goodbye & love me

Чимин сидел в беседке под открытым небом и смотрел на скрывающееся за горизонтом солнце. Было тепло, прохладный ветер приносил с собой лёгкий аромат цветов и ели. Если бы не учащенное сердцебиение, которое в последнее время было постоянной проблемой, он бы чувствовал себя хорошо. Не счастливо, не спокойно, а всего лишь хорошо. Но даже это в сложившейся ситуации, определённо, было бы для него подарком. Парень снял пиджак и остался в одной белой футболке. Кожа пошла мурашками, и, прикрыв глаза, ему ненароком вспомнились мягкие прикосновения нежных чонгуковых пальцев, его рваное дыхание куда-то в шею, широкая улыбка и сладкий аромат, от которого подгибались колени. Чимин много чего хотел ему сказать. Для начала было бы правильным признаться в чувствах, которые были настолько сильными, что порой не получалось уснуть. Потом рассказать о том, как он скучал, о том, как сердце сгорало в пламени невыносимой тоски. Сказать, что каждый прожитый день был не только надеждой, но и пыткой. Будучи спокойным снаружи, его любовь разрывала внутри душу, кромсая на мелкие кусочки. На столе лежала пачка сигарет, только купленная с вишнёвым фильтром. Чимин столько скурил их за последнее время, что сложно сосчитать. Обхватывать губами и ощущать каждый раз знакомый вкус, со временем стало невыносимым. Глядя сейчас на закрытую пачку, его желание закурить было непреодолимым, но он сдерживался, потому что не хотел вновь переживать это, вновь чувствовать на своих губах привкус губ того, по кому скучал больше всего на свете. В этот раз Чимин терпел разлуку проще, потому что это все не казалось таким безнадёжным. Когда он был ребёнком, он полностью зависел от родителей и без их ведома не мог даже вздохнуть. Он боялся, и этот страх так сильно его контролировал, что он не мог ответить даже на прощальное сообщение Чонгука. Сейчас же все обстояло иначе. И даже на последнее сообщение Чимин записал сотню ответов. Это были и голосовые сообщения, в которых он умолял простить его за то, что снова оставил, снова причинил боль. Он так сильно любил Чонгука, что пусть фактически и не был виноват в произошедшем, все равно считал, что ему нет оправданий. Нет оправданий тому, что этому человеку снова было больно, что его сердце треснуло, раскололось на куски. Его утешала только одна мысль. Они были очень далеко друг от друга. Их любовь снова причиняла им обоим боль. Снова было страшно, снова было невыносимо. Все, что произошло оставило огромное количество ран, заставило распадаться и снова оживать. И среди всего этого, среди кошмара, что становился реальностью, самым прекрасным было то, что по крайней мере, они находились под одним небом. Пусть и за тысячи километров друг от друга. Пусть их разделяли страны, города, недосказанность и чужая ложь, они были вместе. Они оба находились в этом мире. — О чем так задумался? — подошедший Билл сел напротив и заставил Чимина поднять на себя взгляд, коротко улыбнувшись. — Выглядишь непозволительно серьезно. А ещё очень уставшим. Что-то случилось? — От него по-прежнему ничего не слышно? — Чимин себе не изменял. Он надеялся, что однажды услышит нечто другое, нежели привычный ответ. — Я бы тебе сообщил. С тех пор, как он перевёз вещи, больше не появлялся в нашем районе. Я лишь надеюсь, что у него все хорошо. — Я тоже надеюсь, что он справляется, — Чимин взял в руку пачку сигарет и принялся с ней играть. — Ты уже оформил билеты? — Все в лучшем виде. Через неделю отправляемся. Ты ведь никогда не был в Берлине? — Билл перевёл взгляд на правую руку омеги, которая покоилась на столе, крепко зафиксированная эластичным бинтом. — Я вообще мало путешествовал. Сначала учился, потом работал. У меня никогда не было времени на что-то, что приносит удовольствие