вид, что не знаю. Теперь и отныне, если вдруг когда-нибудь мы снова встретимся, я всегда буду проходить мимо. Тебя не существует. Как и твоей любви. Когда человек любит по-настоящему, он не сделает того, что делаешь ты. Ты в моих глазах превратился в ничто. Все твои слова — в пыль. Ты ничего не стоишь. Ты не стоишь боли, что я испытываю, не стоишь любви, которую я храню в сердце столько лет. Ты не стоишь слез, поцелуев, моей разбитой жизни. Моего окровавленного сердца. Ничего. Я не буду тебя любить. Я не буду думать о тебе. В этой жизни я больше никогда не хочу ничего слышать о тебе. Я не хочу видеть тебя, не хочу знать тебя. Вот здесь. Сейчас. Навсегда. Я ставлю эту точку, и, если ты захочешь вернуться, я никогда не приму тебя. Даже если будешь умолять на коленях, я не приму тебя. Даже, если перевернешь весь мир, если продашь душу дьяволу, я не приму тебя. Сколько бы ты не просил, сколько бы не совершал поступков. Если в этой жизни мы снова столкнемся, ты будешь оставаться для меня незнакомцем. Я сделал больше, чем должен, чем способен. Я простил то, что нельзя простить, я поверил в то, во что нельзя было верить с самого начала. Я обещал, и я держал обещание, и буду держать до самого конца. До последней минуты своей жизни. Но ты не умеешь держать слово, ты не способен справиться даже с самой простой задачей. Ты не можешь защитить нашу любовь, не можешь отстоять наши чувства, не можешь сказать правду. Ты будешь до конца жизни искать себя, будешь пытаться сломать, но не выйдет. Я думал, что нужно давать шанс, если человек ошибается, но это не ошибки, это твоя суть. Ты такой, и как бы сильно я не любил тебя, ничто этого не изменит. Ничто не изменит тебя. Я умею держать свое слово, в отличие от тебя. Именно поэтому, ты можешь быть уверен, что я никогда не прощу тебя. И никогда не поверю вновь в то, во что нельзя верить. Это единственное наказание, которое я могу тебе дать». Чонгук отправил сообщение и разжал ладонь, позволяя телефону полететь вниз, разбиваясь об холодную толщу воды. Он не плакал, как в прошлый раз над прощальным сообщением. Ничто больше не вызывало в нем слезы, ему казалось, что он умер, поэтому не плачет, мертвые ведь не плачут. Как бы не было больно. Он так глупо и безнадежно надеялся, что им больше не придется расставаться. Что жизнь теперь на их стороне, судьба будет благосклонна. Ему казалось, что теперь есть шанс на то, что в будущем будет свет. Будет все хорошо. Не будет. Ничего больше. Никогда. Чонгук не вернулся в отель. Он нашел в карманах куртки паспорт и кошелек. Больше ему ничего не было нужно. Домой Джин не поднялся, с Биллом тоже не стал разговаривать. Он пешком пошел к бару, где они обычно болтали с Тэхеном. Он чувствовал, что еще вот-вот сломается и понимал, что не стоило всего этого затевать, что это изначально было идиотизмом. Ошибка в отчаянии. Просидев в баре до вечера и не дождавшись Тэхена, он нашел его номер в контактах и попросил приехать. Сообщения от Чонгука он упорно игнорировал, но те продолжали мелькать на главном экране, и ему становилось еще хуже, чем до этого. Он вышел на улицу, сел на лавку, посидел недолго, а потом дошел до ближайшего магазина, в котором купил сигареты. он всегда был против курения, но сейчас ему казалось, что его голова взорвется, если он не сделает затяжку. Ему нужно было что-то тяжелее, но где купить поблизости траву, он не имел понятия. После трех сигарет он снова спустился в бар, где за стойкой уже сидел Тэхен и пил коктейль из трубочки. — Я не видел, как ты зашел. — Я тоже не видел тебя на улице. Что-то случилось? — А ты всегда свободен? — просто поинтересовался Джин и, заметив недовольный взгляд парня, извинился. — Я чувствую себя ужасно. Голова по швам трещит, не спал всю ночь. Я ужасный человек, Тэхен. — Все люди ужасны. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, — пожал плечами омеги и улыбнулся, заметив серьезный взгляд мужчины, который, в самом деле, выглядел едва живым. — Мне кажется, что тебе не здесь нужно сидеть, а пойти домой и хорошенько поспать. Включи спокойную музыку и расслабься. Все раны затягиваются рано или поздно. Правда, потом может остаться шрам, но это ведь всего лишь шрам. В повседневной жизни ты забудешь о нем. — Я сделал кое-что очень плохое. И я не знаю, как смогу простить себя, — Джин сглотнул и взял коктейль Тэхена, делая один большой глоток. — Ты так смотришь на меня, я выгляжу жалким? — Нет, не выглядишь. — Тогда что? Что ты думаешь обо мне? Тэхен стиснул зубы и почувствовал, как его сердцебиение учащается. Что он думает о Ким Сокджине? Он уже думал об этом. Причем думал после каждой случайной или не очень случайной встрече. Он приезжал сюда, чтобы найти эти встречи. Чтобы снова увидеть этого человека. Пытался прислушаться к своему сердцу, к ощущениям, но это было чем-то настолько новым, что ему ничего не удавалось понять. Что же он думает о Ким Сокджине? Джин смотрел в глаза напротив слишком внимательно, и вдруг подумал о том, как отреагирует этот парень, когда узнает, что он натворил? Что тогда будет? Будет ли он также без страха и презрения смотреть на него? Что тогда станет с их… С чем? — Я думаю, что хочу, чтобы ты поцеловал меня, — вдруг сказал Тэхен, внимательно смотря в сосредоточенное лицо напротив. Джин, явно не ожидавший подобного ответа, весь сжался и сглотнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки от этой просьбы. Чимин никогда так не делал и никогда так не смотрел на него, как омега, смотрящий на альфу, который ему нравится. Тэхен усмехнулся, чувствуя неловкость, потому что Джин никак не реагировал, и это было бы странно, если бы отреагировал, потому что он совсем недавно закончил длительные отношения, но внутри все равно все сжалось от этого знакомого, но такого ненавистного чувства ненужности. — Я поцелую, — вдруг сказал Джин и достал из кармана серебристый мобильник, в который вчера Тэхен записывал свой номер и ключи от квартиры. — Если после всего ты попросишь меня об этом снова. — После чего? — не понял Тэхен и внимательно следил за тем, как эти вещи опускаются на барную стойку и подвигаются к нему широкой ладонью альфы. — После того, что узнаешь. И увидишь. Возьми это и поезжай ко мне домой, я скажу таксисту адрес. — Стой, без тебя? — Да, поезжай один. — С какой стати? — Тэхен ничего не понимал и немного напрягся из-за чужого тона. — Что я должен узнать и увидеть? Почему я должен поехать туда один? — Потому что я не смогу, — сказал Джин и опустил глаза, понимая, что в самом деле не сможет посмотреть Чимину в глаза после того, что сделал. Он понятия не имел, как это можно оправдать. — Большой ключ от входной двери, а маленький от комнаты. Ты сам все поймешь. — Я не хочу ехать туда один. Почему ты…что происходит, Джин? — Мне больше некого попросить. Я не смогу сам, я не хочу, у меня не выйдет. Сделаешь это для меня? Прошу. У Тэхена даже предположений не было, что он может увидеть в квартире альфы, но от всего этого становилось жутко. Он посмотрел сначала на ключи с телефоном, а потом на умоляющее лицо Джина, который, очевидно, был в отчаянии. — Со мной ведь ничего не случится? — Обещаю. Клянусь. Просто…посмотри, как там квартира. Тэхен кивнул, больше себе, нежели альфе и забрал с барной стойки вещи, кладя их в карман пальто и наблюдая за тем, как губы Джина растягиваются в облегченной, благодарной улыбке.