именно мне. Сколько себя помню, я всегда старался изо всех сил, чтобы кого-то не разочаровать. Сначала это были родители, потом к ним прибавился Джин. И это был какой-то замкнутый круг. — Знакомо. Иногда люди не представляют, сколько усилий человек прилагает, чтобы просто не выделяться. Нужно быть стандартным, чтобы тебя любили. Нужно зарабатывать много денег, иметь хороший дом и образцовую семью, — Билл усмехнулся и перехватил у Чимина пачку, принимаясь также непроизвольно крутить ее в разные стороны. — Ты тоже прошёл через это? — ёжась, спросил Чимин и внимательно уставился сквозь Билла, смотря на разноцветное небо. Солнце село, а лёгкий ветерок продолжал дуть с той стороны. Альфа ничего не ответил, только хмыкнул, и из этого Пак понял, что не стоит тревожить чужие старые раны. — Сколько сейчас в Берлине? Билл глянул на наручные часы. — Около двенадцати дня. — Интересно, что он сейчас делает? Мужчина пожал плечами и удобнее устроился на сидении, откидывая голову назад. — Я без понятия. Сейчас это может показаться нелепым, но, несмотря на то, что мы так долго были вместе, я ничего толком о нем не знаю. — Он любил рисовать в детстве. И делал это очень красиво. На самом деле, после того, как мы возобновили отношения, он тоже особо много не рассказывал. Думаю, он просто стал таким человеком изо всего, что случилось в прошлом. — Вы до сих пор ничего не заказали? — подошедший Юнги бросил джинсовую куртку на плетёный стул и подошёл сначала к Чимину, чтобы обнять в знак приветствия, а потом к Биллу, который подвинулся, позволяя Юнги занять своё, более удобное, место. — Ждём, когда все подойдут. А Чонгук...? — Если бы он написал, я бы тебе сообщил, — типичный ответ, к которому Пак уже успел привыкнуть, хотя раз за разом ожидал чего-то другого. Юнги стал общаться с Чимином из-за Тэхена, которому приходилось много контактировать с ним, во-первых по поводу брата, а во-вторых из-за судебного процесса, в котором тот выступал одним из главных свидетелей обвинения. Поначалу без подколов не обходилось, и Мин не упускал ни одной возможности, чтобы каким-то образом не задеть, но потом эти подколы перестали носить постоянный и агрессивный характер, а искренние переживания Пака, которые были так очевидны и по-настоящему трогательны, заставили Юнги пересмотреть своё отношение. И в последствии они стали созваниваться без причины, просто чтобы поболтать. Для Чимина подобного рода отношения были странными, непонятными и неизвестными, потому что раньше у него никогда не было кого-то, кто интересовался бы его жизнью. Раньше была только семья, которая давила, Джин, который иногда умел перегнуть палку, вокруг всегда были люди, но друзей не было никогда. А сейчас был Билл, был Юнги и даже Тэхен, который этого не признавал, но относился к Чимину хорошо, иногда даже первым интересуясь, как у него дела. Пак чувствовал себя виноватым перед Чонгуком. Ему казалось несправедливым, что рядом с ним были эти люди, он чувствовал себя в относительной безопасности, ему было с кем поговорить, а у Чона не было никого. Иногда эти мысли заставляли Чимина отстраняться от всех, делать паузу, но этим парням подобное положение дел не нравилось, они продолжали оставаться рядом. Поначалу из-за ответственности перед Чонгуком, потому что прекрасно знали, как тот любил этого парня, и просто не могли оставить его после той беды, в которую он попал. А потом просто привыкли к нему. В этом не было ничего странного, потому что, несмотря на прошлые косяки, где-то глубоко внутри парням пришлось согласиться с Чонгуком, Чимин был очаровательным. — Все в сборе? — Тэхен поздоровался и сел рядом с Чимином, откидывая голову назад. Его отросшие волосы мешались, и он принялся собирать их в крошечный хвостик. — Ты говорил, что тебе здесь нечего делать, — напомнил Пак и поджал губы, заметив недовольный взгляд парня. — Мне по-прежнему здесь нечего делать, но выпить и поесть мясо за чужой счёт, — он хмыкнул и улыбнулся. — Где найдётся идиот, который от этого откажется? Чимин не скрыл улыбки и поднял руку, чтобы подозвать официанта. — Ты вылитый Чонгук. Вы очень похожи, он тоже все время паясничает. — О Боже! — воскликнул Билл, буквально подрываясь с места. — Точно! Я долго не мог понять, кого ты мне напоминаешь, но ты вылитый Чонгук. Посмотри, они даже внешне похожи. — Ничего подобного, — нарочито недовольно пробубнил Тэхен и принял из рук подошедшего официанта меню. — Естественно, — пробубнил Юнги, выбирая блюдо, — Чонгук в миллион раз красивее, а ты страшненький. Тэхен закусил губу и промолчал. Конечно, Юнги шутил, он только и делал, что издевался над младшим, но тот в последнее время непонятно реагировал на подобного рода шутки. Тэ глянул в сторону и столкнулся взглядом с Чимином, который, как ему показалось, понял причину его молчания. — Мне кажется, что у Тэхена необычная внешность, особенная. Глупо сравнивать двух красивых людей, — сказал Чимин и принялся делать заказ. Ему было очевидно, что у Тэхена большие проблемы с принятием себя. Это казалось странным, но будучи уверенным в себе, как в личности, Тэ в то же время был помешан на внешности. Слишком часто от него можно было услышать замечания по поводу того, что нос какой-то не такой, губы слишком маленькие, глаза странные, волосы редкие. Самым невероятным были постоянные мысли о похудении. За последнее время Тэхен скинул ещё шесть килограмм, и Чимин считал, что парень уже выглядит нездоровым. Во время ужина Пак все пытался накормить Тэхена, но у того после случайной фразы Юнги настроение опустилось на дно, и он едва поковырял мясо, хотя до этого планировал плотно поесть. — Ты так близко принимаешь это к сердцу, — протянул Чимин, подходя к Тэхену, который отошёл, чтобы закурить. — Понятия не имею, о чем ты. — О шутках Юнги. Все понимают, что он просто любит говорить, он вовсе не имел ввиду то, что сказал. Ты ведь смотришься в зеркало? Ты должен понимать, что его слова — это просто слова, и ты очень красивый. Тэхен усмехнулся и сделал глубокую затяжку. — Кто так считает? — В первую очередь ты должен так считать. Ты говорил, что тебе не нравится твой нос? — Разве он не огромный? — А разве кто-то кроме тебя это заметил? Если никто не заметил, значит не огромный. Это все в твоей голове. Я думал, что ты доктор, но ты ведёшь себя хуже любого нерадивого пациента. Если тебе очень некомфортно, ты можешь что-то исправить в своей внешности, сейчас это не проблема. Но я не думаю, что после этого что-то кардинально изменится в твоей голове. — Я часто повторял эту фразу во время практики, когда работал с ребятами больными анорексией. Но сейчас твои слова кажутся мне всего лишь словами. В то время я не понимал, почему они просто не могут этого понять. Думаю, теперь я знаю, — он повернулся к Чимину и неловко глянул на него, будто ему было неудобно признаваться в том, что проблема действительно есть. — Они все понимали, просто сделать с этим ничего не могли. — Есть всякие тренинги для повышения самооценки. Например, ты можешь... — Я знаю. Я могу вставать напротив зеркала и говорить себе, что я красивый. Я делал это, не помогло. Я просто знаю, что преодолею этот комплекс когда-нибудь, а пока... — А пока будешь травить себя? Ты тратишь свою молодость и время на то, чтобы ненавидеть себя, но тебе не за что. Ты красивый, хороший и порядочный человек, и то, что творится в твоей голове не имеет под собой никакой почвы. Пойми это поскорее, время так скоротечно. Будто бы только вчера мне было пятнадцать. — Ты сейчас пытаешься таким образом заработать у меня баллы? — Мне это уже не нужно, — улыбнулся Пак и попросил у Тэхена сигарету. — Я больше не волнуюсь ни о ком кроме Чонгука. Даже если ты меня проклянешь, я скажу о тебе также. Потому что я так считаю. Тэхен прикурил парню и понимающе кивнул. Какая, оказывается, красивая и в то же время сложная фраза: «я так считаю». Люди слишком часто говорят вещи, которые, на самом деле, к их мнению, которое скрывается где-то глубоко в чертогах сознания, не имеют отношения. Чимин всю жизнь прожил, пытаясь заткнуть своё внутреннее «я». Оно так долго билось в клетке, не в силах выбраться, что сейчас его было не остановить. Оно рвалось наружу, кричало и было радо вновь оказаться на свободе. Оковы запретов были сняты. Жизнь началась заново. Правильная жизнь. Та, в которой не было места лжи, не было места предательствам и страхам. Бояться было некого. С самого начала, как он и сказал, вся проблема была исключительно в его голове. Единственное, что приносило Чимину боль, это осознание того, что многого можно было избежать, если бы он понял эти простые вещи раньше. — Так, тебя завтра ждать? — спросил Тэхен, затягиваясь. Чимин кивнул. — Я понятия не имею, правильно ли поступаю, и нужно ли это Чонгуку, но однажды он сказал фразу, которую я не могу с тех пор забыть. Он сказал: «Чем мои родители хуже твоих? Почему им пришлось все это вынести?» Он злился на отца, но его сердце все равно разрывалось от вины перед ним. Именно поэтому я хочу поговорить с твоим отцом. Я не знаю, как он воспримет ту информацию, которую я хочу ему преподнести, и может быть уже поздно, и ворошить прошлое и вовсе не стоит, но я всего лишь хочу внести ясность. Не хочу, чтобы ваш отец считал Чонгука ненормальным. И может быть, когда-нибудь они смогут поговорить, чтобы понять и простить друг друга. Это моя самая большая мечта. — Мой отец не любит разговаривать на тему Чонгука. Тебе будет непросто, но, в любом случае, спасибо. Я рад, что в тебе проснулась совесть, и ты хочешь спасти нашу семью. Хотя я сомневаюсь, что это возможно. Чимин долго не думал, что надеть. Влез в чёрные джинсы, натянул белую футболку и накинул пиджак. Он посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы, чтобы они выглядели более опрятными, и несколько раз произнёс про себя, что у него все получится. Он не особо любил разговаривать с людьми и выяснять отношения, а с людьми, которые были старше - и подавно. Но он понимал, что некоторые вещи нужно делать, даже если совсем не хочется. Он не бывал в новом доме Чонов. Чон-старший заработал много денег с тех пор, как Чонгук уехал. Раньше это была обычная семья, сейчас они представляли собой сеульскую элиту. Чимин понимал, что данный факт осложнит и так непростой разговор. Он некоторое время стоял у двери, не решаясь нажать на звонок. Он заранее подготовил, что будет говорить, но слова то и дело забывались. Где-то внизу живота поднималось неприятное чувство тревоги, и Чимин прокашлялся, будто это могло помочь успокоиться. Когда он все же позвонил, дверь открылась не сразу, но через пару минут перед ним показалась высокая фигура Тэхена. Тот был в футболке и домашних штанах и на нем не было макияжа. Это был первый раз, когда Пак увидел Тэ без косметики. Он подумал, что его натуральный цвет кожи очень красивый, а потом приветливо улыбнулся. Эта улыбка была сдавленной, и по ней Тэхен понял, что внутри у Чимина все натянуто, как струна. — Проходи, он в кабинете. — Ты говорил ему, что я приду? — спросил парень, снимая туфли и влезая в тапки, которые Тэ заранее ему приготовил. — Мы не в тех отношениях, чтобы разговаривать просто так друг с другом. Я передал через папу. — У тебя тоже с ним плохие отношения? Тэхен пожал плечами и проводил Чимина, а сам пошёл на кухню. Там он достал из бара бутылку виски и стакан, закинул в него лёд и наполнил алкоголем. Это напомнило ему о Джине и тех славных временах, когда они выпивали вместе и болтали обо всем на свете. Тогда, хоть это и казалось довольно странным общением, но они сблизились и помогали друг другу переживать сложности. Парень потянулся к мобильнику и нашёл номер альфы в контактах. Он внимательно уставился на чужое имя, неотрывно смотря некоторое время, а потом заблокировал телефон, откладывая. Иногда, когда становилось особенно грустно, он задумывался о том, как у мужчины дела, чем он занимается, что происходит в его жизни. Смог ли он отойти от всего произошедшего, ведь, несмотря на то, что он виноват, причём очень сильно, Тэхен не мог его ненавидеть. Ему было очевидно, что все это сделано от одиночества и внутренней опустошённости, которую он ошибочно принял за истину. Выпив несколько стаканов подряд, Тэхен почувствовал покалывание под ребром. Он нехотя поднялся и уставился на своё отражение в металлической поверхности холодильника. Из-за выпуклой дверцы изображение исказилось, делая нижнюю часть лица неестественно широкой. Тэ глубоко вздохнул и задержал дыхание, прикрывая глаза. По его венам гонял алкоголь, и он почти физически это чувствовал, потому что внутри тело было размякшим и разгоряченным, и было тяжело держать себя на ногах. Для кого-то это могло быть пустяком, не имеющей смысла мелочью, глупостью, чем-то, что вскоре обязательно пройдёт, но Тэхен, чувствуя себя уродливым каждый раз, когда смотрелся в зеркало, просто не мог жить дальше. Эта мысль крепчала, плотнее прогибала его под себя. Ненависть к себе становилось необъятной, страх, что так будет продолжаться, причинял ещё больше мучений. Иногда ему хотелось родиться заново, с другим лицом и другим телом. Как психолог он понимал, что дело не во внешности, которая многим даже нравилась. Все было в голове, как и сказал Чимин. Все эти комплексы, которые буквально сломали его на мелкие кусочки, шли откуда-то издалека, из детства. Из того времени, когда родители бесконечно ругались. Когда папа выгонял отца и просил забрать «своего сына» с собой, заставляя снова и снова чувствовать себя ненужным. Из того времени, когда кто-то написал ему в соцсетях, что в жизни он выглядит хуже, чем на фото. Из школьных времён, когда он наблюдал за тем, как омеги сначала дружат с альфами, а потом начинают с ними встречаться, а с ним никто не хотел дружить, потому что он был слишком стеснительным и не знал, как себя правильно вести. Из времён, когда одноклассники смеялись над ним из-за слишком тёмной кожи, из-за квадратной улыбки и двойного века только на одном глазу. Тэхен приложил руку к сердцу, чувствуя, как эти болезненные воспоминания заставляют его нервничать и сжиматься. Глаза повлажнели, и ему стало до ужаса жаль себя. Он с силой надавил на веки, собирая непрошеные слёзы, похлопал по щекам и снова поднял взгляд на искажённое отражение, едва слышно, но серьезно выдыхая ему: — Ты красивый Но оно этим словам не поверило. Через некоторое время, проходя мимо кухни к выходу, Чимин заметил Тэхена, который лежал корпусом на столе, придерживая рукой горлышко бутылки. — Помимо неуверенности в себе, у тебя ещё и алкогольная зависимость? — Пак присел напротив и похрустел позвонками, испытывая напряжение в каждой клеточке своего тела. — Уже поговорили? — пробубнил Тэхен, поднимая голову. Вид у него был уставший и наряженный, и Чимин недовольно сжал губы. Он иногда задумывался о проблемах этого парня, хотя своих было по горло, и искренне хотел ему помочь, только не знал как. Из обрывочных фраз, из мелких ситуаций и прочего, Чимин знал, что Тэхен много выпивает и иногда курит травку, и ему это не нравилось. Ещё он пару раз видел, как тот глотает какие-то таблетки. Пак понимал, что этот неразборчивый образ жизни не мог довести до добра. — Может тебе стоит обратиться к врачу? Ну, или к сокурснику, которому ты можешь довериться. Знаешь, иногда такое случается, что у кардиохирурга может произойти инфаркт. Понятное дело, что сам он себя спасти не сможет. Также с тобой. Уверен, ты понимаешь, что происходит, но починить не можешь. Обратись к кому-нибудь. — Почему ты говоришь об этом? — Тэхен потёр глаз и приподнялся, смотря на Чимина в упор. Это было странно, но ещё недавно он не выносил этого парня, а уже сейчас, он, этот самый Пак Чимин, который все время мешался под ногами, стал первым человеком, кто интересовался его жизнью и болью. — Потому что я знаю, что ты чувствуешь. Я чувствовал то же самое, когда мне впервые пришлось расстаться с Чонгуком. Я себя ненавидел, я не мог смотреть в зеркало и общаться с людьми. Я хотел только увидеть его снова и на коленях умолять о прощении. — И что сделал, когда увидел? Упал? Умолял? Чимин тяжело вздохнул и потёр лицо руками, понимая, что ответ Тэхену не понравится. Да и ему самому он совсем не приходился по душе. — Нет, почему-то не счёл нужным. Почему-то подумал, что это не необходимо, раз Чонгук и так простил меня. — Что думаешь теперь? — Теперь думаю, что должен приложить все усилия, чтобы по-настоящему заслужить прощение. Я обязательно пройдусь по каждому сантиметру Берлина и найду его. И когда я его найду, я буду умолять и доказывать столько, сколько потребуется. Даже если на это уйдёт вся жизнь. — Мне нравится твой настрой, — сказал Тэхен и пьяно улыбнулся, поднимаясь со своего места и подходя к Чимину. Тот тоже встал и в недоумении уставился на парня, ожидая чего угодно, но только не объятий. А это были именно они. Тэхен, который был на полголовы выше, опустился виском на чужое острое плечо, целиком обхватил парня двумя руками и громко хлипнул ему в ухо, покачиваясь. Чимин, растерявшийся от такого неожиданного проявления чувств, замер, не зная, как реагировать. У Тэхена была тяжёлая голова и крепкие руки. Он был примерно одного роста с Чонгуком, и пахло от него тоже похоже — сигаретами и собственным природным запахом каких-то ягод. И Чимину на мгновенье ошибочно показалось, что он в объятьях Чона. Что это он крепко прижимается к нему, дышит в шею и водит аккуратной ладонью по спине. Его уставшее, страдающее и истерзанное разлукой сердце слишком легко обманулось, заставляя Чимина издать громкий, сдавленный звук, походящий на предвестника подступающих слез. Он знал, что скучает по Чонгуку, как сумасшедший, знал, что иногда даже не может без него дышать, но почему-то думал, что может это контролировать. Думал, что справляется, думал, что все не так плохо, как в прошлый раз, что он сможет жить, ведь у него есть причина — найти Чонгука и вымолить прощение. Но он понятия не имел, что поражён настолько сильно. Его тело, его органы, каждая клетка, он целиком до корней волос — все нуждалось в этом человеке. Его душа едва не покинула тело, настолько это объятие было болезненным и нужным. Спустя несколько секунд Тэхен почувствовал, как кулачки Чимина сжимают ткань его футболки со спины, а сам он утыкается лбом в его ключицу, глубоко внутри благодаря Тэ за все. Даже за этот минутный обман, который вновь заставил его почувствовать, насколько он слаб перед своей любовью. Время тянулось нечеловечески медленно. Чимин много гулял, чтобы чем-то занять себя, но большую часть времени он проводил в своей комнате, перебирая вещи Чонгука снова и снова. Он постоянно думал о том, как тому было больно и тяжело, раз он уехал даже не забрав свою одежду. И это всякий раз расстраивало его сильнее, и он не мог дождаться отлёта в Берлин. Разговор с отцом Чонгука, пусть и состоялся, но Чимин все же не чувствовал удовлетворения после него. Казалось, что ничего не изменилось. С суровым лицом мужчина выслушал его, не прерывая, потом поблагодарил за правду и попросил покинуть его кабинет. Чимин ожидал чего угодно, но только не такого каменного спокойствия. С другой стороны, он сделал то, что должен был, а как будет дальше, уже не было его заботой. Оставалось лишь решить вопрос со своими родителями, что тоже вызывало у него неприятные эмоции. С отцом они так и не разговаривали, все было странно и непонятно, и он ненавидел тот факт, что чувствовал поддержку от чужих людей, а от своих родителей — нет. Одним вечером, за день до отлёта, Чимин вышел в зал, где его папа сидел за ноутбуком и опустился рядом. Он не делал так со средней школы, поэтому мужчина насторожился и посмотрел на сына из-под очков. — О чем-то хочешь поговорить? — Ты знаешь, что я улетаю завтра? — Ты уволился? — Да, ещё несколько недель назад. Я никогда не хотел быть юристом. Думаю, сейчас самое время что-то менять. Как считаешь? Мужчина хмыкнул, отложил ноутбук и снял очки, откидываясь на спинку дивана. Он был уставшим и по нему было видно, что сейчас не лучшее время для разговора, но Чимин боялся, что другого может не быть. — В этом году тебе двадцать шесть. Не поздно ли менять? — Я хочу заняться видео-играми. Я смотрел, в Берлине есть хорошие курсы. И там я смогу вылечить свою руку. Надеюсь. — На какие деньги будешь жить там? — тон мужчины был холодным, он старался сделать его безразличным, но было очевидно, что ему все это не нравилось. — На деньги с квартиры. Джин уже продал ее и перевёл деньги на мой счёт вместе с положенной компенсацией. Поэтому можешь обо мне не волноваться, я сниму хорошую квартиру, друг Джина мне поможет. Я знаю английский, поэтому не потеряюсь. Я давно живу отдельно от вас, и до этого момента все было хорошо, впредь будет также. Я вырос. Мужчина промолчал. Он налил в стакан воду с бутылки, что стояла на журнальном столике и сделал большой глоток, после чего вытер рот тыльной стороной ладони. Он опустил глаза на свои руки, что лежали у него на коленях и вдруг спросил: — Я могу узнать настоящую причину вашего с Джином разлада? Чимин поджал губы и коротко кивнул. У него вдруг быстро-быстро забилось сердце. Он и без этого вопроса собирался все рассказать, но внизу живота неприятно сдавило, и он потянулся к тому же стакану, из которого пил его папа. От воды легче не стало, поэтому он решил не тянуть. — Чонгук, — просто сказал он и почувствовал неожиданную слабость во всем теле. В этот момент его будто выпустили из многолетней тюрьмы, в которую он сам себе заточил, и эти тиски, что сдерживали все это время его чувства под замком, наконец раскрылись, позволяя облегченно выдохнуть. Лицо Пака-старшего посерьёзнело и заострилось. Он закрыл глаза тонкими пальцами, и по рваным всхлипам Чимин понял, что он плачет. Омега также почувствовал, как ресницы намокают, как ему становится плохо и жарко внутри. Он поднялся и сел перед мужчиной на колени, кладя ладони ему на ноги. Эта реакция говорила сама за себя. Пак-старший догадывался. Вероятнее всего, догадывался с самого начала, но упорно гнал от себя эти мысли, стараясь придерживаться жестокой версии самого Чимина, который столько лет обманывал и себя, и других. — Послушай меня, пожалуйста, — Чимин провёл ладонью по носу, убирая жидкость и сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Я знаю, что ты не хочешь в это верить, что ты разочарован во мне, я все это понимаю. Но в этом нет твоей вины, это не может прийти из-за того, что ты сделал что-то неправильно или кто-то другой. Это то, что ничем не изменить, сколько не пытайся. Потому что я по себе знаю, ты сам видел, сколько лет я упорно трудился, чтобы измениться, сколько лет я был с Джином, убеждал и себя, и его, что влюблён. Но все рухнуло, когда я увидел Чонгука снова, — слёзы наполняли его глаза, и он то и дело смахивал их, размазывая по лицу. — Ты не представляешь, насколько тяжело мне было. Ты не представляешь, как я винил себя за то, что сделал тогда ему. Я любил его, папа, всегда. Всю жизнь. Я всю жизнь ждал его, я всю жизнь наделялся, что однажды проснусь и снова окажусь в том дне. И все исправлю. Что-нибудь придумаю, лишь бы не сделать ему так больно, лишь бы не сломать его так сильно. Я не тот сын, о котором ты мечтал. Можно сказать, что я — самое большое разочарование в твоей жизни, — он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, в груди у него кололо, а горло было забито слезами. — Почему ты сейчас решил это сказать? Столько лет молчал, а сейчас решил сказать, почему? Молчал бы дальше. Молчал бы, чтобы я не знал и мог спокойно спать. Спать и надеяться, что у тебя может ещё быть все хорошо. — Потому что я очень люблю тебя. И однажды я уже доказал это, я выбрал тебя и отца, выбрал ваше спокойствие, и ради этого разрушил жизнь того человека. Но я не могу поступить так дважды. Я неправильный и плохой, но я хочу исправиться. Теперь я хочу выбрать его. Потому что все прошлые разы я выбирал тебя, отца и Джина, всю жизнь выбирал вас. Я хочу заранее попросить у тебя прощение за эти слова, но теперь, я буду всегда выбирать его. — Я не хочу ничего об этом знать, — вытирая лицо, сказал мужчина и поднялся, сбросив с себя руки сына. — Ты уже взрослый, живи, как хочешь, только не впутывай меня. Я не хочу ничего слышать о твоих страданиях и твоей несчастной любви. Считай меня плохим родителем, но меня ни капли не тронула твоя грустная история, — он перевёл дыхание и достал с полки упаковку успокоительного. — Уезжай, — сказал мужчина, выпив несколько таблеток сразу. — В самом деле, уезжай. Потому что теперь каждый раз, видя твоё лицо, я буду чувствовать себя никчемным. Я буду чувствовать, что все сделал не так, что родил и воспитал неправильного человека. Я не хочу так себя чувствовать, поэтому уезжай, чтобы я забыл и об этом разговоре, и твоей глупости, которую я столько лет пытался игнорировать. Твой отец всегда хотел второго ребёнка. Он умолял меня, но я так много работал, что не мог себе позволить. Если бы я знал, что так будет, я бы родил ещё. По крайней мере, мне бы не было так обидно, что я потратил время впустую, пытаясь вырастить из тебя человека. Чимин поднялся на ноги, глянул на покрасневшее лицо родителя и почувствовал себя полным подонком. С другой стороны, он ведь с самого начала знал, что так будет. И тогда в детстве соврал, потому что знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Каким бы взрослым Чимин не был, он по-прежнему хотел добиться любви от родителей, но правда и любовь, что он так трепетно хранил в своём сердце, сделало это желание неосуществимым. — Если когда-нибудь почувствуешь, что злишься не так сильно, — сдавлено произнёс Чимин, чувствуя, как подрагивают колени, — дай о себе знать. Я не буду напоминать о себе, чтобы не причинять ещё больших неудобств. Всю прошедшую ночь Чимин не мог уснуть. Ему было плохо, болело сердце и голова, каждый сустав ныл, все внутри скручивало, и, казалось, даже поднялась температура. Его разрывало от осознания того, что за одну возможность любить и быть собой, он платит слишком дорого. На следующий день Юнги и Тэхен проводили Билла и Чимина в аэропорт. В Сеуле Чимин оставил родителей, истинного, боль, которую они ему причинили и пятнадцатилетнего испуганного мальчишку, который в будущем причинил себе и всем, кого любил слишком много страданий. На этом десятилетняя борьба Чимина с самим собой и призраками прошлого, наконец, закончилась.